***
В первом конверте обнаружился формальный бланк с протоколом Республиканского суда. Рядом с ним лежало письмо от адвоката, комментирующее приговор, вынесенный Куро. Вернее, объясняющее причину отсутствия серьезного наказания. Изучив новые источники информации, Гона тихо произнесла: — Жаль, конечно, что мы не смогли добиться своего. И ведь все по закону, не подкопаешься. Так как же теперь мы будем ее нейтрализовывать? — Свои догадки на этот счет девушка решила пока придержать. — Все уже практически сделано. Загляни во второй конверт. Квай-Гона вскрыла бумагу одним росчерком ножа и извлекла газетную страницу. Возле заголовка небольшого сообщения значилась дата и время публикации. Сегодняшний вечер. Публикация сообщала о том, что недавно отпущенная на свободу Куро погибла в ходе конфликта с бандитами на Нижних уровнях. Еще раз проверив дату по циферблату часов, Гона с пониманием кивнула своим мыслям: — Значит, мы просто совершили тактическое отступление, чтобы затем нанести неожиданный удар? А вникать все равно никто не станет, особенно если действовал профессиональный киллер с хорошей «крышей». — В обычном случае все было бы так, как ты сказала. Но сейчас Куро сослужит нам еще одну службу. Можно сказать, поработает практическим пособием для твоего урока. — И что я должна с ней сделать? — С определенным напряжением в голосе спросила Гона, разрывая остатки конверта на полоски. — Судить. Это неприятно и сложно, но научиться этому просто необходимо. Поверь, в твоей жизни еще не раз будут случаи принятия подобных решений. Так что пришла пора вспомнить времена джедайства. Тихо вздохнув, Квай-Гона мысленно напомнила себе о том, что отец прав. Это — тоже часть ее долга и обязанностей. Noblesse oblige, как нередко повторяла леди Ли, когда дело касалось особенно сложных с нравственной точки зрения аспектов власти. Но одно дело — разбор теоретических ситуаций. На деле даже мысль о том, что сейчас ей придется решить судьбу человека, вводила Гону в странный ступор. И, как бы она ни старалась придать голосу твердость, вопрос прозвучал надломлено: — С чего начинать? — Рассмотри факты. Судить по одной лишь морали неправильно и некорректно. Для этого есть Кодекс. Кейд протянул дочери небольшую книгу кожаном переплете, по которому тянулось золотое тиснение. Откинув застежку с крупным аметистом, Гона перелистала страницы в поисках оглавления. Затем открыла вступление и на какое-то время погрузилась в путаницу фраз и напутствий. Предок пытался воззвать к благоразумию и необходимой суровости. «Не должно милости и жизни быть врагу Дома»… Наверное, весь посыл и сосредоточился в этой строчке. По крайней мере, Квай-Гона теперь остро понимала, что ждет ее дальше. В ее руках сейчас лежали неофициальные законы, по которым Дом жил веками. Сосредоточие нравов предыдущих поколений, воплощенное в книге. Интуиция была права — гуманизм в перечень чеснот предков не входил. Взгляд скользил по пунктам, все глубже открывая эту завесу. — По этим законам наберется на три высших меры, — наконец констатировала Гона, поднимая взгляд на отца. Она с долей страха и любопытства ожидала, что же будет дальше. Неужели приговор придется исполнить? Неожиданно девушку охватила странная досада на саму себя. Да что же это такое? Будто бы раньше она не делала этого. Делала. И, стоит заметить, даже без такой юридической базы — просто по приказу Совета. Так отчего же сейчас эта нерешительность? Отец, казалось, без труда прочел всю бурю, царящую в ее душе. Желая помочь дочери, он в то же время понимал, что правильнее было бы вообще не вмешиваться, дать ей самостоятельно переступить этот рубеж. В свое время он уже учил Гону правосудию джедайского образца — но тогда вкладывать карающий меч в руку шестнадцатилетней девочки не стал. Да и одно дело — убить в бою или сразу после него. Совсем иное — в тиши и безопасности. — И что ты думаешь? — Мягко спросил Кейд, продолжая внимательно следить за эмоциями дочери. — Верно ли то, что советуют совершить предки? — Не знаю. С одной стороны — она опасна и совершила множество преступлений. Но с другой — в том, какая она сейчас, виновата именно система Ордена… Возможно, сама Куро изменит свои взгляды после всего произошедшего… — В таком случае — поговори с ней наедине. Доверься Силе и интуиции, Гона. Они подскажут тебе правильное решение. Дорогу назад сама найдешь? Квай-Гона машинально кивнула и приняла из рук отца небольшой пульт управления. Кейд, напоследок приобняв ее, вышел из кабинета. Когда его шаги затихли в отдалении, Гона решилась и нажала на кнопку. Средняя часть стены тут же принялась подниматься вверх, открывая взгляду камеру. Там, за надежной решеткой, в позе лотоса сидела узница. Ее запястья сковывала металлическая лента наручников, но страннее всего было то, что в Силе Куро практически не ощущалась. Банальная фраза вежливого приветствия, сорвавшаяся с уст Гоны, в этой ситуации прозвучала несколько дико. Ан`я приоткрыла глаза, на миг выдав свое удивление от подобного визита. Оно, впрочем, тут же утонуло во льду хрипловатого ответа: — Ну здравствуй, девочка. Если ты пришла полоскать мне мозги своими идеями и взглядами — то иди сразу ко всем ситхам. — Значит, вы даже выслушать меня не хотите. Почему же? Боитесь, что ваши собственные догмы рухнут под весом логики общественности? — Ты сама-то веришь, что миром правят невинные ангелы? Если да, то я значительно преувеличивала твои умственные способности. Заруби себе на носу — всех волнуют деньги и власть. В одаренных детях видят только инструмент достижения своих целей. И лишь Орден может спасти их, — Куро встала с койки, и пошатываясь подошла почти вплотную к решетке. Глядя Гоне прямо в глаза полубезумным взглядом фанатика, она практически прошептала: — А я ведь в свое время жизнь тебе спасла. Но вот хоть убей — не вспомню, как проглядела результат ДНК-теста. Всю жизнь была уверена, что принесла в Орден просто одаренного бастарда аристократки легкого поведения… — Вот как? — Квай-Гона не сразу сумела скрыть свое удивление за маской безразличности. — Быть может, поделитесь подробностями? — Хочешь узнать — сумей увидеть сама. Или спеси в тебе больше, чем знаний? С ментальными техниками у Гоны всегда все было более чем хорошо. А сейчас эмоциональный накал сам собой преобразовался в Силу — странную, мало похожую на обычную тихую энергию покоя или медитации, но от того не менее действенную. Мало заботясь о безболезненности, девушка прошла сквозь ментальную защиту Куро, подчиняя себе ее разум. Алгоритм действий, в такие далекие годы падаванства вложенный Кейдом в память своей ученицы, сработал практически машинально. Вскоре она уже стояла, тяжело дыша от подступивших к горлу слез, и пыталась прогнать из памяти увиденное. Слишком яркой и тяжелой оказалась сцена из давно ушедшего прошлого. — Вот значит как… Спасли меня, оставив ее на верную смерть. — И что же, по-твоему, я должна была сделать? Это были последствия ее выбора, заметь. Вмешаться — значило бы нарушить законы, о которых ты сама так печешься. А смерть — вполне естественная часть жизни… В затхлом воздухе подземелья отчетливо пахнуло озоном. Гона не смогла ничего понять — вся тщательно сдерживаемая злость внезапно вырвалась из оков рассудка. На миг, не более. Но его хватило, чтобы по левой руке прошла странная, обжигающе-колючая волна, а из пальцев, будто в замедленной сьемке, выскользнула синеватая нить молнии. Просочившись между прутьями, она ударила точно в грудь Куро. Содрогнувшись, женщина грузно рухнула на пол. Ни пульса. Ни дыхания. Ничего, что могло бы дать надежду на жизнь. Поняв это, Квай-Гона отшатнулась от решетки и бросилась прочь из кабинета. В тумане из слез миновав лабиринт подземных коридоров, она с трудом поняла, что вышла в совершенно незнакомой части замка. Запустение. Выгоревшие обои на стенах. Запечатанные двери. И жуткая, потусторонняя аура смерти, пропитывающая все вокруг. С силой дернув за массивную ручку, Гона, сама того не осознавая, сломала замок и оказалась в чьем-то будуаре. Тряхнув головой, она со внезапной решительностью сбросила полог из черного бархата и взглянула в зеркало, подсознательно боясь увидеть на своем лице метки Тьмы. Всю дорогу ей казалось, что радужки глаз горят янтарным пламенем — как у ситхов, изображенных в учебниках. Но нет. То были всего лишь слезы. Впрочем, облегчение от осознания этого было коротким. Ничто не могло отменить факта совершенного убийства. Молнии Силы… Это были именно они, и глупостью было бы пытаться доказать себе обратное. Она, Квай-Гона Дуку, только что применила одну из самых темных техник, при этом не ощутив никаких затруднений. Великолепно. И как, спрашивается, после подобного продолжать играть для Республики роль ангела? Да и имеет ли она вообще право теперь приближаться к чужим детям, а уж тем более — пытаться обучать их? Может, и прав был Орден, пытающийся всеми силами навязать форсьюзерам абсолютное спокойствие, просто несовместимое с какими-либо привязанностями, но служащее предохранителем… Вопросы били по сознанию автоматной очередью. Гона на несколько мгновений замерла, прислонившись спиной к стене, а вскоре поняла, что уже сидит на ковре. Медитация казалась последним спасительным средством — что делать, если не поможет и она, девушка просто не знала. Но концентрация на дыхании дала прямо противоположный результат. Все напряжение, казалось, обрело физическую форму и заполнило легкие одним тугим комком. Ожидания, догмы, свет, тьма… Гона задыхалась в водовороте собственных мыслей, а он, тем временем, затягивал ее все глубже. Каждая пульсация сердца болезненно ощущалась в груди. А затем, после целой бесконечности мгновений, весь миг куда-то исчез.***
Очнулась Гона уже в хорошо знакомой палате лазарета. Меддроид тут же прервался, на полуслове оборвав свой ответ на вопрос Кейда, и принялся за опрос пациентки. Но Квай-Гона только отмахнулась от назойливой машины. — Который час? — Почти десять утра. Но тебя ничто не должно сейчас волновать. Лежи спокойно. Ты нас всех так напугала… — Что произошло? — Паническая атака на почве нервного перенапряжения, — в тот же миг отозвался меддроид. — Миледи следует больше беречь себя. — Слышала? А о приеме не волнуйся, все пройдет, как по маслу. — Я должна присутствовать, — с внезапным металлом в голосе ответила Гона. — И хочу этого. Это ведь совсем ненадолго. А потом обещаю сдаться на дообследование. — Думаю, нам нужно поговорить. Объяснишь мне, что произошло? — Да, очень нужно… Но только после приема. Мне уже надо бежать, если я хочу выглядеть достойно. Кейду и в голову прийти не могло, что именно стало настоящей причиной смерти Куро. Но он уже корил себя за то, что не предугадал подобной реакции дочери на испытание. То, что изначально казалось путем спасения, на деле стало последней каплей для ее нервов. Пообещав себе в ближайшем будущем обязательно устроить дочери недельку-другую отдыха где-то вдали от проблем цивилизации, Дуку тоже направился к себе. Ситх бы побрал эти светские условности! Но соответствовать репутации необходимо. Прием начался, как во сне. В очень напряженном, кошмарном сне. Внешне все выглядело великолепно: величественное здание, доведенное до абсолютного лоска; нарядная, разномастная толпа приглашенных; удивительно осторожные и корректные представители СМИ — и, как венец всего этого праздника красоты и изысканности, — члены правящей династии. И только форсьюзеры могли заметить, насколько странно контрастируют аура и внешний облик Квай-Гоны. Сама она отыгрывала роль практически на автомате. Улыбки, речи, музыка… Все, как и должно быть. Но в моменты столь долгожданного открытия своего детища Гона не ощущала никакой радости — лишь абсолютную, пассивную усталость от всего. Выбить ее из этого состояния не смог даже канцлер, рассыпавшийся после мероприятия в похвалах. Инстинктивно чувствуя, что под этим всем скрыто какое-то двойное дно, девушка просто не ощущала в себе сил для поиска разгадки. — Я передал небольшой подарок для вас. Надеюсь, он вам понравится и будет полезен, миледи. Об этом предупреждении Квай-Гона вспомнила лишь на следующее утро, заметив на прикроватной тумбочке незнакомую коробку. Откинув крышку, она заглянула внутрь. На подкладке из черного бархата лежала небольшая книга в алом переплете. Взяв ее в руки и открыв на первой странице, Гона почувствовала, что мир вокруг подернулся странной дымкой. «Книга ситхов» — гласила витиеватая надпись. «Уверен, вы найдете в ней немало интересного для себя» — сплетались ниже буквы чеканного почерка Палпатина.