О ТАНЦАХ И О ЛЮБВИ... ЧАСТЬ 2.

***** Марина Краснова тупо смотрела на бегущий перед глазами по монитору текст. Смотрела - и не видела. Ну, то есть, ни единой строчки. Текст нужно было править. Его нужно было редактировать. Одним словом - его нужно было спасать. Писал его человек, явно, молодой, к сожалению, безграмотный, и очень самоуверенный и нахальный - он обращался со словами, запятыми и многоточиями непредсказуемо, как в голову приходило, плюя на логические закономерности и правила русского языка. А это значило, что, в данном случае, Марина имела дело с "квадратной ловлей тараканов" - правка требовалась как "вертикальная", смысловая, так и "горизонтальная" - грамматическая. На самом деле, проще было плюнуть и переписать всё самой, заново - Марина часто пользовалась этим приемом, безжалостно пожиравшим время, но экономившим нервы... Править тексты, правке абсолютно не подлежащие - было выше ее моральных сил... В свои сорок два года Марина Краснова так и не привыкла к тому, что с языком можно обращаться вот так - не думая, не вникая, уверенно используя слова, смысла которых автор текста, по видимому, просто не знал... Или - не понимал... И - сажая ошибку на ошибке. Памятуя знания, намертво усвоенные в свое время в московском университете, Марина была уверена- человек, не умеющий связно излагать свои мысли - не умеет связно думать. А человек, небрежно относящийся к родному языку, также небрежен по отношению к окружающим... И - к самому себе. Марина Краснова была редактором. За все время работы в разных изданиях ей еще ни разу не встретился человек, который опроверг бы её убеждения... Потому что таких - не было. Или просто ей так не везло. Последние несколько лет Марина Краснова была редактором крупного информационного портала, который использовал в своих новостных лентах как официальную информацию, так и сообщения, репортажи, интервью привлекаемых со стороны авторов... Вот именно "привлекаемые авторы" и были основной марининой задачей. Портал был молодой, но уже "с репутацией", команда на нем трудилась молодая и перспективная. Марина сперва даже удивлялась, как её вообще взяли в абсолютно молодежное издание, при том, что она давно перешагнула рубеж "до тридцати пяти", как принято теперь указывать в описаниях публикуемых вакансий... И только какое-то время спустя, она поняла, что так привлекло руководство портала в ее скромной кандидатуре. Грамотность! Абсолютная грамотность и отличное знание русского языка. То, чего катастрофически не хватало работающим рядом молодым специалистам. Руководство оказалось на удивление мудрым и понимающим. На должности корреспондентов, интервьюеров, фотокорреспондентов и рекламщиков набирали только молодежь. Бегать надо было много, стабильности никакой, график - ненормированный. Бывали моменты, когда сотрудники портала кружили по городу до двух суток без перерыва, в поисках необходимой информации. А вот редактура. На все должности, связанные с контролем за качеством текстов, были взяты женщины "под сорок" и "за сорок", с филологическим образованием, со старой университетской школой, что, в итоге, обеспечило порталу высокое языковое качество публикуемых материалов и зарекомендовало его как "серьезное издание". Чего, собственно, руководство и добивалось. Сложившаяся ситуация устраивала всех. Молодые спецы, сперва откровенно посмеивавшиеся за спиной "тётенек", очень скоро убедились, что "тётеньки" в определенных ситуациях - просто незаменимы. Им по силам "вытащить" любой текст, выловить все имеющиеся и предполагаемые ошибки, отредактировать его так, что обычная, скучная "новость" превращалась в яркую, бьющую в глаза и привлекающую внимание актуальную информацию. У "тётенек" можно было консультироваться - без страха быть осмеянным в глаза и за глаза... Они подсказывали, учили, объясняли, получая от этого искреннее удовольствие. "Тётенькам" не надо было ни на ком самоутверждаться, не надо было никого прогибать - они были дамами уже состоявшимися, всё о себе знающими, и в лишнем доказательстве собственной "крутости" не нуждались. Молодежь "тётенек" приняла, через очень короткое время начала звать их всех просто по именам, что доставляло "тётенькам" большое человеческое удовольствие. Оказавшись в молодежном рабочем коллективе, дамы, непроизвольно, втягивались в этот пульсирующий юношеский ритм жизни, не позволявший ныть, не приветствующий обсуждения дач, внуков и здоровья, подкидывавший совсем другие - современные, актуальные - темы для разговоров. В результате, дамы молодели на глазах, а молодежь обретала хоть какие-то навыки в применении родного языка. Работа доставляла удовольствие, и, обычно, Марина бежала на нее с радостью, могла даже задержаться допоздна, если того требовали обстоятельства. Даже уход мужа два года назад она пережила, в основном, тут, в офисе, где ей просто не позволили ни на секунду расслабиться и откровенно не давали возможности впасть в отупляющую жалость к самой себе. Молодежь, разумеется, тут же пронюхавшая, что случилось у Красновой, взялась "лечить" Марину - одного из лучших редакторов - своими, радикальными способами... Для начала, ей, в течение часа, с восьми соседних компов подогнали кучу информации о протекании "кризиса среднего возраста" у мужчин... Авторами были, в основном, женщины, которые в выражениях не стеснялись, и уже к обеду Марина искренне не понимала, зачем она вообще изначально вышла замуж - если всё так печально. Ну, если все "мужики" - такие. Работать с информацией "по теме" местные ребята, явно, умели. Но "информационная агрессия" была только самым первым, пробным шагом. С самого первого дня, сменяясь строго по часам, рядом с ней возникли "воздыхатели". Три друга - корреспондент, рекламщик и веб-дизайнер, сбежавшие командой из какого-то молодежного печатного еженедельника, а теперь дружно впахивавшие на благо интернет-портала - словно, взяли над ней шефство. Может быть потому, что именно рекламщик и корреспондент наиболее часто пользовались ее редакторским опытом и добрым сердцем в правке своих заумных виршей. Ну, а веб-дизайнер просто был отличным другом. В то время стоило Марине только шагнуть за порог офиса, как рядом вырастал кто-то из парней - помогал снять куртку, помогал включить компьютер. Минут через десять, дав Марине возможность отдышаться с дороги, приносил к ее компьютеру чашку кофе. Маринин, любимый - ложка сахара, ложка кофе, полчашки кипятка и много молока. А у компа уже ждала дежурная шоколадка. По тому, как сосредоточено сопели и отворачивались окружающие, делавшие вид, что абсолютно не замечают сложных манипуляций вокруг марининого стола, акция была спланированная и коллективно утвержденная. И смех, и слезы. Марина называла их "моё утро", "мой день" и "мой вечер". Конечно, в начале она попыталась поговорить с каждым из них в отдельности и со всеми вместе. Воззвать к разуму, объяснить, что очень благодарна, но это уже... слишком. Не надо так. А молодежь, в очередной раз, доказала, что, во-первых, лучше всех знает, "как надо", а, во-вторых, ни разу не интересуется мнением на эту тему окружающих... Особенно тех, кто даже в собственном пространстве не смог навести порядок. Парни просто смотрели ей в глаза - спокойно, доброжелательно. Молча. Марина объясняла, приводила аргументы, убеждала. А они - молчали... И смотрели на нее - внимательно и с пониманием. Когда Марина пыталась разговаривать с мужем - и это было всегда - он, почему-то сразу же бросался с ней спорить, переубеждать, доказывать свое... По любому вопросу... Приводил аргументы, цитировал кого-то. И Марина всегда получалась дурой. Потому что не знала авторов цитат и не всегда понимала приводимые аргументы. Даже если речь шла о покупке дачи - по какому направлению от Москвы лучше смотреть. Даже если речь шла о том, в какой садик лучше отдать маленького Данилку. Они спорили взахлеб, забывая об изначальной причине спора, в результате чего дачу так и не купили. А с Данилкой, так и не ходившем в садик - потому что родители не договорились - сидела бабушка. И теперь Марина по привычке начинала убеждать, готовясь спорить. А парни - молчали... И молча делали то, что считали нужным и правильным. Марина не знала, как спорить с теми, кто молчит...И только смотрит на неё внимательными добрыми глазами. Поэтому "мое утро" отвечало за прибытие Марины на работу, утренний кофе, шоколадку, пару прикольных шуток, перекинутых на комп по локальной сети, несколько горячих взглядов на нее, проходя мимо, под любым предлогом... И - внезапное, очень легкое объятие за плечи, от которого Марина подскакивала на своем стуле, словно только что уселась на хорошую канцелярскую кнопку. Потом всё тоже самое шло в исполнении "моего дня", с единственной разницей, что добавлялся обед. Сопроводить в столовую, занять удобный столик, помочь донести поднос. И - обязательное объятие с артподготовкой в виде горячих взглядов. Объятие проходило, обычно, в столовой, причем "мой день" сторого следил, чтобы к этому моменту Марина уже разобралась с супом и чаем... На предмет разливания... Потому что подскакивала Краснова также, как и утром, у компа. В функции "моего вечера" входила обязательная программа с новым элементом "провожание до метро"... Последнее за день объятие происходило у входа на станцию "Тургеневская" московского метрополитена...После чего Марина, в очередной раз подскочившая на месте и шарахнувшаяся от провожатого, вбегала в вестибюль, краем глаза ловя на себе заинтересованные взгляды пассажиров. Сделать с этим Марина ничего не могла, убеждению и прочим методам воздействия парни поддаваться не желали, поэтому она предпочла успокоиться и попробовать хоть как-то это пережить. Это штурмовое внимание и заботу. Надо сказать, что в самой глубине души, ну, совсем глубоко, ей было... приятно, что ли. Вечером, дома, нападала тоска, но утром Марина не могла себе позволить пойти на работу непричесанной или с опухшим, заплаканным лицом. У порога офиса ее поджидало "моё утро". Приходилось брать себя в руки - и выглядеть. В итоге парни своего добились - уже через пару месяцев Марина успокоилась, что вызвало некоторое недоумение подруг, ожидавших, что Краснова, "как положено", будет рвать на себе волосы не меньше года,страдать, пытаться вернуть "блудного" мужа. Марина не страдала. И - не пыталась. Особенно после того, как веб-дизайнер Тамара, тоже "дама за сорок", застав ее на лестнице, быстрым шепотом проинформировала, что накануне, выходя на перекур, стала невольным свидетелем разговора "её ребят", стоявших и куривших лестничным пролетом ниже... В котором, за сигаретой, обсуждалось, что Марина - женщина красивая, эффектная, глаза у нее - ух!, не то, что сейчас, вокруг... И, если Марине захочется чего-то большего - ну, с кем-то из них - каждый будет рад... Искренне... Потому что Марина - производит впечатление. И - какой же мудак её "бывший", такую женщину упустил. И это при том, что одному было тридцать, второму двадцать девять, а младшему - дизайнеру, которого хорошо знала Тамара - двадцать семь. Марина - офигела! Офигела настолько, что на какое-то время даже забыла, что её "бросил муж". Ну, какое тут, к черту - "бросил муж" - когда вокруг творится... такое. И Марина Краснова - ожила. Вернее, ее заставили ожить. И парни - со своей почти круглосуточной "вахтой". И девчонки - тащившие ей ни с того, ни с сего в подарок французскую тушь, духи и конфеты "Трюфель". И руководство - вдруг, внезапно, премировавшее её абонементом в фитнесс-клуб, находившийся рядом с офисом. И Тамара - подошедшая как-то в коридоре, внимательно осмотревшая с ног до головы и довольно сообщившая: - Отлично выглядишь, подруга. И это при том, что особо подругами они и не были. Марина - справилась. А вот Данька, похоже, не справился. Он очень переживал! Очень. Замолчал, стал замкнутым, каким-то неувереным... Марина пыталась, как могла, его поддержать, помочь, успокоить. Но сама чувствовала, что получается это у нее плохо. Не смогла она передать сыну ни свою уверенность, которой, честно говоря, и у самой-то было маловато. Если бы не коллеги. Марина только теперь начала понимать, насколько же она пряталась от всего происходящего вокруг, в данькины танцы, в его потрясающие результаты. А вот, когда пошел рост и пропали результаты - она растерялась и не знала, чем и как ему помочь. И только вчера, встречая сына на вокзале, услышав от двух тренеров - как хорошо Данилка отработал на сборах, какой он перспективный! - она мысленно перевела дыхание, не веря, что проблема роста и полной нескоординированности оказалось преодоленной. Может, теперь опять все будет хорошо? Хотя... По тому, что было вчера... Марина сидела и смотрела в монитор. Работать она не могла. Она не понимала, что происходит с ее мальчиком, вернувшимся с юга - загоревшим, посвежевшим, которого так хвалили педагоги. Внешне всё было как обычно. Данька обрадовался бабушке... Они с марининой мамой всегда были друзьями. Долго рассказывал им о юге, о Керчи, как вел занятия, какой замечательный педагог Владимир Леонидович... И Станислав Григорьевич тоже. Показывал фотки на мобильном. Здание пансионата - белое, нарядное. Море... Ребята... Ребята... Ребята... Новые друзья. Но - что-то было не так Что-то мучило Данилку, что-то потаенное, что он старался всеми силами не показать. Он отказался ужинать. При том, что, явно, был голодным. Несколько раз за вечер уходил в ванную - помыть руки. Принять душ. Опять помыть руки. Когда, уже перед сном, он отправился "мыть руки" в шестой раз, Марина не выдержала. Она сделала то, что всегда считала ужасным и неприличным. Подкралась на цыпочках к двери ванной, затаив дыхание... И её ни разу не удивило то, что она услышала. Данька - плакал. Пустив воду в раковине, явно, пытаясь делать это тихо, он плакал и, как понимала Марина, не первый раз за день. А потом всю ночь - ворочался на своей кровати...Вздыхал. Опять ворочался. Не спал. Марина, не спавшая тоже, еле удержала себя, чтоб не встать, не подойти. Она боялась напрячь или оттолкнуть сына. А если он не захочет ей ничего сказать? И что потом делать?! Просто смотреть, как он мечется по квартире с пустым, беспомощным взглядом?! Вариант "влюбился" возник сразу, и она даже обрадовалась... Слишком долго Даник был замкнут, старался никого особо к себе не подпускать. С момента, как ушел отец. Но, если Даник влюбился... Это же здорово! Много раньше, когда он был маленьким, и они как-то заговорили о том, что, когда он вырастет, влюбится в самую красивую девушку, маленький Данька решительно сказал, что, когда влюбится - сразу расскажет об этом ей, Марине...Ну, чтоб Марина посмотрела - правда ли, самая красивая... Чтоб не ошибиться... Потом они, то и дело, вспоминали об этом случае и смеялись... А, может, правда, расскажет?... Когда Марина утром собиралась на работу, Данька пришел на кухню - выпить с ней кофе... И Марина решила рискнуть... - Данечка...А ты там, на сборах, случайно, не влюбился? - она улыбнулась сыну, ставя ему чашку с кофе, и уже готовясь порадоваться его радости. - Нет!...Ты что!...Нет, конечно!...Еще чего?! - Даник дернулся так, будто она его ударила. Лицо исказилось, побелело... Он вскочил из-за стола - и смотрел на Марину почти с ужасом. От резкого движения кофе выплеснулся из чашки на стол, но они оба даже не заметили этого. Марина испугалась. - Данечка... Да я просто... - Я иду спать! - и сын, резко развернувшись, метнулся в свою комнату. Хлопнула дверь. Перед уходом Марина осторожно заглянула к сыну. Он лежал, отвернувшись лицом к стене, с головой укрывшись одеялом. Старательно делал вид, что спит. И вот теперь - Марина абсолютно не могла работать... Потому что постоянно думала про Даньку. Что с ним?! Что происходит?! Что случилось?! Ни на один из этих вопросов ответа у нее не было. Понимая, что больше так сидеть, разглядывая монитор, она не может, Марина нащупала на столе пачку сигарет, зажигалку, и рывком встала. Хоть обстановку сменить. Может, что в голову придет. В самой верхней курилке - на пятом этаже - обычно, никого не бывало... Марина поэтому и пошла туда. Прислонилась плечом к стене, закрыла глаза. - Что-то не так, подруга?! Марина дернулась - и резко развернулась. У противоположной стены курилки, задумчиво выдыхая дым, стояла Тамара и смотрела на неё. - Что-то случилось?!... У тебя вид такой...- Тамара внимательно рассматривала Краснову, словно прикидывая, сколько можно за неё дать в базарный день. По всему выходило - мало. Марина смотрела на Тамару и думала, что это - судьба... Что именно сейчас, в это время, в этой курилке стоит Тамара Морозова - женщина сильная, решительная, эпатажная. Имеющая взрослого сына. Марина всегда симпатизировала своей коллеге. Её уверенному поведению, отличному знанию людей, её саркастичным насмешкам и ироничным подколкам, на которые Тамара была мастер. Она была года на четыре постарше Марины, и за ней, плюя на условности и предрассудки, ухаживал один из веб-дизайнеров, Антон, который был младше Тамары ровно на десять лет. Антон был талантлив, немногословен и настойчив. Но и Морозовой палец в рот лучше было не класть. Когда они сталкивались в курилке, и Антон пытался сказать ей хоть что-то, завязать хоть какой-то разговор, Тамара задумчиво затягивалась сигаретой, шумно выдыхала и, пародируя Фаину Раневскую, грудным басом говорила: - Юноша!...Побойтесь бога! Я - старая, больная мать взрослого красавца-сына. Из меня уже сыплется песок и труха. Могу показать старорежимный паспорт. - после чего разворачивалась на семисантиметровых шпильках, и, важно цокая каблуками по кафелю, покидала курилку. Антон провожал ее глазами, молчал какое-то время, и - не отступал. А уж когда Марина на одном из корпоративных мероприятий, пользуясь хорошим расположением духа и слегка пьяным состоянием своего руководства, узнала историю Тамары - она искренне зауважала эту женщину. Зауважала - как мать. Тамара Морозова - прекрасный художник, график, а, в силу неугомонности характера, и веб-дизайнер - была отлично известна в киношных и околокиношных кругах Москвы, как существо термоядерное, безжалостное и беспощадное. Вставать на пути Тамары Морозовой - всё равно, что устраивать самосожжение на бочке с порохом. Четыре года назад она, менее чем за сутки, умудрилась расколоть творческую общественность столицы на два непримиримых лагеря, не приложив для этого особых усилий и плюя на это с высокой колокольни. Что, наверное, и было, в итоге, самым обидным для многих. Дело в том, что у Тамары Морозовой есть сын. Который в данный момент учился на втором курсе актерского отделения Школы-студии МХАТ, и которым Тамара безумно - до вынесения собственного мозга! - гордилась. Очаровательный мальчишка, девятнадцати лет, живой, веселый и саркастичный - в маменьку - и при этом безумно красивый!... Марина только один раз видела его фотографию - и ее поразило потрясающе одухотворенное лицо, копна платиновых, вьющихся на концах волос, и синие - синевы вечернего моря - глаза. Вот эта самая красота и стала основной причиной, по которой четыре года назад, в возрасте пятнадцати лет, Филипа - или Фила, как звала его Тамара - пригласили сниматься в восьмисерийном сериале о жизни и трагедиях русского дворянства первой четверти девятнадцатого века. Роль молоденького князя Кержича, придуманная абсолютно "с нуля", ибо не имела исторических первоисточников, показалась и Филу, и Тамаре достаточно привлекательной - и Филип Морозов поехал на месяц со съемочной группой под Питер, где должны были проходить основные натурные и павильонные съемки. Филип уже тогда планировал поступать в театральный, и Тамара решила, что "проба пера" - не помешает. В пару с ним поехал Никита Островский - студент второго курса Щепкинского театрального училища, с боем выбивший себе разрешение сниматься посреди учебного года - жгучий брюнет с черными глазами, смуглой кожей и копной смоляных, как грива вороного коня, волос. Князь Кержич и поручик Азаров представляли собой одну из основных действующих пар фильма - друзья, проходящие сложные жизненные испытания, помогающие друг другу, олицетворяющие понятия "дворянской чести" и "мужской дружбы"... Когда эти двое вместе входили "в кадр", голову сносило у всей съемочной группы - настолько хорош был контраст блондина с синими глазами и брюнета со смуглой кожей. Сценарий был не сложный, особых актерских изысков, как водится в сериалах, не требовалось, попадание "в типаж" у обоих было идеальное - работа шла слаженно и результативно. Ребята на площадке подружились, Фил уже считал Никиту своим другом, постоянно рассказывал о нем Тамаре... Та по голосу улавливала, как нравятся сыну съемки, как он доволен, что согласился на эту роль. Рвануло всё на середине съемок - через две недели после отъезда в Питер. Тамару посреди ночи поднял на ноги телефонный звонок. Часы показывали второй час ночи. Она еще какое-то время поразглядывала на экране мобильника совершенно незнакомый номер, а потом нажала кнопку и задумчиво сказала: - Алло? И - после этого молчала. Молчала и внимательно слушала слащавый, сочувствующий голос, который, не представившись, торопливо рассказывал ей, какая случилась беда... Как ее мальчик - такой наивный, еще такой ребенок, такой красавец - подвергся совращению, буквально насилию...Да-да, можно сказать, насилию со стороны отвратительного субъекта, партнера по съемкам, Никиты Островского, принудившего мальчика к такому...Даже язык не поворачивается сказать, гадость какая!...Но мама может не переживать! Этот мерзавец Островский получит на полную катушку!...Вот, если бы мама через пару дней смогла бы приехать в Питер - надо же будет дело заводить... Мальчику пятнадцать лет - это вам не шутки!... Мать должна быть рядом... Самое главное - чтобы Филечка смог завершить съемки, после того, что с ним сделал этот подонок... А вы можете подъехать на "Сапсане"... Через два дня... А мы вас встретим... Тамара пообещала подъехать. Да, через два дня. На "Сапсане". До свидания. Тамара не просто испугалась - она безумно испугалась! У нее даже зубы застучали. Клацнув ими для порядка - некогда бояться! - Тамара Морозова сорвалась с кровати и превратилась в сносящий все на своем пути тайфун. Первое, что она сделала - набрала номер собственного дяди, занимавшего прочное, убедительное положение в руководстве МВД... Даже не поздоровавшись, не извиняясь, она сообщила, что Фил вляпался на съемках в какую-то хню, и, если по питерским сводкам пройдет что-то с фамилией "Морозов" - можно ли это дерьмо притормозить хотя бы часов на двенадцать... Потому что через двенадцать часов все опять будет тихо и хорошо. При этом она впрыгивала в джинсы, нащупывала кроссовки, вытаскивала из секретера все имевшиеся в доме деньги и паковала на дно сумки качественный газовый баллончик. Одновременно. Тамарин дядя слишком хорошо знал свою племянницу, поэтому пообещал - сразу. Попросил лишь не рукоприкладствовать излишне, её отмазывать выйдет дороже. А потом Тамара выскочила из квартиры, вылетела из дому, прыгнула в машину - и погнала в Питер. Во втором часу ночи. На хорошей скорости под сто шестьдесят, яростно сжимая руль и скрипя зубами. Мама она была внимательная, поэтому прекрасно знала, где именно в данный момент располагается съемочный лагерь. Карта со всеми пометками валялась рядом, на пассажирском сиденье. Она только жутко боялась опоздать. С телефона Фила звонили дважды, но она не брала трубку. Она точно знала, что это - не Фил. А остальные пусть думают, что она валяется в отключке от ужаса. Или где там положено валяться мамашам в подобной ситуации. Она очень боялась опоздать. Тамара психовала и гнала так, что к съемочному лагерю она подлетела уже в седьмом часу утра. Несколько ГИБДД-шников на трассе, явно, слягут с сердечным приступом, увидев ночью в реале фильм Бессона "Такси". Только Тамара не сшибала приборы для измерения скорости. Она припарковалась, хлопнула дверцей, прислушалась. Услышав у одного из вагончиков гомон голосов, продохнула, поправила на плече сумку - и маршевым шагом пошла на звук... Увидела людскую толпу, шумевшую у полуоткрытой двери вагончика. Услышала отчаянный вскрик Фила - "Нет!... Не надо!..." - Женщина, а вы кто?...Тут посторонним - нельзя... - ей навстречу, загораживая дорогу, сунулся щуплый мужичок с красными прожилками на мясистом носу. "Женщина" Тамара просто снесла его в кусты роскошной грудью четвертого размера, не заметила этого, подошла к вагончику... Стоявшие толпой люди медленно расступились. И Тамара поднялась по лестничке внутрь. О том, что было дальше - как к ней бросился зареванный, трясущийся, в одних джинсах, Фил. Как на кровати сидел красивый смуглый парень, пытавшийся хоть как-то закрыться простыней, а два гориллоподобных мужика дергали его с двух сторон... Как на нее изумленно уставился третий, руководивший "промыванием мозгов". А особенно о том, как она, по одному, повыкидывала их всех троих из вагончика, лупя всем, что попадалось под руку, заблокировала дверь какой-то металлической палкой и развернулась к своему дурню и его красавцу - Тамаре потом рассказывали Фил и Ник. Сама она этого не помнила. Фил тогда сказал, что все, кто там был, испугались ворвавшуюся маму так, что пытались от нее убежать, а она их не пускала, потому что - била. Ну, это и понятно. Статная, рослая Тамара, пропорционально сложенная, но далеко не маленькая, во взведенном состоянии, способна была ночью разогнать банду гопников. А уж, если речь шла о Филе... Ведь она поняла, что надо ехать - срочно! Сию секунду ехать! - еще когда слушала в Москве по телефону этот слащавый голос, назвавший её сына "Филечкой". Какой он вам, к черту, "Филечка"?! Он - Фил! Или - Филипп! И никаких, на хер, "ФИлечек"! Его с детства тошнило от "Филечки". Саму Тамару, кстати, тоже. Никто из друзей, близких, приятелей не называл его так. Значит, звонил - не друг. Поэтому она и поехала. И приехала как раз вовремя, чтобы пресечь это коллективное безумие. И издевательство над двумя мальчишками, которые просто влюбились друг в друга. А это сочли преступлением. Их подстерегли, когда они не смогли уже сдерживать свои чувства, и просто вломились к ним в вагончик, устроив показательную акцию. У них на глазах даже позвонили маме Фила. О которой в тот момент всерьез никто и не думал. Но что такое настоящая показательная карательная акция мама Фила показала всем, когда вышла из вагончика на площадку... А у нее за спиной, взявшись за руки шли два парня - один из них ее сын - ради спасения которых она примчалась ночью из Москвы в Питер. Тамара зверствовала не хуже гестапо на оккупированной территории. Она никого не слушала, а яростно требовала режиссера - сюда! К ноге! Тот долго прятался по другим вагончикам, но потом сломался - и вышел. Морозова коротко объяснила ему, что именно она ему оторвет и куда оторванное вставит, как порвет на ползунки его репутацию и карьеру, имея кучу друзей-журналистов, и что лично, своими руками, как художник, отрисует фотомонтаж, на котором несчастный режиссер будет радостно сношаться с лошадью и позаботится о том, чтобы этот шедевр разошелся по сети с максимальной доступностью. А еще - заберет домой Фила, вот так, и им придется переснимать весь отснятый материал, а это - бабки.Которые сношающийся с лошадью режиссер будет платить из собственного кармана. О чем в обязательном порядке позаботится любимый родственник в МВД. Если в течение пятнадцати минут всё, что тут происходит - не прекратится навсегда! Время пошло! И, давая несчастному деятелю искусства время - обещанные пятнадцать минут - "на сладкое", Тамара пошла искать того, кто позвонил ей ночью. Путем обратного вызова на мобильник. Жалобно звонивший телефон одиноко валялся в кустах, и Тамара, вспомнив снесенного ею щуплого мужичка, поняла, что этот пункт плана уже выполнила. Режиссер согласился на всё. И вот уже тогда - успокоенная, довольная, видевшая, как шарахались от нее окружающие - она пошла знакомиться с Никитой Островским, которого выбрало себе сердце ее сына, Филиппа Морозова. Ник сперва страшно переживал, напрягался, но Тамара в пять минут объяснила ему, что думает о нем, о Филе, о ситуации и о том, что происходило этой ночью. А Фил с Ником, запинаясь и поправляя друг друга, тихо рассказали ей, что все дело - в режиссере. Которому понравился Никита, и который несколько раз на это прямо намекал. А Никита видел только Фила. Вот так всё и получилось. Тамара, узнав о причине этого кошмара, еще раз прошлась по площадке, посверкала глазами на режиссера, напомнила про лошадь. А потом позвонила на работу, по телефону взяла две недели в счет отпуска - и получила их, так как была отличным специалистом, и с ней считались. И - осталась в Питере до конца съемок. Охранять своего дурня и его красавца, которые кроме, как преданно глядеть друг другу в глаза и вздыхать, и защищаться-то, как следует, не умели. И все потому - что безумно любила своего сына! И то, что он имел несчастье влюбиться за три месяца до своих шестнадцати лет - для Тамары ничего не меняло. Съемки - худо-бедно - закончились, сериал имел успех. Два молодых актера - Филипп Морозов и Никита Островский - произвели на публику наибольшее впечатление. Ребят начали приглашать в телешоу... В другие съемочные проекты. Главным для них было то, что они могли быть вместе. Когда, после съемок, все вернулись в Москву, Тамара предложила Нику пожить у них. И сказала, что с удовольствием отпустит в самостоятельную жизнь - на съемную квартиру - когда Филу исполнится восемнадцать. Но год назад - когда Филу исполнилось восемнадцать, и он уже учился в Школе-студии МХАТ - оба уперлись рогом, Ник - даже больше, и категорически отказались переехать на квартиру, которую Тамара им подобрала. Видите ли, мама так вкусно готовит, с ней так здорово, что они еще поживут тут. И Тамаре так и не удалось их выпихнуть! Она называла живущий под боком тандем - "голодранцы", а ещё - "НикоФилия". И была - счастлива. История наделала в Москве шуму, последствия были никакие, а за Тамарой закрепилась слава "мамы-терминатора"... И сейчас Тамара Морозова смотрела на Марину Краснову, и Марине очень хотелось выговориться именно ей... Женщине, которая сумела помочь своему сыну, понять и поддержать его в ситуации, с которой не каждая мама справится... И Марина все рассказала. Про уход мужа... Про отчаяние Даньки... Про срыв спортивной карьеры. Про сборы. Про то, что было у нее дома вчера вечером и сегодня утром. Про то, что она не понимает, что с Даником и не знает, как ему помочь. Тамара, за время разговора выкурившая пол-пачки сигарет, внимательно посмотрела на Марину: - Сделай вот что... Телефон его посмотри. - Телефон? ... - не поняла Марина. - Последние фотки на мобильном. Моя НикоФилия тогда, на съемках, щелкала друг друга в диких количествах. Даже если девушка и любовь - должны быть фотки. И завтра заходи сразу, с утра. Жду тебя. Будем дальше думать. Не то что-то с твоим мальчиком... Вечером, улучив момент, когда Данилка был в ванной, Марина взяла его телефон, открыла фотографии. С четырех последних снимков на нее смотрело лицо красивого русоволосого парня с ласковыми глазами. Парень был печален. Марина была в шоке! Она не знала, как реагировать и что делать. Просто решила ничего не делать, дождаться утра и найти Тамару. Услышав о фотках, Морозова посмотрела на нее внимательно и понимающе. А потом сказала: - Сейчас иди работай. Ни о чем не думай, правь тексты. А вечером поедем к нам, я тебя со своими голодранцами познакомлю. Чайку попьем, тортик куплю. А потом домой тебя закину. Мариш, только резких движений не делай, ладно? Вечером Марина Краснова сидела в гостиной Тамары Морозовой, а напротив нее, на диване, держась за руки, сидели два красивых мальчишки, блондин и брюнет - одному девятнадцать, второму- двадцать три - и рассказывали ей о своей жизни. О том, что такое - когда влюбишься. Когда боишься глаза поднять на ставшего вдруг дорогим человека. А потом - ловишь ответный взгляд. о том, что такое - когда ты первый раз целуешь любимого человека, держишь его в объятиях, боишься прикоснуться, чтоб не напугать, не оттолкнуть, а к тебе в вагончик врывается толпа - и кричит, и говорит гадости...И - ржет. И вы оба голые, а твоему любимому - пятнадцать лет и ты не знаешь, как закрыть его, спрятать от этого дерьма. И как вам обоим хочется умереть, потому что вы виноваты только в том, что влюбились. А кто-то, чужой, незнакомый, вдруг счел это личным оскорблением. И кажется, что всё, жизнь кончилась, потому что после такого жить - нельзя. И вдруг... Вдруг! Появляется мама. И, оказывается, можно жить дальше - потому что самый родной человек с тобой и за тебя. Против этой толпы... И как это важно, когда мама - понимает тебя. Потому что она - самый близкий человек. И тот, кого ты любишь. И их у тебя теперь двое - любимый и мама. И вот тогда ничего не страшно... Тамара сидела напротив через стол - смотрела на Марину и курила. Молча. Только глаза - напряженные, внимательные - становились все спокойнее, а к концу вечера даже заулыбались. Когда Тамара привезла Марину домой, та взлетела на свой пятый этаж без лифта... Позвонила в дверь. Открыл сумрачный Данька: - Мам, ты где была? - и замер, в недоумении разглядывая заплаканную Марину, проревевшую всю обратную дорогу в машине. Стоило ей только вспомнить тамариных "голодранцев", их глаза, их подрагивающие руки, когда они рассказывали ей о себе - слезы наворачивались снова и снова. Марина привалилась к дверному косяку, посмотрела на сына. - Позови его в гости завтра. Этого мальчика... - Она видела, как вздрогнул, побелел Данька, шарахнулся от нее к обувному шкафчику. - Ка-ко-го... мальчика?! - У него даже губы задрожали. - С фотографий. На твоем мобильном...Я очень хочу с ним познакомиться. Чайку попьем. Я тортик куплю... - эхом повторила она слова Тамары. - Мне он показался очень милым парнем. - Мама...Мама, ты вправду?...Это ты... Правда, хочешь? - Марина видела, как расцветало на глазах лицо сына, как надеждой засияли серо-зеленые глаза. - Ты... не шутишь?! - Какие шутки? Зови!...Я пораньше с работы отпрошусь, приготовимся. - Марина порывисто обняла Даньку, ощутила, как того трясет. - Я же - мама. А не... враг народа. И на дрожащих ногах пошла в кухню, включать чайник. Слушала, как по квартире ураганом носится Данька, ищет телефон. Даже не обиделся, что она в фотки залезла. А еще она услышала, что того, кто завтра придет - зовут Макар. Марина пила горячий кофе, не чувствуя, что он обжигает ей губы... Смотрела на радостно метавшегося, разом воспрявшего духом, ставшего таким привычно родным, сына. Думала о том, что, все же, поставит памятник Тамаре Морозовой. При жизни. Потому что, только благодаря ей и ее "голодранцам", она сегодня не потеряла своего Даньку. Бабушке, наверное, говорить не надо пока. Не поймет. А там - кто его знает?! Вдруг этот Макар, который завтра придет - хороший человек?