feuillemorte

Соулмейт!АУ, где у твоей родственной души отпечатываются все твои синяки/шрамы/татуировки. В седьмое рождество, получая подарки от родителей на день рождения, Сольа чувствует ноющую боль в щеке. Сначала мама смеется, думая, что дочь так смущается из-за повышенного внимания и кучи подарков, но потом за пару секунд ее лицо становится слишком серьезным, взволнованным. У Сольа на левой щеке бурлящий отпечаток чужой ладони. С губ мамы срывается тихий вздох, и когда она пытается скрыть красноту тональным кремом, Сольа задумывается, как же наверное было больно – получить такую пощечину. И все неосторожные синяки, полученные раньше ею и соулмейтом, кажутся сущим пустяком. В двенадцать лет она понимает – пустяком была первая пощечина. Дальше – хуже. А дальше постоянные синяки и боли в спине от множества ссадин. Она носит безразмерные свитера, скрывает лицо волосами, и в ее голове только мысль одна: «Боже, почему ты не спасешь этого человека? Ему ведь так тяжело». Она присматривается к одноклассникам, к людям на улицах, ищет кого-то с фингалом под глазом, ищет того, кому хочется хоть немного помочь. Никого не находит. В пятнадцать лет она просыпается посреди ночи с оглушающим криком, и когда родители включают свет в комнате, то видят Сольа, еле дышащую, дрожащую, плачущую, свернувшуюся в комок. Она только шепчет истошно: «Я задыхалась. Так страшно, я спала и я задыхалась, мам», а на ее шее совсем свежий след, словно веревка была привязана к горлу. Мама шокированно подносит ладони к лицу, а потом обнимает дочь, пока отец собирается съездить по всем больницам, чтобы найти человека, который…. Который, пожалуйста, будет жив. Но никого не находит. В ту ночь в госпитали города Тэгу не поступал никто с попыткой самоубийства. И за несколько дней в новостях не появляется ничего. Сольа плохо даже не от того, что возможно ее соулмейта больше нет, ей до кончиков пальцев страшно, что человек жил все годы с одной лишь болью, а теперь совсем еще подросток решился уйти навсегда. Поэтому она решается сделать татуировку на правом запястье, чтобы всегда было видно, чтобы в минуты отчаяния взгляд опускался туда, чтобы подать знак, что этот человек не один. У него есть она. «Ты справишься. Пожалуйста, живи» Хосок смотрит на витиеватые черные буквы, уже чуть сошедшие с кожи за прошедших четыре года. Глупость последняя, но почему-то каждый раз, когда внутри все обрывается, он смотрит на эти слова и думает, что надо жить хотя бы ради встречи с этим интересным соулмейтом, что так решил подбодрить. И он живет. Смотрит на свое запястье и терпит отца, мачеху, одноклассников, терпит жизнь и думает лишь о том, что однажды обязательно встретится со своим веселым соулмейтом. Потому что она за все года написала на левом ребре «давай скорее встретимся», а на другом «улыбнись» и смайлик. На плече она набила «к и м с о л ь а», а на лодыжке «run run run» и на указательном пальце «Daegu». А он не подавал никаких знаков. Хотел тоже встретиться, но боялся ее и стыдился себя. И продолжает жить так. Жить, смотря на ее татуировки и свои шрамы. Пока однажды посреди дня не начинает задыхаться, а на его шее не появляется отвратительно красный след. Его соулмейта кто-то душит. Кто-то смеет притронуться к его Ким Сольа и заставляет померкнуть «улыбнись» в синяке. И это становится спусковым крючком. С самого рождения только он доставлял ей проблемы и боль, а значит она не должна, никогда не должна чувствовать все это по-настоящему. Только не она. Он берет билет на первый автобус в Тэгу, и уже через несколько часов бегает по всем больницам, ищет ее, спрашивает всех прохожих. Не находит. А следы от чужих касаний ноют, разрывают сильнее, чем удары отца в прошлом. И страшно до коликов, и больно до побеления костяшек рук. Разглядывая татуировки, он снова по кругу ходит по тем же больницам, звонит в участки и пытается пролистывать в гугле номер морга. В одной из больниц он все же находит Ким Сольа, которую только доставили, найденную в переулке после насилия. Это ужасно и страшно, Хосок ненавидит себя, сидит у ее палаты все время, а ее родители с болезненными лицами ободряюще хлопают его по плечу. Словно тоже знают его все эти годы. В голове крутится сотня «если бы»: если бы он ответил ей раньше, если бы он нашел ее раньше, если бы он смог быть рядом, если бы он защитил ее. Ничего бы этого не было. На следующий день он тратит последние деньги, что получил еще в Пусане вечерними подработками, на татуировку на левой руке. «Прости меня. Встретимся раз и навсегда. И вместе поможем нашим ранам зажить.» Первое, что врезается в глаза Сольа, когда она приходит в себя после долгого сна.