***
Мисаки шла на поправку: плечо, благодаря срочному вмешательству, заживало быстро, и теперь только белая полоска бинта напоминала о нападении. Такуми всё время лечения не отходил от Аюдзавы и старался минимализировать её активность, чтобы Мисаки не навредила себе ещё больше. Миса, конечно же, фыркала и постоянно отгоняла от себя Усуи, но парень укладывал девушку на кровать, гладил по головке, говорил, что всё будет хорошо, и продолжал всё делать за неё. Аюдзава улыбалась «в усы» и тихо наблюдала за шуршащим вокруг неё Усуи. Ну, а когда врачи обозначили конечное выздоровление и сняли повязку, Такуми чуть не прыгал от счастья. Закружил Аюдзаву по комнате, зацеловал всю. Был бы он собакой, подмел бы хвостом уже весь пол, но он был тигром и всего лишь чуть не переломал мышке все рёбра. Разумеется, от большой любви.***
Усуи безумно долго ждал, но теперь наконец-то дождался — Мисаки согласилась пойти с ним на свидание! Такуми вёл Мису к очень красивому месту: обширное поле, сплошь усыпанное цветами: жёлтыми, красными, синими, фиолетовыми… Мисаки должно понравится! Перед самим полем, за деревьями, Такуми мягко накрыл глаза Мисы ладонями, а когда та инстинктивно положила свои руки поверх его, тихо шепнул: «Сюрприз». Аюдзава тотчас расслабилась и дала вывести себя на поляну: аккуратно, Такуми говорил где ступать, чтобы не подвернуть ножку. Они остановились. — Готова? — спросил Усуи, приготовившись отнять руки. — Готова, — улыбнулась Мисаки, и в тот же миг Такуми отпустил. Миса была восхищена до глубины души. Она торопливо оглядывалась, чтобы не упустить ничего и охватить всё-всё сразу. Как же здесь было красиво! Ярко-зеленое поле, полное красивейших и неизвестных Мисаки цветов, а иногда, кое-где, отражали небо маленькие озерца. В них проплывали облака и не было видно границ между небом и водой. Будто кусочки неба плыли по полю. — Это потрясающе, Усуи! — Мисаки с яркой улыбкой обернулась к парню, но… Такуми исчез. Улыбка испарилась тотчас. — Усуи? — позвала Аюдзава, и вдруг что-то схватило её сзади. Кто-то. Мисаки не успела испугаться, как тут же с облегчением вздохнула: это был Такуми. — Напугалась? — подмигнул парень. Но Миса всё ещё сбито дышала после пережитого и прижимала руку к колотящемуся сердцу. — Ты!.. Да ты!.. — Мисаки никак не могла вымолвить хоть что-нибудь, чтобы, например, отругать несносного Такуми! Но Усуи вдруг вытащил из-за спины руку, в которой был букет цветов. Яркий, пышный, он был очень красивый и Мисаки, сама того не заметив, простила Такуми за его озорную выходку. Парень тотчас уловил смену настроения и подал Аюдзаве руку, в которую девушка вложила свою ладошку, и Усуи увлёк её за собой в цветы. На поле, чуть в отдалении, возле одного маленького озерца был постелен белый в красную клетку плед, на котором были разложены красиво ягоды и фрукты. — Пикник? — приятно удивилась Мисаки. — Ох, Усуи, это очень мило с твоей стороны. Парень расплылся в довольной ухмылке. Дул теплый ветерок, и разноцветные лепестки цветов летали в воздухе, как хлопья снега. — Миса, ты счастлива? — Очень. Так спокойно на душе. А ты не счастлив? — Не то чтобы… Знаешь, мне все чаще кажется, что мы с тобой отдаляемся друг от друга. — Серьёзно? — Мисаки аж приподнялась на локтях. — По-моему, ты только сильней ко мне прилип после той ночи. — Попробуй тут не липнуть, когда ты рискуешь своим здоровьем! — Ой, да ничего бы не было, Усуи, боже мой, — Мисаки отмахнулась, — я же всего-то хотела протереть пыль. — Сегодня пыль, а завтра тебе приспичит передвинуть шкаф! Миса, — Усуи взял девушку за руку и ласково погладил большим пальцем тыльную сторону ладони, — дай мне заботиться о тебе. Я не хочу, чтобы с тобой что-то вдруг случилось, не дай боже. Поэтому я прошу тебя — позволь защищать тебя. Всю оставшуюся жизнь. Я обещаю, что всегда буду рядом. — Такуми… — Аюдзава нежно коснулась пальчиками щеки Усуи. — Ты дурачок, — она улыбнулась. — Я уже давно не представляю без тебя своей жизни, неужели ты не понял? А отбиваюсь… по привычке? Пока Такуми не понял, что Мисаки только что ему призналась, она подалась вперёд и мягко поцеловала его. Усуи среагировал быстрее, чем она ожидала, и через мгновение они уже лежали на красно-белом пледе и самозабвенно целовались. Такуми ненавязчиво вёл ладонью вверх по гладкому бедру, пробираясь под платье, а Мисаки было абсолютно параллельно: она закинула руки парню на шею и наслаждалась их долгожданным уединением. Но недолго. Аюдзава вдруг резко вдохнула и исчезла. — Не понял? — За нами следят, — пояснила Аюдзава, когда материализовалась сзади и огляделась. — Ты все-таки почувствовала! — раздался неожиданно чей-то голос, и перед Мисаки с Усуи появился Куросаки. — Я мог бы и не сомневаться, не зря ты лучшая ученица «Сейки»! — А кое-кто, как я вижу, по-прежнему покоя не найдёт, — парировала Мисаки, скрестив на груди руки. — Не устал за нами таскаться везде, старикан? — Дерзкая девчонка! — прорычал вампир. — Мне всего-то тридцать! — Ничего себе! — удивилась Аюдзава. — Как всё-таки тебя легко задеть, Курмуросаки. Этого Рюносуке уже не стерпел и быстрым движением схватил девушку за горло. — Я же говорил тебе не оскорблять меня, — вампир сжал цепкими пальцами тонкую шею, затрудняя дыхание, — но ты меня не слушала. Напрасно. Ведь час расплаты близок. Рюносукэ занес свой кинжал. Аюдзава чувствовала лёгкое головокружение от недостатка кислорода, но держалась. Сталь лезвия холодила кожу в опасной близости от пульсирующей сонной артерии. Мисаки приоткрыла глаза и вдруг заметила, что злой Усуи несётся на Куросаки с космической скоростью, а на лице неоновым горит «УБЬЮ». Аюдзаве увиденное придало немного сил, и она схватилась за бледное вампирское запястье, отводя оружие, а в следующий миг её отпустили: ударом ноги Такуми попал аккурат по спине Рюносуке, и тому важнее уже было разогнуться самому, чем заниматься медленным убийством бедной Мисаки. Которую, кстати, уже подхватил Усуи и попытался незаметно смыться. Вампир не без удовольствия проследил, как Такуми упёрся в его изоляционный невидимый купол. — Опять убегаем? Не так быстро, детки! — Как же ты нас достал, — выдохнул Усуи, ставя Мисаки на траву. — Что, уже «нас»? Как же быстро летит время, — Куросаки притворно утёр несуществующую слезу. — Шут гороховый, — скривилась Мисаки и направила молнию в Куросаки, но он увернулся. — Ты драться пришёл или цирк устраивать?! — Кстати, ты же давно закончил школу! Тебе пора бы уже оставить нас! — Такуми с вопросом взглянул на Рюносуке. — Ни за что! — Разве Наоя тебе позволяет? — Не смей называть господина Ширакаву «Наоей»! Он умер: кто-то подлил ему в стакан святой воды, так что теперь я директор школы. Но в школу никто не идет, никто не встает на сторону зла. Остались только мы с Икуто, а этот замок стал нашим убежищем. — Не Судзуна ли случайно со святой водой пошутила? — шепнула Миса Усуи, вдруг догадавшись. — Она самая. Но я думал, что она подольет святую воду Куросаки, а не Наое. — Ай-яй-яй, — раздосадованная Мисаки поцокала языком. — Я знаю, что это или вы, или ваши твари! Вы отравили его! А я зло! И я буду править миром! А вас, семечки добра, я уничтожу! — Это еще кто кого уничтожит! Заледеней! — Аюдзава направила ледяной ветер на вампира, и тот оказался внутри ледяной глыбы. Но глыба разлетелась в ту же секунду, как стеклянная. — Думаете, меня можно так легко победить? Глупцы! — Ты, ночная тварь! Я и не такое умею! — Огненный круг! — крикнул Усуи, пока вампир был занят, но тот успел заметить его атаку и блокировать её. Солнце постепенно закатывалось за горизонт. Плохо. Ночью вампиры сильнее, чем днем. Надо спешить. В какой-то момент Рюносуке остановился и перестал отбиваться от атак Мисаки или Такуми. Они вообще не причиняли ему никакого вреда, а просто разбивались у его ног, будто вампир был защищён. Усуи переглянулись с Мисаки, но и она не понимала, что происходит. А Куросаки тем временем сложил руки в сложную фигуру и с закрытыми глазами принялся торопливо шевелить бледными губами. В поле поднялся ветер. Будучи сначала несильным и теплым, он со временем усиливался и холодел. Собирались тучи, гремел гром, а иногда ещё и сверкала молния. — Что происходит?! — крикнула Мисаки, спрашивая Усуи, который в ужасе смотрел на вампирскую фигуру в центре природного хаоса и отказывался верить. Не может быть. Неужели Куросаки призывал все стихии сразу? — Надо что-то надо сделать, пока он не убил всех и всё! Усуи стремительно прокручивал в голове возможные варианты, а Куросаки тем временем уже призвал две стихии. Тут над Мисой «зажглась лампочка». — Такуми, слушай сюда! Барьер этого заклинания не подпускает других, но если сильно налететь на него, то можно пробить! — Но у нас нет времени на разбег! — Держи меня. — Но… — Держи! — Но ты запрещаешь мне держать тебя… в таких местах. — Взял немедленно! Усуи был вынужден подчиниться. — Теперь бросай, как копье. — Что?! Но… — Живо бросил! Делать нечего. Такуми собрал все оставшиеся силы и метнул Мисаки, молясь всем известным богам, чтобы её план сработал. В полете Аюдзава вытянула ноги и напряглась. Секунда, две, три… удар! Мисаки упала, а одновременно с ней стих и ветер, расползались тучи, показалось почти севшее солнце. — Как ты, Миса? Всё хорошо? Не поранилась? Усуи помог Аюдзаве встать и тут же осмотрел её. Повреждений не нашёл и с долей облегчения выдохнул. А Мисаки заметила Рюносуке. Он лежал на спине метрах в пяти, из его носа текла серебристая струйка крови. Как будто почувствовав взгляд Аюдзавы, вампир распахнул глаза, уставившись на девушку, и медленно стал подниматься. С трудом он встал на ноги, его покачивало. Однако это не помешало ему замахнуться и метнуть кинжал. Лезвие вошло в живот, как в масло, а Куросаки исчез, напоследок безумно ухмыльнувшись. — Миса? Миса! — Усуи прошибло по́том, он здорово побледнел. — Мисаки, не умирай, я тебя умоляю! — Так, стоп, придержи коней, тигр, будешь еще в крестики-нолики на уроках играть. Ты что, забыл заклинание «Призрачная плоть»? — на этих словах Аюдзава преспокойно вынула из себя абсолютно чистый, без единой капли крови кинжал. — Слава Небесам, — слабо выдохнул Такуми и обнял Аюдзаву. — Как же я за тебя испугался, — уставшие зелёные глаза взглянули в лицо Мисаки. — Больше всего на свете боюсь потерять тебя, Миса. — Всё же хорошо закончилось, верно? — Аюдзава ласково погладила парня по светлым волосам. — Такуми, мы слишком многое пережили, чтобы какой-то ножичек мог убить меня. Она улыбнулась, и Усуи тоже просветлел. — Пойдём домой, милый? Я ужасно хочу спать. — Как скажешь, любимая. А когда проснешься, тебя будет ждать вкуснейший чай и свежее печенье. Любишь печенье? — Овсяное? Очень, — у Мисаки уже слипались глаза. — Спи, я донесу тебя. Дважды просить не пришлось — Мисаки обмякла, обвив руками шею Усуи и засопела ему в грудь. Неизвестно, что ждёт их впереди, судьба весьма коварна, но любовь и взаимопомощь превращают даже самые на первый взгляд непреодолимые горы в обычную лестницу.