***
Зима. Отпразднованы дни рождения, получены подарки и немного тепла и уюта в компании близких людей… А через неделю Мисаки пережила нечто страшное, о чем не подозревала вовсе. Последним уроком в четверг у них был Язык животных. Мисаки вызвали к доске рассказывать домашнее задание. Она была готова, но из-за того, что большинство людей в группе (включая Сацуки) относилось к Аюдзава плохо, её голос дрожал. — Три с минусом, Аюдзава, — с плохо спрятанной усмешкой сказала Сацуки, вырисовывая в журнале оценку. Мисаки, сдерживая слезы села на место. Сидела она за второй партой вместе с Арго, парнем, который всех презирал и всегда молчал. Сацуки начала еще подкалывать Мису и в итоге довела до слез. Добилась своего. За Мисаки сидели Сакура, всеми силами старающаяся успокоить подругу и ненавидящий Мису Дарс Леон, шепчущий ей обидные вещи. Подхватил Тора. Затем и другие парни начали что-то тихо говорить и хихикать. Мисаки уже рыдала, но Сацуки ее не выпускала из класса до конца урока. Зато когда прозвенел звонок, Аюдзава кинула свои вещи в сумку и вылетела из класса, закрыв лицо руками. Но слез было настолько много, что от закрывающих лицо рук толку было мало. В таком состоянии Мисаки пробежала мимо Усуи и не заметила этого. — Миса? Миса, стой! Мисаки! — Не трогайте меня! Аюдзава еще быстрее побежала. Минуя спальню, она швырнула сумку на свою кровать и, не останавливаясь, умчалась на улицу, позабыв о зимней одежде. Девушка направлялась на башню разведки. Ее верхушка выходила за пределы барьера и там можно было посидеть в тишине. На пути туда Аюдзаве попался на редкость красивый парень с класса постарше, но это не подействовало на Мисаки. — Девушка, что с вами? Девушка! Постойте же! — Оставьте меня! И Мисаки унеслась прочь. — Она же замерзнет… — прошептал парень, глядя вслед убегающей девушке сквозь тонкие стекла изящных очков. Парня звали Коганэй, и за его спиной были серебряные крылья. Эльф, полный переживаний, нехотя отправился по своим делам. Мисаки тем временем забралась на вершину башни и села на зубчик, свесив ноги вниз. Здесь дул весьма холодный ветер, но Мисаки, распалённая бегом и слезами, воспринимала его как огромных размеров вентилятор, сбивающий жар и подсушивающий мокрое лицо. Всё было вокруг белым-бело, небо время от времени показывало свой голубой глаз сквозь завесу облаков, а порой и солнечный зайчик искрил на снегу. Пока Мисаки любовалась на красоту природы, ей вспомнилась давняя песенка, и девушка вполголоса запела её: — Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко. Не будь ко мне жестоко… — …Жестоко не будь, — вдруг басистым речитативом послышалось сзади. Мисаки вздохнула: не дают спокойно посидеть одной. — Уйди, Куросаки. Не до тебя сейчас. — Прости, — Аюдзава почувствовала полуулыбку спиной, — но уйти я не могу. — Ты убьешь меня? Мисаки надеялась на положительный ответ, что неудивительно и ожидаемо, ведь этот че… вампир просто живёт целью убить их. — Нет. — Похоже, ответ удивил самого Куросаки не меньше Мисы. — Ты плачешь и ты слаба. Даже улететь ты сейчас не сможешь. А я — чистокровный вампир и дерусь честно. Рюносуке не понимал, почему именно сейчас ему ударило в голову древними вампирскими манускриптами, но он сейчас даже руки́ не смог бы поднять на, казалось бы, своего врага. Хотя как раз в этот момент и выдалась прекрасная, удобная возможность, однако… — Они издеваются над тобой, да? — Куросаки присел на соседний выступ и теперь находился в полуметре от Мисаки. Девушка повернула к вампиру лицо: — За что они так? — Ты для них чужая. Не такая, как они. — Но Такуми тоже избранный. Почему именно надо мной? Вампир улыбнулся. — Он — парень. И, признаемся, довольно сильный, потому его и не трогают. Но могу с этим помочь. — Нет, спасибо. Мы как-нибудь обойдёмся. Что-что, а вампир — он и в Африке вампир. У Мисаки вдруг запершило в горле и она кашлянула. А потом ещё раз. И ещё. — Замечательно, ты простыла, — Куросаки с этими словами поднялся с зубца башни. — Мне с убийством придётся ещё подождать. — Нет, стой! Вампир замер. Не потому что его попросила Аюдзава остановиться, а потому что двигаться дальше мешали замёрзшие тонкие пальчики, что вцепились со всей оставшейся силой в рукав мантии. — Я могу драться! — Но горло сжалось. Рюносуке перехватил руку Мисаки и за запястье отвёл от себя. — Ты всё-таки простыла. Я вернусь за тобой позже, Мисаки. Лечись. — Что же ты?! Убей меня прямо сейчас! Я не вытерплю бо…! Мисаки зашлась в сильном кашле и, забыв о своём положении, сорвалась вниз. Куросаки испугался и подскочил к краю, чтобы заглянуть и увидеть, что девушка уже лежит на животе на обледенелой земле только с одним раскрытым крылом. — Неужели таков твой конец, Аюдзава Мисаки? Рюносукэ вздохнул и, оглянувшись напоследок, улетел в «Миябигаоку».***
Когда Усуи узнал, что случилось на уроке с Мисаки, то очень испугался. Испугался ещё больше, когда встречный эльф рассказал, что столкнулся с Мисой, и помнил, что Аюдзава была без куртки. Кошмар! Может, она замерзла уже где-то? А что, если она пошла на башню разведки? Там на нее мог наткнуться Куросаки. Он же убьет ее! А если она оттуда упала? Она же может заработать грипп, корь, ОРЗ!!! Пребывающий вне себя от переживаний Такуми накинул куртку и кинулся на улицу. Хорошо, что не было снегопада или метели, иначе бы Усуи не увидел на снегу следы туфелек, устремляющиеся к башне. Судя по всему, Аюдзава — самоубийца. Парня захлестнуло волной ужаса, когда у подножия башни, на снегу, он увидел знакомую фигуру. Чёрт, Мисаки!!! Усуи, отказываясь верить в происходящее, подлетел к подруге, упав на колени перед ней. Кожа Аюдзавы уже посинела, на щеках застыли льдистые змейки, а рука девушки была вывернута под неестественным углом и опухла в запястье. Не теряя более ни минуты, Такуми аккуратно подхватил холодное тело и со всех крыльев рванул в школу, прижимая к себе девушку и стараясь её согреть. Когда голова Мисаки коснулась подушки, Усуи приник чутким ухом к груди Аюдзавы. И побледнел от страха: сердце Мисы едва билось. Такуми тут же укутал девушку в два одеяла сразу: Мисы и своё, и сел на край кровати, взяв здоровую руку Мисаки в свою и тоже отогревая её. — Усуи, что здесь творится?! К кровати подбежала Сакура, за которой маячили Шидзуко и ныне молчаливые Куга с Кано. — Мисаки, она… — Усуи погладил кисть Аюдзавы. — Ей очень плохо, а я не знаю, что делать… Мне страшно… Помогите, прошу вас! Взгляд, полный беспокойства и отчаяния, ввёл Сакуру в недолгий ступор, но когда Ханадзоно оклемалась, на ребят посыпались указания: — Так, мальчики, набирайте ванну! Вода должна быть не горячей, но теплой, отогреем её постепенно, — Куга с Кано испарились в тот же миг. — Шидзуко, с тебя целебный отвар! Ой, не скромничай, подружка, я же знаю, что ты разбираешься в таких вещах, так что полагаюсь на тебя. Усуи! — Сакура строго обратилась к сидящему возле Мисаки парню, но тот взглянул на неё с такой собачьей преданностью в глазах, что Ханадзоно смягчилась. — Такуми, отнеси Мисаки в ванную, пожалуйста. Дважды просить не пришлось: Усуи нежно извлёк Мисаки из-под одеял и донёс до ванной, где очень осторожно опустил в тёплую воду и вместе с парнями отошёл в сторону, чтобы не мешать девушкам отпаивать Мису целебным отваром. Спустя полчаса внешний вид Мисаки нормализовался: цвет кожи восстановился, на щеках проступил лёгкий румянец, сердце забилось живее. А Усуи только сейчас понял — он переживал настолько, что почти не дышал даже. Только бы всё было хорошо…