Инженер путей Господних или Исполнитель

Вечер постучал в ворота славной английской моросью. Абрахам Кэндал, не находя себе места, передвигался по дому тихой тенью, даже не зажигая свет. Здесь ему все было знакомо до мелочей, поэтому беспорядка он не наводил. Только двигался-двигался-двигался по кругу: кухня – гостиная – кабинет - коридор. Джером Грэм, старый армейский приятель, сидел в кресле у разожженного камина, потягивал отличный бурбон, который всегда водился в баре этого дома, и косился на тени за окном. Он тоже ждал того «невероятного», что ему обещал Кэндал. «Невероятного» и операцию по спасению Якуба, в которой может понадобиться его помощь. Они прошли слишком много вместе: сначала в учебке, потом в третьем пехотном, множество секретных операций за пределами острова, а потом, когда их тропинки-дорожки разбежались, все равно оказывали негласную поддержку друг другу. Как с Якубом. Стук бронзового дверного молотка не стал неожиданностью, но Кэндал вздрогнул и метнулся в холл с приличной скоростью. За дверью стоял Генри, брат Якуба. Он был бледен, взъерошен и очень, очень зол. - Ты! Я просил тебя не надоедать нашей матери! – стоило только двери распахнуться, заорал он. - Генри, послушай, у меня есть… - Заткнись! Я тебя ненавижу! Ты сломал Якубу жизнь! - Генри, блядь! – взревел Кэндал, но не успел ничего предпринять. Генри сунул ему в руки сверток, что держал до того в руках. - Чтоб ты подавился, выродок! – он резко развернулся и широкими шагами ушел к машине. Кэндал не стал его догонять: в свертке был небольшой шприц, наполненный кровью. Бережно положив шприц на тумбочку, Кэндал рванул к зеркалу и выдохнул «Гарри». Некоторое время ничего не происходило, Кэндал попыталася отогнать мысли, которые роились в его голове со вчерашнего вечера. Он обманулся. Что это было? Галлюцинации? Бред, порожденный излишним усердием в работе? Но тут по стеклянной поверхности прошла рябь, как бывает, когда капля воды падает в лужу. - Кэндал, - послышался тихий голос. – Приготовься. Я иду. В зеркале ненадолго мелькнуло сосредоточенное лицо; Гарри цепким взглядом окинул холл. И тут же за спиной Кэндала раздалось едва слышное «пфш-ш». Кэндал крутанулся на пятке. Напротив него стоял, оглядываясь, Гарри. - Как ты сюда попал? – обескураженно спросил Кэндал. Он не успел толком разглядеть своего знакомца в прошлые разы. В памяти остались только сухие факты приметных черт – яркие глаза, вопиющая молодость, рост, волосы. Сейчас пришло время деталей. Гость осматривался, уделяя внимание каким-то только ему видимым мелочам. Лицо его, подвижное и очень эмоциональное, было нечеловечески красивым. Как доведенный до абсурда гармонии портрет. Живая статуя. В чертах его читалась какая-то тайна, глубина, как у девушек на картинах Рафаэля. Темная накидка, спадающая складками к ногам, была чем-то похожа на крылья. Да. Он походил на ангела. Или демона. Сложно было не перепутать. Гарри бросил острый взгляд из-под ресниц и ухмыльнулся. - Давай к делу, - тут же отреагировал Кэндал. Такие ухмылки он прекрасно знал и умел пресекать – дерзецов на военной службе хватало. – Здесь кровь, - он указал на небольшой сверток, что лежал на столике для перчаток. – Я контактировал с Якубом совсем недавно. Мой друг знает карту местности вокруг лагеря и сам лагерь. Гарри дрогнул уголком губ и кивнул. - Пойдем туда, где можно сесть, - предложил он. Они прошли в гостиную. Из кресла поднялся Грэм, протянул руку для знакомства; он весь подобрался, как гончая перед первым прыжком. В тусклом освещении, что давал зажженный ради успокоения нервов камин, по стенам метнулись гротескные тени. Все это выглядело, как сцена в дешевом мистическом романе. Впрочем, они и были почти в дешевом мистическом романе – только умирали здесь по-настоящему. Гарри и Грэм, не говоря ни слова, сцепились взглядами поверх рукопожатия. Кэндал предпочел наблюдать со стороны. Наконец пауза прервалась. Гарри зашелестел свертком, Грэм вернулся в кресло. - Мне нужна ровная поверхность, лучше каменная, чтобы можно было начертить рисунок диаметром в полтора метра, - попросил Гарри. Кэндал с готовностью откинул ковер. Пол был из наборного паркета и блестел лаком. Но рисовать на нем было возможно. - Лак будет прожжен, - коротко проинформировал Гарри и опустился на колени. Грэм вздернул бровь в немом изумлении. Чертил Гарри споро: пунктиром – круг, вписал в него додекагон, четыре печати Соломона по сторонам света (даже не сверяясь с компасом) и множество мелких знаков, которые цепочками шли вокруг всех линий. В этом не было ничего мистического или таинственного. Просто фантастически красивый мальчишка, нацепивший на себя балахон, рисовал мелом на полу. Ни оживающих теней по углам, ни катренов-воззваний, ни крови девственниц… - Готово! – Гарри слитным, неожиданно мощным для такого хлипкого тела движением поднялся, спрятал мел в карман и отряхнул руки. Он постоял некоторое время, рассматривая рисунок, потом поманил к себе Кэндала. - Будет сложно. Дезориентация, боль… проблюешься, возможно. Толкнув Кэндала на диванчик, Гарри уселся напротив и забормотал, приблизив лицо так, словно хотел поцеловать: - Смотри мне в глаза, мои глаза – все, что есть для тебя. Весь мир в глубине моих зрачков. И все, что там есть – это Якуб. Думай о Якубе, Якуб… Якуб… Якуб… Якуб, - голос все понижался, понижался, пока не опустился до страстного, берущего за душу шепота. И пришел – он. Якуб. Крупные черты лица, выдающийся нос, улыбка-усмешка на одну сторону, непокорные кудри, ироничные глаза и язвительные замечания. Якуб пел, о, как он пел! И на его голос, как прекрасные мотыльки, слетались девушки. До войны было проще. Да, было много условностей, но всегда оставалось место их маленькой тайне. Даже несмотря на девушек. А потом Якуб ушел, подался туда, где взрывы и смерть. Он ушел, стал просто тенью, просто фотографией на каминной полке. И не вернулся. И может не вернуться и потом – оттуда не возвращаются. Кэндал медленно вернулся в реальность. Его дико мутило, он не понимал, где находится, дрожал от холода и мучительно искал хотя бы один ориентир, а их не было. А Гарри уже, сухими и надежными руками уложив Кэндала на диван и укутав в плед, принялся точно так же пытать Грэма. Тот, чуть побледневший, но не прячущий взгляд, приготовился, судя по виду, к самому худшему. - Вам проще. Не нужно забирать образ, достаточно воспоминания, - Гарри ухмыльнулся и положил пальцы на виски Грэма. Замер ненадолго. – Ты будешь моими глазами, Джером. Идем со мной, - наконец, сказал он. Слова упали тяжело. Веско. – А ты, Кэндал, будь тут. Следи. Жди. Они – Гарри и бледный до синевы, испуганный Грэм – ухнули в пентаграмму, каким-то невероятным образом оставив тела валяться там, где были. Меловые рисунки зажглись голубоватым инфернальным огнем. И Кэндал видел, медленно задыхаясь от ужаса, как две сияющие искры душ кружат, кружат по лагерю смерти, ищут, заглядывая людям в лица. Искра Грэма быстро тускнела, она, будто, таяла под воздействием окружающего ее темного безумия. Иногда Гарри ласково касался ее призрачной рукой, что-то шептал. Кэндал не знал, сколько прошло времени – все будто замерло вокруг, и только двое там, внизу, в рисунке, действовали. Искали. Он боялся смотреть на часы. Ждал. Мелькали лица. Гарри перебирал людей одряхлевших, отчаявшихся, почти нелюдей – каркасы людей, тянущих лямку жизни по привычке – как карты в колоде таро. И чаще других выпадала карта «Смерть». Не та, которая обещала обновление, возрождение в новой жизни, а та, на которой было мучнистое, потерявшее все краски лицо без возраста. Лицо смерти. Вечной леди было все равно, кто перед ней – дитя ли, мужчина, женщина, старик… они все были ее, все в этом лагере были готовы принять ее, славили ее, ждали… Наконец, поиск завершился. Якуб, живой, исхудавший настолько, что было видно кости даже сквозь драную рубаху, в полосках воспаленных шрамов, сверкающий глазами и болезненно-бледный. Живой! Якуб, в отличие от большинства - окружающих его удушливой толпой трупов, был жив. Он сидел в темном углу барака, почти безвольно откинув голову на стену, смотрел исподлобья на окружающий его быт лагеря смерти, и задумчиво кривил губы. Гарри подлетел к нему, обнял невесомо и поцеловал в лоб. Якуб закрыл глаза и засопел. Две искры метнулись вверх, стремительно преодолевая сопротивление потухающего рисунка, и ввалились в свои тела. По-другому и не скажешь: их швырнуло на пол, словно взрывом. Грэм захрипел, забился в судорогах, скребя ногтями по паркету. Гарри прыгнул к нему, влил в рот какую-то жижу из маленького пузырька и бережно устроил в кресле. - Он поболеет пару-тройку дней, потом оправится. Все, привидевшееся ему сегодня и то, что ты говорил ему вчера – покажется мутным сном, бредом. Ты можешь рассказать ему, что было здесь, и он поверит. А можешь промолчать. Кэндал кивнул, выпутался из пледа, за который цеплялся все это время, и глянул на часы. Два часа после полуночи. - Вас долго не было. - Ты видел? - Да. - Он едва жив. Сил осталось только на то, чтобы строить планы, как получше сдохнуть. Гарри плюхнулся в кресло и устало потер глаза. - Ты подумал над легализацией? Он… - тоненькая, почти детская ладошка поднялась в воздух в неопределенном жесте, - шпион. Кэндал ненадолго замолчал. Дернул щекой. Побарабанил пальцами по подлокотнику. - Нужно подлечить. Потом – переправлю во Францию, оттуда он уже сам найдет, куда податься. - Ему ты что врать станешь? – Гарри сунул нос в бокал Грэма, нашел бурбон удовлетворительным, судя по довольному возгласу, и без брезгливости отпил. - Что заплатил. Много и очень много. Поднял все связи. Гарри допил, поставил с глухим стуком бокал на столик и поднялся. - Вторая часть нашего балета. Грэм вытянулся в кресле и приготовился увидеть что-то еще, столь же ужасающее, жуткое и нечеловечески могущественное, но Гарри… просто исчез. А через полчаса явился, держа на руках Якуба. По рукаву темной накидки на пол стекала кровь. Кэдал пробежался глазами по Якубу. Тот не был ранен. - Кровь не моя. И не твоего Якуба. Подрался с собакой, - пояснил Гарри, положив Якуба прямо на пол. И улегся рядом. - Устал я. Посплю. Он притянул к себе ковер, который тут же обернулся пушистым одеялом. И действительно заснул. Кэндал некоторое время понаблюдал за спящим существом, которое, возможно, только притворялось человеком, и кинулся к Якубу.