Everyone Says I Love You

Идиллия длится чуть дольше месяца. Начинается учебный год, Инти идёт в новую школу, которая, наконец, приходится ему по душе, несмотря на все опасения Харта. Вообще-то, идея о переводе принадлежала Эггси целиком и полностью. Сам нашел, сам всё узнал, сам поговорил с Инти и пришёл с Харту уже со всеми паролями и явками. Только все документы подпиши, да денег дай. Такой подход более чем устраивал Харта. У Эггси тоже начинается учебный год и новые битвы с юными умами, в которых с переменным успехом лидируют то эти самые юные умы, то злой гений Анвина. В театре всё идёт на удивление ровно, и Гарри даже почти перестаёт задерживаться на работе, и это весьма кстати, потому что Анвин, вдохновившись тем первым удачным опытом, видимо, поставил своей целью побыстрее расстаться со своей по недоразумению затянувшейся девственностью. Физической, по крайней мере. Потому что в голове он уже давно с ней расстался, явно. И иногда он выделывает такое, до чего ни один, даже самый взрослый девственник, не додумался бы. Ну, по крайней мере Харту так кажется – потому что девственники обычно не тащатся от римминга, глубокого минета и относительно безобидных игрушек вроде анальных шариков. Но Гарри не спешит, хотя Эггси уже и извёлся весь – нетерпеливый, жадный мальчишка. Отчасти Гарри не спешит потому, что ему откровенно нравится изводить Анвина, а ещё потому, что считает, что в их случае стоит, всё-таки, повременить. Потому что Эггси явно даже не представляет себе, насколько неприятен обычно первый опыт. А самое последнее, чего хочет Харт – чтобы Эггси в очередной раз закрылся. Потому что он куда больше нравится Харту таким – абсолютно и очаровательно бесстыжим. Эмбер возвращается из Европы, где она провела последние полтора месяца лета. И соскучилась, видимо – потому что приезжает каждые выходные, а иногда и на несколько будних дней остаётся, бессовестно прогуливая занятия, но уверяя, что ей за это ничего не будет. Смотрит с умилением на Эггси и Гарри, которые изо всех сил делают вид, что между ними ничего не изменилось – и получается у них ничего так, убедительно даже – но недостаточно убедительно для Эмбер. Ещё Гарри замечает, что Эггси и Эмбер то и дело переглядываются со слишком хитрым видом и начинают шушукаться, стоит им только остаться вдвоём – но этому Харт не придаёт особого значения. Потом уже оказывается, что зря. Потом, когда всё берёт и ровным строем идёт к черту. Всё и сразу – как и положено по всемирному закону подлости. Всё начинается с того, что на пороге квартиры объявляется Анна и выражает желание забрать своего сына обратно. Харт удивлён подобным заявлением настолько, что даже не знает, что ей на это сказать. Впрочем, слова находятся быстро. И они в основном про то, что за последний год это – третий раз, когда она вообще появляется на горизонте и про то, что Харта мало интересует, чего она там хочет. Анна уходит, но Харт понимает, что это начало долгой и очень неприятной истории. Но самое неожиданное – это то, что Харт не желает отдавать сына матери не из вредности или из принципа. А из-за того, что он, оказывается, способен испытывать те светлые чувства, которые обычно испытывают родители к своим детям – любить их, переживать за них, гордиться их успехами. И испытывает это всё как к Эмбер, так и к Инти. Какой ужас. Какая прелесть. Какой кошмар. Благо, что в этот, первый раз, ни Инти, ни Эггси не оказывается дома – потому что Харт надеется решить этот неприятный вопрос малой кровью и не посвящая никого в подробности. Впрочем, через несколько дней, когда Анна, решив, видимо, не размениваться на пустые разговоры и угрозы, приезжает к Энтони в школу, адрес которой каким-то образом узнала, забирает его и отвозит к себе – становится ясно – малой кровью тут не отделаться. Харт решает не ждать и подаёт иск в суд первым на следующий день после того, как Инти звонит ему и интересуется, зачем его отдали обратно маме. На то, чтобы успокоить впавшего в тихую панику ребёнка, твердящего, что ему совсем не нравится там, куда его привезли, выяснить у него, а куда, его, собственно, отвезли (благо, Инти – сообразительный мальчик, и догадался высмотреть и запомнить название улицы и то, как выглядит дом) и убедить его в том, что нет, папа его не обманывает, говоря, что приедет за ним через тридцать минут, уходит почти полтора часа и целый мешок нервных клеток. Потому что это Эггси умел успокаивать Инти. У Гарри это получалось куда хуже. Но, как выяснилось, всё-таки получалось. К счастью. Анна славно устроилась в двухэтажном особнячке недалеко от центра Лондона, огороженном от всего остального внешнего мира, явно недостойного его великолепия, глухой изгородью. И вот в этот раз случается скандал. Плохо то, что случается он прямо при Инти. И хорошо тоже поэтому. Потому что на мать, которая с порога начинает говорить на повышенных тонах и с каждой минутой только добавляя в голос громкости и истеричности, Инти смотрит с почти суеверным ужасом, вцепившись в руку Гарри, как утопающий в спасательный круг. А Харт молчит, разглядывая эту женщину и в очередной раз задумываясь – как же его угораздило-то? Она была невыносима настолько же, насколько была красива. Но невыносимости в ней всё же было чуть больше. И с годами она явно прибывала. А вот красота – не вечна. И как Харт раньше об этом не подумал?.. В общем, он молчит. Анна кричит что-то о том, что он сломал ей жизнь, заставив родить этого ребёнка. Что-то о том, что у него нет никаких прав на её сына. Что-то о том, что Харта найдут в переулке с простреленной головой и она всё равно заберёт Энтони себе, ну и прочие замечательные вещи. Харт молчит. Потом кивает, церемонно прощается, треплет Инти по волосам, берёт за руку и ведёт к машине. Анна моментально переходит в плаксивый диапазон и просит остаться хотя бы на денёчек, обращаясь уже к Инти. Тот смотрит на Гарри и с ужасом мотает головой. Нет, конечно нет. -Запрыгивай, - командует Харт, останавливаясь у машины. -Можно вперёд? -Можно вперёд, - кивает. Когда Инти хлопает дверью машины, Анна грозит Харту судом и хлопает дверью дома так, что стёкла звенят. Хорошо, что у Харта полно знакомых адвокатов. Адвокаты очень любят театр. Так что в суд он подаёт первым, морально готовясь к тому, что это будет долгий, муторный и очень невесёлый процесс. Но если тем вечером он думал, что они справятся с этим вместе, то на следующий день происходит ещё кое-что. И Гарри вспоминает, почему никогда не стремился иметь нормальную семью, выводок детишек, стабильные отношения с особью своего или противоположного пола, престижную работу. Потому что в конечном итоге от этого одни проблемы. Вот как сейчас. Это же, черт возьми, катастрофа. И он сам во всё это влез. И он очень, очень зол. На всех. Кроме, пожалуй, Инти. Потому что во-первых, на него не за что злиться, а во-вторых – даже если было бы за что – злиться на него просто невозможно. Всё происходит из-за того, что Эмбер забывает снять кольцо. Она приезжает к позднему субботнему завтраку, что уже постепенно входило в традицию, треплет Инти по волосам, тыкает сонного Эггси под рёбра, обнимает Гарри. Говорит, что им сегодня обязательно нужно выйти на улицу – потому что погода просто аномально-хорошая. Кольцо Харт замечает ещё за завтраком. То, что это не просто побрякушка на безымянном пальце, а грёбаное обручальное кольцо, понять не сложно – во-первых, Эмбер никогда не носила ни колец, ни браслетов, ни серёг, а во-вторых – как только она понимает, куда именно смотрит Гарри – то тут же, инстинктивно, накрывает левую руку правой. И бросает быстрый взгляд на Эггси. Чудно. Он в курсе. Просто волшебно. -И когда ты собиралась мне сказать? – как можно более спокойно, серо, нейтрально, безэмоционально интересуется Харт у Эмбер после того, как с завтраком покончено, и Инти уносится собираться на прогулку, а Эггси моет посуду, стараясь изобразить из себя предмет быта, как можно более незаметный, и они остаются в столовой. -Как можно позже, - честно отвечает Эмбер, - и, конечно, постфактум. Ты был бы против. -Почему ты так уверена? И сколько уже? Я надеюсь, ты, хотя бы, не беременна? -Папа, - закатывает глаза Эмбер, - нет. В середине июля, перед тем, как я... кхм, мы уехали. Потому что я уверена. -Вот как? -Вот как. -Кто ещё знал? -Все. На кухне Эггси очень-очень громко ставит тарелку на сушилку. Харт начинает злится. Эмбер продолжает. -Ты бы сказал, что мне ещё рано. Что мне нужно думать об учебе. Что мне это ни к чему – потому что иногда ты просто невыносим из-за того, что думаешь, что знаешь эту жизнь лучше, только потому, что ты взрослее. -Возможно это потому, что всё так и есть? -Нет, пап. То, что ты весь такой самодостаточный, вполне справляющийся со своей жизнью и сам, и вполне устроенный этим не значит, что все такие. Что я такая. У меня, если ты не заметил, есть голова на плечах. И у меня было время подумать. -И сколько же? – скептически интересуется Харт, ожидая услышать какой-то совсем смешной срок. В конце концов, Эмбер всего-лишь девятнадцать. Ну, почти двадцать. Какое уж тут время на раздумья? Но вот честно - лучше бы он не спрашивал. Потому что Эмбер, тоже начавшая злиться, отвечает. Правду. -Почти пять лет, папочка, - сообщает едко. А потом добавляет, явно намереваясь добить, - и он старше меня на десять лет. И я не хочу слышать ничего про то, что нормально, а что нет. С кухни раздаётся звон упавших на кафель столовых приборов. Харт смотрит на Эмбер испытующе, она смотрит в ответ, упрямо вскинув подбородок и совсем по-хартовски приподняв брови. Не врёт, абсолютно точно. Харт осознаёт масштабы катастрофы. Когда его дочери было пятнадцать, она жила у него и встречалась с двадцатипятилетним мужчиной, а он – её отец, между прочим – ни сном, ни духом. Чудесная история для потомков. -Тебе бы не понравилось, - пожимает плечами Эмбер, видимо, смягчившись немного, - я не хотела, чтобы ты меня осуждал. А ты бы точно осуждал. -Мать знает? -Она спокойно приняла эту новость ещё на моё шестнадцатилетие. Ты же её знаешь. О да. У Эмили всегда были очень либеральные взгляды. Гарри молча кивает. Эггси выглядывает в столовую из кухни, проверяя, не случилось ли смертоубийства ненароком – уж слишком тихо стало. Тишину нарушает Инти, вбежавший в столовую и впечатавшийся объятиями ровнёхонько в отца с радостным возгласом. -Гулять! -Погуляете втроём сегодня? Мне надо поработать. Инти хмурится, но кивает. Инти никогда не спорит с папой. Эггси вздыхает. Эмбер возводит очи горе. -Насколько мы близки к катастрофе? – интересуется Эггси, когда они втроём выходят на улицу. -Боюсь, мы в самом центре бури. Шаг вправо, шаг влево – и снесёт к чертям. Умоляю тебя, не пытайся с ним сегодня говорить об этом. И завтра тоже. И послезавтра. И в обозримом будущем. Эггси неопределённо мычит. Конечно, он заговаривает с Хартом на эту тему в тот же вечер. Роковая ошибка. У всех есть болевые. У Харта, оказывается, тоже. Его непутёвое отцовство. Но проблема в том, что Харт не умеет расстраиваться. Он умеет только злиться. Эмбер такая же – и поэтому она знает, чем будет чреват слишком скорый подъём темы о её скоропостижно раскрытом тайном замужестве. И именно поэтому она и просила Эггси не заговаривать об этом. Но Эггси решает, что она преувеличивала масштабы катастрофы. Потому что Гарри, вроде бы, выглядит вполне себе обыкновенно, ну, разве что чуточку более хмурым – но это же естественно – рассуждает Эггси – не каждый же день твоя дочь выходит замуж тайком от тебя. Дальше он эту мысль, увы, не развивает. Возможно, он бы додумался до того, что когда твоя дочь выходит замуж тайком от тебя – не злиться просто невозможно. Но у Эггси не было детей, а ещё Эггси пока не знал, что Гарри Харт умеет быть той ещё задницей. Но узнаёт об этом очень скоро. Всё заканчивается ссорой. Такой хорошей, полноценной ссорой, которая начинается с того, что Эггси просит Гарри не слишком уж злиться на Бемби, а Гарри интересуется, не кажется ли Эггси, что то, злиться ему на свою дочь или не злиться – это уж точно не его, Анвина, дело. И что он как-нибудь сам решит, с какой стороны ему смотреть на всю эту дерьмовую ситуацию – с плохой или с паршивой. Эггси не затыкается и брякает что-то о том, что Гарри драматизирует. Гарри смотрит на него, как убеждённые атеисты смотрят на чудиков из «Свидетелей Иеговы» и им подобных - давай, расскажи мне, как Бог любит меня. Всё заканчивается тем, что Харт, злой как черт, просит Эггси заткнуться и не лезть в это и говорит, что если бы он не был слепым идиотом – давно бы нашел этого... типа, питающего слабость к школьницам, и сделал бы с ним что-то очень, очень плохое – может быть, просто избил бы, а может, совратил и трахнул бы хорошенько, а Эмбер отправил бы к матери в Америку. -Да ты чудовище, Гарри, - пораженно выдыхает Эггси после этого, мигом подрастерявший все аргументы. Ему кажется, что он сейчас словит от Харта звонкую оплеуху, но этого не происходит. Харт только вздыхает, машет рукой и просит: -Уйди. Просто уйди. Харт не уточняет – из комнаты или из квартиры, потому что сейчас ему откровенно плевать. Возможно, не воспринял бы всю эту ситуацию в штыки, если бы на горизонте не маячила скорая перспектива долгого общения с органами опеки, адвокатами, судьями и ненормальной мамашей Инти. Возможно, он бы так не злился. Попросить кого-то уйти – кого-то такого славного и плюшевого, доброго, как Эггси – ну да, это явный признак того, что у Харта в голове всё совсем не гладко. Но она маячила, и Харту абсолютно фиолетово даже то, что на следующий вечер Эггси не приходит ночевать. И через вечер тоже. И всю неделю. А потом начинаются встречи с адвокатом, встречи с органами опеки, встречи с Анной, и почти все эти встречи требуют присутствия ребёнка, и каждый раз после таких дней по вечерам надо убеждать Инти, что всё хорошо, и у Харта просто не хватает времени на то, чтобы думать, что Эггси уже вторую неделю живёт... где-то ещё. А ещё приходится взять себя в руки и не рявкать на Эмбер всякий раз, когда она обращалась к нему. Узнав о том, как её бедовый папаша разругался с не менее бедовым Эггси, и о том, что ненавистная ею Анна имеет наглость претендовать на сына, о существовании которого последние четыре года вспоминала крайне редко, Эмбер приехала в Лондон, забила на то, что она, вообще-то, зла на отца, заявилась в квартиру и объявила Гарри, что тот не отвяжется от неё до тех пор, пока она не будет уверена, что Инти не окажется в липких плавниках этой склизкой селёдки. Анны, то есть. -Ты – идиот, ты сам это знаешь и ты можешь не говорить со мной. Потому что я тоже пока не горю желанием с тобой общаться. Но Инти тут не при чем. Эггси, вообще-то, тоже, но он тоже идиот. Всё. Я – спать. Она проходит мимо него в квартиру, Харт хмыкает и, пожав плечами, захлопывает входную дверь. Эмбер – определённо его девочка. *** Эггси почти что плевать. Серьёзно. Срать он хотел на Гарри с его скрытым комплексом вины. Пусть злится сколько ему влезет. Да пусть что угодно делает, герой-любовник несчастный. Эггси плевать. Уйти? Ох, да запросто, что же ты раньше молчал. На следующих день Эггси остаётся ночевать у Рокси. И через день. И через два дня. На выходных они напиваются – Эггси предупреждает, что это – паршивая затея, но Роксана грозится влить в него алкоголь насильно. Оценив масштабы катастрофы чуть позже (примерно через час и спустя всего-то полбутылки виски), Рокси заявляет бледному Анвину, который чувствует себя так, будто только что выблевал все свои внутренности, что алкоголь ни в чем не виноват. Он просто не умеет пить. -Тебе надо мно-о-о-гому научиться, - многообещающе тянет она, и Анвину становится жутко. Вообще-то, нет. Эггси не плевать. Эггси очень, очень обижен. Просто он сам изо всех сил старается этого не замечать, потому что справедливо полагает, что это недостойно. Вот ещё, карму себе портить из-за какого-то сорокалетнего засранца. Ничего нет в нём такого особенного, чтобы обливаться горькими слезами. У Эггси много других забот. Например, как бы так незаметно сбежать от Роксаны, которая вот сейчас вот ставит на стол перед ним бутылку текилы. И это в середине рабочей недели. -Рокси… - жалобно тянет Эггси, поднимая глаза от тетради, проверкой которой был увлечен. О, он обожает мучить детей сочинениями. Делает это часто и иногда совсем не по программе. Он даже разрешает лепить сколько угодно орфографических ошибок и никогда не снижает за это оценки – пусть об этом переживает мисс Дэвис, это её забота. А его забота – научить их думать самостоятельно, превратить этих маленьких поганцев в людей с собственным мнением. Хотя бы создать почву для этого. В конце концов, он успел к ним ко всем привязаться и вполне понимал, что все они, все до одного – не так уж безнадёжны и плохи, как порой отзываются о них другие учителя. Потому что не бывает плохих детей. Бывает неблагоприятная среда, паршивые родители и недалёкие учителя. А дети тут ни при чем. -Что, Эггси? –почти что ласково тянет Роксана. Она только с работы – очки в черной роговой оправе, волосы, собранные в тугой пучок, тёмно-синее платье до колена с длинным рукавом – дьявол в обёртке приличной леди. -Середина недели, - хмуро напоминает он. -Тебе завтра к третьему уроку, - пожимает плечами Рокси, кидая на стол очки и со стоном облегчения распуская волосы. -Ты в курсе, что алкоголь уничтожает яйцеклетки? – предпринимает ещё одну попытку Анвин, отодвигая тетради в сторону и со вселенской скорбью воззрившись на девушку. -Что за забота о моих яйцеклетках? – фыркает она. -Ну, не знаю, тебе там… детей рожать? -У меня есть три собаки и ты, на кой черт мне дети? Эггси тяжело вздыхает. Аргумент железный - спорить не с чем. Рокси улыбается совершенно дьявольски, звонко чмокает его в лоб и направляется в сторону своей комнаты, на ходу расстёгивая молнию на платье. Эггси, задержавшись взглядом на её тощенькой бледной спине, вздыхает ещё раз и идёт греть ужин. Рокси лечит его печаль (ту, в которой он не признаётся сам себе) алкоголем, фильмами, о которых он никогда даже и не слышал и умилительными поцелуями в лоб. Рокси говорит, что он похож на ретривера, что был у неё в детстве – у того был вечно печальный взгляд, а ещё он был чуть-чуть глуповат, но до одурения мил. Рокси в задумчивости смотрит на Эггси сквозь стекло стакана, наполовину наполненного ромом и самым уверенным тоном говорит, что его надо с кем-нибудь познакомить. Таким же тоном она говорила, что научит его пить – и вот это-то и пугает. Потому что этот тон означает, что хочешь ты или нет – а Рокси сделает. Обязательно. Поэтому Эггси только скорбно вздыхает и опрокидывает в себя остатки рома из стакана, который вертел в руках уже добрых полчаса. В эту ночь он блюёт особенно вдохновенно. Рокси, в которой, кажется, вообще ни капельки брезгливости – так же как ни капельки стыда или совести – как ни в чем не бывало сидит на бортике ванной и выясняет предпочтения Анвина относительно потенциального партнёра, время от времени любезно протягивая ему стакан водички. -Ох, отстань, - в конце концов говорит Анвин, - не надо мне никаких партнёров. Я уйду в монастырь. Мне, наверное, ещё можно. -Наверное, - задумчиво кивает Рокси, которая до недавних пор была единственной, кто был осведомлён о весьма специфическом… положении Эггси, - мне вот точно нельзя, - продолжает беспечно. -Боже, даже знать не хочу, - со стоном говорит Анвин. -Ничего такого, - пожимает плечами Рокси. Эггси знает, что её «ничего такого» может оказаться чем угодно, потому только хмыкает недоверчиво. -Ты всё? –осведомляется Рокси. Она просто очаровательна в такие моменты. -Вроде. -Ну, с каждым разом всё лучше. Анвин только кривится. Рокси смеётся, встаёт с бортика ванны и похлопывает его по плечу. -Идём спать, герой-любовник. Тычок правосудия догоняет её рёбра как раз на подходе к спальне. *** Эмбер говорит ему про суд только через месяц его пребывания у Рокси. Честно сознаётся, что не говорила специально, чтобы Эггси не дёргался ещё и из-за этого и недоверчиво хмыкает, когда он возмущённо сообщает, что он, вообще-то, вовсе ни о чем больше и не переживает, ведь о чем ему переживать-то, не об её дурном отце же! Просит Эггси прийти на слушание, которое, если всё сложится как надо, обещает быть последним. -А то Инти слишком уж переживает, - говорит, - папа-то сейчас себя успокоить не может, не то, что его, а я не успеваю с ними двумя нянчиться и через день ездить в Оксфорд. Эггси становится страшно совестно. Хотя вообще-то не должно. Потому что мало того, что Харт повел себя как гад, выходит, он был вдвойне гадом, потому что ни слова не сказал Анвину про суд. Просто ужас, как можно быть таким! Эггси негодует настолько же сильно, насколько сильно пытается убедить себя в том, что ему плевать, какой степенью гадства обладает Гарри Харт. Так Эггси оказывается перед зданием суда, одетый, на его вкус, как-то траурно. Но это всё Рокси. Она сказала, что на суд по делам опеки так – в самый раз. Жаль, что Эггси не догадался спросить, сколько раз Рокси бывала на судах по делам опеки. Потому что первый вопрос, который задаёт Эмбер, когда он наконец находит их с Инти в бесконечных коридорах здания суда, перекликается с мыслями Анвина. -Эггси, ты что, на похороны собрался? Эггси только неопределённо пожимает плечами. -Смотря чьи, - тянет меланхолично. Харт стоит на десяток шагов дальше и Эггси изо всех сил старается его не замечать. Получается из рук вон плохо. Харт стоит почти что вполоборота к нему и беседует с какой-то женщиной – и Эггси не нравится то, что он стоит к ней слишком близко, Эггси не нравится то, что он улыбается ей, Эггси не нравится то, что женщина эта очень, слишком хорошо выглядит. Эггси не нравится, что ему всё это не нравится. Что там Эггси твердил себе последний месяц? Что в Харте нет ничего особенного? Что ему абсолютно наплевать на всё, с Хартом связанное? Чепуха. Конечно, в нём было что-то особенное. Что – Эггси не знал, возможно - всё. Потому что Эггси смотрит на него и думает о том, что вот так же чувствовал себя Уильям Миллер, когда смотрел на Пенни Лейн*. Вот черт. Гарри Харт – его Пенни Лейн. Катастрофа. Гэри Анвин испытывает острое желание сбежать сейчас же, вызвонить Рокси, украсть её с работы, напиться и дать ей абсолютный карт бланш на устройство его личной жизни. Пусть развлекается и ищет на свой вкус, он у неё совсем неплохой. К счастью, от столь недостойного побега спасает Инти, неизвестно откуда успевший взяться и теперь крепко обнимающий его за пояс с радостным «Эгсииииии». Эггси, кажется, успевает отвернуться, прежде чем Харт бросает быстрый взгляд в их сторону. Эмбер красноречиво закатывает глаза. -Ну привет, объект разбирательств, - посмеивается Эггси. Если он одет как на похороны, то Инти – как на свадьбу. Белая рубашечка, брюки, длинные кудри, аккуратно зачесанные на косой пробор, челка, убранная за ухо, глазищи эти его огроменные. Ангел, просто ангел. Анвин улыбается и аккуратно треплет его по волосам, стараясь не растрепать. -Как вы с ним? – тихо интересуется у Эмбер, дёргая головой в сторону Харта. -Ничего, - пожимает плечами Эмбер, - потихоньку подбирается к стадии принятия. К его чести. Уже даже говорит со мной нормально, а не сквозь зубы. А как ты без него? -Боюсь, мои успехи куда хуже, - хмыкает Анвин, и признаётся честно, - я увяз где-то в отрицании. -Беда с тобой, Анвин, - тянет Эмбер, - говорила же не лезть. Зачем полез? Эггси только неопределённо пожимает плечами, абсолютно не желая разговаривать об этом. Благо, от необходимости продолжать развитие темы о том, как, зачем и почему Анвина так волновало моральное благополучие Харта, избавляет Инти. Тянет за рукав, привлекая внимание, хмурится, сводит брови к переносице и спрашивает строго: -Ты где был? -Ну, не смотри на меня так, - хмурится Эггси в ответ, - то здесь, то там. Расскажи лучше, как у тебя дела. Какое счастье, что с Инти перевести тему – легче лёгкого. -Я в суде. Как, по-твоему, у меня могут быть дела? – вздыхая, вопрошает мальчишка. -Ну, тебя же не в тюрьму сажают, - улыбается Эггси. -Почти что, - бурчит Инти в ответ. -Боишься? -Чуть-чуть. Конечно, мальчишка боится куда больше, чем чуть-чуть. Анвин, в общем-то, вполне может представить себе, насколько он боится. -Главное - скрестить пальцы, когда будешь обещать говорить только правду. -А ты откуда знаешь? – хмурится мальчишка. Эггси с самым загадочным видом качает головой, и это, конечно, срабатывает. -Ну Эггси, ну расскажииии, - тут же канючит Инти. Те двадцать минут, что остаётся до заседания, Эггси рассказывает Инти, как был почти вот на таком же вот суде, когда ему было десять. В итоге, конечно, всё заканчивается хорошо. Инти выступает (иначе и не скажешь, да) так, что Эггси думает, что может им гордиться. Им, и заодно собой. За то, что он такой классный аналог Мери Поппинс. Всё было бы ещё лучше, если бы в конце концов всё закончилось счастливым примирением и воссоединением. Но Анвин вдруг ловит себя на мысли о том, что даже не может заставить себя посмотреть в сторону Гарри, испытывая не нежелание, но какой-то иррациональный, совершенно глупый, необъяснимый страх встретиться с ним взглядом. Это, наверное, неразумно. Совсем-совсем, особенно учитывая, что Эггси прямо-таки чувствует на себе взгляд мужчины. Всего-то и надо, что обернуться, улыбнуться ему, обозвать упрямым идиотом, взяться за ручки и уйти в закат под шокированные взгляды общественности. Но Эггси боится – то ли того, что это как-то слишком просто, то ли того, что на деле всё может оказаться куда сложнее. Что всё в конечном итоге может вылиться во что-то действительно серьёзное. Что, вернись он обратно – и они уже не будут соседями по комнатам. Всё будет во сто крат серьёзнее. Ничего рационального в том, что Эггси боится каких-то совершенно эфемерных обязательств, нет. Ничего рационального в том, что Эггси сбегает, наскоро попрощавшись с Эмбер и Инти, тоже нет.