История одного гуля

Не в силах больше слышать этот зовущий голос, что раздается в его голове, Савамура вскакивает и лишь успевает схватиться за перила, чтобы не упасть. — Эйдзюн? Тяжело дыша и вскидывая взгляд на взволнованных друзей, он не уверен, что стоит сейчас говорить об этом. Но… Его носа опять касается знакомый запах… апельсинов… А в голове опять появляется знакомый голос. — Эйдзюн… Сжимая одной рукой поручень, а второй вцепившись в свои отросшие волосы, он неуверенно смотрит на Миюки, одним взглядом умоляя того сказать ему, что он не сходит с ума и это переутомление или еще что-то умное. Однако для глюка слишком ярко, а для поехавшей крыши, наверно, самое то. — Вы… не слышите голос? И как бы издеваясь, зовущий призыв снова разносится в голове Эйдзюна, чей взгляд скользит с Казуи опять вниз, в темноту. По спине струится холодный пот, а кончики пальцев покалывают от странных чувств, что сковывают все его существо. — Голос? Тут только мы говорим. Эйдзюн… ты наверно устал? Так хотелось поверить в это, но что-то внутри неприятно трепетало, заставляя чувствовать ложь в этих словах. Выдыхая и с силой цепляясь пальцами в поручни лестницы, он продолжает смотреть вниз. Он точно сходит с ума… Однозначно… — Эйдзюн… Всхлипывая и жмурясь, он так хотел перестать слышать этот голос, но… Одновременно с этим он хотел увидеть источник… Живым, не выдуманным собственной шизофренией. — Спаси… Как смешно… Савамура никогда не слышал таких слов и такой интонации… Только не от него… и почему-то это стало решающим фактором. В его голове будто что-то щелкает, включая детскую наивность и надежду. А запах, что он ощущал до этого, стал будто слабеть, истончаться, заставляя думать о невозможной возможности. — Идите без меня… — Что?!.. Эйдзюн!.. Его не успевают остановить, и он, в очередной раз выпуская кагуне, прыгает прямо вниз, не задумываясь о том, каким образом будет приземляться. Не важно… Сейчас, слыша слабый голос в своей голове и чувствуя знакомый аромат, который истончался, и будто вот-вот был готов исчезнуть… Нет, такого снова он не хотел пережить… Если есть возможность… Хотя бы шанс… Приземление оказалось неожиданным и болезненным. Усталое тело явно не было готово к очередным забегам с препятствиями. Тихо вскрикнув и упав на колени, Эйдзюн почувствовал, как кости медленно, но верно начали срастаться, заставляя в очередной раз радоваться своей нечеловечности. Взглянув вверх, туда, где в искусственном свете отчетливо вырисовывались два силуэта. В очередной раз он заставляет их волноваться и беспокоиться, идя на поводу у своих желаний. Однако, если он сейчас не проверит… Не подтвердит… Он точно будет жалеть. Пусть лучше Миюки его отругает, да черт, хоть на цепь посадит… Но сейчас… Он резко вскакивает, когда кости более менее успевают срастись, и сразу срывается с места. В ушах бьет кровь, а в горле стоит неприятный комок. Глаза щиплет то ли от остатков чужой крови на лице, то ли от слез. Он не знал, а времени проверять у него не было. Очередная лестница вниз, и Эйдзюн чувствует, как внутри все еще сильнее холодеет, а руки начинают дрожать. Но, возможно, это был не страх, а простое переутомление, которое он пытался преодолеть двигаясь вперед. Снова полет вниз и маленький перерыв, чтоб восстановиться. Однако, как только Савамура хочет ринуться на очередной этаж тюрьмы, сверху начинает разноситься сильный запах, тот самый, что он преследует сейчас. И ведь он не знал куда бежать теперь. Это было такое странное чувство, которое разрывало его изнутри, заставляя сжимать руки в кулаки. Его ноги дрожали и не готовы были двигаться, но он все равно заставлял их передвигаться, медленно, идя на одной лишь упрямости. Сердце трепетало, боясь быть обманутым этой сладкой надеждой. Идти вверх на сильный запах было бы глупо, как ему казалось. А вот внизу, где слышался слабый запах… Это больше походило на правду… Держась за стенку, он медленно шел дальше. Понимая, что обманывает сам себя этой глупой надеждой, что порождает в его сердце чужой голос и запах. Мысль о том, что гули обычно не чувствуют чужой запах настолько сильно, только если вы не близкие родственники или пара. Но, насколько знал Савамура, Йоичи никем не являлся для него… Или? Встряхивая головой и позволяя с губ срываться тихим выдохам, он старается не обращать внимания на понижение температуры и полупрозрачные облачки, которые выдыхаются на каждом шагу. А запах становится все ближе, будто его источник вот-вот появится перед ним… Повернув за очередной поворот, Эйдзюн резко останавливается. Впереди очередная дверь в тюремную камеру гуля. И сердце пропускает несколько ударов, отказываясь верить в то, что это сон и этого не может быть. Пальцы сильнее цепляются за стену, а ноги почти разъезжаются, не в силах выдержать такого издевательства. Только лишь кагуне с силой впиваются в стену, будто нож в масло, и не дают ему упасть. Медленно, шаг за шагом, он преодолевает расстояние всего в несколько метров, но для него это почти приравнивается к километрам. Сверху снова стали разноситься странные звуки, а в наушнике, который он оказывается еще не снял, слышались обеспокоенные голоса. И как раньше он только их не заметил? — Эйдзюн куда-то сбежал, надо срочно его найти. — Тут исследователи еще. — Черт… И что опять на него нашло? — У него должна быть серьезная причина! — Да сошел он с ума давно, пойми это уже, Миюки-кун. — Ре-сан, пожалуйста. — Брат! — Я констатирую факт… И вы сами со мной согласны… Ответить было нечего, даже при желании. Эйдзюн сам был согласен со старшим Коминато. И сейчас, прикасаясь дрожащими пальцами к холодной двери, ему приходится приложить все силы, чтобы сдвинуть железо с места. Когда задумка вышла, его окатил «смертельный холод», как обычно бывает после фильмов ужасов, которых он до сих пор боится. Сглатывая, он неуверенно двигается навстречу темноте, чувствуя, как родной запах становиться ярче и ближе. Догадка, что теперь кажется ему не такой глупой и безумной, заставляет его еще быстрее двигаться вперед. Спотыкаясь обо что-то, он падает и тихо вскрикивает, упираясь ладонями в холодный пол. Встать сил нет, а ноги в очередной раз отдают болью, из-за которой легко потерять сознание. Но нет же, он упрямый и не позволит себе такой мелочи на него повлиять, особенно когда он вот-вот узнает правду. — Эйдзюн… Этот голос… Он не перепутает ни с каким другим. И резко вскидывает голову, отчего появляются ненужные сейчас черные точки, а тело отзывается очередной порцией боли. Вглядываясь в темноту, Савамура чувствовал, как сердце стало пропускать удары, а взгляд так и цеплялся за знакомую фигуру, что была скованна цепями и висела на них. — Эйдзюн… На глаза наворачиваются слезы, отчего становится еще сложнее смотреть на ту мечту, о которой он не смел даже грезить в обычной ситуации. Дрожащие пальцы касаются его лица, начиная с силой размазывать слезы вперемешку с кровью. Неосознанно он включает микрофон и позволяет всем слышать свои тихие всхлипы, что вскоре перерастут в громкие рыдания. — Эйд… — Йоичи… В его голосе столько надежды и веры, столько счастья, что сам Эйдзюн удивляется этому. Он еще способен испытывать такие чувства? После потери Курамочи ему казалось, что эта часть умерла у него, оставляя после себя лишь жалкое подобие… Но сейчас… Было уже не важно, что до него пытались дозваться в очередной раз через наушник. Весь его слух был направлен лишь на то, чтобы уловить тихое и глухое чужое дыхание. — Ты пришел за мной… Эйдзюн… Звон цепей, и Савамура готов продать душу кому угодно, лишь бы это не было очередным его бредовым сном. Он не мог двинуться, все тело сковал страх вперемешку с неверием. Раньше такой исход казался ему несбывшимся сном. Но теперь… Вот он, перед ним. Израненный, но ЖИВОЙ! Взгляд выловил искаженную улыбку на чужом лице, и все стало таким неважным и ненужным… Однако таким ярким и живым. Хотелось засмеяться и сделать что-то сумасшедшее, сил только хватало на то, чтобы медленно поползти по теперь не такому уж и холодному полу. Эйдзюн даже не чувствовал, как в ладони впивались какие-то острые осколки и камни. Даже при желании он не мог отвести взгляд от такого забытого уже выражения любимого лица, от диких глаз, в которых еще плескались жизнь и все те же чувства, что и раньше. Он нашел то, что потерял. Вернул. И теперь он не позволит больше никому у себя это отнять. Ни Миюки, ни Курамочи. — Йоичи…