Ты, пока на груди лишь ничтожная ранка, Мысль о жертве оставь, мой восторженный брат. Будь — живым. И хватаю я за руку Данко, Ведь порою «Вперёд!» означает — назад.
… звуки, казалось, ежесекундно меняли форму и цвет, подстраиваясь под мимолетные желания снующих вокруг людей. В белом мареве, стоящем перед глазами, эти люди казались еле прорисованными серыми силуэтами. В свете, который плыл перед глазами, казалось, цветом могут обладать лишь звуки. Поттер старательно пытался покинуть плен неправильного мира, идя на какой-то монотонный, повторяющийся звук ярко-синего цвета. -… Как ты, мальчик? — звук оказался голосом молодого мужчины. Лицо его пока еще представало перед Поттером неясным овалом, а за ним… за ним простиралось ярко-синее небо с легкими мазками белой краски — облаками. Гарри хотел было иронично поднять бровь и переспросить: «Мальчик?», но рыбки-слова отказались покидать горло, оставаясь воображаемыми японскими карпами внутри берегов его разума. Еще через несколько секунд он понял, что немелодичный грязно-серый хрип — это все еще попытки его горла выдавить из себя хотя бы пару слов. Почувствовав, что его легко — слишком легко для его роста и веса — поднимают на руки, Поттер обессиленно откинул голову на жесткое плечо, затянутое в форменную куртку с непонятной эмблемой, и потерял сознание. Второй раз в себя его привел запах нашатыря. Забытый запах, родом из детства, из уютного кабинета школьной медсестры. Молодой мужчина в незнакомой форме в этот раз обрел приятные черты лица, хищные, светло-серые глаза и черные волосы, подстриженные под машинку. Он сидел перед лежащим на чем-то жестком Поттером на корточках и, аккуратно придерживал за запястье, считая пульс. — Пришел в себя? — спросил мужчина ровно. Поттер кивнул, настороженный. Он решил несколько повременить с разоблачением. — Где я? — разомкнул губы Поттер, чувствуя, как магия исправляет последние последствия удара головой. — В моем кабинете, — мужчина поднялся и Поттер смог окинуть его взглядом, оценивая. Человек этот умел принимать решения, властный и сильный, он явно представлял собой какую-то местечковую власть. — Что с тобой случилось? — спросил мужчина отрывисто, но Поттер лишь пожал плечами, ошарашенный открывшимся в зеркале видом. На кушетке в отражении был… мальчик. Прошло много лет с тех пор, как его дети выглядели на этот возраст, не то, что сам Поттер, но сейчас ему по виду можно было дать лишь лет четырнадцать-пятнадцать. — Ёб… — выдохнул Поттер, не обращая внимания на ищущий взгляд мужчины в форме. — Это я? Какого черта? — Что с тобой случилось? — повторил мужчина. Поттер обернулся к нему, наталкиваясь на слишком серьезный взгляд и скривился: — А по мне не видно? По башке мне двинули! — он коснулся слипшихся от крови волос. — А вот с самоопределением у меня проблемы. Где я? — В моем кабинете. — Это логично, — Поттер скривил губы. — Страна какая? Город? — на ум ему сходу пришло что-то около десятка стран, где бы он мог оказаться. — Англия, Лондон. Что-то, задевающее сознание, наконец оформилось в мысль. Компьютеры. Папки с документами. Телефоны. Звуки. Одежда. Манера разговора. Ему понадобилось несколько минут, чтобы сопоставить все. — Год? Правящий монарх? — Тысяча девятьсот сорок четвертый. Георг Шестой, — Гарри не подал виду, но слова его задели. Все же прошлое… Ответы мужчины были четкими и безэмоциональными — Поттер по старой привычке слегка надавил на разум собеседника. Свои знали эту фишку и привыкли, а чужие сопротивляться не успевали. — Что в стране? — Война. — С кем? — Германия. — Война… — Поттер растерялся немного. Последние лет тридцать он как-то привык к спокойному и мирному бытию. — Ты нашел меня где? — На улице. Прямо на асфальте. Или тебе точный адрес? — дернул уголками губ в намеке на улыбку мужчина и встал. Поттер покачал головой. — Вряд ли мне это что-то даст. Кого мне стоит благодарить за… — Гарри замялся, подбирая слово, — заботу? — Майор Кэндал, пятая Воздушно-десантная бригада, — мужчина вернулся, неся в руках стакан чая. — Окажешь мне ответную любезность? Поттер пожал плечами. — Не могу. — Понятно, — кивнул Кэндал. — Я поищу, кто из детей потерялся, может, найдем твоих родителей. — Это вряд ли, — Поттер сел, замечая попутно, что одежда изменила свои размеры, подстраиваясь под его тело, и дотронулся до кольца на среднем пальце. То тоже пришлось ему впору. — Я сирота. Чай оказался сверх меры сладким и крепким, хотя и холодным, а взгляд Кэндала непонятным. — Сколько тебе лет? — Восемнадцать? — предположил Поттер. Очень уж ему не хотелось оказаться вдруг под опекой государства. — Советовал бы тебе побыть пока помладше. Хотя бы пока не разберешься с окружающим миром, — тусклым, невзрачным голосом подсказал Кэндал. — Тогда шестнадцать, — легко согласился Поттер, признавая его правоту. Когда Кэндал сел напротив в кресло, Поттер уже пришел в себя. Перехватив еще один непонятный взгляд, он встал, небрежным движением ладоней расправляя мантию, и чуть склонил голову. — Я не забуду о вашей помощи, майор Кэндал, вы можете рассчитывать на мою благодарность. Стоит только в действительно трудной ситуации припомнить мое обещание… Он ровным шагом прошел к выходу из кабинета под недоумевающим взглядом мужчины. — Эй, я могу устроить тебя в приют! — воскликнул вслед ему Кэндал. Поттер обернулся: — Вряд ли мне может понадобиться в этом ваша помощь, майор Кэндал. Счастливо. Едва прикрыв за собой дверь, он аппарировал из серого, длинного и совершенно невыразительного коридора. * * * Улица была странной. Какой-то серо-желтой, как на старых фотографиях. Гарри слишком привык к ярким вывескам и красивым домам, чтобы эта серая тусклость не цепляла глаз и не заставляла брезгливо морщиться. Он сел на ажурной скамейке в первом попавшемся парке, наблюдая за людьми. Они были… другими. Даже те, которые передвигались привычным ему быстрым шагом, казалось, жили медленнее, чем в его век. Они одевались по-другому, говорили по-другому, носили другие прически и жили тоже не так. А эти юбки и пиджаки с отворотами! Женщины в них, конечно, были очаровательны, но вот подбирать одежду они не умели. Не было той нотки сексуальности, что сквозила в каждом движении… к примеру, его жены, милой рыжей чертовки Джин. Во-вторых, эта военная форма, одетая на каждого второго мужчину. Она была отвратительно-брезентового цвета. Зачем? В окопы в ней не пойдешь, она неудобная. Вот и тот сероглазый майор Кэндал был одет в что-то подобное. Встряхнувшись, Поттер перестал разглядывать окружающий его исторический карнавал, а принялся за окклюменцию. Когда-то слишком давно, в школе, он мало знал о науке манипулирования разумом, чтобы хоть что-то понять из объяснений Снейпа или суметь что-нибудь сделать не на голой силе. На самом деле разум волшебника представлял собой сложнейшую и красивейшую систему, цепь случайных и специальных взаимодействий, величайшую загадку. Именно из-за свойств разума волшебники и становились волшебниками, сквибы сквибами, а маглы маглами. Именно разум давал волшебникам возможность стать заклинателями стихий, повелителями драконов, учениками богов… Разум скрывал в себе дух волшебника, который, в противовес душе, был не чувствующим, а ощущающим инструментом познания. И помимо ментальных игрищ, которые на его шестом курсе устраивали в его сознании Снейп и Воландеморт, магия разума включала в себя великолепные, невероятные, не изученные еще до конца области. И сейчас, погружаясь в свой разум, Поттер пытался понять — то, что он видит, следствие ли заковыристого проклятия, когда он сам лежит где-нибудь в госпитале в коме или его в самом деле перенесло в прошлое. То, что он почувствовал, то, что познал его разум, было скорее реальностью, чем затейливым кошмаром, и это позволяло Поттеру обрести определенную уверенность в своих действиях. Легкие отменяющие ритуалы, которые просто было провести без подготовки, даже не поколебали окружающую его действительность, так что, скорее всего, застрял он здесь надолго. Выдернул Поттера из размышлений и волшебствования человек в полицейской форме. — Юноша, что вы делаете ночью в парке? — спросил он, а Поттер растерянно огляделся. Давно уже стемнело, и редкие фонари отбрасывал тусклый свет на влажный местами асфальт. Говорить с полицейским «юноша» особо не стал, покорно отправившись за ним в ближайший приют. Открывать глаза магглам и заявлять, что он из будущего, Поттер не собирался. Да и как бы это выглядело? Даже в магическом мире бы не поверили, что этот флегматичный юноша с тоской в глазах является семидесятилетним мужиком с личным кладбищем за пару сотен, двумя выигранными войнами в плюсе и весьма плодотворным браком с рыжей чертовкой в минусе. К списку стоило бы добавить, что он неплохой боевой маг, один из сильнейших в Европе, с изрядно побитой пертурбациями магического разделения психикой. Этот апатичный, ушедший в себя мальчик, как решили миссис в отделе опеки, слишком многое пережил, чтобы третировать его вопросами. Даже несмотря на то, что врач, очень хороший, между прочим, неуверенно покачал головой, когда юноша заявил о потере памяти. Впрочем, о нем быстро забыли, переключившись на ближайшую же новость с фронта. * * *Когда некуда идти, Ты невольно выбираешь Путь, единственный из всех, На котором умираешь. Но до этого живешь — Так, как не жил ни секунды, Так, как должен был себе, Как другим был должен денег.
Поттер отжался от кровати на кулаках и бодро вскочил. Все-таки, что-то есть в молодом теле этакого… очаровательного. Определенно. Халупа, окружающая его, была так себе не то, что на вид, но и на ощущение — несмотря на начало августа, в комнате было отнюдь не жарко, скорее холодно. Воняло затхлостью, сыростью и прогорклым маслом. Изо всех щелей дуло, тянуло сквозняком. Стены давно уже пошли коробью от сырости и старости. Да и еще пяток подростков, сладко спящих на продавленных кроватях, не добавляли очарования побитому тяжелой жизнью помещению. Да, он все же решил последовать совету Кэндала. Забота о поиске крыши над головой и пропитания не входила сейчас в его приоритеты — для начала стоило понять, как и почему он оказался в прошлом, и в прошлом ли он оказался или в параллельном мире. Приют был удобен — здесь не задавали вопросов. Просто еще один мальчишка, потерявший дом, решили они. Заставить людей не думать не может даже магия… если они хотят думать. Воспитатели приюта не хотели. Они не могли позволить себе даже толику душевной теплоты, боясь расплескать тусклые огни душ. Очень кстати пришлась и война — об их присутствии в приюте не слишком-то волновались, отмечая наличие воспитанников только вечером перед отбоем. Поттер скривил губы в усмешке и начал разминку: хлипкость тела — не причина для безделья. Да и не такое уж и хлипкое его новое тело — повторяя все достижения Поттера на ниве приведения его в порядок, оно всего лишь… моложе. Разве что остались все шрамы, слегка поджившие, едва заметные, похожие на те, что остались у него в почтенном семидесятилетнем возрасте от детства в компании Дадли. В целом, новое тело, несмотря на возраст, удовлетворяло — гибкость, скорость, быстрота реакции. Хотя Поттер и не мог уже припомнить того момента, когда он был таким тонким-звонким. Разве что Альбус… Альбус был таким же тощим, как нынешнее отражение в зеркале. Разминаясь и размеренно дыша, Поттер старательно пытался представлять, что он на задании. На длительном. И очень-очень странном задании. Как в две тысячи третьем в Камбодже. Или Куалу-Лумпур в две тысячи седьмом. Позже ему уже не удавалось побывать в таких переделках — глава Аврората не имеет на это права. Морда в зеркале была, кстати, не его детская, а словно взяли Поттера семидесяти лет (побитого жизнью мужика, худого, злого, жилистого и подвижного, как ртуть) и уменьшили. Не молодой зеленоглазый Джеймс Поттер, а, скорее, смесь Лили Эванс и Чарльза Поттера, по портретам, конечно же. И та же обожженная, приправленная романтическим флером молодости тоска в глазах. Странное, короче, дело — словно кровь Блэков, щедро расцветившая диковатой красотой еще Джеймса, а потом и Гарри, ушла из его вен. Мало того, так тут еще и война. Не стреляют, конечно, да и понятно — не Баграм. Но все равно в воздухе просто висит ожидание беды, неустроенность и смерть. Лондон, сорок пятый год, август, приют. Точнее, не приют, а убежище для детишек. Барак. Сараюшка. Закончив умываться, Поттер поспешил к койке — не дело, если просыпающиеся мальчишки полезут к его кровати и огребут отвлекалку, от непривычки беспалочковая выходила слишком мощная — мало ли, заметит кто еще неадекватное поведение. Хотя, конечно, кому какое дело до кучки подростков, обреченных на прозябание на улицах неустроенного Лондона? Мальчишек, кстати, приходилось усыплять магией — непривычным маглятам и днем было тяжело находиться рядом с Поттером, а ночью, когда он слегка опускал вожжи контроля над силой, так и вовсе становились похожи на инфери. Поттер с удивлением констатировал подтверждение теории, что старый и сильный маг непроизвольно влияет на окружающее. Так, Дамблдор заражал некоторых своих преподавателей некой долей благородной безуминки, Вернер, старый легилимент, у которого Поттер в свое время брал уроки, умело игрался с течением времени, а рядом с Брутом, друидом, ни одно животное не смело убить другое. Сила Поттера давила на детишек — они, как правило, самые незащищенные в плане психики — довольно сильно. Рядом с ним они выпрямляли спины, говорили тише и не матерились, как минимум. Что еще менялось в их поведении, Поттер не знал, как-то не видел особо маглят раньше, да еще и приютских. Вещи его они обходили стороной, но, несмотря на это, паранойя его заставляла следить за этим внимательно. Вещей, правда… все, что было на нем, когда он провалился — сибаритский, дорогущий наряд, в который он был облачен на отдыхе, тяжелый от наложенных чар и рун тканный колет, одолженный Янисом, боевая мантия, палочка, пара десятков артефактов, немного мелочи, что каким-то чудом переместилась вместе с зачарованным кошелем — и все это влезало в небольшую сумку. Одеваясь в приютские одежды, Поттер каждый раз кривился, но делать ничего не спешил. Да, он привык и любил красиво одеваться, в конце концов, денег у него было к старости в достатке, и, как заявила одна пожилая леди: «привычка красиво и дорого одеваться делает мужчину лишь изысканнее и желаннее». Но на дворе шел сорок пятый год, причем века отнюдь не того, который привычен, а это значило некое… отсутствие наличия денег. И, хотя деньги и не значили ничего, в конце концов, можно было изыскать… определенные резервы, задействовать сейф Поттеров для кровных родственников, не наследующих фамилию, к примеру (сумма на том счету хотя и не радовала глаз и кошелек, но была ничего так… а уж как она пригодилась Поттеру в двадцатых, когда ему пришлось напрячь все финансовые резервы семьи), Поттер решил повременить со всем этим и сперва присмотреться к реальности. И так, предаваясь размышлениям, Поттер наткнулся на конверт. Письмо он получил несколько дней назад, едва отойдя от шока перемещения и осознав себя. Прилетела незаметная для маглов сова, скинула на колени плотный конверт, знакомый по семи годам обучения в Хогвартсе, и тут же смылась. У Поттера, конечно же, случился ступор. В содержании письма была и причина такого странного маневра — беженцы. Все беженцы на территории Англии были обязаны пройти обучение в школе или сдать тесты. Ну, или и то, и другое — в зависимости от возраста. Только по прошествии пары дней, когда тело и разум Поттера перестали мутить последствия перехода и контузии, он сообразил: Лондон, сорок четвертый год. Война с Гриндевальдом. И беженцы. Много беженцев. Правительство магической Англии взяло на себя обязанность образования этих самых беженцев, а конкретно — школьников. Никому не хотелось проблем с малообученными магами, владеющими палочками и напуганными эхом войны на Континенте, поэтому в письме встретились такие слова, как «принудительная депортация» и «обязательные курсы обучения магии для несовершеннолетних». Вокруг было много странного, возмущающего Поттера, жителя конца двадцать первого века. Непривычные, тихоходные машины, серая, консервативная одежда, совершенно по-дурацки построенная, хотя и знакомо звучащая речь, идиотские манеры, кретинские правила в приюте — все это не давало расслабиться, мобилизовало. А человек в непривычной военной форме по имени Кэндал вообще ввел Поттера в некий ступор, особенно, когда он осознал себя подростком. Давно Поттер не испытывал такой доли бессилия рядом с рослыми мужиками. Но вообще вся ситуация требовала тщательнейших размышлений. Путем простейших ритуалов, отменяющих действий, окклюменции и медитаций вернуться не получилось. И здесь пришло время задуматься о том, нужно ли ему возвращаться? Он прожил немалую и очень-очень насыщенную жизнь. Он оставил потомков и создал свою небольшую команду заговорщиков, которые проконтролируют положение дел, чтобы мир не развалился в ближайшие несколько десятков лет. И нет — нельзя оказалось понять, вернулся ли Поттер в прошлое или перебросился в параллельный мир. Так почему бы… не позволить себе пожить свободно, без контроля со стороны общественности и без груза ответственности перед магическим миром и родами Поттеров и Блэков? Начинать жизнь заново — было в этом что-то такое… экстравагантное и притягательное. Мир не отверг его, так почему не остаться здесь, в этом мире? Но для этого нужна была легализация как минимум в магическом мире — человек без прошлого вызывает у большинства людей определенные опасения. Эти соображения, да и то, что у него не было ни денег, ни желания оставаться на время исследований среди маглов, сподвигли его принять приглашение в школу. Судя по безымянному письму, в детский контроль, раскинутый над Британией, был добавлен еще один фильтр, который и отправлял письма из Министерства от имени школы. Это было очень кстати, потому что беженец с континента, отзывающийся на фамилию, принадлежащую коренному роду островов, вызвал бы лишние подозрения. Теперь оставалось придумать фамилию и имя, которые не вызвали бы отторжения. Все эти метания, размышления и попытки вопросить бытие происходили под аккомпанемент не замечаемой Поттером жизни магловского приюта. Дети спали, ели, где-то шлялись весь день, потом возвращались на обязательный ужин. Поттера, просиживающего все дни на улице или покосившейся веранде, не задевали, как он подозревал, исключительно из-за его магической силы, уютным плащом устроившейся за его плечами. Его все устраивало, пока их всех в приказном порядке не загнали в… церковь. Поттер как раз направлялся в умывальни, когда в открытую дверь их небольшой комнатки ворвался неприятный, высокий голос: — Подъем! Хватит спать! Встаем, дети! Детьми никого из присутствующих назвать было нельзя, несмотря на то, что самому младшему было где-то десять. Улицы Лондона двадцатого века воспитывали на удивление жестких и взрослых людей. Поттер не мог сказать, когда именно дети здесь переставали быть детьми, но даже малыш Джереми из соседней комнаты, которому было от силы лет шесть, был исключительно рассуждающим и взрослым. Мальчишки подскочили, все, как один, торопясь одеться. — Гейне, не поторопишься, будет плохо, — обратился к нему один из пацанов, Том. Поттер уже перестал вздрагивать и нервно оборачиваться, когда к нему так обращались. Собственно, с этой фамилией была связана маленькая история. Перед тем, как он оказался в приюте, не противясь решению проходившего мимо полицейского отвести его туда, на вопрос не слишком-то приятной женщины в отделе опеки он буркнул первую пришедшую в голову фамилию. А первой пришедшей в голову фамилией была фамилия немецкого публициста и поэта — Генриха Гейне. Собственно, пришла она ему в голову потому, что книга осталась лежать там, в той, покинутой реальности, на тумбочке у кровати. А так как Поттер не помнил, к какому году началась публикация того Гейне, то имя он назвал другое. Так и пришлось ему стать Германом Гейне. — Что такое, Кроу? — буркнул Поттер раздраженно. — Мы идем в церковь. Пожрать успеть если хочешь — поторопись. Сказать, что Поттер удивился — не сказать ничего. Церковь? Серьезно? Лондон, война, какая, нафиг, церковь? Хотя, конечно, когда еще задумываться о Боге, как не тогда, когда смерть близка? Поттер натянул на себя ветхую курточку, привычно поведя плечами, чтобы оценить возможности к маневрам. Ситуация действовала на него удручающе, вот он и не мог успокоиться и положиться на предчувствия. Недружная кучка подростков направилась в столовую… помещение, отведенное под столовую. Поттер пошел за ними, сдерживая шаг, чтобы не выделяться. Вот еще несколько вещей, вызывающих его раздражение. Ветхое здание, щели в деревянном полу, грубые, отполированные тысячами прикосновений столы, немолодые, истерзанные вечной усталостью, некрасивые женщины, скудная, невкусная еда и вечное, давящее, уничтожающее все светлое ощущение безнадежности. Пожалуй, помимо обширного списка того, что Поттер ненавидел в этом Лондоне, особняком стояла приютская пища. Возможно, в детстве она бы показалась ему вполне съедобной, даже терпимой. Сейчас же он тихо ее ненавидел. Пресная, однородная, главной ценностью ее было то, что она была сытной. Вот и сегодня ему на тарелку плюхнулась склизкая кучка какой-то каши и кусок светлого хлеба. Как всегда, съев хлеб, Поттер поделился кашей с ближним своим, как было заповедано в христианских письменах. Нет, с голодухи он и сырое мясо был способен сожрать, но хлеба его тощей тушке вполне хватало, тем более на завтрак. Вот в обед и ужин он периодически таскал с кухни левитацией дополнительную порцию. После завтрака их собрали, посчитали по головам и отправили в церковь. Грязь улиц не добавила Поттеру дружелюбности, а привычный дождь лишь заставил поморщиться. Пока шли, Поттер пригляделся к деткам — что-то в их аурах его насторожило. Пригляделся и чуть не захохотал. Некоторые мальчишки и даже пара девочек хромали вовсе не из-за того, о чем он подумал… их выпороли! Это было странно. Порка казалась чем-то экзотичным, отвратительным, мерзким, как средневековые пытки. В его времени уже давно не применяли насилия к детям. Да, возможно, он просто многого не знал и не замечал, в конце концов, смог же он как-то пропустить эту самую порку в приюте, хотя и находился прямо в здании весь вчерашний день. Если быть до конца честным, то он просто подумал, что дети подрались: эманации боли и обиды были совсем легкими и какими-то обыденными, что ли. Так, предаваясь флегматичным измышлениям и стараясь избегать луж, он дошел до церкви. Здание было откровенно так себе — щербатое, из потемневшего и отсыревшего кирпича, оно производило угнетающее впечатление. Не храм Бога, а какое-то прибежище Унылости. *Агата Кристи. Подвиг.