***
Проснулась я, когда ведь острог на ногах был. Дружинные тренировались, а осторожьи к спасу готовились. Я вышла из сеней и пошла к мужу, тот, заметив меня, улыбнулся. Он весело наблюдал, как Бус с Вышенем боролись. Вот богатырь ударил следопыта в нос, и тот повалился на землю. — Аникей, хорош на девку пялиться, ей не дружинник нужен, а муж надёжный. Это Финист у нас везучий, за ним жена и в огонь, и в воду, а эта тебя на месте удерживать будет. Вставай, давай лучше делом займёмся, — Аникей вскочил со своего места и подошёл к богатырю. Он смотрел на него исподлобья, тёмными, почти чёрными глазами, а затем резко ударил кулаком по лицу. Воин отшатнулся, и затем перехватил следующий удар. — Аникей! — обиженно воскликнул он, — из-за девки, что ли? — Парень стоял к нему спиной и тяжело дышал, а затем резко сорвался с места и попытался ударить того сапогом. — Плохо дело с парнем. Вовремя он к Перуну пришёл. Вовремя, — я выпрямилась и шагнула к Аникею. Парень как раз отскочил от Буса, и я успела заступить ему дорогу. — Стой, не надо. — Ты мне не мать, я не обязан тебя слушать, уйди, — он цедил слова сквозь зубы, а взгляд его полыхал бешенством. — Но можешь послушать, — я ласково коснулась его щеки. Парень в ответ дёрнулся и схватил меня за косу, дёргая за неё и заставляя закинуть голову назад. — Ты… Как же ты меня раздражаешь, всё время куда-то лезешь, что-то хочешь, с Финистом обжимаешься… Ты мне никто, слышишь? Никто! Так почему я так к тебе отношусь? Почему?! Почему я тебя полюбил? — он переходил с крика на шёпот и грубо тряс меня за плечи. В его глазах плескалась паника. Он не мог справиться с собой. Острог замер. Я резко дёрнулась и повалила его на землю, садясь сверху. — Финист! Бус! Держите его, — воины послушались меня, но с трудом удерживали несильного парня. — Да сколько ж… в нём… силы-то? — прохрипел от натуги богатырь. — Вся перунова, он от него сейчас питается, — я распахнула его рубашку на груди и увидела то, что искала. На его шее висел крест. Протянув руку, я сорвала его, и в тот же миг парень перестал сопротивляться. Громко грянул гром. — Ты, дурак, зачем иисусово знамя надел? Ты перунов теперь, прими это. Он не потерпит других. Из-за креста всё это, Бус. Не волнуйся, не должно быть боле такого, — пояснила я для воина и, опершись на руку мужа, поднялась. — Пройдёт это все, Аникей. Пройдёт. Перун не терпит других. — Муж недовольно глянул на парня, но не сделал ничего. Я пошла в сени — у меня и свои дела были. Праздник сегодня не только у христиан, и мне нужно было подготовиться. Травы нужные было легко найти в лесу, но кроме трав в праздничном ритуале были и другие вещи. — Годун, праздник сегодня не только у вас, но и у нас, я уйду сегодня. К празднеству вернусь. — Одна? — Нет, Финист тоже празднует, и Аникей должен. Но они сами по себе. Я Ладу позову, ежели согласится — пойдёт. Я богине её представлю. Будет — не будет она жрицей — не знаю, но лишняя защита никогда не мешает, — ответ мне был не нужен, я в любом бы случае ритуал проводила, но формальное лидерство соблюдаться должно было. — Хорошо, я да Вышень собираемся проверить место одно, так что мы тоже пойдём, до праздника в крепости только Бус, а его одного мало, ежели язычники набегут, так что возвращайтесь скорее. — Спасибо, — я кивнула и направилась к девице. Она орех в пуки вязала. — Лада, пойдёшь со мной ритуал проводить? Дары богиням приносить да благословение от них получить? — А Аникей будет? — Он свой ритуал проводит, как и Финист. Идёшь? — Сейчас? — А почто ждать? Глядишь, к трапезе и обернёмся. — Ну пошли, — девушка поднялась, отряхнула платье и направилась за мной. Ни Аникея, ни Финиста в крепости уже не было. — Снова на капище своё идёшь? — старик, не дожидаясь ответа, выпустил нас за ворота. Только мы немного отошли, как я остановилась. — Так, Лада, мы сейчас в лес пойдём, деревья нужные искать, а я по пути расскажу тебе о том, как ритуал мы проводить будем, — мы шли и шли вперёд. Деревья мелькали перед нами одно за другим. — Нам нужны берёза и ива рядом. Хорошо бы полный круг собрать, но сейчас таких раз, два и обчёлся. Берёза как моё дерево и моей богини, а ива твоя и Лелина. Как найдём мы их, там схороним травы взятые и за зайцами пойдем. Эх… Вот в былые времена пред битвой быка приводили, а в мирное время медведя притаскивали. Вот боги радовались. А сейчас… — я раздосадованно махнула рукой. Мы долго говорили, не замедляя шага, но нужных деревьев пока не находилось. — Да вот же они! — Лада воскликнула, указывая рукой в сторону. — Молодец, глазастая. Теперь травы тут кладём, а сами идём силки ставить. — А потом что? — Узнаешь, — уже знакомые заячьи тропы встретили меня тишиной. — Чувствуют животные, вот и прячутся. Смотри, как надо… — я показала ей, как из тонкой верёвки силок вязать да надежный ставить, вскоре у неё стало получаться. — Ясна, а я ведь Аникея люблю. — Знаю, девонька, знаю… — А он по тебе сохнет, на мужа твоего ревниво так смотрит, словно ударить хочет, но не трогает. — И это знаю. Но позабудет меня Аникей скоро. Только ежели другом оставит. Перун, он не терпит соперников. А я не ему, к тому же, судьбой назначена. Ему другая, только она ещё не совсем в нашем мире, чтоб принять это. — Как это? — Ежели сегодня не поймёшь, то не нужно оно тебе. Давай лучше хворост собирать, мы костёр делать будем, — солнце медленно скатывалось к краю горизонта. Вскоре костёр был собран, и мы вернулись к силкам. В них билось несколько зайцев. — Ой, какие милые, — Лада протянула к ним руки. — Не трогай — сбегут. Нам нужно три. Я достану, а остальных ты отпустишь. — Девушка кивнула, а я приблизилась к зверям. На известную нам поляну мы вышли довольно быстро. — Зажигай костёр, а трав туда кинь — полыни, берёзовых листьев, ивовых да дурмана щепотку, — девушка беспрекословно выполняла мои указания, — а теперь повторяй за мной, — когда костёт немного прогорел и по воздуху поплыл горьковато-сладкий запах трав, мы начали. — Мать Мокош, тебя зову, тихим зовом призову… Леля, девица-богиня, я молю, приди ко мне, наяву, а не во сне… Девана — охотница, мирного люда кормилица, к тебе зову-взываю, без тебя я изнываю… — слова сами лились с губ, и вот на поляне уже слышится неясный гул, а затем сознание заволакивает туман. На поляну опускается ночная темнота, хотя солнце ещё на небе. Я, словно со стороны, вижу, как ножом вскрываю горло живым зайцам. Мягкий мех приятно щекочет пальцы, я ощущаю, как тёплая кровь льётся по рукам, скатываясь в чашу, которую держит Лада. Затем я выплёскиваю её в костер, и пламя взлетает до небес, воздух наполняется силой настолько, что становится сложно дышать, а тёмные тени образуют три женские фигуры. Следует вспышка, на мгновение я теряю связь с реальностью, и вот я уже ощущаю жар огня за спиной и вижу Финиста рядом, ощущаю его горячие шершавые ладони, истёртые клинком и луком, осторожно касающиеся голой кожи. Страсть кружит голову, сбивчивое дыхание смешивается, а мы продолжаем смотреть друг другу в глаза, видя отражение собственных чувств напритив. Серые в зелёные, и единый стук сердца. Лёгкое касание, словно толчок, подталкивает нас к друг другу, а дурман пьяной сладостью оседает на языке, и мы с мужем сливаемся воедино. Недалеко от нас Лада к Аникею жмётся, от воина фонит мощью громовержца. У них пока нет той страсти, но их судьбы плотно сплетены меж собой, так, что даже Верховному придётся уступить. Сладостный туман оплетает разум, уговаривая отдаться во власть этой ночи, этому мужчине, этому чувству — своей судьбе. Дурман не подчиняет, но расслабляет, и я поддаюсь. Движения становятся увереннее и жёстче, и реальность сменяется причудливыми переплетениями образов и чувств, яркими вспышками ощущений. Очнулась я уже у пепелища. Рядом была только Лада, но поляна носила следы пребывания мужчин. — Что это было? — шокированно шепчет юная дева. — Это богини. Малый круг явил себя, но были все. Тебя приняли, и теперь, если ты захочешь с нами быть, тебе нужно только озвучить это. — А я Аникея видела… — Знаю. Я — Финиста. Были они тут. Мокош их привела. Судьбу ты свою видела. — Значит, я — его судьба? — Да. А теперь давай закончим. Пепел нужно на три части разделить. Две у деревьев закопать, а одну по ветру развеять, — девушка кивнула и, всё ещё пребывая в мечтаниях, начала исполнять указания. А у меня в голове осела фраза Матери. Вскоре мы закончили и отправились в острог. Солнце опустилось ещё ниже, но недалече уже показались ворота, а из лесу появился вначале Финист, а затем и Аникей. — Всё хорошо? — оба в ответ кивнули — не принято было ритуал оглашать, и мы вместе пошли к воротам. Люди внутри готовились к празднеству. Они накрывали стол и ставили на него еду. Вскоре все сели за стол. — А не забыл ли про нас батюшка? — Не забыл, велел без него начинать. — Да как же, без благословения-то? — удивилась какая-то женщина. — Ну, раз так сказал, то благословил, — пришлый старик покачал головой. — Ну что, где медок-то? — Бус радостно похлопал себя по животу. — Ну, раз благословил… Люди добрые, со спасом вас, — десятник поднял чашу, и ему радостно ответил гул голосов из-за стола. Я хлебнула из чаши, и знакомая горечь дурман-травы едва пахнула в нос, но я не обратила на это внимания. Народ радовался, не замечая, что разум постепенно затягивает пьяный туман. — Что, Меланья, может, порадуешь наших гостей, да и нас заодно, споёшь что-нибудь? — Ой, Прохор, мне петь — только срамиться, — женщина смущённо отвела взгляд. — Да ладно, спой, — она улыбнулась, скромно опустив глаза к долу, а затем запела. — Посеяли девки лён, посеяли девки лён. Девки лён, девки лён… Ходи браво, девки лён. Посеявши пололи, белы ручки кололи. Кололи, кололи… Ходи браво, кололи. Как в этот во ленок, повадился паренёк. Паренёк, паренёк… Ходи браво, паренёк, — её песню быстро подхватили и другие, и я в их числе. Не беря в рот ни капли, старик продолжал подливать всем мёда. Тогда я не обратила на это внимание, и, может быть, всё было бы не столь плачевно. Но я, ещё опьянённая дурманом ритуала, просто не заметила этой травы в меду. Она медленно, но верно оплетала меня ласковой дымкой и постепенно утягивала в приятное забытье. Я, словно пьяная, не могла подняться. — Голубушка, сухарей принеси ещё, — велела девочке Лада, тоже уже пьяная и ещё не отошедшая от ритуала. Девочка кивнула и отправилась в избу. — Добрый мёд, только больно хмельной, — Бус уже слегка покачивался. Финист хмурился, пытаясь сфокусировать взгляд. Аникей тряс головой. — Не хмель это, дурман, — я кивнула, пытаясь подняться, но мне это не удавалось, Курган тоже делал попытки встать. — Эй! Люди! Сюда подойди, кто-нибудь! — Молява орал на весь острог, но кроме меня и дружинника никто не обращал на него внимания. Я хотела встать, ухватилась руками за стол, попыталась подтянуться, но руки и ноги, словно соломенные, не слушались. — Ну кто-нибудь! Ну что же вы?! — продолжал кричать разбойник. — Вытолкни меня из-за стола, — мужчина слабо кивнул и постарался выполнить мою просьбу. Спустя некоторое время у него вышло. Я, оказавшись на земле, уползла под стол. Нужно было очистить тело от травы, что я и сделала. Едкий запах рвоты распространился вокруг. В голове немного прояснилось. Я выползла из-под стола и увидела, как старик открывает ворота, а за ними стоят жрецы Мора. Они волной хлынули в острог. Я тяжело поднялась на ноги. Колени подгибались, не желая держать меня. — Помоги встать, — Курган тихо прошипел мне это. — Не могу, вытошни мёд, легче будет. И дружинникам скажи, а я сделать что-нибудь попытаюсь, — мне наконец удалось поставить ноги ровно и подняться, держась за стол. Жрец насмешливо посмотрел на меня. Зеленоволосая дева подала ему маску. — Приведи, — велел он. Дверь Ладиного дома открылась, и оттуда показалась девочка. — Быстрее! — зелёная убежала в дом. Позади появился едкий запах рвоты. Дружинники пытались встать, но пока это не удалось никому. Мара вывела Голубу из дома и толкнула её к Переругу. — Сегодня Великий бог Мор примет нашу жертву и придёт в наш мир, — он занёс над ребёнком кривой серп. — Братья и сёстры… — Не сестра я тебе, Переруг… — мне удалось встать ровно, и теперь я жёстким взглядом смотрела на него, — и ребёнка ты не тронешь, — я тяжело пошатнулась, но подняла меч, готовясь сражаться. Я понимала, что сейчас я могла получить рану и умереть, ибо ровно стоять я была просто не в состоянии — в бою попаду почти под каждый удар. Жрец махнул рукой, и ко мне двинулась пара воинов. Руки тряслись, но выбора не было — позади были одурманенные люди. Дружинники пытались подняться, но им этого всё ещё не удавалось. За Переругом послышались шаги, а следом показался священник. Он ударил поленом жреца по голове, но сам получил удар в живот и повалился на спину. Курган сумел подняться, кинул нож и бросился в битву. — Финист, ударь меня, — заплетающимся языком сказал Бус. Сокол не ответил. Богатырь тогда сам ударился головой о лучника. Жрецы всполошились и бросились резать народ. Я старалась остановить язычников, но пока около меня было только пару трупов. Один из них кинулся к мужу, думая, что он не успеет уклониться, я кинулась к нему, но воин был не так прост. Он уклонился в сторону и вонзил серп язычника в его же живот. Люди кричали. Бус с Курганом поднялись из-за стола и уже во всю размахивали пудовыми кулаками, сшибая врагов с ног. Финист, лишившись своего любимого оружия, тоже использовал кулаки. Я обернулась и увидела, что Переруг пришёл в себя. Он поднялся с земли и повернулся к Ладиному дому. Жрец распахнул дверь, и почти сразу ему в лицо уткнулся ухват. — Отдай её мне, — прогрохотал он. — Не отдам, — прошептала девушка. Я, шатаясь, шла к ним. — Иди прочь, — Лада боялась, но не отступала. — Прочь! — закричал он, в ярости оттолкнув девушку в сторону. Я качнулась вперёд и нанизала жреца на меч. Тело упало к моим ногам. — Ладе помоги, в себя её приведи, — я потянула тело за собой, убирая его из дома, и закрыла дверь. Когда я вышла, то увидела, что Аникей влетает в дом, а следом за ним бегут двое жрецов. У ворот послышался шум. В них вихрем влетели Годун и Вышень. — Аникей в доме, — знахарь не понял о чём я, а Курган немедля кинулся внутрь. Кречет уклонялся от ударов жреца, но долго так быть не могло. Я подлетела и сильным ударом вскрыла тому брюхо. — Спасибо, — пробормотал кузнец. Количество живых жрецов становилось всё меньше, в одном только доме стоял грохот. У ворот мелькнули зелёные волосы, но я снова не обратила на это внимания. Годун бросился к дому, в котором до этого скрылся Курган, но дверь распахнулась, и оттуда выбежал Аникей, едва не сбив воеводу с ног. Жрецов больше не осталось, и Вышень пошёл к раненым жителям, я же осела на землю. Неподалеку так же опустились и Бус с Финистом. — Ну, что ж, неплохо справили годовщину, да, муж? — я едва могла говорить из-за сбивающегося дыхания. Он кивнул, тоже тяжело хватая ртом воздух. — Сейчас отдохну чутка и травок хороших подберу — в миг гадость эту выведем. — Годовщина? — Боги нас свели в этот день, в день Благоденствия, триста лет назад. — Старенькая ты, — богатырь усмехнулся. — Ага, — я тоже улыбнулась, а потом медленно начала подниматься с земли. Из дома вышел Годун. Он пошатывался и смотрел перед собой пустым взглядом. Воин опустился на крыльцо и замер. Сердце тревожно сжалось, но я поняла — уже поздно. Всё же я приблизилась к воеводе. — Что? — Там… Курган… — он не мог говорить, а из его глаз катились слёзы. Я бросилась внутрь, хоть и понимала, что уже поздно. Дружинник лежал с синюшным лицом на полу. В уголках рта скопилась пена, а уже незрячие глаза закатились. Воин был мёртв. Я протянула руку и опустила его веки. — Ясна! Вышень! — голос Аникея раздался снаружи, — скорее сюда! — Я выбежала из дома. Ко мне шёл Аникей, сбоку приближался Вышень. — Мара Ладу порезала. — Неси в дом, — парень послушно пошёл, а я бросилась в сени за сумкой с травами. Когда я вернулась, девушка металась в бреду. — Что с ней? — Не знаю, — я удивлённо уставилась на знахаря. — Выйдете, — велел он остальным. — Её словно собственная кровь убивает. Будто проклятье это, — продолжил он, когда дом опустел. — Нет, Мара ведьмой не была, и Бог их своей силы не имел, а вся сила его у Переруга была. — Я не знаю, как ей помочь. Я жар лечить могу, раны лечить могу, но это… — Лечи, что можешь, а я ответ поищу. — Если не найдём, у неё дня три, — я кивнула, поднялась и вышла. Настроение было поганым. — Ясна, вечером Кургана хоронить пойдём, — Годун хмуро глянул на меня. Я снова кивнула и продолжила идти к сеням — нужно было принести ещё трав, чтобы выиграть больше времени.***
Вечером, в сумерках, весь острог собрался у могилы. Мы стояли в молчании, каждый по-своему провожал воина. Острожьи разошлись, а мы продолжали стоять. На землю уже опустилась ночь, и тихо запели сверчки. — Времени совсем мало осталось, — тихо заговорил Годун, — ежели княжича не найдём, не устоять Новгороду. Его нам искать нужно… — все хмуро кивнули, соглашаясь с воеводой.