Телохранитель для Инквизитора

Эланна долго испытующе смотрела на Блэкволла. Как странно бывает рука об руку идти с человеком, биться к ним спиной к спине, дружить, делить тепло костра, флягу с элем. А потом узнать, что не было никогда такого человека. Существовал когда-то Гордон Блэкволл — Серый Страж, кавалер ордена Сильверитовых крыльев Доблести, герой павший в бою за свое дело. Он не был знаком с Инквизитором. А еще жил когда-то в Орлее Том Ренье — успешный капитан орлейских войск, предатель, изменник и трус. Он никогда не был представлен Вестнице. Эланна не знала ни одного из этих мужчин и задавалась вопросом: кто же был с ней рядом все это время — Том Ренье под личиной Блэкволла или Блэкволл в шкуре Тома Ренье. Прежде Лавеллан думала, что их разделяют годы, разница культур и интересов, а объединяет намного больше — общая цель, например. Оказалось, что они стоят по разные стороны решетки и закона, а между ними пропасть лжи. — Моя леди, я не стану оправдываться, — нарушил густую застоявшуюся тишину Блэкволл. Или Ренье. — Я виновен и понесу наказание. Она молчала и лишь по трепещущим крыльям изящного носика, который так ему нравился, понял, что Вестница готова сорваться. Но как она поведет себя, предатель не брался даже предполагать. Лже-Блекволл рассказал ей о содеянном, каялся, мечась по камере, проклинал себя и свою трусость, свое малодушие. Сколько вины и горечи было в его словах, сколько ненависти к себе. — Настало время платить по счетам, моя леди, — закончил заключенный свой рассказ и прислонился лбом к решетке. Ему хотелось бы провести ладонью по заплаканной теплой щеке Эланны, стереть остатки слез. Вот только Эланна не плакала, а он не осмеливался преодолеть разделявшее их расстояние. Лавеллан бросила последний взгляд на осужденного и ушла. В том взгляде было многое, но Ренье разглядел только презрение. По собственному разумению, даже презрения этой женщины он не заслужил, лишь ее равнодушие. Но зачем тогда она приехала? Чуть позже в гостинице под бдительной охраной солдат Инквизиции и пташек Лелианы, Эланна отдала приказ, основанный на обдуманном и взвешенном решении. — Выкрасть его и подменить кем-то другим, — слетело с губ Вестницы Андрасте. — Это может серьезно подпортить нашу репутацию, — предупредила Жозефина. Ее дрогнувший голос выдавал обеспокоенность. Действительно ли она так пеклась о статусе Инквизиции? Или волновалась за Ренье? Эланне было наплевать на чувства подруги, важнее было исполнить задуманное. — Хуже будет, если мы допустим, чтобы приближенного к леди Инквизитору человека судили орлессианцы, — возразила Лелиана. — Не будет ли это означать, что мы допускаем в свои ряды кого попало, а потом также легко прощаем ложь? — Доля правды в твоих словах присутствует, — вынужденно согласилась Жозефина. — Но все же… — Хватит вдаваться в полемику, — прервала советниц Лавеллан. — Доставьте его в Скайхолд. — Мы рискуем показать Орлею, что не уважаем их правосудие, — не отступала леди посол. — Да наплевать! — зарычала Эланна, гневно глядя на своих вздрогнувших от неожиданности советников. — Пусть каждый в Тедасе знает: Инквизиция не бросает своих никогда и нигде, как бы ни был он виновен, чтобы он ни совершил. Я сама вынесу приговор. И поверьте, я выберу такое наказание, до какого ни один судья бы не додумался! Луна заливала гостиничную кровать светом, от которого все живое казалось мертвым. Эланна лежала поверх покрывала в объятьях своего телохранителя большого и опасного, как Недремлющее море. Вестнице не спалось, даже под защитой бесстрашного коссита, который бессовестно дрых, сладко посапывая. Ее одолевали сомнения и тревога, мешавшие даже спокойно лежать. — Он не враг тебе, — абсолютно бодрым шепотом сказал Железный Бык, когда ему надоело притворяться спящим при творящейся под боком возне. — Лично тебе он зла не сделал. — Он лгал! — негромко, но возмущенно возразила Эланна. — Лгал лично мне все это время. — Правда должна быть полезной. Иначе она не нужна никому, кроме говорящего, — возразил коссит. — Узнай ты правду, стала бы ему доверять? — Конечно нет! — выпалила Лавеллан. — То-то и оно, — заключил шпион. — Тогда какая разница, когда правда вскрылась. Он не вредил Инквизиции. — А если бы навредил? — не унималась Эланна. — Тогда он уже был мертв, — парировал телохранитель, зевая. — Он же — как это по-вашему? — Хиссрад, — фыркнула эльфийка. — Не употребляй это слово, — попросил Железный Бык таким тоном, что Эланна навсегда зареклась произносить этот термин. — Сути не меняет, — огрызнулась Лавеллан. — Ты видела, сколько в нем поверженной гордости? Сколько в нем восставшей чести? — совсем другим, мягким голосом продолжил коссит. — Он совершил ошибку. Все совершают ошибки. Но не каждому хватит смелости признаться и понести за это наказание. Он открыл правду тогда, когда она спасла жизнь другому. Подумай об этом, когда сама отправишь его на плаху. Вместо ответа Лавеллан повернулась к любовнику спиной, выказывая свое недовольство поучениями. Минутой позже Железный Бык обнял ее, прижимая покрепче к себе и отгораживая могучей спиной от незашторенного окна. В главном зале Скайхолда шумно и людно. Аристократы в последнюю неделю длинной чередой посещали оплот Инквизиции по делам разной степени важности и срочности. Интендант едва не плакал, размещая гостей, пожелавших лично посмотреть на самый скандальный судебный процесс года — суд над бывшим соратником и другом леди Инквизитора. Поговаривали, что подсудимый ее любовник. Но это шло в разрез с другими слухами о том, что постели Вестницы не покидает красавчик генерал Резерфорд. Кто-то говорил, что видел леди Лавеллан в объятьях ее собственного телохранителя. Другие видели тот провокационный танец с ручным тевинтерцем, едва не закончившийся поцелуем, на балу у короля Алистера, устроенному в честь Сатинальи! В целом, моральный облик главы Инквизиции был весьма и весьма запятнан подозрениями в связях с мужчинами, которые ещё окружали. И всех ужасно интересовал ответ на вопрос: казнит ли маленькая леди Вестница одного из своих любовников? И трепетали платочки в главном зале Скайхолда в ожидании приговора. Его привели в кандалах, как обычного узника, словно подчеркивая тот факт, что он лишен особого статуса друга Инквизитора. Леди Монтилье зачитывала обстоятельства дела, от которых гостей Инквизиции бросало в жар и в холод, стыла в жилах кровь и вырывались вскрики ужаса. Никто из них не знал, как дорого дается победа в войне. Никто из них не видел крови умирающего от ран человека. Но многие отдавали приказы, лишавшие жизни десятки других людей. Легко загребать жар чужими руками. Леди Инквизитор не спускала взгляда с обвиняемого, а он смотрел на нее. Позже молва придумала, что между ними состоялся немой диалог, в котором были крики и обвинения, слезы и мольбы, проклятья и слова любви. Стервятники не хотели видеть просто взгляд жертвы и палача, они хотели их крови, хотели ран на душах участников процесса. Жозефина умолкла и кивнула главе Инквизиции, передавая ей слово. Вестница молчала. Зал застыл в ожидании. Ни подсудимый, ни судья не сказали ни слова, даже не шевельнулись, застыли друг напротив друга живыми изваяниями. Прошло не меньше минуты, прежде чем леди Вестница разомкнула плотно сжатые губы и, наконец, заговорила: — Твоим кровавым преступлениям нет оправдания. И снова долгая пауза заставила гостей замка понервничать. — Ты лгал Инквизиции. Ты лгал Инквизитору. Но это не так страшно, как совершенные тобой убийства. Ты мясник и на твоих руках кровь невинных людей. Голос леди Лавеллан звучал сталью по камню самообладания Ренье. Каждое ее слово, как пощечина, как удар кнута, как отравленный дротик. А он стоял и смотрел, принимая уже начавшее приводиться в исполнение наказание — презрение друга и командира. — Твое раскаяние и признание, даже жизни спасенных тобой людей никогда не искупят того, что ты совершил. Вестница замолчала и посмотрела на своего бывшего товарища так, как смотрела с той стороны решетки в Вал Руайо. И вновь повисла такая же густая тишина, словно заклинание безмолвия произнесли над залом. Даже факелы не трещали, не слышны были вздохи и шелест одежды. На какой-то момент Лавеллан утратила дававшееся с огромным трудом самообладание и те, кто смотрел на нее в тот момент и был достаточно внимателен, догадались, что она мечется, не зная какой вынести приговор. — И я приговариваю тебя к смерти, Том Ренье, — твердо и безапелляционно произнесла Вестница, набрав в грудь побольше воздуха. Зал загудел, зашумел, заволновался. Страже потребовалось время, чтобы успокоить и урезонить возмущавшихся и несогласных. Никто не видел, как был спокоен Ренье, никто не заметил, как волновалась Вестница. Но она еще не закончила. — Повешение… Колесование… Отрубание головы… После названия каждого вида казни Лавеллан делала паузу, словно раздумывая и соотнося тяжесть содеянного с мерой пресечения. — Мне не известен ни один вид казни, который бы покарал тебя соразмерно твоим преступлениям. Они все слишком быстрые. Будет справедливо, если ты помучаешься. Вестница произносила каждое слово с таким наслаждением, словно и вправду испытывала удовольствие от того, как медленно изменяется выражение лица обвиняемого, как стекает с него покорная отстраненность и застывает страх в глазах. — Посему, я приговариваю тебя… к прохождению посвящения в Серые Стражи. Зал отмер, взорвался возмущением: — Пощадила прихвостня! — Инквизиция поощряет преступления! — Суд был фарсом! Приговоренный и судья неотрывно смотрели друг на друга, она с непроницаемо спокойным лицом, он — с ужасом. — И пусть твоя смерть будет долгой и мучительной, — подавшись вперед, негромко пожелала леди Инквизитор. Полная достоинства Вестница Андрасте поднялась с трона и, провожаемая взглядом уничтоженного Ренье, скрылась в боковой двери под гул недовольной толпы. Том Ренье был готов к смерти, но не к презрению, с которым ему придется жить, пока он не искупит свои грехи. Спустя полтора месяца после суда леди Инквизитор встретилась на стоянке лагеря в Священных равнинах с патрулем Серых Стражей, примкнувших к Инквизиции. Среди них был и молодой непосвященный рекрут Том Ренье. Он долго не решался подойти к Эланне, боялся ее слов, ее взгляда, но больше он боялся ее равнодушия. Они не разговаривали с того самого момента, как она вынесла приговор, хотя кандалы были сняты с него в тот же момент и он мог последовать за Вестницей и ее телохранителем. Но он струсил и сбежал с первым же отрядом Стражей, что отправлялись во Внутренние земли. Поборов в себе слабость, Том все же приблизился к Вестнице. Он остановился на почтительном расстоянии и задал единственный вопрос, на который осмелился: — Моя леди, будешь ли ты присутствовать на моем посвящении, при исполнении приговора? Эланна посмотрела на него по-новому. Не так, как смотрела на Блэкволла, не так, как на преступника Тома Ренье, не так, как на предавшего товарища. — Сначала выживи в этой войне и заслужи такую привилегию, рекрут Ренье, — ответила она и едва заметно улыбнулась. И этой улыбки хватило, чтобы грифон его надежды расправил крылья.