Последняя игра Окделла

Я педантично поправил манжет и продолжил изучать стену темницы так, словно это было самое интересное занятие, какое только можно представить. Сидящий рядом со мной Левий только горько вздохнул, но все же промолчал. Наши отношения с новым главой Талигойской церкви не сложились сразу и, судя по всему, окончательно. Это немного удручало и, честно говоря, давило на мозги, но я успокаивал себя тем, что сегодняшняя встреча будет первой и последней, что очень скоро я покину проклятую столицу и не вернусь сюда до тех самых пор… до каких пор, я, кстати, так и не решил, но пришел к выводу что пора та будет крайне поздней, если вообще случится. Появившийся в комнате комендант Багерлее воспринялся мной как Спаситель Создателей, и единственная причина, по которой я его не расцеловал, была все еще гноящаяся нога, которая не добавляла мне прыти. Посему Левий успел встать первым и завести столь нужную ему беседу о посещении троих заключенных, а дальше было посещение пленных. - Герцог, вас не затруднит остаться здесь, пока я выберу для герцога Алва пристойное помещение? - произнес Левий, хмуря брови и явно торопясь на поиски этого самого пристойного помещения, иной причины, по которой он забыл о нашей взаимной нелюбви, я придумать не мог. Ну, не хотел же он дать мне поговорить с бывшим монсеньором, в самом деле! Я лишь пожал плечами и кивнул. Хлопнула дверь темницы, и в камере стало до омерзения тихо. Алва не спешил начать разговор, то ли не хотел разговаривать со мной, то ли банально не мог. Восемь дней в подобном месте из кого угодно сделают тихого человека, а Рокэ и до этого был не особо словоохотлив в моем присутствии. - Почему Вы здесь? – все же произнес Алва, когда в его темницу принесли кувшины с вином и водой, а с рук сняли кандалы. - Я приехал за Айри, - произнес я, продолжая разминать раненную ногу. - И как? – усмехнулся Ворон, не шелохнувшись. - Забрали? - Да, - глухо произнес я, наливая два бокала воды и протягивая один южанину. Тот скептически приподнял бровь, словно припоминая мне один такой бокал, но я этот взгляд проигнорировал и, пожав плечами, поставил хрусталь на стол. Потом помедлив, сделал один большой глоток из своего бокала и вновь задумчиво уставился на стену, теребя в руке черный камень, с которым в последнее время не расставался. Он напоминал мне те беззаботные дни, когда я мог обыгрывать в карты Жиля и безнаказанно глупить, зная что Рокэ и тетушка не бросят – защитят. Говорить было совершенно не о чем. Нет, конечно, была неисчерпаемая тема, посвященная моей глупости, но за прошедшие месяцы она стало какой-то неактуальной и бессмысленной. Я прекрасно знал, что Алва может сказать мне, а он знал, что я отвечу на это, поэтому мы и молчали. - Ты еще глупей, чем мне казалось, – все же произнес Ворон через пару минут, устало прикрывая глаза. - Нет предела совершенству, - буркнул я, не отводя взгляда от стены и не произвольно сжимая камень в руке. - Мне стоило позволить тебе умереть тогда… на дуэли. - Вам не стоило принимать мою клятву, сам бы умер. - Щенок, - зло и как-то отчаянно рыкнул Алва. Я лишь усмехнулся на оскорбление и поднялся со своего места, поудобней перехватил трость и побрел к выходу. - Кукушонок, - произнес я, оборачиваясь, и смотря на мужчину с легким презрением. Что-то страшное мелькнуло во взгляде южанина, а в следующую секунду он вскинул руку с моим же кинжалом, который у меня одолжил Левий, в тщетной попытке самостоятельно освободить Алву. Сталь рванула в последний для меня полет, но каменная кладка вдруг ушла у меня из-под ног и, я поскользнулся на ровном месте, разминувшись с летящей смертью всего на четверть бье. Кинжал вошел в деревянную розу у меня над головой, а я удивленно сидел на полу, испуганно держась за трость. Взгляд Ворона не предвещал ничего хорошего, и я всерьез забеспокоился о собственной жизни, но тут верные камни вновь пришли на выручку своему глупому Повелителю и черный карас выпал у меня из рукава. Он глухо ударился о собратьев на полу и покатился прочь, прямо к ногам Алвы. Я было дернулся за своим маленьким сокровищем, но боль в ноге остановила мою прыть и я заскулил, хватаясь за рану, едва не теряя сознание. Из глаз невольно брызнули слезы, затмившие собой и без того скудный свет камеры. Плакать хотелось до безумия сильно, а еще хотелось рассказать все что со мной произошло и сознаться во всем своем вранье и в том что задумал, тоже сознаться хотелось, но больше всего хотелось получить привычного подзатыльника и не страшной угрозы из уст эра. Но Алва сидел на своей кровати и явно не спешил не то, что восстанавливать, а даже вспоминать те времена и от этого было еще обидней и больней. Я уже всерьез решил разреветься как мои маленькие сестрички, как вдруг меня легко подняли с полу и усадили на тюремную койку. - Дай посмотреть, - хрипло произнес Алва, пытаясь разжать мои руки, но я зачем-то сопротивляюсь. - Не надо, - произнес я сиплым от жары голосом, смотря на бывшего эра и не спеша убирать свои руки из его рук – Уже не больно. Правда. Рокэ недоверчиво вскинул бровь, но настаивать не стал. Он лишь еле заметно поднял уголки своих губ и, немного помедлив, стер все же выступившие слезы с моего лица. Руки у него были горячие и шершавые, совсем не такие, какими я их запомнил в нашу первую встречу, и от этого почему-то стало очень грустно и даже как-то противно. - Уезжай из столицы, - помедлив, произнес Ворон, все же убирая руки от моего лица – Забирай сестру и уезжай. Это приказ. - Вы же освободили меня от клятвы, - улыбнулся я, перехватывая его руки – Помните? Так что я не подчинюсь. Рокэ что-то хотел ответить, но тут заскрипела дверь, и в комнату помедлив вошел Левий. - Я нашел более подходящие для Вас покои, герцог, - произнес он, а я поспешил уйти, попутно вытаскивая кинжал из стены и возвращая его на законное место. На Алву я не оглянулся, лишь бросил священнослужителю, что моя нога вновь разболелась и не позволяет мне продолжить его сопровождать. Левий, кажется, вздохнул в ответ на это с облегчением.

***

Погода была мерзкой. Причина, которая вытащила меня из теплого дома, премерзкой. Место, куда я величественно и гордо, но крайне медленно и степенно ехал верхом (дабы не навредить в очередной раз ноге) было самым мерзким из всех возможных. Компания, кстати, тоже была омерзительной, иной она, в мокрый снег, перед усыпальницей давно умерших людей, быть просто не может. Наверно именно по этому я сейчас так увлеченно и зубоскалил с Валентином, пытаясь уколоть оппонента побольней и при этом не получить болезненной шпильки в ответ. Остальные собравшиеся в этот мерзкий день в Старом Парке с явным любопытством следили за нашей перепалкой, которая медленно, но верно вела нас с Беспозвоночным если не к дуэли, то хотя бы к банальному мордобою. Что-то мне подсказывало, что особо ушлые ребята из собравшихся с удовольствием устроили бы герцогский тотализатор, но их останавливало присутствие сурового и явно недовольного всем происходящим Робера. Но даже во всей этой мерзости были свои плюсы - кажется Альдо медленно, но верно оттаивал по отношению ко мне, ну или как и я решил поиграть в поддавки, что в принципе тоже было неплохо, а главное, он точно верил в то, что мы со Спрутом не в ладах. Не зря же он собирался перезахоронить останки наших предков вместе и всячески пытался свести нас, не забывая приставить смотрящих, что бы мы с Тино не переубивали друг друга случайно. Это значительно упрощало мне дело и экономило время, что не могло не радовать. Впрочем, это было не единственное, что меня радовало, последний приют первого из Олларов и его жены был поистине прекрасным местом и если бы не перспектива лицезреть два трупа четырехсотлетней давности, я с удовольствием побродил бы по старому храму несколько часов, а так, хотелось сбежать отсюда побыстрей и забыть поскорее. С недавних пор мертвых я не любил даже больше, чем живых. Но увы, сбежать не получалось и мне пришлось смотреть как рабочие вскрывают усыпальницу, как ломают гранитные плиты и кованые решетки. Каждый удар сопровождался мерным гудением камней, который с каждым ударом становился все сильней и сильней. Поэтому, когда усыпальница все же была вскрыта и показались белые ступени уходящие куда-то вниз, все что я слышал, были возмущенные голоса камней. Они роптали на живых, о том, что те поступают неправильно и что мертвых не стоит тревожить. Они возмущались, что пролитой крови из одного распоротого брюха слишком мало и что кровь с кислым вином совсем-совсем не сочетаются. Они шептали, что здесь хранится тайна, которую их Повелитель должен узнать. Они говорили, что тайна важна настолько, что старый король с ней не расстался и после смерти. Они требовали достать эту тайну прямо сейчас. И я невольно подчинился, первым хватаясь за шкатулку, что Оллар и после смерти сжимал в своей руке. Я хотел было ее открыть, но меня остановила рука Альдо, которая слишком сильно схватилась за мое плечо и возмущенно тряхнула. - Это может подождать, - долетел до меня голос блондина и я нехотя согласился, не выпуская шкатулки из рук. Ее содержимое было куда важней, так говорили камни, а еще они говорили, что мне стоит поскорее уйти отсюда, что скоро мертвые возьмут свое. Голос Робера, утверждавший, что в комнате яд, долетел до меня словно через толщу воды. Кто-то схватил меня за плечо и поволок к выходу, но я этого совершенно не чувствовал, как и того что начинаю задыхаться. Камни продолжали говорить, и их рассказ переключился с прошлого на настоящее, а от него плавно перетек к будущему. Камни говорили, что излом я встречу в могиле.