feuillemorte

У Кихёна в глазах солнечный свет, и от его взгляда расцветают ромашки внутри. Он стоит в центре лужайки: ярко-зеленая трава щекочет босые ноги, а брызги воды из детского пистолета стекают по его лицу и замирают (как и Ынсо) у обрыва - его счастливой улыбки. Она бросает игрушку в ближайший куст и убегает подальше, не оборачиваясь на еле ощутимое прикосновение его пальцев. Думает, что 'вместе' будет навсегда, и радуга переливается в заливистом смехе. Они счастливы. — Ты в порядке? Нечаянно споткнувшись, упала прямо на него, и теперь двое лежат посреди двора. И все, что остается: смотреть, как на щеках Кихёна проступает румянец; слушать, как громко стучит собственное сердце (и его, кажется, тоже); ощущать, как цветные бабочки оседают на внутренние ромашки. Улыбаться от переполняющих чувств. — Посмотри, я жива и здорова благодаря тебе, - целует в нос и перекатывается в сторону. Ынсо смеется, смеется, смеется. И падает. У Кихёна глаза седьмой месяц закрыты, и от этого все больше цветов на ее руках. Он лежит на больничной койке: белая простынь не греет перебинтованное тело, а застывшие слезы Ынсо жгут раскаленным оловом его бледные губы. Она выкидывает завядшие ромашки и садится рядом с ним, содрогаясь от каждого звука и дуновения ветра. Надеется, что 'вместе' продлится чуть дольше, и нескончаемый ливень идет внутри. Они сломлены. — Думаю, пришло время отключить его от аппарата искусственного дыхания. Ее крики никто не слушает, ее мольбу никто не слышит. И все, что остается: просто смотреть, как медсестры и врач фальшиво грустно вздыхают; просто слушать, как старый радиоприемник хрипло сообщает о новом теракте в городе; просто ощущать, как не хватает воздуха с каждой долей секунды, что жизнь уходит из Кихёна. Просто умирать от сгнившей души. — Посмотри, они убили в нас людей, - целует в лоб и падает. В бездну. Ынсо смеется, смеется, смеется.