Уроборос

Алек среагировал на внезапную атаку быстро и четко. Молниеносный росчерк клинка, и бес — какая-то мелкая сошка — сгорел еще до того, как понял свою ошибку. Лайтвуд, уставший и по-воробьиному растрепанный, убирать нож не спешил и снова осмотрел каждый угол переулка, чувствуя на себе веселый взгляд своего спутника. — Как мило с твоей стороны, — хмыкнул Амрок, деловито стряхивая с подола пальто вонючий, отдающий прогорклым душком пепел. — По-твоему, я не мог сразить его сам? — Мог, — Алек в ответ криво усмехнулся, убирая клинок обратно в ножны. — Но я решил, что, возможно, это будет тебе в тягость. — Сын охотницы есть сын охотницы! Амрок рассмеялся, встряхнул светлыми волосами и притянул юношу к себе, крепко обхватив за плечи. Алек даже не попытался вырваться — бесполезное занятие — и просто расслабился, прижался щекой к чужому плечу. Шероховатая ткань щекотала кожу, от тела Амрока исходил приятный жар, ощущающийся даже сквозь пальто, но не только это привлекло Алека и заставило сдаться объятиям. Встреча с мужчиной не была запланирована: юноша провел в изматывающем патруле все предыдущие день и ночь и сейчас, под первыми солнечными лучами, ему хотелось только завалиться в постель и проспать как минимум до вечера. Но Амрок, сияющий, словно медный пятак, перехватил его на пути к Институту и затащил в ничем не примечательный переулок, каких в Нью-Йорке пряталось великое множество. Алек, чьи охотничьи инстинкты были на пределе, уже приготовился выслушать просьбу о помощи, как Амрок, привычно растягивая гласные, сообщил: — Мы соскучились по тебе. Сообщил с самым невинным выражением лица. Если таковое, конечно, у такого, как Амрок Чумной, имеется. Алеку сначала хотелось мужчине врезать и наорать, вымещая усталость, но он достаточно быстро сдался: он тоже соскучился и чувствовал себя одиноко, бродя по коридорам Института, вынужденный выполнять приказы Конклава, без надежды на встречи с настоящим отцом. А Джейс и Иззи — это другое. И теперь Алек прижимался к Амроку, ощущал его энергию и наслаждался ею. Глоток силы мужчины действовал почти отрезвляюще: Алек все же был немного нефилимом и чужая — по идее, несовместимая с охотничьей сущностью — магия чуть жгла тело и нутро. Но это было приятно. — Я сейчас отключусь и тебе придется тащить меня до комнаты, — сонно пробормотал Алек. — Ничего подобного. Дальше порога я тебя не заброшу. Если не постараюсь, конечно. Амрок отстранил его от себя и, порывшись во внутреннем кармане пальто, выудил оттуда небольшую шкатулку со знакомыми Алеку рунами на крышке. Лакированная поверхность мягко сияла в полутьме переулка. Юноша грустно улыбнулся, забирая вещицу из рук Чумного. Открывать ее он не стал и просто убрал в карман. — Это от него? — тоска в голосе Лайтвуда заставила Амрока скривиться и ободряюще похлопать его по плечу. — От него, пацан. Велел передать. — А ты сразу слушаешься, — Алек играючи дернул светлую длинную прядь. Амрок шлепнул его по руке, безмолвно удивляясь своей привязанности к этому неправильному мальчишке и такой же странной — к его отцу. Ведь и правда, все, что угодно, готов сделать. — Тебе не пора? — Сам не дал спокойно дойти до Института, а теперь еще и шлешь? Но ты прав, мне пора. — Прогуляйся лучше. Проветрись, — Амрок критически осмотрел его и прикусил бледную губу. — Хотя я не уверен, что эти охотники что-то учуют. — Они все же моя семья, — Алек неодобрительно покачал головой в ответ на реплику, но сразу понял, что его слова ушли в никуда. Амрок уже исчез, оставив за собой легкий горелый запах.

***

Институт встретил сумрачным безмолвием и гнетущей тяжестью каменных сводов. Алек зябко поежился, обняв себя за плечи. Кожаная куртка не спасала, и только шкатулка в кармане приятно и успокаивающе грела бок. Лайтвуд сделал пару шагов, прикрыв за собой дверь, и резко остановился, будто напоролся на невидимое препятствие. Коридор на несколько мгновений показался ему бесконечным, противная ледяная дрожь пробежала по телу. Алек сжал зубы: Институт знал и каждый раз противился ему, но ничего поделать не мог, юноша все еще оставался охотником. Иногда Алеку казалось, что тот Институт, что видят примитивные, во много раз лучше. Старая, разрушенная церковь. Руины. Никаких препятствий. — Ты где был? Изабелла неслышной тенью выскользнула откуда-то сбоку и прислонилась к холодной каменной стене, скрестив руки на груди. — Бегал, — ответил Алек, вспомнив фразу из какой-то рекламы, увиденной по телевизору. Не то, чтобы это было остроумно или смешно. Иззи скривилась, окидывая его внимательным взглядом. Взъерошенные темные волосы, бледное лицо и яркие глаза. Таким она знала брата с детства. Порой ей казалось, что голубые глаза и правда светятся, сияют в полутьме Института сапфирами, но когда наваждение спадало, Изабель понимала, что Алек — ответственный старший брат, и подобным сказкам в его жизни не место. И сейчас стоящий перед ней юноша в грязной, пропахшей демонской скверной куртке был сумеречным охотником и больше никем. — Все в порядке? Джейс беспокоится. Он говорит, что ты должен был прийти еще два часа назад. — Ему достаточно было прислушаться к себе, — фыркнул Алек, сжимая кулаки. Он не мог понять, больно или хорошо становилось сердцу от этого имени. — Мы все еще связаны. Парабатай и все такое. — Алек... — Иззи хотела еще что-то сказать, но замолчала, вглядевшись в лицо брата. — Ладно, иди. Но не кажется ли тебе, что этот разговор должен будет когда-нибудь закончиться? А не думаешь ли ты, что тебе пора прекратить вмешиваться, — юноша вовремя прикусил язык и, кивнув сестре, направился в свою комнату. Ему необходимо было переодеться.

***

Горячий душ немного помог. Вода смыла с тела пот и грязь, и вместе с этим стало чуть легче. Усталость ушла, но Алек все еще собирался подремать хотя бы до вечера. Позже можно будет сходить на тренировку и в библиотеку — повседневная рутина, которую Алек любил и чей ход старался не нарушать. А ночью, когда Институт заснет, юноша поупражняется в том, что оставил ему отец. Не Роберт, разумеется. Лайтвуд замер напротив запотевшего зеркала. Его глаза в отражении казались темными, чужими, холодными, но на сердце стало чуть теплее: точно такие глаза были у Демона перерождения, его настоящего родителя. О правде своего рождения Алек узнал в день, когда ему исполнилось семь. Тогда тот темноглазый мужчина впервые появился перед ним, пылая потусторонней силой, а Роберт и Мариза не тронули его, не сказали ни слова против. Мужчина представился Ваалом и подарил маленькому Алеку первый в его жизни Знак: серебряно-черный змей, пожирающий свой хвост, свернулся над сердцем мальчика и замер, невидимый никому, кроме своего хозяина. Вместе со Знаком Ваал рассказал одну историю, а когда шокированный Алек обернулся к матери за ответом, за словами о том, что это ложь, Мариза со слезами на глазах обняла его и попросила не ненавидеть. Восемь лет назад для защиты Института требовалось гораздо больше, чем они имели — заклятия, скрывающие здание и его обитателей, рушились буквально на глазах, и Лайтвудам ничего не оставалось, кроме сделки с Ваалом. Суть была проста и ужасна одновременно: демон отзывает нежить и восстанавливает хрупкую вязь заклинаний, а Мариза дает жизнь его сыну. Под тяжелым взглядом Роберта женщина согласилась: тогда она думала, что еще легко отделалась. А когда мальчик родился и Ваал оставил его в восстановленном Институте, Маризе хватило одного яркого взгляда голубых глаз, чтобы влюбиться в дитя и, чувствуя в нем отголоски чужой магии, не обращать на нее внимания. Мать Алек понял — без сомнений, он бы так же поступил для спасения своих родных — и к отцу привязался, с нетерпением ожидая их ежегодных встреч. Ни Джейс, ни Иззи об этом не знали и не должны были узнать. Алек потер змея на груди, вырываясь из своих мыслей. В ванной комнате стало неприятно прохладно, и кожа покрылась мурашками. Юноша в одном лишь полотенце быстрыми перебежками добрался до кровати, переоделся в пижаму и нырнул под одеяло, зарываясь в мягкое тепло по самый подбородок. Алек повернулся на бок и принялся рассматривать шкатулку, стоящую на прикроватной тумбочке. Лакированная поверхность таила в себе скрывающую магию: это Лайтвуд понял сразу, потому что похожие чары были наведены на его комнату и на многие вещи, подаренные отцом. Нельзя было давать Институту лишний повод остерегаться его и допустить, чтобы Джейс и Иззи узнали. Алек, на самом деле, неоднократно думал о раскрытии своего секрета. И каждый раз стыдился и пугался, не зная, чего ожидать от сестры и парабатая. Да, они близки, но ненависть к демонам сильнее и может разбить семейные узы. Юноша допустить этого не мог. Он знал, что не сможет вынести их разочарованные взгляды и злобу в золотых глазах. Александр вздохнул и перевернулся на живот. Он чувствовал смятение. Чувства к Джейсу часто не давали ему покоя. Он был привязан к Вэйланду, ценил его и не мог не смотреть на него без тоски. Алеку хотелось чувствовать на себе его руки, а на губах — его губы, но понимал, что этого не будет. Для Джейса он был братом, другом, парабатаем, но не более того. Если даже в его взгляде и сквозила симпатия. Веки постепенно тяжелели. Телу было тепло и уютно. Алек, засыпая, видел, как охранные знаки на стенах тускло светились под утренним светом и слабо колыхались занавески на окнах.

***

Джейс размашисто прошагал по коридору и остановился только напротив комнаты своего парабатая. От Иззи он знал, что Алек вернулся, но легкое беспокойство покалывало кончики пальцев: Джейсу необходимо было убедиться, что все в порядке, раз тот задержался на пару часов. Юноша осторожно приоткрыл дверь, стараясь не шуметь, и заглянул внутрь. Куртка и штаны аккуратно лежали на стуле, а их хозяина Вэйланд сначала не заметил: Алек спал, с головой укрывшись одеялом, из-под которого торчали только темные волосы. Джейс улыбнулся. Сегодня он будить его точно не собирался.