О ТАНЦАХ И О ЛЮБВИ... ЧАСТЬ 2.

***** В пятом часу вечера, в лучах сентябрьского солнца, постепенно начинающего свой неспешный путь вниз, с небосклона, Стас стоял напротив Царицынского парка, рядом со своей машиной, со стороны пассажирского сиденья. Одной рукой он опирался на крышу, а второй - на край открытого окна. И, затаив дыхание, ждал ответа. Только что он предложил человеку, сидящему в машине, прогулку по парку. Предложил то же самое, что человек предлагал ему семь лет назад... Тогда Стас отказался. Мерзко и гнусно. Что он услышит в ответ на свое приглашение сейчас?! Затаив дыхание, Стас ждал ответа. Игорь - до этого, словно, замерший, оцепеневший - вдруг подался вперед, склонился к коленям, спрятал лицо в ладонях... Стас напрягся так, что, казалось, жилы на руках сейчас взорвутся... Только бы выдержал! Только бы мальчик сейчас выдержал. Смог бы справиться с этим шоком первых секунд. Обратной дороги нет - слишком многое поставил Стас на сегодняшний вечер. И он проведет Игоря по всему приготовленному для него пути - к ним двоим, тогда, семь лет назад, десять лет назад. Парк - это семь лет назад. Он не думал, как именно, что именно он будет делать, если Игорь в ответ на его предложение - прогуляться в парке - скажет - нет. Значит, он будет ориентироваться по ситуации. Слишком долго они шли к этому вечеру, к этому парку, и всему, что последует за парком, чтобы Стас сдался вот так, с первой же секунды. Он прекрасно понимал, каким это может стать шоком - услышать свои собственные слова семилетней давности, из-за которых ты в один миг остался один. Потому что тебя оттолкнули - безжалостно, демонстративно, жестоко. Остался один не на час, не на день. На годы. Потому что был наивным и доверчивым, восторженным и влюбленным. Влюбленным. Получившим за свою любовь - презрение и насмешку. И вот теперь эти же самые слова ты слышишь от того, кто посмеялся над тобой, когда ты пришел к нему семь лет назад. Пришел со своей любовью. И - был изгнан. За то, что посмел влюбиться. Стас ждал ответа. Он знал, что ни на шаг не отступится от того, что наметил на сегодняшний вечер. Ради чего объявил в клубе "санитарный день". Ради чего спрятал Эму и Стефку на квартире Игоря и запер их там на сутки на ключ, предварительно отобрав у обоих мобильные телефоны. Ради чего наплевал на неведомого врага, вдруг, сдуру, объявившего ему войну. Но ему было очень важно, чтобы Игорь сказал - да. Сам. Чтобы он сам захотел того, что будет происходить сегодня на протяжении вечера. Без уговоров, без настойчивых просьб с его, Стаса, стороны. Потому что им уже давно пора поговорить. И, если Стас не ошибся, если сердце - единственный советчик, которого он слушался два последних дня, единственный компас, показаниям которого он верил - подсказало правильно, то сегодня очень многое должно решиться! И это его, Стаса, единственный шанс - переиграть время... Прошедшее с того дня время, обошедшееся с ними обоими безжалостно и беспощадно. И, если он, Стас, еще мог утешать себя мыслью, что прошедшие годы помогли ему стать отличным профессионалом, то что мог сказать Игорь? Об этом Стас старался не думать - эта мысль подкашивала и обездвиживала. Потому что в том, что Игорю нечего было вспомнить за эти семь лет - кроме боли, холодного, иссушающего одиночества и отчаяния - виноват был он. Стас. Но, если у Игоря сейчас всё же хватит сил... Если он сможет дать Стасу один-единственный шанс... И если сердце Стаса не ошиблось... - А ты...что? Ты... на свидание меня приглашаешь? - ладони соскользнули с лица, которое они загораживали. Игорь смотрел на Стаса взглядом, в котором как краски на акварельном наброске, перемешались радость, неуверенность, стеснительность и надежда. Он чуть улыбался - и сам смущался от своей улыбки. А не улыбаться не мог. Голос звучал хрипловато, чуть подламывался на отдельных словах. Стас готов был поклясться - всем, чем угодно! - что Игорь... Да быть этого не может! Или - может?!... Ну, кто бы мог подумать! Игорь засмущался, как мальчишка. И это после того, как он, скоро уже месяц, живет в квартире Стаса. Игорь сидел в машине, и, вместо того, чтобы уже вылезать из нее и идти со Стасом в парк, держался рукой за боковой поручень дверцы, смотрел то на Стаса, то на парк за его спиной, то на лобовое стекло, прикусывал костяшки пальцев левой руки. То и дело старательно отворачивался от Стаса. Черная, поигрывающая искорками в лучах солнца, шевелюра металась по плечам, через раз, в полете, захлестывая щеки. Стас смотрел - и не верил своим глазам! Игорь вел себя как подросток, как школьник, только что поцеловавший в физкультурной раздевалке своего одноклассника и понятия не имевший, что теперь ему со всем этим делать дальше. А не как молодой, красивый парень, двадцати семи лет, талантливый тренер и танцор, которого любовник привез на машине в Царицынский парк - прогуляться на природе. О лучшем Стас и мечтать не смел! Если так... Если это так... Неужели всё - получится?! Он протянул руку в открытое окно, прихватил пальцами прядь роскошных черных волос, бережно потянул на себя. - Вылезай! Пора! - Ему хотелось орать от восторга и смеяться.А еще - схватить Игоря за плечи - и трясти его, чтобы черные пряди летали, как сумасшедшие, вперед - назад. Но - рано. Пока еще - рано. - Да, я тебя пригласил. На свидание. Пошли! Утки ждут. - Какие утки? - изумился Игорь. Мысль, что на свидании, кроме них двоих, будут еще и утки, стала для него, явно, неожиданной. - А зачем они нас ждут Но послушно полез из машины, с интересом глядя на Стаса, который, в этот момент, доставал из багажника большую белую, специально купленную, булку. - Ужинать! - Стас вручил парню булку, начал запирать машину. - Держи. Не урони только. - А там есть утки? - Игорь заинтересованно смотрел через дорогу - на парк. Стас хотел сказать - ты же сам их рисовал! - но вовремя поймал себя за язык. Пока - не надо. Пока про рисунки - рано. У них будет возможность поговорить о них - через несколько часов. Интернет, который он перелопатил, собирая информацию о парке, уток обещал, но, мало ли. - Не переживай. Не будет уток - найдем собаку. - И плотно прихватив возлюбленного за руку - повыше локтя - Стас решительно повел растеряно теребящего булку Игоря через дорогу - к решетчатой ограде парка. Пройдя через гостеприимно распахнутую высокую калитку, они оказались на территории парка. Царицыно. Очень старый парк. Со своей историей, загадками и тайнами. Почти за три сотни лет, которые он насчитывает в своей непростой судьбе, этих тайн накопилось немало. Он расцветал в век XVIII. В век безудержных затей, балов и фантазий. Век романтический и капризный. Он расцветал, даря своё очарование и уединение тайным влюблённым. И тихо угасал после этого целых двести лет, даруя свою тень и тихую прохладу зарастающих травой тропинок одиноким сердцам, надеясь ещё приголубить и спрятать в своей глубине настоящую любовь. Уток они увидели сразу же, как вошли. Отяжелевшие за лето, не собиравшиеся никуда улетать утки, селезни - парочками, косяками - заполняли весь берег Царицынского пруда. И почему Стас не удивился, что шедший рядом Игорь - ставший вдруг враз мальчишкой, счастливым, безудержным мальчишкой, которому и двадцати-то сейчас не дать, просто ровесник Стефки! - радостно рванул кормить этих обжор своей булкой?! А потом категорически потребовал, чтобы тоже самое делал и Стас. Да не вопрос! Они выбирали себе очередную - самую голодную, с их точки зрения, птицу - и старались добросить до нее кусочки хлебного мякиша. Но, как показала практика, у птичьей стаи были свои представления о рангах и должностях, а также о праве на кусочки хлеба, падавшего на них, в прямом смысле слова, с неба. Несколько уток они накормить не смоги - у них все отбирали окружавшие их сородичи, а те даже не сопротивлялись. Но особенно поразила Стаса одна утка, которая старательно принимала присылаемое ей угощение, а потом выбиралась из пруда на берег и отдавала все, что ловила, другой утке - несгибаемо стоявшей на берегу. После чего снова спускалась, переваливаясь, в пруд - за новой пайкой. И даже что-то недовольно крякала скрипучим голосом лично ему, Стасу, когда он промахивался, и хлебный мякиш улетал слишком далеко в пруд. "Да, ребята, и у вас, похоже, тоже все непросто..." - подумал Стас, прикидывая, как бы ему оторвать вошедшего в азарт черноволосого парня от русской народной забавы "Кинь утке хлеба!". Но тут, к счастью, булка закончилась. Можно было идти дальше. Они молча шли по тропинке, огибавшей Царицынский пруд. Шли по направлению к миниатюрным изящным, бело-розово-голубого камня, дворцам чуть вдали, на косогоре...Прошли по деревянному мостику. Пару минут постояли у перил, смотрели, как усиливающийся ветер гонит рябь по воде пруда. Игорь краем глаза чуть косился на Стаса, стараясь делать это незаметно. Застенчиво улыбался. Стас, упершись локтями в деревянные перила, глядя на зеленоватые барашки маленьких волн, с огромным удовольствием осмыслял два прелюбопытных факта. Оказывается, свидание - это так здорово! Когда два человека встречаются просто для того, чтобы побыть вместе - выпить кофе, сходить в кино или театр, поужинать. Прогуляться по Царицынскому парку. У них с Игорем, за все эти годы, не было ни одного настоящего свидания. Ну, если не считать прогулки по берегу моря в Керчи, в ночь перед отъездом в Москву. А вот так, как сейчас - вместе гулять, зная, что это именно "свидание" - нет, не было. Стас вдруг подумал, что в его жизни, свиданий, как таковых, не было в принципе. Вот просто - не было. Он никогда ни к кому не стремился, никогда никого не ждал. А зачем?! Игорь тогда был далеко, а остальные... Кому очень надо было - пробивались к нему, в зону личного внимания, сами, он им ничем не помогал. Вот и получается, что сегодня - его собственное, первое, настоящее свидание. С человеком, которого он любит до потери способности соображать и тонуса в мышцах. И что-то ему подсказывало, что у этого самого человека - у Игоря - со свиданиями дело обстояло еще хуже, чем у него, у Стаса. У Стаса-то их просто не было. Но он, хотя бы знал, что такое явление - свидание - существует. А вот во вселенной Игоря, похоже, и понятие-то такое отсутствовало. До сегодняшнего дня. Стоило только посмотреть, как радостно-застенчиво, думая, что он этого не видит, Игорь непрерывно косится на Стаса, затаив дыхание ждет, что же последует дальше. И вот тут - наглядно - заявлял о себе второй прелюбопытный факт. Радостный, а, главное, застенчивый, смущающийся Игорь на первом свидании - это такое чудо! Розоватый румянец на смуглых щеках. Прикушенная в волнении нижняя губа. Подрагивающие длинные, густые ресницы. Взгляд зеленых глаз на Стаса - искоса, тайком. Черт, ну какой же он красивый! И такой взволнованно-робкий... Стас рефлексию ненавидел, как безрезультатное, отнимающее силы и не приносящее пользы времяпрепровождение, но сейчас, если бы на этом мостике, рядом с ним, не стоял этот трогательный, черноволосый красавец, то Стас, с чистой совестью, своими руками утопил бы себя в этом самом Царицынском пруду. Вот, ровно под этим мостиком. За идиотизм. За клинический маразм. За то, что - мудак. Семь лет из жизни нахер. Они гуляют-то всего ничего - менее получаса, а у него уже такое странное состояние. Он, словно, забыл, что стоящий рядом парень, вообще-то, живет сейчас в его, Стаса, квартире. С ним. И уже не один день. Работает с ним. Ест с ним, пьет с ним. Спит с ним. Но почему же тогда ему сейчас кажется, что вот тут, на этом мостике, из-под которого выбегают маленькие торопливые волны, а сентябрьский ветер гонит их дальше - все быстрее и быстрее - всё происходит в первый раз?! Все только начинается?! И он притащил сюда этого мальчишку, чтобы показать ему красоту природы, увлечь собой, понравиться ему, и - коварно выждав подходящий момент! - затащить куда-нибудь в укромное место, и, пользуясь внезапностью нападения и растерянностью жертвы - поцеловать. Поцеловать в первый раз. В Царицынском парке. Стоп!... В первый раз?! Приехали. Вот теперь точно можно строиться в шеренгу и, с песней, маршировать в дурку. Черт возьми, но у него действительно, такое состояние! А самое поразительное, что Игорь ведет себя - точно также. Он смущается, явно, робеет, радостно - испуганно косится на Стаса. И кто сказал, что ему - двадцать семь?! Двадцать - максимум. И спасибо, если не меньше. Твою мать. Неужели - получается?! Стас не мог спокойно смотреть на губы Игоря, которые тот - то и дело - в волнении прикусывал. Такие упругие, горячие и сладкие даже на вид. Чтобы не сорваться раньше времени - хотя бы не здесь, не на мостике! - он обеими руками крепко держался за деревянные перила. Старался глубоко дышать. Внимательно смотрел вокруг. Стас даже не предполагал, что деревянные перила моста, доски опор, уходящих в воду, сама вода в пруду, крякающие по берегам селезни, деревья по дальнему краю пруда - настолько возбуждающее, эротичное зрелище! Он смотрел вокруг - а видел только губы Игоря. и с этим срочно надо что-то делать. Ну, хотя бы так: - Я рад, что ты согласился. На свидание...- Стас повернул голову и смотрел прямо на Игоря. Который вдруг задергался, начал проверять перила на прочность - то и дело постукивал по ним кулаком. На Стаса не смотрел, опустил голову, но слушал очень внимательно. - Мне нравится гулять здесь. С тобой. Может, пойдем дальше?...Впереди еще много интересного... И Стас положил руку Игорю на плечо. Просто положил руку - чтобы привлечь его внимание. Игорь резко вскинул голову, они смотрели друг другу в глаза. Ё-моё! Как же он здорово краснеет-то! - Да? - вдруг, по-детски, залившийся румянцем Игорь начал старательно ковырять щепочку на перилах. Но продолжал смотреть Стасу в глаза. - Много интересного? - Конечно. - теперь Стас не отрывал пристального взгляда от его губ. - Дворцы. Фонтаны. Скамейки. Скульптуры. Много всего... Он физически почувствовал, как под его взглядом у Игоря перехватило дыхание. Стас понял, что они уже всерьез рискуют так и простоять весь вечер на этом мостике. Поэтому он просто взял Игоря за руку, ощутив как у того, в напряжении, подрагивают пальцы - и они пошли дальше. Парк сиял. Начинавшийся сентябрьский осенний дождь - еще светлый, еще почти теплый - покрывал лаком листья, смачивал дорожки, освежал запах прелой травы. Капли воды, льющейся с неба, восторженно замирали у хрустальных вод фонтана, чтобы в следующую секунду смешаться с ними в своём стремлении стать частью прекрасного, чтобы жить с этими чарующими струями рвущимися в небо. Вековые деревья сменили вылинявший за лето зелёный наряд на пурпурные и оранжевые кафтаны, отделанные золотыми позументами, тот, кто был, посмелей, нарядился в золотые одежды. Тех же, кто не успел к назначенному сроку сменить невзрачный летний наряд на богатый осенний, неистовый художник, смешав в безудержной фантазии все самые яркие краски – оранжевые, жёлтые, красные, за одну ночь расписал причудливыми узорами, рассыпая мириады капель по листьям. Они шли по дорожке парка... Держась за руки. Конечно, два гуляющих по парку, держащихся за руки мужика, не могли не привлекать внимания окружающих... В любой другой день. Но - не сегодня. То ли им попадались навстречу сплошь воспитанные, доброжелательные люди. То ли их, словно, укрывала некая аура отстраненности, размытости в пространстве. Но, так или иначе, проходящие мимо, как будто, не видели идущих по асфальтовой дорожке двух красивых, стройных парней... Одного - постарше, лет тридцати, радостно - решительного, с гордо-волевым, завораживающим лицом, чеканным профилем и уверенно развернутыми плечами... Который держал за руку второго - помладше, лет двадцати, не больше, с роскошными черными волосами до плеч, ласковым взглядом зеленых глаз, растерянно-восторженного, явно, старающегося, но не способного сдержать улыбку счастья на изысканно-красивом лице. Тот, что помладше, то и дело, посматривал на своего спутника - любовно-горделивым, обожающим взглядом. А тот, что постарше - даже не смотрел на того, кто шел рядом с ним... Но по его уверенной посадке головы, по прищуру выразительных глаз, по его решительной походке. По тому, как чуть-чуть пробивалась на сжатых губах взволнованная улыбка, было понятно - видит!... Каждую секунду, каждую долю секунды - видит!... И не просто видит своего спутника, но, вобрав его глазами, сердцем, сурово стережет каждый закоулок этой ненадежной вселенной, чтобы, не дай бог, не промелькнула хоть тень, способная омрачить улыбку идущего рядом. А для этого даже не обязательно смотреть. Достаточно - держать за руку. Они, были словно, не отсюда, не из этого времени. Может быть, поэтому их и не видели проходившие мимо люди? Или - делали вид, что не видели? Потому что были доброжелательными и воспитанными. Стас, уже понявший, что удалось - удалось, черт возьми! - каким-то, даже не шестым, а пятнадцатым, двадцать четвертым чувством, вел Игоря по парку, по заранее намеченному маршруту. Вел, выматывая себе душу, потому что единственное желание, выносившее ему мозг было простым и очень понятным - затащить Игоря за любое дерево, за любой угол попадавшихся на пути строений, в любую каменную нишу. И - целовать. Целовать безостановочно, задыхаясь, отпустив все тормоза, до крови на губах. Стас просто сходил с ума от желания поцеловать Игоря прямо сейчас. Но - рано. Еще пока - рано. Он ждал - узнает? Не узнает? Лучше бы - не узнал. Достаточно того, что Стас сам знает, что это - так. Картинки из сети. Фотографии Царицынского парка. Десятки. Сотни. Сотни сотен. Рисунки Игоря. Как он помнил этот самый парк... Стас не был уверен, что узнал на фотографиях все места, увиденные в альбоме, но старался подобрать максимально похожие... Когда составлял маршрут их свидания. По рисункам Игоря. Он не сомневался, что последние семь лет Игорь здесь точно не был. С того самого дня. Рисовал по памяти. Что-то спуталось, что-то поменялось. Да и свои старые работы он уже какое-то время, явно, не открывал. Стас очень хотел надеяться, что это - то самое время, отсчет которого пошел с прилета Игоря к нему, в Киев. Да, явно, давно не смотрел. Месяц, или даже больше. Но чутье художника... Творческое чутье этого удивительного мальчишки - беспокоило, будоражило владельца. Он, то и дело, вдруг начинал озираться по сторонам, пристально смотрел вокруг - словно силясь что-то вспомнить, что-то узнать... И как же хорошо, что за последние годы парк претерпел такие изменения - выросли реконструированные дворцы, легли, четко очерченными, асфальтовые дорожки, засверкал чистотой воды пруд. От реальных развалин не осталось и следа... Поэтому - узнать - не узнал, а вот импульс, пережитая когда-то эмоция - остались. А это очень хорошо!... Это просто прекрасно - для того, что Стас придумал для Игоря далее. Народу вокруг становилось все меньше... Вечерние тени прорезали стволы деревьев, ложились к подножьям замков. Мелкие, торопливые капли осеннего дождя уже почти не замечались, став частью пульса парка, его дыхания. Постепенно загорались декоративные вычурные фонари, расставленные по всей территории, яркими . Скамейки с резными спинками, расставленные по периметру центрального замка, между деревьями на косогоре, резко обрывающемся вниз, к водной глади, все увеличивали, растягивали по земле свои неровные, черные тени... Стас, уже путаясь в дорожках и замках, выраставших в полутьме, упорно вел Игоря к главной цели их сегодняшнего путешествия. К стоявшей на маленькой "дворцовой площади" перед главным зданием комплекса, скульптуре из черного камня. Два человека, прижались друг к другу в страстно-бережном объятии, слились губами. "Поцелуй". Удивительная по проникновенности работа Родена. Как только Стас увидел на фото этот "Поцелуй", он точно знал, где состоится самое главное объяснение. Они подошли к скульптуре, когда за их спинами уже сомкнулась вечерняя темнота. За все время, что они гуляли по парку, произнесено было от силы полтора десятка слов. У Стаса все силы уходили на то, чтобы держать Игоря за руку. Он перебирал эти длинные, тонкие пальцы, поглаживал их, чуть сжимал, отпускал на мгновение - и тут же снова подхватывал сильной уверенной ладонью. У него уже не было физических возможностей говорить, думать, смотреть по сторонам. Последний всплеск его энергии привел к тому, что он угощал Игоря кофе из пластикового, подмятого стаканчика и теплыми, домашними пирожками, купленными на одной из аллей у замечательной тетки - продавщицы, доставшей для них самые теплые пирожки - со дня кастрюли. Они пили этот жидкий, растворимый кофе, перехватывая обжигающие стаканчики из руки в руку, и - смотрели друг другу в глаза. - Это всё - для меня?! Правда, для меня?! - растерянно-изумленно спрашивали зеленые, удлиненные к вискам глаза. - Ну, ты тормоз! А для кого еще?!...Конечно, для тебя. - с радостным ехидством щурились глаза серые, прикрытые щитом длинных, густых ресниц. - Только для тебя. Сам же знаешь... - Знаю. Теперь знаю. - стеснительно опускались на мгновение зеленые. И в тот же миг распахивались снова - сияющие и ласковые. - Мне нравится спрашивать. Это так здорово. - Ну, так спрашивай. Не жалко. - смеялись в ответ серые. - Ты спрашивай. А я буду отвечать. Раз тебе это нравится. - Это всё - для меня? - Для тебя. - А... почему? - Я люблю тебя. Вот почему. Ну, и о чем было говорить словами?! До скульптуры "Поцелуй" Стас дошел на каком-то внутреннем компасе, который вел его по местности, на которой сам Кучун ни разу еще, к стыду своему, не был. Но дошел точно. Они стояли рядом с двумя телами, слившимися в черно-каменном объятии. И Стас, по-прежнему сжимавший руку Игоря, чувствовал, как у него из легких исчезает последний воздух. Дыхание перемкнуло... По-настоящему. Они смотрели на скульптуру - и видели самих себя. Это были не два элемента композиции - это были они, Стас и Игорь, слившиеся в объятии, прильнувшие друг к другу в поцелуе. Черт! Стас ведь именно так обнимает Игоря за плечи - за секунду до того, как рывком притиснуть его к себе. Твою мать. И вот сейчас... Здесь. То, ради чего он привез Игоря в этот парк... В Царицыно. Первая попытка что-то произнести была неудачной. Голос, словно сел. Пришлось прокашляться. - Игорь... - Стас! Я...- Игорь дернулся к нему всем телом. В голосе - беспокойство за любимого человека, нарастающая паника. Он никогда не видел на лице Стаса такого выражения. С которым Стас, не раздумывая ни секунды, пошел в открытый бой с прошлым. С их общим прошлым. За Игоря. И - за себя. - Погоди. Помолчи, пожалуйста, ладно? Я хотел тебе это сказать - и я скажу. - Стас смотрел Игорю в глаза. Сжимал его пальцы. - Я был уродом. Уродом и ублюдком. В тот день, когда ты ко мне пришел... Я оскорбил тебя, нахамил, а потом ржал тебе в лицо. И все это время, я думал, что это и есть самое страшное... Что я - урод и ублюдок. Нет! Молчи. Сейчас слушай меня... Но потом, позже, когда ты уже меня бросил...Ушел. Вот, много позже, я понял... Самое страшное было даже не это... Самое страшное было то, что я - трус. Понимаешь, родной?!...Я был - трус .Потому что я - хотел. Я очень хотел там, глубоко в душе, пойти с тобой в этот чертов парк. И смотреть на фонтаны. И есть мороженое. Безумно хотел... А потом - затащить тебя куда-нибудь в кусты - и поцеловать. Первый раз. По- настоящему, поцеловать, понимаешь, родной?!... Ты уже тогда был единственным, кого я мог любить. Кого я любил. Но я струсил. Потому что я - дерьмовый трус. И теперь я это знаю... Ты семь лет был один, без меня. Я не хочу знать, как ты их прожил - я сдохну, если узнаю... Потому что всё это из-за меня. И я тебя спрашиваю - ты сможешь меня простить? Даже не за те слова, и что я - ржал... Что с урода взять? А за то, что я - трус?!... За эти семь лет?!... Одному, без меня...Простишь? Ну, если захочешь, конечно... Стас не смотрел на Игоря, не мог. Он выпустил его руку, когда начал говорить, смотрел на памятник черного камня, и только яростно стискивал кулаки. Сам того не замечая. Если бы он посмотрел - то увидел бы, как засияли, словно взорвались изнутри счастьем, зеленые "кошачьи" глаза, как их затянуло влажной поволокой при его, Стаса словах. Как сдавшиеся семь лет одиночества стекали по смуглым, худощавым щекам отдельными солеными каплями. А взамен им - впервые за семь лет - рождалась искренняя, счастливая, незамутненная болью улыбка. Улыбка, в которой была любовь. Только любовь. Стас почувствовал щекой мягкость и шелк черных волос. Его ладонь сжали - сильно сжали - длинные тонкие пальцы. Игорь стоял рядом с ним, совсем рядом. И тоже смотрел на памятник. - Я - простил. И я хочу тебе сказать... Тогда хотел, а сейчас скажу. Я люблю тебя... - Игорь говорил тихо, чуть слышно. Но при звуке его голоса - глубоком, будоражащем - Стаса ударило изнутри такой радостью и счастьем, что он с трудом устоял на ногах. - Люблю тебя, Стас... Но ты не думай, я не буду тебя этим беспокоить. Просто хочу, чтоб ты знал. И буду дальше работать с тобой. И тренироваться. И буду делать все, что ты скажешь... Стас почувствовал, как лоб Игоря уткнулся ему в плечо. услышал тихий, грудной смешок. - Вот так я хотел сказать тогда. Что люблю и не буду тебе мешать. - Игорь, не чувствуя этого, все теснее прижимался к Стасу. - Даже жалел, что не смог... Сказать. А теперь сказал... И теперь ты все знаешь. Что скажешь?... Стас повернул голову, посмотрел Игорю в глаза. Потом рывком схватил его за руку, сдернул с места и потащил за собой. Почти бегом. Игорь - растерявшийся, изумленный таким порывом - послушно мчался за ним. Первая же каменная ниша с выступом, попавшаяся им на пути, заговорщицки приняла их в свое темное нутро... Стас рывком прижал Игоря спиной к каменной стене, притиснул его всем телом. Крепко сжал обеими ладонями лицо, пропуская сквозь пальцы черные пряди волос. И - жадно, взахлеб прильнул к его губам. И целовал его - так, как и мечталось пару часов назад - как сумасшедший, как сорвавшийся с цепи, задыхаясь, теряя голову. Чувствуя, как губы Игоря - упругие, сладкие - с жаром отвечают, сдаются в плен его безумному порыву. А руки Игоря стискивают его за плечи, за шею, прижимая, вдавливая в себя его тело. Их первый поцелуй в Царицынском парке. Теперь он у них есть. Стаса затапливала волна восторга и благодарности к этому мальчишке, который сделал всё, чтоб ему, Стасу помочь. Просто дал ему шанс - и Стас смог отвоевать семь лет у леденящего одиночества. Он смог отвоевать у прошлого душу своего любимого человека. Теперь оставалось еще одно дело. Такое же важное. Отвоевать тело. И поэтому надо торопиться! - Что скажу?! Я люблю тебя. Слышишь?!...Люблю тебя! - прохрипел Стас в подставляемые ему упругие губы. - Теперь бежим! Скорей! Время... - Куда? - задохнувшийся в поцелуе Игорь, выскочивший следом за Стасом из каменной ниши, кажется, потерял способность удивляться. Он спрашивал о направлении движения. Стас рядом, а остальное - такая чепуха! Если Стас ему сейчас скажет, что надо пробежаться до Волгограда и обратно, да не вопрос. Лишь бы - с ним. - К воротам, где машина. Ехать надо! - и, еще не восстановивший дыхание, Стас рванул к виднеющейся вдали ограде. До машины добежали за несколько минут. Игорю передалась загадочная возбужденность Стаса, и у самой машины он даже его обогнал. Стас гнал по погружающейся в ночную спячку Москве, автоматически фиксируя дорогу, светофоры, машины. Внутри - грохотали фанфары, запускались фейерверки, армия-победительница праздновала падение вражеского бастиона!... Получилось! Блять, получилось! Он отвоевал Игоря у прошлого! Семь лет сдались! И - пали! Стас понял это в ту минуту , когда садясь за руль, на секунду повернул голову и посмотрел на своего спутника. Посмотрел ему в глаза. Нет, прошлое не забылось, никуда не делось. Оно было, и этот факт неизменен. Но оно вынуждено было отпустить свою жертву - и осталось в прошлом. В глазах Игоря не было уже той горестно-затаенной дымки, выносившей Стасу душу все последнее время. Впервые за семь последних лет Стас увидел сейчас в глазах любимого человека незамутненную ничем радость и доверчивую надежду на то, что впереди - только хорошее. Что все будет хорошо. Последний раз такой взгляд Стас видел у Игоря семь лет назад. И вот сейчас - видел опять. Наконец-то. Ну, а теперь - в рукопашную на десять лет. И Стас сдохнет сегодня, но победит по всем фронтам. Свой единственный шанс он не упустит. Игорь, пока ехали, молчал, не отвлекал. Лишь поглядывал на Стаса - радостно-изумленно, понимая, что парк -это еще не всё. Явно, не все, что заготовил на сегодняшний день Стас. К зданию клуба "Танцевальные надежды" подлетели на хорошей скорости. Скрипнули тормозами. - Выходи! - бросил Стас, первым выскакивая из машины. Он открыл багажник, взял широкую спортивную сумку, какой-то пакет. - Пошли! Игорь, также молча, как ехал, последовал за ним. Только глаза его вдруг замерцали загадочным, туманным блеском. Словно, он что-то понял, но до конца еще боялся в это поверить. В танцевальный зал они вошли в полной темноте. Стас щелкнул выключателем, протянул Игорю пакет: - Переодевайся. Пожалуйста... - у него тряслись руки, он всеми силами пытался это скрыть. - Только не говори ничего, ладно?... Просто переоденься. Для меня... Также молча Игорь взял пакет, обдал Стаса мерцающим блеском глаз - и пошел в раздевалку. В ночном танцевальном зале гулко зазвучали его шаги. Пока он переодевался, Стас успел всё. Всё, что запланировал. Когда вернувшийся Игорь шагнул в зал - тот уже был преображен. Верхние лампы были погашены. Две напольные подсветки из двух углов рассеивали марево света, которое лишь немного пробивалось сквозь темноту. Паркет в этой игре света и тени поблескивал отдельными дощечками, словно смазанный маслом. В центре зала стоял Стас. Он был уже в тренировочной форме - точно такой же, как десять лет назад. В руках он держал широкую черную шелковую ленту. У края сцены стояла музыкальная установка, которую Игорь еще днем видел в их со Стасом квартире. Играла музыка. Игорь почувствовал, как вся кровь бросилась ему в лицо! Та самая мелодия их единственной тренировки "вслепую". Он ощутил себя опять семнадцатилетним. Сердце истерично забилось в горле, ладони вспотели. Он не ошибся. Стас решился на это! - Иди ко мне, не тяни время... - голос Стаса звучал уверенно и командно. Это был голос тренера. Его обожаемого тренера - Стаса Кучуна. В горле пересохло. Колени задрожали. - Пора начинать...Турнир скоро... И Игорь с готовностью пошел на звук родного голоса. Стас смотрел, как он приближался. Черные "латинские" танцевальные брюки. Черная "латинская" рубашка - на пуговицах, полупрозрачная, украшенная "черными же "камушками". То, что он собирал Игорю ночью, а потом тайно прятал в багажнике машины. Чтобы сейчас все было, как он, Стас, и задумал. Стас на мгновение с силой зажмурился. Нельзя сейчас раскисать. Сейчас начнется главное. Его до слез пробрал вид его любимого мальчика, радостно идущего к нему, в глазах которого светилось такое обожание, и такая надежда, что Стас даже скрипнул зубами. Игорь получит сегодня всё, что он ему задолжал. Стас шагнул навстречу, одной рукой разворачивая Игоря за плечо, спиной к себе: - Я завяжу тебе глаза, а ты простой делай все что я буду делать. Просто чувствуй меня. - он сам почувствовал, как дрогнул его голос. - Ты меня понял? - Да... - еле слышно отозвался Игорь. Точно, как тогда - десять лет назад. Казалось, он боялся дышать, боялся шевельнуться. придерживая его локтями за плечи, Стас завязал Игорю глаза. Крепко - со спины - обнял, чувствуя, как задрожало под его руками стройное, упругое тело, и решительно сказал: - Ну, поехали! И они танцевали. Игорь - с завязанными глазами, льнувший, приникавший к Стасу всем телом, державшийся за его руку и послушно выполнявший указания этой руки - и обнимавший его со спины Стас. Танцевали долго. Мелодия сменяла мелодию, а они кружили по паркету, соединенные единым порывом, единой страстью, единым сердцем. Стас управлял телом Игоря, как своим собственным, чувствуя, как от восторга ему просто сносит голову. Чувствуя, с какой жадной готовностью - сделать все, что почувствует от Стаса, исполнить любое движение - тянется под его руки, впитывает их команды его любимый мальчик. Его Игорь. Стас ласкал в танце прижавшееся к нему тело. Сперва робко, чуть касаясь. Чтобы гадал - было? Или - показалось? Потом - всё увереннее и увереннее. Он пробегал пальцами по изящной шее, ощупывал ключицы, сжимал плечи. Обдавал шею горячим дыханием, а потом, сразу же, пробежал по ней языком. Игорь, который из-за повязки не видел ничего, вздрагивал от каждого внезапного прикосновения так, что в какой-то момент Стасу даже стало за него страшно... Но он чувствовал, с какой жадной готовностью Игорь сам подставляется под его руки, прижимается к нему своим телом. Ничего-ничего! Мой мальчик крепкий! Он выдержит. Это нужно нам обоим. И он - справится. Ласки Стаса становились откровеннее, смелее. Его ладони уже гладили, ощупывали бедра, сжимали ягодицы партнера, гуляли по груди и животу. Зафиксировав Игоря в наклонной позе, удерживая его одной рукой, другой Стас с силой провел ему по коленям, стискивал внутреннюю поверхность бедер. Игоря колотило, он еле слышно постанывал сквозь стиснутые зубы от каждого прикосновения. Стас, услышав этот тихий, беспомощный стон, на секунду замер. - Если ты остановишься, я умру... - прошептал человек, которого Стас сжимал в объятиях. И Стас решил, что останавливаться больше не будет. Он пропускал сквозь пальцы черные шелковые пряди волос, гладил Игоря по лицу, пальцами ощупывая горячие упругие губы. Расстегнул пуговицу на рубашке. Вторую.Третью... Жадная ладонь скользнула под черную полупрозрачную ткань. Звучала мелодия. Не прекращался танец. Возбужденные пальцы шарили по груди, нащупали сосок, ласково обежали его несколько раз - и с силой сжали. Игорь дернулся в руках у Стаса так, словно его пробило током, застонал в голос, на весь зал. - Тихо, малыш. Тихо. Спокойно... - прошептал ему на ухо Стас, обдавая горячим дыханием. - Мы только начинаем. Играла музыка. Стас раздевал Игоря постепенно. Сперва на паркет, в угол зала, улетела черная "латинская" рубашка. И какое-то время Стас двигался в танце, сжимая обеими руками обнаженного до пояса Игоря. Сам Стас уже перестал дышать, перестал понимать, где они и что происходит. Он покрывал поцелуями точеные худощавые плечи, прикусывал их, не в силах сдержаться, раз за разом вырывая у партнера новые и новые стоны. Целовал, сжимал, стискивал руками. Каково было Игорю - с завязанными глазами - он даже думать не мог. Стасу казалось, что, если он только уберет руки - Игорь в тот же миг, как подкошенный, свалится на паркет. Но Стас был неумолим. Он соблазнял, ласкал, будоражил Игоря каждым прикосновением, каждым их парным движением. Его губы уже прошли по каждому сантиметру обнаженной кожи, заставляя Игоря мучительно-благодарно стонать, теряя дыхание, сбиваясь с шага. Но надежные, родные руки были рядом каждую секунду. Они удерживали, выравнивали, выпрямляли. И - ласкали! Ласкали так, как Игорю не могло привидеться в самом фантастическом сне. Можно было двигаться дальше. Не ломая схемы танца, Стас, в музыке, подвел Игоря к сцене, заставил опереться обеими руками в самый край, и, меньше чем через минуту на Игоре осталась только черная шелковая тугая повязка на глазах. Все остальное -танцевальные брюки, белье, носки, танцевальные туфли - легким полетом ушли в угол зала, вслед за рубашкой. Игорь оцепенело замер. Он не знал, что теперь делать. - Мы продолжаем, малыш. Тренировка не окончена... - горячее дыхание обволокло ухо, возбуждающий шепот ударил по нервным окончаниям. Сильные руки сгребли его со спины, и теперь он танцевал в объятиях Стаса - полностью обнаженный. Ощущение было настолько сильным, настолько затопляющим, что Игорю казалось, что он сейчас рухнет. Руки Стаса блуждали по всему его телу. Это был самый потрясающий, самый фантастический танец для них обоих. Игоря колотило так, что он, обхватв Стаса за шею, просто повис на нем, предоставив в распоряжение партнера всего себя, потому что ноги отказывались держать. Невозможность увидеть происходящее придавала каждому прикосновению Стаса к его телу такую остроту и внезапность, что Игорь не выдержал. - Ста-а-а-ас... Про-шу...Те-бя...- голос, упавший до "нуля", хрипло-возбужденный, показался чужим. - Я... не ... мо-гу... так... боль- ше... - Что ты хочешь, малыш? - дразнящий шепот в полной темноте, в которой выносящими мозг прикосновениями жили только руки Стаса, тело Стаса, возбуждал. Подчинял. Покорял. - Скажи, что ты хочешь... Я всё сделаю... - Хо-чу...С то-бой...Возь-ми...ме-ня...сей-час... - голос прохрипел это раньше, чем Игорь осознал, что он говорит. Что говорит те самые слова, которые стонал про себя тогда, десять лет назад, в этом зале. Когда его тренер, оставив его лежащим на паркете, ушел из зала. - Про-шу... Не...мо-гу... - Хорошо. Только в этот раз ты ничего не увидишь, малыш... - дразнящий шепот проник в самое ухо. Внезапные, как вспышки в ночи, прикосновения горячих губ к его уху. - Просто чувствуй меня... Согласен?... - Да... прохрипел Игорь, от испытываемого напряжения уже перестающий понимать, кто с ним говорит, что с ним сейчас будут делать. Знавший только одно - в этих сильных руках, решительно укладывавших его спиной на паркет, заключена вся его жизнь. Несколько мгновений - никаких прикосновений нет. По шуршащим звукам Игорь понял, что Стас раздевался. В тот момент, когда Стас услышал почти беззвучный шепот Игоря - Возь-ми ме-ня... - он сам доживал в сознании, буквально, последние секунды. Еще чуть-чуть - и он бы сам сорвался. Красота обнаженного тела, прижимавшегося к нему, доверчиво-покорно и страстно одновременно, позволявшего ласкать и сжимать, тискать себя, лишила Стаса последних моральных сил. Собственно возбуждение отзывалось уже реальной болью. Но Стасу было важно, чтобы Игорь попросил сам - именно в тот момент, когда он дойдет до предела. И когда этот шепот прозвучал - Стас, изнемогая от еле сдерживаемого желания, уложил Игоря на паркет. Играла музыка. На стене зала, выхваченные подсветкой, бились в едином объятии две тени. Стас ласкал лежащего на паркете, подающегося навстречу его рукам, парня с завязанными глазами, готовил его, проникая пальцами в горячее, плавящееся от возбуждения тело. Игорь, доведенный всем, что было до этого - руками и прикосновениями Стаса - уже до последней черты, стонал в голос, на весь зал, пытаясь в своей темноте определить, где в данную секунду находится Стас, дернуться еще ближе к нему, к его рукам. Стас понял, что дольше тянуть нельзя. Он убрал руку, подался, назад, нависая над Игорем. Склонился к нему, опаляя дыханием, пробегая в сотый раз губами грудь, живот, бедра. Прошелся горячим, влажным языком по возбужденной плоти, вбирая, засасывая ее губами, вырвав даже не стон - крик на весь зал. И судорожная попытка обожаемого тела метнуться к нему. Ближе. Еще ближе... Всё, малыш! Пора... Решительно развел ему ноги в стороны. Подхватив под колени, дернул на себя. Замер... Красивый черноволосый мальчик с черной шелковой повязкой на глазах, полюбивший его здесь, в этом зале, десять лет назад... - Я люблю тебя, малыш... И - рывком вошел в любимое, вздрагивающее под ним тело. До вскрика боли. До искр в глазах. Как в первый раз. Играла музыка. Тени... Две тени на стене. Слившиеся в затемненном зале в едином танце любви. Два крика, слившиеся в один. Два тела на паркете. Сжимающие друг друга в объятиях в последних волнах отступающего наслаждения. Потом они лежали рядом, не в силах пошевелиться. Одной рукой, на ощупь, Стас стащил с глаз Игоря повязку. Теперь они смотрели друг другу в глаза. Серые - в зеленые. И - наоборот. - Если ты можешь двигаться, то вон там, на сцене - сигареты и пепельница. - Стас смотрел на побелевшее от перенесенных ощущений и переживаний любимое лицо. На влажные следы вокруг глаз. Повязка не давала стекать выступившим слезам. Игорь исчез из поля его зрения. Через несколько секунд вернулся. Два кремниевых щелчка. Два красно-оранжевых огонька в полумраке зала. - Почему ты оставил повязку? - Игорь подполз совсем близко. Уткнулся лбом Стасу в плечо. Руку с сигаретой держал на отлете, над пепельницей. Стас привычно сгреб его одним движением руки, прижал к себе. В другой руке - сигарета. - Я подумал... Если бы это было... Ну, тогда, в тот день. Тебе было семнадцать...Ты бы зажмурился в этот момент? - Он глубоко затянулся и, через паузу, с шумом выдохнул. - Думаю, да... Конечно. - по голосу Игоря Стас слышал, что тот улыбается, уткнувшись лицом ему в плечо. - Мне до сих пор иногда хочется зажмуриться. - Ну, вот, считай, что ты - зажмурился. - и Стас, счастливый, опустошенный, довольный, как сто Наполеонов сразу, засмеялся. - Мне тут только детских криков ужаса не хватало. Игорь фыркнул ему в плечо - и тоже засмеялся. А потом поднял голову, посмотрел Стасу в глаза и очень серьезно сказал: - Люблю тебя. Спасибо... Стас смотрел на него - и молчал. То, что он сам любит - он пытался сказать весь сегодняшний, уже, кажется, вчерашний вечер. И сейчас, глядя Игорю в глаза, он видел - его услышали, его поняли. И вот сейчас - ему ответили. А это значит, что и битву с воспоминаниями десятилетней давности выиграл он, Стас... Иначе почему этот зеленоглазый красивый мальчишка, отложив сигарету в пепельницу, вдруг рывком прижался к его груди, обняв за плечи и тихо прошептал: - Мой... Весь - мой. Ну, твой, так твой. Если тебе от этого хорошо. Как же это, оказывается, здорово - жить для Игоря. Стасу очень понравился сегодняшний день - он его вымотал и обессилел до предела, но подобную силу чувств, ощущений, чистоту страсти и любви - он и представить себе не мог. И, значит, оно того стоило! Прожить этот день - для Игоря. И отлично, что им не нужно спешить, торопиться, уходить. У них еще вся ночь впереди. И у Стаса есть еще парочка вопросов к Игорю, которые он с удовольствием прояснил бы, прямо тут в зале. На паркете. Ну, разумеется, когда Игорь отдохнет. - Ты видел рисунки? - Что? - Стас изумленно смотрел на Игоря. Догадался! Все же догадался! Хотя... Было бы странно... - Ты думаешь, я не узнал свои наброски? Особенно, когда ты меня уже на паркете разложил? - Игорь улыбался, глаза его сияли. - Но и когда мы танцевали, я парочку поз узнал. - Тебя лежащего там было больше... - пробурчал Стас, прижимая к своей груди черноволосую голову любимого человека. - Но несколько задумок у меня еще остались. Можем опробовать, при желании. По тому, как ласково обняли его за шею две тонкие сильные руки, Стас понял - однозначно, опробуют. И кто кого будет останавливать - еще большой вопрос. Он сделал всё, что хотел. Вернул себе Игоря. А теперь можно и опробовать... Хорошо, что можно никуда не уходить. Стас не знал, что именно эта шелковая черная повязка на глазах Игоря, которую он готовил с такой любовью, взорвет беспредельной ненавистью того, кто в полной тишине, на цыпочках, оставшись незамеченным, удалялся сейчас от танцевального зала. Стас был слишком счастлив, держа в объятиях своего любимого Игоря. Он прожил этот день для него - для своего мальчика, смотревшего на него сейчас с такой любовью и обожанием. Поэтому и не почувствовал, как рядом с ними, чуть не коснувшись их крылом, прошла ненависть. Ненависть, которая обязательно вернется. Из-за черной шелковой повязки.