Пепел.

      Пять лет назад я, Джек Гамильтон, приехал в Нью-Йорк. Сто долларов в кармане и большие надежды. Двадцать, мне было всего лишь двадцать, и я думал, что могу покорить весь мир, стоит только захотеть. Большие города быстро ломают таких самонадеянных юнцов. Я должен был остановиться у хорошего знакомого, но он почему-то меня не встретил. Я пробовал звонить ему, но мне неизменно отвечал вежливый голос оператора, сообщающий, что абонент не зарегистрирован. Тогда, мне, конечно же, не хотелось думать, что все дело в тех 500 долларов, что я отправил ему заранее. Это были практически все мои сбережения. Том никогда не казался мне обманщиком или вором, мы были знакомы с детства. Я просто решил, что у него что-то случилось, и он обязательно свяжется со мной. Вечером я понял, что звонка сегодня, по крайней мере, не будет. Все было не так уж и плохо. У меня были деньги, и я мог переночевать, в какой-нибудь не особенно дорогой, гостинице, что я, собственно, и сделал.       Утром следующего дня я решил прогуляться и посмотреть достопримечательности Нью-Йорка. Я восхищался каждым домом, каждой улицей, черт возьми! Даже прохожие мне тогда казались необычными, непохожими на остальных. Атмосфера завораживала, я гулял до поздней ночи. Я вообще, привык к своему небольшому городку. Там можно было гулять ночи напролет, не думая о том, что что-то может произойти. Город небольшой, все знают друг друга, а уровень преступности и вовсе стремится к нулю. Ночной Нью-Йорк не был таким благосклонным, и мне следовало это понять еще до приезда сюда. Какой-то мальчуган будто бы нечаянно толкнул меня, извинился и поспешно затерялся в толпе. Пропажу кошелька я обнаружил, когда хотел расплатиться за сэндвич в какой-то кафешке. Там были не только деньги, но и документы. Один, без денег и документов в Нью-Йорке, таким ли я представлял себе свое будущее? Почему-то я всегда думал, что только здесь обрету счастье, начну сначала, все наладится. Я был в Нью-Йорке, когда мне было пять лет. Мама и папа держались за руки и смеялись, а я не понимал над чем они смеются, и хотел поскорее вернуться домой. Там было спокойнее. В семь я остался сиротой. Родители погибли в авиакатастрофе, они летели на какую-то важную встречу. До восемнадцати лет меня воспитывала тетя, и признаться, ей было нелегко. Первые полгода я ни с кем не разговаривал и рисовал мрачных чудовищ. Кстати, это единственное, что я вообще рисовал в своей жизни, потому что позже ни разу так и не взялся за карандаш. Эти рисунки, я с каким-то садистским удовольствием, подкладывал кузине под подушку и, когда она их находила, то громко визжала. На ее вопли прибегала тетя Молли, пыталась ее успокоить и объяснить, что это всего лишь какие-то жалкие каракули и их бояться не стоит. Тетя почти никогда меня не ругала, она была очень доброй женщиной. Потом, в один прекрасный момент я понял, что единственное, что мне остается это смириться с гибелью родителей. Именно тогда я начал думать о том, что будет со мной дальше. И чем больше я думал, тем больше понимал, что не могу всю жизнь прожить здесь. Я не находил общий язык со сверстниками, в этом городе мне всегда было холодно и одиноко. Я читал книги о путешественниках и мечтал, что когда-нибудь тоже выберусь отсюда и стану кем-нибудь непременно великим. Каждый день я смотрел на единственную фотографию, которую я захотел забрать из старого дома, как память о родителях. Я, мама и папа. В Нью-Йорке. Честно говоря, мне все чаще казалось, что родители с фотографии подсказывают мне, что я должен делать дальше. Вера крепла с каждым днем, пока однажды, я не проснулся с четким решением, что только с этим городом связано мое будущее. И вот, я здесь. Такой же одинокий и жалкий, как и раньше. Неудачник. Что делать дальше, я не знал.       Первые три дня я ночевал в аэропорту и пил воду из фонтанчиков на улице, чтобы не так сильно хотелось есть. Я все еще ждал звонка от Тома. Адреса его я не знал. Тогда, все мои силы уходили на то, чтобы не поддаться панике и разработать план. Уж и не знаю, почему я решил не обращаться в полицию. Я подумал, что самым целесообразным будет познакомиться с такими же, как и я бродягами. Это казалось захватывающим и романтичным, точь-в-точь, как в тех приключенческих книгах. На самом деле, я думал, что мне помогут продержаться первую неделю, а там я уже точно найду Тома или же он найдет меня. Я по-прежнему в этом не сомневался. Поразительная наивность для двадцатилетнего парня, не правда ли? Сейчас я с теплотой вспоминаю, каким был тогда. За пять лет я забыл, что такое быть молодым и глупым. За пять лет я забыл, что такое верить в чудеса. Сомневаюсь, остался ли я человеком вообще.       Так вот, я наметил себе план действий и на следующий же день познакомился с парочкой бродяг. Кид и Нейтон поначалу сочли меня сумасшедшим, когда услышали, что мне бы хотелось научиться правильно бродяжничать. Они заподозрили, что я либо коп, либо просто ненормальный извращенец. В конечном итоге я рассказал им всю свою подноготную и меня приняли. Так я познакомился со всей компанией. Знаете, меня даже пугало осознание того, что я настолько зависим от кого-то. Другой мир со своими правилами и я в нем был чужаком. Огромная сеть, оплетающая мегаполис и ведь никто даже не догадывается о том, насколько она велика. Господи, как же я сглупил, когда не обратился тогда в полицию! Я понял это всего лишь через какие-то четыре дня. Я ненавидел себя, но изменить ничего уже не мог. Мне было так паршиво тогда, что я пошел и надрался в каком-то случайном баре до чертиков. Наутро болела голова, меня мутило и не хотелось жить. Но уже через сутки я смог взять себя в руки и пообещал, что обязательно буду счастлив. У меня будет нормальная работа, красивая жена и дети. Но для этого мне придется принять правила игры.       Постепенно я свыкся с тем, что улица принимает всех. Она меняет, дает новое имя, новую жизнь. Меня называли не Джек, а Д. Что ж, я был рад хотя бы тому, что благодаря этому Д не забуду свое настоящее имя, я повторял его каждый день. Если бы я не напоминал себе кто я и зачем здесь, то, наверное, сошел бы с ума. От Джека Гамильтона остался только рюкзак и фотография. Даже глаза из светло-голубых, стали какими-то мутновато-серыми. На улицах меня знали как Д-ловкача. Я стал отличным вором, у меня обнаружились недюжинные способности. Мне было не по душе это занятие, но здесь либо ты приносишь пользу, либо ты не нужен. Думаю вам понятно, что означает это «не нужен» на улице? Я изо всех сил старался выжить.       Через год меня заметили. Я стал членом одной из крупнейших группировок в городе. Я нравился Боссу, потому что никогда не проваливал заданий. Я делал все быстро и чисто. Стандартная схема: расположить к себе, нанести пару визитов, вычислить стоит ли овчинка выделки и готово. Техническая часть была отработана до автоматизма. Кроме того, люди сами впускали меня в свои квартиры и частные дома. За год я научился искусству обольщения и пользовался им. Без удовольствия, просто как инструментом для достижения цели. Я не испытывал почти никакого азарта, когда грабил. Я был полон безразличия. Мне говорили — я исполнял. Думаю, за это меня и ненавидели. Из-за того, что я относился ко всему этому, как к рутинному занятию, ничем не отличающемуся, скажем, от работы клерка, я не заметил сгущающихся над собой туч.