О ТАНЦАХ И О ЛЮБВИ... ЧАСТЬ 2.

***** Стас Кучун стоял в тамбуре поезда "Симферополь - Москва", куда он вышел на, бог знает какой по счету, перекур... В одной руке у него была сигарета, а второй главный тренер клуба "Танцевальные надежды" крепко держался за голову. Последние двое суток унесли у него больше сил, чем предыдущие три недели сборов - со всеми волнениями и нагрузками. А впереди - еще сутки... И их надо как-то прожить... Стас чувствовал себя Наполеоном, отступавшим от Москвы по Старой Смоленской дороге, в жалких попытках спасти остатки некогда великой армии... С той лишь разницей, что "отступал" он не от Москвы, а к Москве - из Керчи - "остатки его армии", а именно, юные танцоры клуба, возвращавшиеся со спортивных летних сборов, чувствовали себя более чем прекрасно, а жалкие попытки "спасти" относились к собственным нервам, натянутым, как канаты и собственному же душевному спокойствию... Но, похоже, и первому, и второму, прямо на глазах, приходил окончательный и бесповоротный конец... Стас приоткрыл дверь в вагон, заглянул - не увидел ничего нового, опять захлопнул дверь и - захохотал... Зажимая рот рукой, давясь собственным смехом, ибо негоже главному тренеру смеяться над несчастьями своих воспитанников... Но молчать - было уже выше его сил... А старших он, все же, выпорет по приезде в Москву!... Великовозрастные придурки!... Два вагона на уши поставить!... Но какая фантазия у парней!... И, к сожалению, у девушек - тоже... А что вы хотите?!... Сборы-то закончились!... И вот теперь два вагона поезда увозили домой московских танцоров двух дружественных клубов - "Танцевальные надежды" и "Коррида"... Стас до сих пор не понимал, как в последние часы своего пребывания в керченском пансионате они, во-первых, не разнесли сам пансионат, а, во-вторых, все же умудрились погрузиться в поезд в полном составе, не забыв никого... И даже почти не растеряв вещи... Это было, поистине, чудо... Ночь перед возвращением домой на каждых сборах - это, как "праздник Нептуна" для моряков, проходящих экватор, явление обязательное и безжалостное одновременно... За плечами - три недели тяжелейших спортивных нагрузок, ежедневный ранний подъем в приказном порядке, режим дня, непрерывные окрики тренеров, круглосуточная беготня плечом к плечу с тридцатью-сорока такими же как ты жертвами любви к бальным танцам...Когда у тебя на балконе номера сохнут и не могут высохнуть за ночь - потому что сильная влажность - три-четыре тренировочные футболки, и ты идешь на утреннюю тренировку в последней имеющейся - грязной, еще с московского поезда сюда, заляпанной мороженым, и тебе прилетает от тренера по первое число... Потому что ты - танцор, и на сборах никого не волнует, что и где у тебя не сохнет - ты обязан выглядеть... Когда ты вечером хитро планируешь после тренерского обхода все же смотаться в бар, в холле первого этажа, потому что - интересно же!... И с этой трогательной мыслью засыпаешь на кровати, даже не успев раздеться, потому что от усталости не можешь пошевелиться... Когда ты уже на автомате не садишься в столовой за стол, пока по головам не пересчитаешь всех, отданных тебе под опеку малышей твоего клуба, приехавших без родителей, не вытрешь им носы, не заставишь по три раза перемыть грязные ручонки, не выслушаешь каждого, не утешишь, не погладишь по головке...Когда ты забыл, как выглядит твой комп и какой у тебя пароль на фейсе, но отлично, с закрытыми глазами, знаешь дорогу до ближайшей керченской аптеки - пластырей нужен мешок, малыши все время стирают ноги - и у тебя от зубов отлетает расписание ежедневного пансионатовского автобуса, возящего всех желающих на Азовское море... И, наконец, все это - позади... И завтра поезд повезет тебя домой ко всем благам цивилизации - к отдельной комнате, компьютеру, маминым обедам и ужинам, горячей воде в любое время суток, айпадам и PSP, прочим гаджетам и девайсам... И тебе почему-то так грустно и тоскливо от этой мысли... И последняя ночь перед отъездом становится этаким праздником под лозунгом "Пропади всё пропадом, завтра, всё равно - на поезд!"... В прощальную ночь в керченском пансионате из составов обоих клубов спали - считанные единицы... И совсем не "корридовские" малыши, как можно было подумать!... Спали несколько ответственных ребят, заранее, накануне вечером собравших сумки и поставивших будильники на телефонах на положенное время, чтобы не проспать утренний автобус на вокзал... А вот малыши, как раз, всю ночь, в диком восторге, болтались за старшими, принимали участие во всех развлечениях, и к утру - все семеро, в целости и сохранности - были на местах... Потому что даже в эйфории разгула старшие ребята очень ответственно отнеслись к тому, что у них под ногами все время кто-то прыгает и бегает... Стас своими глазами видел двух "корридовских" юниоров лет пятнадцати - светленькую девочку и симпатичного мальчика-брюнета - которые во втором часу ночи запойно целовались под кипарисом, при этом парнишка одной рукой обнимал барышню, а другой - вытянутой в сторону - крепко держал за шиворот футболки мелкого бесенка лет семи, веселившегося, как в цирке...Держал крепко, чтобы тот не оборачивался и не подсматривал, а, главное - никуда не сбежал...При этом бесенок умудрялся-таки изворачиваться и подглядывать - и был счастлив!... Юниоры целовались - и были счастливы!... Счастливы, в итоге, были все, поэтому Стас, понимавший, что неплохо бы все же вмешаться, решил, что сейчас с телеэкрана идет такой поток всяческого дерьма, что один искренний подростковый поцелуй летней ночью на берегу моря - никакого вреда мальчишке не принесет... Малыши оказались "бесхозными" потому, что мамашки - впавшие в общую эйфорию отъезда - решили уже гульнуть "на дорожку" от души! Затоварившись четыремя двухлитровыми канистрами розового домашнего крымского вина, они устроили свои "дамские" посиделки, которые, по доносящимся из пансионатовского парка звукам, проходили чуть ли не веселее, чем развлечения самих танцоров... Можно было, конечно, и туда вмешаться, напомнить о материнском долге... Но Володя Курицын, задорно поблескивая очками, сказал, что проследит лично - и строевым шагом отправился на "огонек", и через какое-то время был встречен воплями восторга и аплодисментами...Судя по тому, что до утра он больше не появлялся, "личный контроль" проходил успешно... Володя даже звал с собой Стаса... Но Стас... Стас был занят... Очень занят... Рядом с ним, вплотную, дыша ему в шею и щекоча её прядями волос, стояло зеленоглазое чудо, с каждым прошедшим днем, часом и минутой сборов, становившееся ему все дороже и важнее... Становившееся самым главным в его жизни... Хотя, казалось - куда уж еще-то?!... А вот, поди ж ты!... Рядом с ним стоял Игорь... С которым они этой ночью ходили на берег моря...Гуляли... Несколько раз предусмотрительно разошлись с такой же безмолвной, очумевшей от счастья быть вдвоем, парой - Эма Градиевский и Стефка, которого Эмка обнимал за плечи и иногда, чуть касаясь губами, целовал в золотисто-соломенную макушку... Несколько раз с трудом, в последнюю секунду, избежали лобового столкновения с парой - Макар Машера и Данька - которые казалось, задались целью подстеречь их на каком-нибудь из каменистых поворотов и снести с ног к чертовой матери... Оба - веселые, счастливые, и неизвестно еще, кто кого тащит... Пары, парочки - идущие с берега моря, на берег моря - сходились, расходились, уступали друг другу дорогу... Никто ни от кого не прятался, проявляли элементарную вежливость...Всем было ни до кого, только - до себя и своих собственных переживаний... Кто-то, также, как они, был счастлив, кто-то - грустил... Кто-то - плакал... Разные причины и разные жизненные ситуации... Были и те, у кого всё только начиналось... Наиболее старательно - на цыпочках, стараясь не дышать - Стас с Игорем обошли замершего у здорового черного валуна, врезавшегося в кромку воды, Лешку Сёмина... На валуне, прижав колени к груди и уткнувшись в них подбородком, сидела Иришка Золотникова... Лешка держал ее за руку, и они просто смотрели друг на друга... Молча... Не шевелясь... Стасу на секунду показалось, что они так держатся за руку уже много, много, много лет, века, тысячелетия - столько же, сколько стоит на берегу этот омываемый морем валун... Сколько поет свою любовную ночную песню омывающее его море... Чтобы не мешать никому, и, чтобы никто не мешал им, они, в результате, ушли за пару километров от пансионата, и вот уже там, расположившись на прибрежном камне, Стас смог спокойно рассматривать это родное лицо, перебирать спадавшие на лоб и глаза черные шелковистые пряди волос, проводить пальцем по выразительным, упругим губам, чувствуя, как они вздрагивают от каждого прикосновения... Игорь, прижавшийся к нему, привычно откинувший голову на плечо Стаса, не отрываясь смотрел на него своими зелеными глазами и чуть улыбался краешками губ... Они просто сидели на камне... Просто разговаривали... После той ночи в его номере, после праздничного концерта, когда всё могло погибнуть, когда ему удалось всё спасти маленькой, изящно вырезанной деревянной фигуркой танцора - он хотел отдать её Игорю, но тот, уткнувшись носом Стасу в плечо, запинаясь и заикаясь, объяснил, что он, Игорь, вырезал её как раз для Стаса и нёс ему в тот самый день - Стас какое-то время старался не возвращаться к этой теме... Слишком она была тяжелая и непростая... Кучун прекрасно понимал её неизбежность, но - не сейчас, потом... Когда они будут лучше чувствовать друг друга, когда Игорь освоится уже с тем, что произошло тогда, той ночью, в его жизни... Стасу и без этого было непросто... Разумеется, он потом задавал вопросы - которые его волновали и беспокоили... А после - проклинал себя за это, потому что полученные ответы разили и убивали наповал, и Стасу требовалось какое-то время, чтобы, элементарно, продышаться... Три связи - даже не романа, об этом и речи не было!... Три связи по большой - очень большой! - пьяни, в разгульных случайных компаниях, где все спали со всеми, и всем на всех было наплевать, а организм, пользуясь случаем, принудительно брал своё... После такого утром, обычно, не помнишь не то что имени - лица-то партнерши не помнишь!...И что именно было - не помнишь... И вспоминать не хочется, потому что - противно и сильно сдобрено перегаром... Три связи - за семь лет!... И теперь становились понятны эти срывы, эти истерики, доводившие Игоря до полуобморочного состояния... И - огромное количество предложений, в разных ситуациях, от парней и мужчин, каждое из которых отметалось резко, вплоть до мордобоя... Потому что - не Стас... Ну, о том, что - отметалось, можно было и не говорить... Стас это прекрасно видел сам, той ночью, в собственной постели...Когда, переживая за него, пытался хоть как-то помочь, облегчить то, что происходило, но, в глубине собственной души, испытывая дичайший восторг и сносящее голову чувство собственничества - мой! Только - мой! Больше - ничей!... Это обалденное молодое тело - моё!"... И цена этого "моё!" - три связи за семь лет... За которые этот дурак чуть ли не прощения просил... Стас сперва хотел его убить, но - раздумал... Убить думал за эту идиотскую рефлексию, от которой лично ему хотелось повеситься!...Потому что он прекрасно понимал, кому, в итоге за это - большое спасибо... Смотреть на себя в тот момент не мог!... Логичнее было бы себя и убить, но - тоже раздумал... А раздумал - потому что кто-то всё же должен был проводить сборы, вести занятия и тренировки, а также заниматься лично Игорем - его душевным состоянием днем, и его физическим состоянием, его телом - ночью... И, поскольку ни одну из этих задач Стас никому доверить не мог - особенно всё, что касалось Игоря - пришлось остаться живым, и остаться у руля... Опять же, после той ночи, жестко встал вопрос - где теперь Игорь Адлис будет ночевать, и что именно в этой ситуации можно сказать Лешке Сёмину - соседу Игоря по номеру - чтоб хоть как-то умерить его неуемное любопытство и любовь к шуткам и подколкам... Игорь тогда еще не был готов к шуточкам на такие темы... Он и сейчас-то к ним не особо готов, но тогда, после первой ночи с любимым человеком, особенно... На разговор с Сёминым, после суток душевных терзаний, он делегировал Эмку Градиевского... То, что Эма в курсе, что именно связало в последние дни его главного тренера и старшего брата его Стефки, Стас не сомневался...Памятуя утро концерта, взгляд Градиевского на черную майку Игоря, валявшуюся на полу в номере Стаса, встречу в левой кулисе сцены, когда Эма мог во всех деталях пронаблюдать, как Стас обнимал Игоря, притискивал его к себе... А Игорь - вжимался и вжимался в Кучуна, положив голову ему на плечо... Стас даже не детализировал задачу. Он отловил Эму после групповых занятий, отвел в сторону, выразительно на него посмотрел... Сказал только - "Лешку бы предупредить...Чтоб не беспокоился..."... На что Эма посмотрел на него своими выразительными, матово-черными, с недавних пор мягко сияющими глазами, молча кивнул и молча ушел... Возник рядом достаточно скоро... Помолчал и, глядя куда-то в сторону, тихо сказал: "Всё нормально... Не будет беспокоиться...". А потом добавил странную фразу - "Не до того ему...". И как бы Стас не был на тот момент заполнен Игорем, только Игорем и всем, что с ним связано, он еще был тренером... А мимо такой фразы тренер - тем более, уровня Кучуна - спокойно пройти не мог... Стас с трудом разыскал Лешку в перерыве между группами - разыскал за зданием главного корпуса пансионата, тупо рассматривающим забор и на громкие звуковые сигналы не реагирующим... Сёмин - молчаливый, задумчивый, очень мрачный - сидел на лавке и внимательно смотрел на забор метрах в двадцати от себя... Сведенные в одну линию брови, закушенная губа, окаменевший подбородок... Стаса до того напрягла эта картина, что он просто пригнал Сёмина к себе в номер - чуть ли не тычками в спину, потому что тот, то и дело, тормозил и забывал, куда идет - невзирая на присутствие там Игоря.... Вот так, прямо при Игоре, и пригнал... Игорь сидел на кровати Стаса, в одних тренировочных штанах - он как раз зашел переменить футболку перед очередной детской группой - голый до пояса, с растрепанными волосами и - безумно красивый!... Стас присел на подоконник, а на единственном в номере стуле, посреди комнаты, сидел Лешка... Он сидел ссутулившись, опершись локтями о колени, внимательно рассматривал свои руки - и рассказывал... Рассказывал, что вот уже сутки, как он не понимает, что ему делать дальше...Потому что, после показательного номера на праздничном концерте, он вдруг почувствовал, даже не понял еще, а - почувствовал, что опять хочет танцевать!...Заниматься своим индивидуальным танцеванием - ну, чтоб пара, партнерша, программа, турниры... А столько времени упущено!...Он же три года - даже больше, почти четыре! - только тренер... И тому же Макару он проигрывает во всем и в разы... Сёмин даже попытался пошутить, вспомнил анекдот...Что, если Макар сейчас, на пике формы, остановится, развернется назад и пойдет Лешке навстречу - Сёмину его всё равно никогда в жизни не догнать... Лёшка хотел улыбнуться, но у него ничего не получилось... Нет, он обожает своих малышей, и будет, конечно, будет тренером...Но...Чтоб самому тоже... И еще... Ещё Ира... Ну, Ира, девочка из "Корриды"... Он же сейчас вообще - никто... Никто и звать никак... А ей - в пару надо.... Ей партнер нужен... А, если она в пару встанет... Ну, с кем-то другим, в смысле... И, вообще, все в жизни - неправильно... Вот неправильно он все делает!... А как остановиться - не знает... И что делать - не знает... Стас не успел тогда рта даже раскрыть - с кровати, к Сёмину, метнулся Игорь... Присел перед Лёшкой на корточках - как был, полуголый, босиком, в одних штанах - заглянул в глаза и заговорил.... А потом Стас, потрясенный, обрадованный, замерший на своем подоконнике - видел со стороны самого себя... Себя - молодого, горячего, убежденного... Узнавал свои фразы, свои аргументы... Свое горячее желание - помочь и поддержать... Сколько времени он сам провел вот так, на корточках, перед Игорем - еще до того злосчастного разговора... Убеждал, успокаивал, поддерживал... И вот - пригодилось!... Семина они в итоге - в основном, Игорь, Стас только на подхвате - успокоили... Решение было принято - Леша возвращается в танцы... Игорь готов помогать в "нагоне" формы, восстановлении забытых навыков... Стас - ясное дело, ставит отличную программу... Всё, для того, чтобы вернуться - есть!... Теперь - Ирочка... Вопрос сложный, девочка - из другого клуба, но Стас решил поговорить на эту тему с Володей Курицыным лично... Новая пара - если не в стенах одного клуба - это всегда уход одного из партнеров в клуб к другому партнеру... А терять своих танцоров не любит никто... Но и Лешку Стас отдавать в "Корриду" не собирался... Еще чего!...Сёмин ему - как сын, он вырос в его клубе, у него на глазах... Этот разговор было решено оставить до Москвы... Сёмин,с которого словно сняли петлю - с прояснившимся лицом, с детской надеждой в глазах - тогда только спросил Игоря -"Тебе вещи принести?... Или заходить будешь?..." И по лицу было понятно, что спрашивает искренне, потому как всё понял, но шутить и прикалываться на эту тему не собирается... Самому - "не до того..." Решили все вместе, что Игорь - "будет заходить"... Ну, чтоб соблюсти хоть какие-то внешние приличия, в первую очередь, для окружающих детей... Приличия соблюли, сборы - феерически! - закончили... И вот, в последнюю ночь - отрывались на полную катушку... И Стас, в жизни, за все годы проведения сборов, подобного себе не позволявший - оторвался тоже... Потому что рядом с ним, на черном прибрежном камне, сидел - Игорь... С которым они в последнюю ночь сборов разговаривали, целовались, вернулись в корпус почти под утро... И, как итог - проспали!... Все!... Всем клубом!... Проспали отъезд на вокзал!... Проспали Макар с Данькой... Проспали Эма со Стефкой... Проспали Галка с Марьяной... Проспали Стас с Игорем... И Володька Курицын - тоже проспал... Вместе с "корридовскими" мамочками... Ну, почти - проспали... Потому что, в Москву они все же едут, а это значит, что - удалось успеть... Только - какой ценой!... Стаса до сих пор накрывало, когда он вспоминал вчерашнее утро!... Дорвавшиеся до свободы юные танцоры, тренеры и родители в изнеможении мирно спали, когда в номер к Курицыну робко поскребся один из его законопослушных юниоров, который вовремя лег спать, и робко поинтересовался, можно ли уже выносить вещи на улицу, потому что автобус на вокзал уже пришел - вон он, стоит во дворе, перед главным входом в корпус... С этой минуты в пансионате начался Армагеддон... Как только до Курицына, через пару минут, дошло, что автобус пришел, поезд уходит по расписанию, уже скоро, до Симферополя надо ехать, а все - все! - еще спят... Страшный крик "Вставай!...Проспали-и-и-и-и-и!" несся со второго по пятый этаж, с каждой секундой подхватываемый новыми и новыми голосами... По этажам пансионата носилась обезумевшая толпа полуголых детей, взрослых, тренеров... Барабанили во все "свои" двери - "Скорей!...Подъем!...Автобус через десять минут уходит!"... Врывались в незапертые номера без стука, перепрыгивая через разваленные по полу вещи, тащили за руки с кроватей - "Скорей, автобус уходит!"... А ведь ровно у половины - еще и сумки оказались не собранными!... На утро оставили... В сумки, на истерике, запихивали все, что попадалось под руку, включая местные полотенца и салфеточки из-под графинов... Выкидывали сумки в коридор, к дверям, чтоб хоть что-то успеть забрать... Машера вылетел из своего номера на третьем этаже в спортивных штанах и футболке наизнанку, лохматый и босиком... За ним - в одних шортах и тоже босиком летел Данька, радостно вопивший - "А давайте тут, на море останемся!...Тут так здорово!"... - Я те останусь!... - проорал ему Стас с четвертого этажа, вломившийся в номер к Градиевскому, и одной рукой выволакивавший из кровати ошалевшего от такого бесцеремонного вторжения Стефку, за которого жутко волновался Игорь, а второй - судорожно тыкавший Эме в сторону номера девчонок... Градиевский был сообразителен и, как всегда, элегантен... Одним броском оказавшийся в тренировочных штанах, он в два прыжка домчался до номера Галки с Марьяной, вынес плечом дверь, сорвав замок, ворвался внутрь, замер посреди комнаты - и сказал: - Дамы, мне жаль, но транспорт вот-вот уйдет без нас... Поэтому - подъем!... Два дружных вопля - "Твою ж мать!" и "Твою налево!" - соответственно, Марьяны и Галки, дали понять, что девушки в отъезде участвуют... А Игорь в это самое время совершал подвиг... Если бы Стас это видел - он бы ни за что не допустил!... Он бы сам пошел!... Но, по просьбе Игоря Стас будил Стефку с Эмой, поэтому проглядел эпичный момент, когда Игорь, по просьбе чуть не плачущего Курицына, перелезал с балкона одного номера - пять шагов по приступочку - на балкон соседнего номера... В котором дружно спали четыре "корридовских" юниора, отведавших ночью местного вина и, сдуру, запершихся в номере изнутри... На стуки в дверь они не реагировали... Третий этаж!... Когда Игорь дошел до нужной комнаты - юниоры, всклокоченные, чумные, ничего не соображающие, даже не раздевшиеся с ночи, были выброшены пинками в коридор, по которому убегали от взбешенного Курицына, как стая зайцев от гончей своры... Четыре посланца в столовую сметали со столов двух клубов в пакеты всё, что там было - синие сардельки, хлеб, яблоки, яйца, сваренные "вкрутую"... Чтобы хоть чем-то накормить ребят в автобусе, по дороге на вокзал... Через четыре минуты после благополучного хождения Игоря по карнизу третьего этажа, его подвиг повторял Макар - на втором этаже... А Галка держала в охапку Данилу, уже не смеявшегося, а вырывавшегося всеми силами, чтобы идти с Макаром... Без непричесанной, осатаневшей, матерящейся шепотом, потому что в очередной раз потеряла свою косметичку, Марьяны - у Галки ничего бы не получилось... Стас тогда понимал, что, если сейчас все начнут собирать свои сумки и искать своих детей и друзей - на поезд можно даже не дергаться... Не успеют... Второй крик, потрясший здание пансионата до основания, был предельно четок: - Взяли все, что стоит-лежит рядом!... Своё не искать!...Детей в зубы!...Все - бегом в автобус!... Да... такого отъезда со сборов у Стаса еще не было... Из здания пансионата к автобусу бежала толпа - все еще полуголых детей, взрослых и тренеров - в которой ни один человек не нес свои вещи... Ни один человек не тащил за руку своего ребенка...В безумной надежде, что пока он несет чьи-то неподъемные сумки, кто-то, точно также, волочет его собственный рюкзак...И ведет за руку его малыша... Тренеры и старшие танцоры успели совершить по две-три ходки, оббегая этажи, проверяя - все ли забрали... Не остался ли кто в номерах... Одна молодая "корридовская" мамочка металась по этажу, со слезами на глазах: - Девочка!...Маленькая, рыженькая!...В синих шортиках!... Пробегавший мимо нее Стефка, категорически отказавшийся оставить Эму одного, успел даже улыбнуться: - Она - в автобусе!... Сардельку ест... Через несколько секунд Стас, вытаскивавший безумную по размерам, спортивную сумку Градиевского, увидел эту мамочку - она бегом неслась к выходу, волоча два юниорских рюкзака, и, буквально, мизинцем левой руки держа за шиворот того самого веселого чертенка семи лет, который ночью под кипарисами мешал целоваться "корридовским" юниорам... В набитый под завязку автобус, где можно было только стоять, вповалку с вещами, впрыгивали уже на ходу - времени не оставалось ни секунды... Проводить ошалевших москалей-танцоров, чуть не разгромивших пансионат в день отъезда, вышла вся администрация... С крыльца главного корпуса им махали даже повара, выбежавшие на пару минут из столовой... А из открытых окон автобуса неслись вопли, визги, хохот, заглушая которые, над пансионатом, над берегом моря, на городом Керчь, неслось хором, дружно: - Спа-си-бо!...Спа-си-бо!... На вокзал приехали за четыре минуты до отхода поезда... Повтор пробежки с чужими вещами - уже по перрону - вбрасывание в два, оказавшихся рядом, вагона "Корриды" и "Танцевальных надежд" рюкзаков, сумок, малышей, женщин, юниоров... Сметенные восторженно визжащей детской толпой и летящими спортивными сумками проводницы забились в тамбуры и даже не проверяли билеты на входе... Видимо, уже имели опыт сопровождения детских спортивных клубов... Когда поезд дернулся, когда за окнами поплыл перрон симферопольского вокзала, когда - примерно, навскидку, интуитивно - все его дети были в вагоне, Стас вдруг дернулся, как от удара током... Игорь!... Всё это время он не видел Игоря!... Только слышал на бегу, что этот придурок гулял себе по карнизу третьего этажа... А потом?!... Где он?!... Стаса, стоявшего в коридоре вагона, вдруг затопила такая паника, что перехватило дыхание... Он уже начал рывком оборачиваться... Теплое дыхание прошло сзади по плечу...Мягкие пряди волос коснулись щеки...Тепло тела, на мгновение прижавшегося к нему... - Я тут...Я - с тобой... И - на крошечную долю секунды - губы, прикоснувшиеся к шее, открытой низким воротом футболки... Если бы не это... Если бы не этот мгновенный поцелуй - Стас его убил бы, наверное... За то, что так напугал... ну, а теперь-то - что?!... Потом - продохнули и долго размещались... По сравнению с дорогой сюда, в Керчь, в вагоне Стаса произошли определенные изменения... Теперь у него было два купе с грифом "зона риска"... Его собственное - потому что, он ни за что не отпустил бы от себя Игоря... Да тот и сам не хотел ехать по отдельности... Но категорически затребовал в их купе - Стефку... за которым, ясное дело, без обсуждений следовал Эмка Градиевский... На фоне этого сердечного беспредела разъединять Макара Машеру с Данькой Красновым - рука не поднялась... Володя Курицын ничего против не имел, даже наоборот, сам предложил обмен... Стас отправил к нему в вагон хорошего, спокойного мальчика-юниора, подружившегося с "корридовскими" ребятами, а Данила Краснов почетно въехал в купе Макара... И вот тут - переглянувшись, как две амазонки - оставшуюся брешь, а именно - две свободные полки купе - закрыли собой, а, иначе говоря, заняли Марьяна и Галка... Чтобы не шокировать посторонних... Кажется, наконец-то, всё было в порядке... Стас почувствовал, что у него просто дрожат колени... Стоять он больше не мог... Все дела сделаны, дети посчитаны, вещи разобраны... Можно и отдохнуть... Если бы он только знал, что в первую же ночь толпа взрослых обормотов - в лице Машеры, Градиевского, Семина, Пугачевой, Спиридоновой, и добровольно примкнувших к ним Лиллы и Краснова - из всех купе утащит детскую обувь... Шлепки, сандалики, кроссовочки... И не поленится подвесить все это добро на специально протянутую под потолком вагона леску... И к утру у него будет вагон абсолютно босых, хнычущих детей, потому что - "Тапки сперли!" - а поднять голову вверх за несколько часов никто из пострадавших так и не догадался... А взрослые дурни будут от восторга тихо ржать в подушки по своим купе... Стас, наверное, нашел бы в себе силы пресечь бы это безобразие... Но - он был занят... Ночью, ровно когда банда "Машера и Ко" крала по доверчиво открытым - все же свои! - купе обувь, он, пользуясь отсутствием Стефки и Эмы, позволил себе... Ну, позволил себе... Сжимал Игоря в объятиях, притискивал еще плотнее, задыхаясь, искал в темноте купе губами его вздрагивавшие, мгновенно отзывавшиеся губы, целовал, слегка прикусывая шею, перебирал шелковистые волосы...Чувствовал, как такие родные руки обнимают его за плечи... А потом рывком отодвинул его от себя и севшим голосом сказал: - Нет!...Всё!...До Москвы... И - вышел из купе... А днем следующего дня стоял в тамбуре, курил, держась за голову... Думал, не пора ли "сдать" старших, потому что полный вагон босых детей - это перебор даже для него, Кучуна... Хоть и весело, конечно... Дорогу детишкам скрасили... И еще думал - как хорошо, что благие намерения так и остались намерениями... Ну, в смысле, - "до Москвы..." И, похоже, не у них одних... ***** Колеса стучат по рельсам...Вперед-вперед-вперед... Домой-домой-домой... Вагоны чуть покачиваются на рельсовых стыках, торопя, подгоняя друг друга... Дорога не бывает бесконечной, она, куда-нибудь, да приводит... Но пока она еще бежит, послушно ложась под колеса поезда... Пока еще каждую секунду ты уже не там, где был миг назад... Радостное беспокойство дороги... Успеть!... Только бы успеть...Скорее!... Еще скорее!... Успеть приехать вовремя!... Успеть сказать вовремя!... Успеть обнять вовремя... Коварное беспокойство дороги!... Оно торопит чувства также, как торопит поезд, прорезающий ночную тьму... И устоять против этого беспокойства - невозможно... Купе № 6... Человек - стройный, худощавый, высокий - сидит на нижней полке, задумчиво смотрит в окно... За стеклом - с каждой секундой сгущающаяся темнота, проглатывающая проносящиеся мимо домики, дороги, дальние и ближние фонари, заводские трубы и мачты, перелески и одинокие деревья... Темнота за стеклом скоро сравняется по цвету с его волосами - станет такой же густо-черной, глубокой... Только в ней не будет того живого природного блеска, которым, то и дело, посверкивают коротко стриженные пряди, когда на них падают лучи света пролетающих за окном фонарей... Матово-черные, с поволокой, глаза старательно разглядывают темноту за стеклом... Маленький черный шарик наушника почти незаметен в ухе... От него тянется черный шнур к столику купе, к лежащему на нём CD-плееру... По дороге от человека к столу шнур раздваивается, вторая черная нить тянется наверх... Человек вздыхает... Нарастающее беспокойство - радостное-тревожащее, будоражащее - растущее откуда-то из глубины души, постепенно добирается до горла, начинает потихоньку душить... Хочется прокашляться, освободиться от него... Но это невозможно... Потому что в полутора метрах над ним, на верхней полке, замерла соломенно-золотистая голова... Черный тянущийся шнур заканчивается маленьким наушником в ухе... Шелковистые пряди разбросаны по подушке в свободном беспорядке... Худенькая спина с торчащими лопатками, скрытая серой футболкой, не видна снизу, но сидящий внизу человек видит перед собой эту спину так явно, словно она сейчас - у него перед глазами... Он безумно, до зубовного скрежета, хочет прикоснуться к ней, и от невозможности сделать это чуть сжимает - длинные, изящные - чуть подрагивающие пальцы... Прикрывает глаза... Второй, наверху, отвернулся лицом к стене, замер, кажется, что он - спит... Но это лишь видимость... Он, стараясь делать это незаметно, чуть покусывает костяшки пальцев правой руки, чтобы, хоть так, справиться с затапливающим его беспокойным, радостным ожиданием... Ему необходимо, не передать как, необходимо ощутить сейчас прикосновение этих волшебных пальцев, которые - единственные в мире - знают, как надо к нему прикасаться... Спина закаменела в нетерпеливом ожидании... Двое, сидящие на нижней полке напротив, синхронно смотрят - внимательно смотрят - на одного... На другого... Переглядываются... В двух парах глаз - понимание и легкая, добрая насмешка... Потом оба шумно встают, стараясь не толкаться, собирают со столика сигареты, зажигалки, маленькую переносную пепельничку - чтобы не мусорить в тамбуре - и, друг за другом, выходят в коридор, плотно задвигая за собой дверь... Они еще надеются, что оставшиеся внутри догадаются поставить запор-"собачку", чтобы дверь открывалась только из купе... Ждут несколько минут, понимают тщетность своих ожиданий, отменяют перекур - и замирают двумя часовыми в коридоре вагона, по обеим сторонам от двери, внимательно рассматривая в большие окна надвигающуюся темноту... Человек в купе резко встает, выскользнувший наушник скатывается на пол... Он разворачивается к верхней полке, мягким движением обнимает лежащего за плечи, приникает горячими, подрагивающими губами к открывающейся в золотистых прядях тонкой шее, ловит ими голубую, пульсирующую жилку, ласкает прохладную кожу... Лежащий человек вздрагивает всем телом, на секунду оцепенело замирает, рывком поворачивается на спину... Наушник выскальзывает и летит на пол... Он обнимает первого за шею - худенькими, изящными руками - губами ищет в темноте купе его губы, приникает к ним... Потом, не прерывая поцелуя, позволяет ласкать себя, подставляется под жадные, требовательные руки - задирающие широкую серую футболку, жарко пробегающие по плечам, по груди, по ребрам, по животу... Они не смотрят друг на друга, глаза у обоих закрыты - им достаточно чувствовать, ощущать, знать, что другой - рядом... Им уже непривычно не спать в одной постели, поэтому, когда рука стоящего проходит под тугую резинку тренировочных штанов, скользя вниз, к паху, к стройным сильным ногам, второй изгибается навстречу этой руке, толкается в нее, всей кожей, всем своим существом ловя такие возбуждающие, сводящие с ума прикосновения... Но спешить им некуда... Сейчас им хватит этих нескольких минут ласк и поцелуев... Хватит, чтобы продержаться немногим более двенадцати часов, после которых они окажутся одни, отрезанные большой металлической дверью от всего остального мира, в современной уютной квартире в Романовом переулке... В его квартире... Стоящий человек еще раз судорожно стискивает в объятиях стройное, доверчиво открывающееся ему тело, жадно целует, сладко-вишневые губы... Поправляет задранную, стянутую одежду... Нежно перебирает пальцами пряди золотистых волос... Отступает на шаг, замирает... Второй смотрит на него, не поднимая головы от подушки сияющими, счастливыми глазами... Он тоже думает про двенадцать часов... Это совсем не долго - двенадцать часов... Человек садится на нижнюю полку, пытается успокоить хриплое, рвущееся дыхание, опять смотрит в темноту за стеклом... Как же хорошо, что ему разрешили сразу забрать Стефку к себе!... Сразу же, прямо с вокзала...А за его вещами они заедут к Игорю вечером - ради такого дела он не поленится взять из гаража свою "ауди", не тащить же Стефку на метро через всю Москву... Теперь в машине снова можно ездить - Стеф будет рядом, как тогда... Вещей у него, понятное дело, немного, но - второй фрак, тренировочные рубашки, брюки - это обязательно!... И они будут вдвоем, как в марте!... Только вдвоем!... Человек представляет себе худенькое, обнаженное тело на покрывале широкой, стильной кровати в своей спальне... Начинает кружиться голова...Он стискивает зубы, с силой жмурится, заставляя себя думать о другом... О чем угодно, но - о другом... Игорь разрешил забрать Стефку... Он подходил к Игорю днем, специально отловил его в тамбуре, куда тот вышел покурить - один, без Стаса... Этого момента пришлось ждать несколько часов, чтоб - без Стаса... Он вышел к Игорю и, смотря куда-то в металлический, скрипящий при движении пол, хрипло спросил, не будет ли Игорь против, если Стеф прямо с вокзала поедет к нему... А за вещами они приедут еще до вечера...Ну, просто потому что... Он не знал, как объяснить - почему... Почему так торопится... Почему не может подождать день или два, чтобы сделать всё спокойно, не торопясь... Он не мог ждать!... Упущенные по собственной вине, по собственной дурости, чуть не приведшей к катастрофе, месяцы жгли его изнутри... Он не желал больше терять ни минуты! Там, в Керчи, Стефка каким-то чудом смог сделать так, что он перестал заниматься душевным самокопанием, обвиняя себя во всем, что произошло и что, слава богу, не произошло - и последние полторы недели сборов пролетели как один миг, как сказка!... Он не позволит этой сказке прерваться ни на один день, ни на один час, ни на одну минуту!... Как хорошо, что Игорь его понял!... Стоял перед ним, чуть склонив голову набок, смотрел ласковыми зелеными глазами и улыбался... Даже забыл про сигарету, которая так - в одиночку - и догорела до фильтра... Ему ещё показалось, что Игорь - то ли смущается, то ли стесняется... Пригляделся - и точно...Взгляд открытый, доверчивый и - неуверенно-беспомощный... Как у Стефки тогда, в марте, когда всё только начиналось... Он только тогда увидел, как они похожи - два троюродных брата, с разницей в девять лет... И этот, старший, стоял сейчас перед ним и - переживал... За что переживал?... За то, что он видел их со Стасом вместе?... Глупость какая!... И он тогда сделал то, что, скорее, пристало делать Машере в минуты душевного волнения, желая поддержать и успокоить... Обеими руками взял Игоря за плечи, чуть встряхнул и, глядя прямо в глаза, заботливо-убежденно сказал: - Эй!... Всё нормально!...Всё отлично!...Я рад за тебя!...И за Стаса!...И Стефка очень рад!...Честно... И смотрел, как, словно выточенные резцом, скулы заливаются мягким румянцем, как успокаивается, обретает радостную уверенность взгляд зеленых, "кошачьих" глаз... Черт, Игорь - совсем, как Стефка... Ещё и "спасибо!" сказал... Человек смотрел в ночное стекло, слушал, как наверху, над ним, ворочался, забавно вздыхал Стеф... Тоже ведь волнуется за брата... Сказал по секрету еще там, на сборах, что Игорь - очень ранимый, мягкий, доверчивый человек... И переживал - как теперь брат без него, пусть даже и с таким замечательным человеком, как Станислав Григорьевич... Решили напару, что будут аккуратно - очень аккуратно! - за Игорем... приглядывать, что ли... После сегодняшнего разговора в тамбуре он уже тоже думал - что надо... Надо приглядывать... А до этого посмеивался над Стефкой, называл его "паникером"... Но, похоже, это чудо иногда значительно лучше разбиралось в происходящем... Особенно в том, что касалось его брата... В коридоре зарокотал, забухал голос Машеры... Что-то радостно верещал Данька... Человек встал, одним взглядом окинул лежащего на верхней полке - все нормально, можно открывать? - и рванул вбок дверь купе... Машера и Краснов пришли к нему и Стефке, чтобы, когда отойдут Стас с Игорем, подбить на кражу детской обуви по всему вагону... "Старшаки" из "Корриды" идею поддержали и, хихикая и пихаясь, уже вовсю потрошат купе на своей территории - в соседнем вагоне... Девчонки участвуют... Сёмин - тоже... Ему, честно говоря, не особо хотелось заниматься этими "лагерными игрищами"... Но, глядя, на напряженно стиснутые кулаки Макара, на его очень уж радостную улыбку... На чуть покрасневшие глаза Данилы, который всё прикусывал и прикусывал губу... Они со Стефаном, свесившимся к двери со своей верхней полки, переглянулись - и решительно пошли "чистить" вагон... Во-первых, чтобы быть рядом с Макаром и Данькой... И хорошо бы понять, что происходит... А, во-вторых, чтобы освободить купе для своих соседей, которым, явно, тоже хотелось побыть вдвоем... Он заметил краем глаза, как Стас чуть подтолкнул Игоря, замершего на пороге, в плечо: ласково, но - решительно... Через секунду дверь купе за ними захлопнулась... Ну, и слава богу!... И Эма Градиевский - король московского молодежного стандарта - отправился вместе со Стефкой воровать детские сандалики и натягивать леску - благо, рост позволял - под самой крышей вагона по всей длине коридора... Двумя часами ранее... Купе № 3... - Дань...Ну, Дань... Ну, посмотри на меня... Что случилось?!... Данька!...Ну, не брыкайся!...Что такое?!... Макар был в отчаянии! Он не мог понять, что на его глазах, буквально, за тридцать минут, случилось с Данькой... Сам на себя не похож!... Забился в самый угол нижней полки, отвернулся от всех, уставился в окно... Причем, его, Макара, почти отталкивает... А сам - Машера это чувствует! - чуть не плачет... Его даже трясет!... И что это всё значит?!... Еще полчаса назад был нормальный, веселый пацан... - Марьяшечка!... Ты не сходишь со мной в соседний вагон?...К "Корриде"?... Хочу Иришку навестить, про Лешика ей порассказывать... Она евойной личностью интересовалась - ужас как! - глядя на перекошенное лицо Галки, слушая её почти рычащий голос, Макар понимал, что от возможности быть битым его спасает только присутствие Даньки... Значит, Галка что-то понимает, чего он Макар еще не осознал... Печально... - Конечно, Галюня!... Пойдем, девочку просветим - чего ей ждать, и с кем связываться собирается... - Марьяна, у которой из глаз, буквально сыпались искры, словами не ограничилась... Протискиваясь мимо Машеры к двери купе, довольно ощутимо приложила его коленом по колену... Думай, Макар, думай, девчонки не просто так злятся... Что-то ты упустил... Галка на пороге обернулась, вызверилась на Макара так, словно он ей ипотеку задолжал, покрутила пальцем у виска, показала мобильник, шепнула одними губами - "Позвонишь!" - словом, совершила в долю секунды массу дел - и выскользнула в коридор... Потом всё тоже самое проделала Марьяшка, с той разницей, что стучала кулаком по лбу, а пальцем тыкала в Даньку, уткнувшегося носом в оконное стекло... Макар давно подозревал, что девчонки более чем высокого мнения о его умственных способностях... Но - не настолько же!... Только за ними закрылась дверь купе, как Машера скользнул на нижнюю полку и попытался сзади обнять Даньку за плечи... Тот, не оборачиваясь, дернулся, сбрасывая обнимавшие его руки и еще сильнее вжался лбом в стекло... Так, ну это уже слишком!... - Ты можешь объяснить по-человечески... - Макар рывком, резко, развернул к себе Данилу и даже тряхнул было... И - замер... По щекам Даньки текли слезы... Он смотрел на Макара с каким-то безвыходным отчаянием и такого взгляда у Краснова Машера не видел за всё время сборов... Ни разу... В груди что-то рвануло, обдавая кипятком... Макар схватил Даньку в охапку, прижал к себе, преодолевая слабое сопротивление...Чувствуя, как мальчишка обхватывает его за шею, прижимается к нему - сильно-сильно... И - плачет... - Данечка... Что такое?...Что случилось?... И тут до него дошло - что случилось... Блять, идиот!... Придурок!... И правы девчонки - сто раз правы! И что с Данькой - понятно!... Впору сесть и самому завыть в голос... Он так привык, что Данька - рядом, всегда с ним, всегда - под рукой... Дальше-то - что?!... Завтра они прибудут в Москву... И?!... Разъедутся по домам?!...Каждый - к себе?!...А именно так всё и будет... И это после почти трех недель совместной жизни в номере пансионата, когда каждую ночь можно было в любую секунду чувствовать друг друга... Обнимать друг друга... Любить друг друга... А теперь?!... Нет, понятно, что и в Москве он Данилу не оставит... Он его теперь вообще по жизни не оставит!... Никогда!... Но... Разные дома... Разные клубы... Разные тренировочные графики... У Даньки - школа... У него - институт... И - видеться урывками?!... Не каждый день?!... И это после того, как засыпали и просыпались - вместе... Занимались и тренировались - вместе... Купались, загорали, дурачились - вместе... Данька привык... И он, Макар - привык... И - всё закончилось?!... Черт! Так вот почему Стас так решительно привел Даньку за руку к нему в купе!... Сам привел!... И девчонки... Просто вошли и сказали, что едут с ними... Они все... Все!... Понимали, что всё заканчивается... И торопились дать возможность побыть вместе... Еще хоть немного... Хоть - дорогой... Чтоб никто посторонний не мешал и не отвлекал... А он, Машера?... Он...Он не то, чтобы не подумал... Он так был уверен, что и дальше, в Москве, всё будет также - как в Керчи, как на сборах... Данька - рядом, под рукой... Под его, Макара, опекой и защитой... И - любовью... Вот был уверен - что так будет!... А всё будет по-другому... Макар даже не замечал, что все судорожнее прижимает к себе Данилу, как будто, кто-то уже пытается его отобрать... Прижимает - и яростно мотает головой... Нет!... Не отдам!... Никому не отдам!... Данька, которого Машера сдавил чуть ли не до хруста в ребрах, также яростно обнимал его за шею, прижимался лбом к щеке... Его трясло... Макар, понимавший, что ещё чуть-чуть и он сам, реально, завоет на весь вагон - только от мысли, что уже завтра Данька не сможет быть с ним рядом - последним усилием воли заставил себя успокоиться... Хватит того, что Данька страдает... И помогать, в первую очередь, надо ему... Он придумает, что делать!...Обязательно придумает!... А сейчас - главное, это Данька!... Данька вообще - самое главное!... Всегда... Макар расцепил обнимавшие его тонкие руки, поднялся с полки... Замерший Данила смотрел на него растерянно и непонимающе... Машера протянул руку, щелкнул замком-"собачкой", заблокировав дверь купе... Повернулся к Даниле... Вернулся обратно на полку, сгреб Даньку в охапку, прижал к себе - и начал целовать его лицо, влажные от слез щеки, серо-зеленые глаза... Нащупал губами его губы - по-юношески упругие, такие мягкие... Целовал его так, что у самого закружилась голова... Целовал, чувствуя, как обмякает в его руках стройное, прижимающееся к нему тело... Раздевал Даньку, медленно, не спеша, словно запоминая каждый сантиметр открывающейся кожи... Прикасался губами, ласкал пальцами... Любил бережно, нежно, ловя каждый порыв, исполняя каждое пожелание, которые без слов угадывал своим, заходящимся в тоскливых рыданиях, сердцем... Угадывал по малейшему движению этого стройного, обожаемого тела, которое никому никогда не отдаст... Никому!... Никогда!... Расстреливайте - не отдаст!... Он все придумал... Вот пока вытирал эти слезы, выступавшие на серо-зеленых глазах... Всё придумал... Сначала - квартира! Макар снимет квартиру - чтоб было, где жить... Вместе жить... Нужны деньги... В клубе он зарабатывает неплохо, но этого будет мало... На жизнь - вдвоем... Значит, будет подработка... Если нужно - несколько... Он - справится... Он - сильный... Тренироваться придется меньше... Намного меньше... Ну... Что делать?!... Значит - меньше!... Галка поймет... Он уверен... Данька должен учиться, должен тренироваться... И он будет - учиться и тренироваться!... Остальное Макар возьмет на себя... Потому что Данька - это самое главное!... Сжимая в объятиях своего любимого мальчишку - влажного от пота, еще вздрагивавшего от захлестнувшей его смеси боли и наслаждения, прижимавшегося к нему всем телом - Макар знал одно... Если понадобится - ради Даньки! - он, Макар Машера, бросит танцы!... Хоть - завтра... Не задумываясь... И пойдет работать... Потому что Данька - это самое главное в его, Макара, жизни!... И ради Даньки, ради счастья быть с ним рядом, он пойдет на всё... Вот так... Макар протянул руку к столику, нащупал мобильник... Набрал номер Галки... Когда Данька услышал, как Макар радостно-решительно зовет их с Марьяной обратно - стащить детскую обувку да и спрятать ее по вагону, чтоб позабавить малышей, он - первый раз за последние два часа - улыбнулся... За улыбку Даньки Краснова Макар Машера готов был душу заложить - а не только в шутку украсть детские кроссовки... Оделись быстро, успели до возвращения Галки и Марьяны... Пошли вытаскивать на свет божий Эму и Стефку... То, что он решил, при необходимости, бросить танцы, Макар сообщать никому не стал... Чтобы не портить другим настроение... Это было только его решение... Личное... Ради человека, которого он любил больше жизни... Ради Данилы Краснова... Купе № 6 ... Одним движением затолкнув Игоря в купе, Стас вошел следом и рывком закрыл дверь... Зафиксировал замок... И стоял - опершись на дверь спиной, откинувшись на нее затылком - смотрел на Игоря, замершего с опущенной головой в шаге от него... У Стаса было ощущение абсолютного, стопроцентного дежа-вю... Совсем недавно они уже вот также, пользуясь отсутствием Эмы и Стефки, заходили в купе.... Стас сжимал Игоря в объятиях, притискивал еще плотнее, задыхаясь, искал в темноте купе губами его вздрагивавшие, мгновенно отзывавшиеся губы, целовал, слегка прикусывая шею, перебирал шелковистые волосы...Чувствовал, как такие родные руки обнимают его за плечи... А потом рывком отодвинул его от себя и севшим голосом сказал: - Нет!...Всё!...До Москвы... И - вышел в коридор... И - как только вышел, понял, что сделал это зря... У вышедшего вслед за ним в коридор Игоря был такой потерянный вид... В зеленых глазах - растерянность и беспокойство, даже паника... Плечи поникли... Он смотрел в окно поезда, стараясь не оборачиваться на Стаса... Руки, сжимавшие перекладину у окна, дрожали... Медленно, очень медленно привыкал Игорь Адлис к той мысли, что, если вот сейчас, сию минуту, Стас по каким-либо причинам прерывал близкое общение, то это происходило не потому, что Стас недоволен им, Игорем, или стал меньше его любить... А просто потому, что так сложились обстоятельства... Мысль эта давалась Игорю тяжело, и Стас старался надолго его с этой мыслью наедине не оставлять... Особенно после того, как, еще в пансионате, в одну из последних ночей, он вынужден был выскочить из номера по каким-то срочным вопросам к дежурному администратору, а, вернувшись, застал Игоря сидящим в постели, с побелевшим лицом, подрагивающими губами, смотрящего на Стаса исподлобья каким-то больным, беспомощным взглядом... Стас, озадаченный, присел на кровать, протянул руку к черным, шелковистым волосам... Игорь дернулся ему навстречу, а потом очень тихо спросил: - Ты злишься?... Из-за того, что было?... - Я - злюсь?... Из-за чего?... - искренне изумился Стас, запустивший пальцы в волосы Игоря, перебиравший мягкие пряди, но уже почувствовавший это странное напряжение в его голосе. - А что было?... - Из-за того случая...В баре... Когда я... - черты лица Игоря на глазах каменели, во взгляде нарастала паника. - Что мне сделать, чтобы ты не злился?... Чтобы ты - не уходил?... Вот тут Стас понял, что всё - серьезно... Очень серьезно... И это не шутка... Он с силой обнял Игоря, прижал его к себе, чувствуя, как того трясет, хоть он и пытается это скрыть, рывком опрокинул на кровать, навалился сверху,обеими ладонями с силой сдавил ему лицо - и целовал... Жестко, яростно, до боли в губах, не давая пошевелиться... И только когда почувствовал, что дрожь, сотрясавшая Игоря, затихла, разжал руки и снова запустил пальцы в черные, шелковистые волосы... И сказал: - За бар я тебе уже врезал... Вопрос закрыт.... Малыш, я люблю тебя...И никуда от тебя не уйду... Никогда... Такое лечится только любовью... И больше ничем... И Стас тогда показал Игорю, что такое любить - до потери дыхания... До промокших насквозь от пота простыней... До полного бессилия и шума крови в ушах, когда уже не держат локти, и трясутся, подгибаются колени, и только сильные, страстные руки любимого человека, подхватившие под живот, не дают упасть в изнеможении... На какое-то время помогло... Стас знал, что это страх еще вернется. Не в такой степени, легче - но вернется... И был к этому готов... Не был готов только к тому, что это повторится в поезде... Не самое удобное место... Но тут - без вариантов... Он подошел к Игорю, мягко отцепил его руки от перекладины окна, завел обратно в купе... Потом терпеливо ждал, когда вернувшиеся Эма со Стефкой распереживаются настолько, что будет удобно под предлогом перекура - опять-таки за руку, хорошо мальчишки не видели - вытащить Игоря в коридор, оставив парней одних... Когда в коридоре появились Макар с Данькой - нервные, всклокоченные, но улыбающиеся - Стас, глядя на них, сделал для себя отметку, в самое ближайшее время поговорить с Макаром по душам... Не понравились ему глаза Машеры... Что-то с ним было не то... Когда молодежь отбыла по своим загадочным делам, Стас затолкнул Игоря в купе, зашел следом... Дежа-вю... И теперь стоял, прислонившись к двери купе, смотрел на замершего в шаге от него Игоря... Семь лет безответной любви бесследно не проходят... И лечатся только любовью... Больше - ничем... Стас шагнул вперед, обнял этого красивого молодого парня, так беспощадно сомневавшегося в себе, в своем праве быть любимым... Провел рукой по копне мягких, черных волос, пальцами пробежался, чуть касаясь, по скулам, по щекам, по губам, по шее... Ощутил, как руки Игоря обняли его - с каждым разом это было все решительней и уверенней... А потом Стас рывком опрокинул Игоря на нижнюю полку, сдирал с него футболку, джинсы, ощупывал, сжимал худощавое, прекрасное тело, длинные, стройные ноги... Руки Игоря - ласковые, бережные - помогли ему освободиться от одежды...Стас закинул ногу Игоря себе на бедро, развернул его и снова и снова входил в изгибавшееся под ним тело, ладонью глуша рвущиеся из горла любимого стоны и хрипы... Фразу - "Люблю тебя... Я люблю тебя, Стас!..." - он тоже поймал ладонью... Подхватил Игоря под спину, притянул к себя... Жадно нащупал губами распухшие, искусанные губы и туда, в эти горячие, влажные губы, уверено прошептал: - Люблю тебя, малыш...Я...Тебя...Люблю... И потом они целовались... Целовались так, что чуть не слетели с узкой купейной полки на пол... Два слившихся в объятии тренированных тела в последний миг сумели удержать равновесие... И даже смеялись, фыркали друг другу в плечо, упираясь руками во все возможные окружающие поверхности... Для них не было вопроса, что будет дальше... Еще днем, улучив момент, Стас сказал Игорю - в тамбуре, на очередном перекуре - что с вокзала они поедут к нему, к Стасу... Ну, раз Стефка едет к Эме, то Игорь спокойно может себе позволить какое-то время побыть у Стаса... "Какое?" - нервно вскинулся Игорь... Стас - как маленького! - щелкнул его по носу и прошептал на ухо - "Всю жизнь!"... После чего, довольный, курил, глядя в окно, прижимая левой рукой к груди безумно красивого черноволосого парня с зелеными глазами, обнимавшего его за шею и уткнувшегося лбом в плечо... И за все это время никто в тамбур даже не заглянул... Повезло!... Никто из находившихся в ту ночь в вагоне поезда "Симферополь - Москва" не знал, что о возвращении со сборов клуба "Танцевальные надежды" всех желающих проинформировал центральный российский танцевальный портал... Что кое-кто из узнавших об этом захочет - по разным причинам - лично пронаблюдать прибытие танцоров в столицу... Особенно - прибытие короля московского молодежного стандарта Эмы Градиевского А встречать Данилу Краснова на вокзале будет мама.