Инженер путей Господних или Исполнитель

И словно лампочку выключили: госпожа Удача, прихватив его величество Случай, гордо и величественно удалилась в закат. Поттер, отнеся Эймса в больничное крыло, стал невидимкой для неприятностей и приключений. Так и делай добрые дела. Он вставал то в шесть, чтобы пробежаться в холодок по хрусткому снегу, то в восемь, чтобы только и успеть, что на завтрак. Ходил на уроки. Или в библиотеку. Или к лесу, пострелять по хитрым и вороватым воронам оранжевыми искрами. Вороны от искр уворачивались, каркали обидно и зло. Поттер скучал. Время бежало вперед. Не было ни странных случаев, ни писем, ни пьянок со шпионскими страстями. Ни-че-го. Хогвартс погрузился в унылую рутину, Поттер медленно, но верно подыхал с тоски. Ученики зубрили заклинания и кутались в теплые мантии. Поэтому, в один из таких длинных дней случайно обнаружив в потайном кармане сумки вместо вчерашнего пирога с патокой, завернутого в сохраняющие чары, черную тетрадку с серебряными уголками, Поттер даже обрадовался. Он выложил тетрадку на покрывало, окончательно забив на трансфигурацию, и принялся кидать в нее маленькие импульсы энергии. На восьмом вливании тетрадка распахнулась, и на странице появился знак вопроса. А сразу следом и слова: «Я узнал тебя». «Мою магию, ты хотел сказать.» «Твою магию.» «Сам ты силу почти не тратишь, как я погляжу» «Ее сложно копить. Мне нужно больше.» «Зачем?» Поттер лег рядом с тетрадкой, прижался щекой к покрывалу и закрыл один глаз. Буквы с этого ракурса получались кривенькие и длинные. «Чтобы отреагировать в нужный момент.» «Оригинал твой не отличается терпением.» «Хочешь сказать, я научился ему, и поэтому я лучше?» «Ты слабее.» Буквы снова пропали. — Ты смотри, обиделся, — удивленно прошептал Поттер. — Кто? — спросили над ухом. Флоран. Поттер подскочил, взмахивая ладонями, и бросился тушить подожженного с перепугу Флорана. Катастрофу удалось нивелировать минуту и четыре заклинания спустя. — Ты что здесь делаешь? — спросил Поттер, отдышавшись. Он повалился на кровать и забросил руки за голову. Дневник Риддла валялся рядом, но Поттер не обращал на него внимания. Лучшая тактика, чтобы привлечь чье-то внимание к книге — броситься судорожно ее закрывать и прятать. Проверено не раз на детях и подчиненных. — Дамблдор послал меня с нижайшей просьбой. Он ждет твоего присутствия на уроке. — У меня болит голова, — отмахнулся Поттер и закрыл правый глаз. — Тогда тебе нужно к медсестре. — Ладно, — Поттер вскочил, запихал какие-то книжки и дневник в сумку и подхватил мантию со спинки кровати. — Пошли к Дамблдору. Медсестра тут — сущий кошмар. Дамблдор ждал с постной миной. Стоял у окна, рассматривал что-то, начитывая расширенные уложения Гампа. А когда обернулся, уголки губ его опустились вниз. Поттеру это не то, чтобы понравилось. — Я вынужден назначить вам субботнее наказание с нашим завхозом, мистер Гейне. Поттер с поклоном произнес: — Как пожелаете, сэр. Флоран, окинув очень сочувствующим взглядом, подтолкнул его к парте. И, укрывшись за спинами, под аккомпанемент медленной и печальной речи профессора про элементарные преобразования, зашипел. — Ты хоть знаешь, что это за наказание?! — А что он может назначить? Строчки? — Так было бы, прогуливай ты его пары в первый раз! — Флоран смотрел с тревогой. Поневоле Поттер и сам почувствовал что-то. Ну прямо что-то нехорошее. — И? — Это розги! Усмешка, сама собой вылезшая на лицо Поттера, оказалась несколько злобной. — Ты, я смотрю, тоже уже попробовал? — Теперь я вижу, что у тебя и правда голова болит. Это розги! Знаешь, сколько заживают следы? Тут профессор Дамблдор направился в их сторону, и Флорану пришлось отвернуться. Поттер только тяжело вздохнул. Ужасный век. Ужасные сердца. Чуть позже, на лекции по ЗОТИ, Поттер смог остаться один за партой. Он тут же достал дневник, не смотря на то, что оригинал сидел чуть левее и спереди, копия казалась ему чуть интереснее. На чисто белых страницах, там, где они вели разговор в прошлый раз, был большой кусок текста. «Ты думаешь, это вообще возможно вынести — абсолютная тишина, темнота и нет информации вообще?! И остается только по кругу перечитывать и перечитывать то, что я сам писал. Раз за разом. По кругу. Постоянно. Перебирая воспоминания, как драгоценные бусины в ожерелье прошлого. «Сегодня я подсмотрел заклинание инсендио. Его нет в учебниках, но, возможно, удастся найти описание теории создания в чарах за старшие курсы? Вчера стянул учебник за третий. Посмотреть не удалось, но огненные заклинания они проходят.» Ошибки с запятыми и неточности в префиксах. В субботу восьмого я вычитал, как правильно проставлять ударения в латинских словах. В конце первого курса на Пасху — попробовал шоколадную лягушку. В начале второго курса не мог понять, что люди находят в поцелуях. На четвертом — пролегиллиментил двух девочек-маглокровок и Розье из соседней комнаты, а потом попробовал на практике. Оказалось мерзко и грязно, больше пробовать не буду. Сплошное нытье, жалобы и детство, понимаешь? Невыносимо. Невыносимо. Невыносимо.» Поттер прошелся в ласковом прикосновении кончиками пальцев по срезу страниц. — Бедный ребенок, — с грустью прошептал он. Звонок прозвенел в тот момент, когда Поттер уже кармически сроднился с партой и был готов уложить голову на руки и вздремнуть. Обрадованный рев, который издал идиот-Яксли с задней парты, встряхнул и заставил проснуться. Поттер поднялся, лениво проскользнул мимо кучки подростков, которые с заговорщическим видом направлялись к лестнице, ведущей в холл, и уселся на подоконник. Ему нужно было бы заполнить официальное обращение к директору с запросом на отмену физического наказания. Формально, к совершеннолетним применять наказания не имели права, кроме как по судебному решению. Уставившись в окно на зимний лес, он подобрал под себя ноги и закутался в палудаментум. Эдакая большая и растерянная ворона, которая ждет лета. Мимо пробежали первогодки — мелкие, любопытные и активные. Эхо затихло вдали. Хлопнула дверь аудитории по ЗОТИ. Семенящими шагами прошла профессор, кутаясь в шаль. Она неодобрительно посмотрела в сторону окна, но промолчала. Поттер устроил подбородок на колене. Преимущества детского тела были налицо: взрослый мужик комфортно так бы не свернулся. — Эй, Гарри! — вдруг воскликнули за спиной. — Гарри Поттер! Поттер крупно вздрогнул всем телом, обернулся, смущенный и испуганный, вскочил на ноги. Вообще Гарри Поттер всю жизнь любил вязаные свитера, мешковатые брюки с карманами, которые носят силовики и охотники, и ботинки с высокой шнуровкой. Сейчас перед ним, облокотившись на перила широкой лестницы, которая вела на четвертый этаж, стоял Гарри Поттер, который любит носить шикарные и дорогие мантии, сложные, расшитые рунами одежды и дорогущие ботинки из драконьей кожи. Этот Гарри Поттер — широкоплечий и улыбчивый франт лет двадцати — крутил в руках палочку и насмешливо улыбался, смотря сверху вниз на девушку, одетую в простое голубое платье. Поттер уперся плечом в стену и вцепился в воротник. Что-то душило его, а в голове резко застучало, будто молотком по макушке и в виски. Несколько секунд панического удушья прервала волна магии, которая поднялась из солнечного плетения и окунула Поттера в ледяное спокойствие. Сердце успокоилось за шесть вздохов. Теперь Поттер видел некоторые различия — жестче скулы, суше губы, меньшее буйство кудрей. Рост выше, шире плечи. И, наверняка, цвет глаз. — С тобой все в порядке? — спросил голос над ухом. Поттер, сохраняя ледяное спокойствие, медленно обернулся. — А, Селвин, — вяло выдохнул он. — Все хорошо. — Себастиан, — мягко поправил Селвин. — Ты выглядишь… бледным? — Я увидел призрака, — усмехнулся Поттер. Селвин оперся спиной о стену рядом и тоже посмотрел на лестницу. — О, младший брат мистера Поттера. — Гарри. — Гарольд Поттер. А вон там, внизу — Мари-будущая-Поттер. Гарольд Поттер, будто почувствовав, что о нем говорят, обернулся. Поттер, все еще заторможенный, даже не заметил, как его утянул за угол Селвин. — Не хочу с ним видеться. Жуткий сноб. Поттер качнул головой. — Ты мне не нравишься, — вглядевшись в него повнимательней, заметил Селвин. — Пойдем-ка к нам в гостиную, она тут недалеко. Отдышишься. — Мне нужно выпить, — схватил Поттер его за руку. — Срочно. Селвин глянул как-то совсем чуждо. — А ты похож на Поттеров. Эти скулы и лоб… — Все в Британии родственники, — покачал головой Поттер. — Идем, где там твоя гостиная. У меня с собой есть пара бутылок виски. Ты же пьешь? — Я пью. Но только, если мы пьем, то лучше идти не в гостиную. Тут недалеко есть пустой класс… Окунув нос в трансфигурированный из фантика от «Берти Боттс» четырехгранный бокал, Поттер еще и вытащил из сумки успокаивающий сбор. Вообще, его заваривали, но курить, завернув в тонкую бумагу, было намного интереснее. Еще и слегка расслабляло. Селвин ошарашенно покосился на самокрутку, перевел взгляд на Поттера, неуверенно вертя в руках свой кривоватый бокал. — Слишком крепкий? — спросил Поттер, заметив, что он не пьет. — Можно добавить льда, с ним будет помягче. Селвин выглядел заинтересованным и немного напуганным. Странно, что раньше он этого не знал. — Вообще, хороший виски не пьют со льдом, он хорош сам по себе — не требуется ни забивать вкус добавкой ледяной воды, ни «замораживать» аромат. Первый глоток хорошего виски — это глоток аромата. Кивнув, он потянулся за палочкой и наколдовал немного льда прямо в бокал. — Ты куришь? — Это успокоительное, — объяснил Поттер. — У меня был скачок сил перед совершеннолетием, приходится иногда пока принимать его. Курить всяко веселее, чем пить. — Ты совершеннолетний? — удивился Селвин. Поттер задумчиво кивнул, затянувшись. — Расскажи о себе? Селвин мотнул головой. — Мне нечего. Я… просто Себастиан. Парень из дома на холме. — Дом на холме? — Мы живем здесь, недалеко. Два часа лету на карете с фестралами. Небольшой поселок — десять домиков и бакалея. — Рядом с вами живут фестралы? — Да, небольшая стая. Я однажды даже принимал роды у самки — так получилось. Представляешь, у них беременность длится два года. Я потом прочел. Ну, а тогда ее кто-то ранил, и она не могла нормально родить — магии не хватало! Поттер подлил виски и себе и Селвину и отпил из бокала. Вечер обещал быть лучше, чем день. Когда бутылка оказалась ополовинена наполовину, Поттер поймал себя на том, что размахивает руками и рассказывает, четко аффектируя, совсем как в академии, когда преподавал тактику малых групп. — Авада, в сущности, заклинание несложное. Его надо просто чудовищно много тренировать. Причем не пару раз в день на протяжении месяца-двух, а так, чтобы на протяжении какого-то жизненного этапа каждая твоя магия становилась этим посылом: «По слову моему — умри». Авада Кедавра — что это? Это голая воля, выраженная на арамейском. «Я говорю тебе — умри». Есть там такое ответвление магии — Абара Кедавра, как всезаклинание. Знаешь про всезаклинания? — Нет. — Всезаклинания — очень интересное явление. Это голая воля, облаченная в слова. Ты просто желаешь, и мир это исполняет — не нужны ни отдельные заклинания для магии, ни посылы, ритуалы. — Это же беспалочковая магия. — Намного сильнее. И похоже, кстати, я вот не сразу понял, а ты… умнее. Но давай про всезаклинания доскажу. Издавна маги пытались что-то такое создать. Все вокруг да около ходили, не получилось. Потом арамейцы, хитрые му… дрецы, свое это исследование опубликовали. Если просто объяснить — этим заклинанием ты можешь все, что угодно. Не Авадой, в смысле, а вот — Абарой. Абара — это с армейского «создаю», да не просто «создаю», а с обращением на себя как на центр мира. «Я — создаю», ты на миг становишься центром Вселенной, ее выраженным желанием. И ладно, ливень какой создать несложно — мир и сам не против небольшого ливня. А ты попробуй создай то, чего в мире нету. Новую расу. Драконов. Да и просто — оживи человека. Абара в этом плане всесильной оказалась. Только волю человеку дай такую, чтобы мир переломить через хребет, — Поттер мечтательно прищурился и посмотрел в потолок. Потом опомнился, продолжил. — Впрочем, не советовал бы я экспериментировать с этим заклинанием. В отличие от безобидной Авады, с Абарой поигрались сильнейшие индийские заклинатели. Наигрались до того, что создали демона Абару, которого вполне можно этим заклинанием призвать. И вот эту тварь просто так потом из нашего мира не выгонишь. Он такое натворить может, — Поттер криво усмехнулся, — что весь мир может быть исторгнут в Бездну бессуществования. В то, что у мелкого удастся сделать хоть что-то с помощью Абары, он не верил. Не сейчас, по крайней мере. Так что и волноваться было не о чем. Но тема его всегда интересовала, он в свое время аж статью сподобился составить. — И кстати, знаешь, — вдруг припомнив, оживился Поттер, закинул руки за голову, разваливаясь на кушетке, которую давно трансфигурировал. — Абара — она ведь не только в арамейской ветке используется. Есть санскритская традиция, где аба — знак призыва, просьбы, а вот Ра — он издавна как свет переводится, так что это, считай, христианское «да будет свет» — защита от злого умысла. Впрочем, для нас это почти бесполезно — у нас другая сила колдовать. Мы разные слишком, чтобы эту всю древнюю магию освоить, думать надо совсем по-другому. И жить тоже. Доставленный к завтраку испуганно косящимися на него четверокурсниками Равенкло, утром Поттер безнадежно щурился на свет, изливаемый потолком Большого зала. Селвина Поттер видел мельком, когда его тащили из спальни вниз по лестнице — тот спал в своей гостиной, свернувшись калачиком на кресле. Почему, утащив его к себе в спальню, четверокурсники проигнорировали Селвина, Поттер так и не понял — то ли на факультете его считали странным, то ли махнули рукой, мол, не на полу спит, и ладно. Рядом радостно гоготали Яксли и Медоуз. Они словно вывалились из иного мира, полного жестокости и первобытной злости. Поттер нащупал под рукой бокал с чем-то холодным и приложил ко лбу. — Ты опять, — над ухом прозвучал укоризненный голос Долохова. — Это мой кубок. Вообще, бесит. Почему мы пьем из кубков? Это капец неудобно. Слева вдруг обнаружился Флоран, бросающий обеспокоенные взгляды на Эймса, который сидел неподалеку от клики Риддла. Повернувшись, он и ответил. — Это наследие школы. Никто не собирается менять кубки на чашки, они бьются, а кубки почти вечные за счет рун. Вообще, я читал, что лет двести назад было хорошим тоном в честь окончания школы что-то ей подарить — вот и благодетельствовали замок то гобеленами, то посудой, то тканями. Тут по запасникам столько этого добра… — Ты откуда знаешь? — Завхоз. Все завхоз, — постучав по кубку палочкой, Флоран наколдовал чистой воды и предложил Поттеру. В воде все еще плавали льдинки. Поттер нащупал в кармане флакончик неправильной формы с крышечкой-капелькой и выпил одним махом. Запил водой. Общеукрепляющее пошло хорошо. Сразу захотелось жить. И даже есть. Поттер пододвинул к себе тарелку с яичницей и навалил сверху салата и пару тостов. Долохов невнятно — сквозь зубы — выругался. Это была его яичница. — Гейне, ты вчера сову-то получил? — спросил Флоран. — А? — Ну сипуха такая, рыженькая, с пятнами по лбу. Боевая и подозрительная. Я вчера ее впустил, в окна билась. — С чего ты взял, что она ко мне? — Полетела она к тебе. Ты с Селвином шел куда-то, мы с Эймсом мешать не стали. — Ты общался с Эймсом? — спросил Поттер, титанически проглотив огромный кус яичницы. — Да. У него что-то происходит, не могу понять, что. — Он просто вступил в это их тайное общество, — отозвался Долохов, намазывая мармелад на тост. Смотрел он в сторону третьегодок, которые что-то щебетали, заглядывая в книгу. — Бегает хвостом, улыбается и чуть ли не в ножки кланяется. Поттер тоже отвернулся в сторону третьегодок, засунул руки в карманы мантии. Вытащил темный плотный конверт. — А вот и письмо, — радостно шепнул ему на ухо Флоран. — Жизнь продолжается.