***
Хината очнулась от резкой, тянущей боли в пояснице: жгло нестерпимо, с удручающим постоянством. Так жгло, что хотелось от боли заскулить побитой собакой, взвыть. Хината не взвыла. Хината скрипнула зубами и покраснела до корней волос, когда поняла, что ее просто-напросто связали-скрутили, загнули кренделем и кое-как поставили раком. Полностью раздетую, дрожащую на вечернем ветру. Бессильную и совершенно беспомощную. - Проснулась-таки, - послышалось над самым ухом. – А я уж думал, кони двинула. Ориентируясь на звук чужого голоса, Хината резко повернула голову и тут же наткнулась взглядом на малиновые, влажно блестящие глаза. Радужки в них были неестественно яркие, почти светящиеся. Действительно пугающие, но вместе с тем какие-то гипнотизирующие. - Ну, и что мы с тобой будем делать? – Хидан ухмыльнулся недоброй ухмылкой и крепко сжал пальцами подбородок девчонки. Та замотала головой, всеми силами пытаясь вырваться из «захвата». Впрочем, тщетно: странная борьба завершилась, так и не успев начаться-то толком. Хидан ликовал. Ликовал и медленно-медленно тянул девицу за волосы, заставляя ее с бессильным глухим всхлипом запрокинуть голову назад, обнажая тем самым тонкую, беззащитную шею. - Правильно, - язычник продолжал свой бредовый монолог. Глаза у него бегали из стороны в сторону, словно у вконец обезумевшего фанатика: взгляд то бесцельно бродил по лицу жертвы, то вдруг устремлялся куда-то вдаль. – Пра-а-авильно… Ебать тебя будем... Хината вскрикнула и дернулась в сторону – в кулаке у Хидана остался клок темных волос. Он незамедлительно стряхнул их с растопыренных пальцев и, резко вскочив на ноги, тут же толкнул связанную пленницу в бок. Та перекатилась на спину, попыталась отпихнуть обидчика ногами, обвитыми тугими веревками. Бесполезно. - П-прошу... Развяжите меня, отпустите! – глотая ненавистные слезы, взмолилась Хината. Хидан в ответ лишь издевательски рассмеялся и привалился сверху. Деловито оттянул резинку на штанах и приспустил их, тут же вытащил бодро торчащий член. Погладил его легонько, почти любовно: мягко растирая подушечкой большого пальца головку, размазывая по ней вязкие капли смазки неспешными круговыми движениями. Хината в очередной раз всхлипнула и зашлась в немой истерике, часто и мелко содрогаясь всем телом. Рот ее исказился, открылся в неестественно ровной, аккуратной букве «о», чернеющей провалом на лице. На лице заплаканном и изможденном. - Что, не хочешь, сука?! – Хидан открыто заржал. С уголков его губ закапала на девичью кожу светло-розовая, тягучая слюна: язычник, судя по всему, просто-напросто прикусил себе язык ненароком. Подался вперед и предупредительно постучал членом по бедру куноичи. Хинату всю затрясло, заколотило мелкой дрожью. И в какой-то момент все застыло. В воздухе повисла напряженная тишина, как перед грозой: давящая и угнетающая своей неопределенностью. Через мгновение над поляной гулким эхом разнесся жалобный вскрик. Хидану всегда нравилось вспарывать кожу. Нравилось смотреть, как тонкое, отливающее стальным блеском лезвие плавно и мягко, как по маслу, входит под кожу, натянутую до предела. И как один за другим выступают на ее поверхности первые свежие подтеки крови. Вишнево-алой и сладкой, запекающейся тонкой, растрескавшейся корочкой на губах. Хидан любил звук разбивающихся о землю тугих капель, текущих сквозь пальцы. Любил слизывать полупрозрачную кровяную пленку, застывшую ржавчиной на острие куная. И яростно двигать рукоятью в растерзанном, обезображенном теле, разворачивая мясо до самой кости, до сахарно-белой и твердой. С силой ударять по ней, пока не поддастся, не пойдет продольной трещиной, не расколется с душераздирающим, мерзким хрустом. Хидан все быстрее и резче толкается в раскрывшееся, податливое, принявшее его девичье тело и представляет себе, как рубит его косой на куски. Закрывает глаза и видит, как разлетаются во все стороны тяжелые алые брызги, а вслед за ними – рубленые шматки рук и ног, розово-серые жгуты кишок… И голова с обмотанными, спутавшимися вокруг нее волосами, с распахнутыми глазами, все еще дико вращающимися в глазницах... с открытым в немом крике ртом, залитым высохшей спермой. При каждом толчке Хидан наваливается на девицу всем телом, отчего та поминутно складывается пополам, ритмично бьется головой о землю и чуть слышно поскуливает. - Нравится, блядь?! Нравится, когда тебя трахают?! – язычник давится криком и нарочно ускоряет темп. И Хината чувствует, как пребольно саднит внизу живота, как там, внутри, влажный от смазки член ходит легко и резко, болезненно упираясь во что-то. Хидан имеет ее методично и настойчиво, целенаправленно доводя себя до оргазма. У него перед глазами – распятое, безвольно повисшее на неотесанных кольях тело. Изувеченная, изрубленная жертва в центре кровавого круга. А где-то там, в самом углу комнаты, злобно хохочет, надрываясь, Дзясин. Хидан кончает с глухим, утробным рычанием. Брызгает спермой внутрь обмякшей Хинаты и толкается в нее до тех пор, пока не спустит все до последней капли. А затем – замирает и наслаждается отголосками только-только отхлынувшего наслаждения. В голове все еще стоит тихое, едва слышное хихиканье языческого бога. Хидан ждет. Ждет и с замиранием сердца ловит последние звуки неумолимо стихающего дзясинового голоса.***
Выебав девицу дважды, он заметно заскучал. Былой азарт бесследно улетучился, Дзясин на контакт больше не шел, а член – вяло опустился. Словом, Хидан окончательно потерял интерес к своей пленнице. За спиной деловито закопошился в кустах Тоби, тихонько закряхтел и выжидающе замолчал. - Ладно уж, так и быть. Пристраивайся, - чуть раздраженно бросил язычник через плечо. И, не успел натянуть штаны, как аккурат промеж ягодиц настойчиво ткнулось что-то подозрительно твердое и теплое. Хидан резво подскочил на месте, аки барашек, обернулся и… - Ты, блядь, охуел?! – вскричал не своим голосом, отшвырнул Тоби так, что тот пролетел метра три и со звучным треском впечатался в дерево. – С-сука! Пидор ебаный! - Ай-яй! Тоби хороший мальчик! Тоби просто хотел пристроиться… Хидан к тому времени уже успел натянуть на себя штаны, упаковаться в плащ понадежнее и даже вооружиться собственной косой. На всякий случай. - Не ко мне, блядь, пристраивайся! К ней! – он демонстративно указал пальцем на разложенную на траве Хинату. Та, судя по всему, опять была без сознания. - А-а-а… - многозначительно протянул Тоби, почухал в затылке. Хидан подозрительно сощурился, бросил на него полный пренебрежения взгляд, а через секунду махнул рукой и исчез, на прощание выплюнув ничуть не удивительное «хуй с вами». Тоби постоял на месте с минуту, ожидая, пока язычник удалится на достаточное расстояние от поляны, и решительным шагом направился к связанной пленнице. Опустился подле нее на колени и ловко выхватил из набедренной сумки кунай. - Ничего, - прошептал не своим, чересчур серьезным и низким голосом. Взрезанные веревки легли на траву тонкими витыми змейками. Тоби хмурился под маской, взирая на синюшные браслеты на девичьих руках и ногах, явно надавленные жесткими, грубыми перетяжками. Наклонился и, чуть касаясь, погладил Хинату по бледной щеке. Теплая. Он одевал ее как можно более осторожно и бережно: натягивал смятые брюки, обувал на босые ноги сандалии, просовывал руки в рукава и тянул вверх собачку молнии, застегивая легкую куртку на мерно вздымающейся груди. И вязал на голову до боли знакомый хитай с символом некогда родной и любимой деревни. Одел, кое-как усадил, прислонив спиной к дереву, и ушел, не оглядываясь. Ветер, как и прежде, трепал редкие клочья травы, шуршал листьями, путался в длинных, свисающих волосах. Над лесом сгущались сумерки.***
*** - Не смотри на меня! Не трогай! – давясь удушающими рыданиями, она упорно отползала на локтях. – Уходи! Шикамару не сдавался: не менее упорно тянул ее к себе и не успокоился, пока не усадил-таки себе на колени и не укутал собственным плащом. - Темари, ты ни в чем не виновата! Это я, я не смог тебя защитить! – в его голосе было столько неприкрытой боли и презрения к самому себе, что казалось, Нара вот-вот заплачет сам.