Spectator

Счастливо улыбнувшись, я довольно погладила собственный живот, бодрым шагом направляясь в сторону комнаты Спектры. О да, день начался прекрасно. Точнее, ночь, но сути не меняет. Во-первых, наконец-то мы с Гасом вдоволь поели. Я скучала по тем временам, когда мы вместе набивали желудки, при этом обсуждая философские темы и не только. Правда, сегодня не получилось ничего обсудить, ведь Гас завалился в лабораторию жутко уставшим, да настолько, что даже не принимал участие в заказе еды. Благо, сырная пицца с сырными бортиками немножко его взбодрила, всё-таки, никто не в силах устоять от её мощной энергетики и притягательности. То самое чувство, когда хочется стать сырной пиццей с сырными бортиками. Но увы, энергии и могущества сырной пиццы хватило ненадолго, и через пару минут увлечённого поедания у пуделя подозрительно начали закрываться глаза, а сам он устроил голову на собственной руке, всем своим видом олицетворяя до жути сонного веста. Ну а я что? Я не тиран. Я взяла с него обещание позавтракать вместе, всучила последний кусочек пиццы и отправила спать. Я очень надеюсь, что он уснул именно в своей кровати, а не где-нибудь в коридоре по пути. Во-вторых, гантлет показывал десять минут третьего, а это значит, что скоро у меня ещё состоится занятие с психологии. Как я хорошо устроилась конечно: пиццу поела, по психологии, надеюсь, усвою что-то новое. Да ещё и чувствую себя бодрячком. Не день, а сказка. Спохватившись, щупаю карту-ключ в кармане плаща, позволив себе облегчённый вздох. Слава всем богам, не потеряла. Я представляю реакцию Спектры, если бы он узнал, что карту-ключ от его комнаты я безнадёжно бы потеряла. Думаю, я бы отделалась пребыванием часика три в подвешенном состоянии минимум. Максимум — он меня бы сжёг собственноручно. Ну, или заморозил до состояния унылой сосульки своим фирменным взглядом севера. Собственно, его решение дать мне карту-ключ от своей комнаты меня вначале крайне удивило. Как-то это всё было не совсем правильно: одно дело спокойно меня у себя принимать, а совершенно другое — вот так доверять мне настолько важную вещь. Это чревато не совсем радужным последствиям. Я — тот ещё рукожоп, да и излишнее любопытство чаще всего играло в худшую сторону. А вдруг я завалюсь к Спектре в комнату в тот момент, когда он будет в весьма неподобающем виде? Ладно, я, конечно, не завалюсь, но мысль увидеть Спектру в неподобающем виде меня очень манит. Это же сколько компромата можно накопать то, эх... Была бы я подлой, то обязательно бы воспользовалась такой заманчивой возможностью, но тут незадача: я Спектру уважаю, хоть он и злобная змея. Умная, привлекательная и злобная змея. И вредная. Я приняла решение прийти к Спектре чуть раньше. Айсберг всё равно ещё где-то бродил по просторам лабораторий, занимаясь своими до жути важными делишками. А этому следствует, что он, уставший и истощающий потоки зла, явно не будет настроен ни на какую психологию. Он то мне поможет, безусловно, Спектра всегда держал своё слово. Но мне было неловко, что вместо отдыха он будет тратить своё время на меня. Поэтому, думаю, чашечка его любимого крепкого кофе и одна небольшая вкусняшка поможет чуть-чуть уменьшить в нём количество яда. Недолго подумав, я аккуратно достаю из другого кармана плаща вкусняшку, которую я раздобыла для Спектры. И это отнюдь не простая вкусняшка. Эта маленькая чёрная коробочка местила в себе пять небольших конфеток из орехов, сухофруктов и фруктовых чипсов. Они, вообще, предназначены для людей с повышенным уровнем глюкозы в крови, но для Спектры-не-любителя-сахара, думаю, они сойдут, ведь эти малышки не содержат сахар, масло и мёд.  Мне пришлось изрядно попотеть, дабы найти эти конфеты за столь краткие сроки. Надеюсь, Спектре понравится. Ну, а если не понравится, то я их сама съем, я в этом деле всеядная. Спрятав коробочку обратно, я задумчиво хмыкнула, пристально всматриваясь в различные двери, стараясь попросту не проворонить комнату Спектры, ибо, как обычно, шла достаточно быстро. С этим индивидом, конечно, по соседству никто опасный не жил, не было риска вдруг случайно наткнуться на комнату Линка; со Спектрой рядом в принципе никто не жил по непонятным мне причинам. Наверное, виной были его волны холода — остальные весты попросту замерзали по ночам. Но я точно никогда не узнаю, да и истинную причину не очень горю желанием знать. Нужная дверь нашлась удивительно быстро. Нетерпеливо доставая ключ-карту с кармана и прикладывая её к панели, я прямо нахожусь в предвкушении того, как Спектра удивится, когда увидит, что я не просто пришла его эксплуатировать, а встретила с ароматным кофе и вкусняшками. Я буду, наверное, самым милым эксплуататором в его жизни. Заботливым даже, что уж греха таить. Слабо улыбнувшись своим мыслям, я ввожу десятизначный код; мини-экран вспыхивает неприятным зелёным цветом, но это всё становится неважным, когда дверь в комнату айсберга плавно открылась. А я же пришла сюда не за тем, чтобы раздражаться из-за какой-то системы безопасности, правильно? Я пришла сюда за знаниями, едой и компанией. Если Спектра смилостится после моих мини-преподношений, то компания будет приятной. Если же нет — то будет приятной, но с нотками напряжения. Шагнув в комнату, я уже было метнулась в сторону кофемашины, вот только если бы не одно "но". Вначале, в нос ударил приторный аромат жасмина; настолько сладкий и тяжёлый, что из его шлейфа можно было сформировать верёвку и на ней повеситься. Растерянно заморгав, я щёлкаю пальцами, из-за чего комната окунулась в приятное светло-жёлтое освещение. И в этот момент я увидела и источник этого амбре. В комнате, как оказалось, я была не одна. Во все глаза смотрю на девушку, которая вальяжно раскинулась на кровати Спектры. И даже не знаю, что меня шокировало больше: то, что она так беспечно расположилась на кровати в чужой комнате, при этом было совершенно не понятно, как она вообще смогла сюда попасть и, собственно, какого чёрта она здесь делала; или то, что она была в таком виде. Эта девушка лежала, выгнувшись так, будто у неё хребет состоял из резины; пеньюар чёрного цвета совершенно не скрывал выдающиеся прелести её тела, а наоборот — максимально их подчёркивал; было отчётливо видно, что эта дамочка регулярно посещает тренажёрные залы, следит за собой, наверное, упорнее, чем Джи, да и ела очень много капусты в детстве. Её алого цвета волосы шикарными волнами спадали на плечи, красиво обрамляя лицо. На алых губах девушки играла до жути противная ухмылка, а фиолетовые глаза хищно сощурились, придавая ей уж больно зловещего вида. В совокупности с чуть заострённым носом она всем своим видом напоминала коршуна, который вот-вот вгрызётся в ягнёнка. Странно, но в этой ситуации ягнёнком ощущала себя я. В голове мелькнула мысль, что где-то уже я видела это лицо, но я решила не акцентировать внимания на этой детали. Были проблемы поважнее. Собственно одна наглая проблема на чужой кровати. — Что-то здесь забыла? — нарушив возникшую напряжённую тишину, насмешливо интересуется она, казалось, ещё больше изогнувшись, если это вообще было физически возможно. — Мне нужен Спектра, — растеряно проговариваю, чувствуя, как внутри всё медленно начинает холодеть. — А вот что ты здесь делаешь? Мне эта вся ситуация откровенно не нравилась. Какая-то девица проникла в комнату Спектры, причём непонятно как, да ещё и пребывает в таком странном полуголом состоянии. — Он многим нужен, но достаётся в итоге только избранным, — девушка удобнее устраивается на подушках, начиная вальяжно накручивать локон на палец. — И не думаю, что ты находишься в их числе. Взгляд, полный презрения, заставляет меня вздрогнуть, но я, к счастью, быстро беру себя в руки, гордо вскидывая подбородок и посмотрев на девушку сверху вниз. Как делает обычно Спектра. Подобного уничтожающего эффекта я не создам, это точно, но зато я не выгляжу теперь несчастным ягнёнком. Нет уж, никакой слабости. — У меня со Спектрой запланирована встреча, — как можно жёстче проговариваю я, заставляя себя выдержать очередной полный презрения и превосходства взгляд фиолетовых глаз. — Тебе лучше уйти. В бою, на самом деле, существует всего несколько правил. И одно из них — никогда не сметь отводить взгляд, а тем более — его опускать. Пристальный прямой взгляд ассоциируется с угрозой и в то же время показывает то, что ты вовсе не из слабых тряпочек. А вот если ты отводишь взгляд, опускаешь глаза в пол — ты показываешь своё поражение, свою слабость и повышаешь авторитетность оппонента, а значит, в данной ситуации это недопустимо. — Как жаль, но мне кажется, что уйти таки придётся тебе, — девушка слегка приподнялась на локте, всё так же впиваясь в меня до жути противным тяжёлым взглядом. Ну уж нет, подруга, ты меня отсюда не выставишь. Я могу уйти отсюда только тогда, когда сама того захочу. — Я так не думаю, — хоть внутри меня всё уже так и кричало, что пора бы уже перегрызть горло этой названной гости, но я сдержала своё внутреннее чудовище, хоть, признаюсь, в этот раз с явной неохотой. Спектра говорил, что в подобных ситуациях нужен чистый и ясный ум. Думаю, самое время попробовать. — Послушай, позволь мне дать тебе совет, девочка, — делая особый акцент на последнем слове, протягивает барышня. — Уходи сейчас. Ну, или же дождись, когда появится Спектра и выставит тебя вон из своей комнаты. — Не выставит, у нас занятие. К удовлетворению внутреннего чудовища я отмечаю искреннею злость и недовольство в её взгляде. Очевидно, она ожидала немножко другой реакции. Как хорошо, что на подобные ситуации у меня уже иммунитет. Ведь если всю жизнь встречаться с злостью и презрением других вестов — ты привыкаешь. Вест вообще такое существо, что сможет привыкнуть ко всему. Единственное, благодаря такого огромного количества злобы в моей жизни моя самооценка неуклонно катится на самое дно. Но я постараюсь сделать так, чтобы она туда не опустилась окончательно. — Какое ещё занятие? — девушка кривится, будто я сказала нечто такое, что её нежный слух перенести не может. Хотя, не думаю, что существо в таком неподобающем виде можно назвать нежным. — С психологии. Наверное, не стоило даже уточнять. Потому что девушка тут же будто спохватывается, и я с недовольством отмечаю, как на её лице вновь появляется нахальная ухмылка. Я, очевидно, сделала неправильный ход, от чего-то решив выдать более подробную информацию. Из-за этого это создание, похоже, что-то задумало. И это "что-то" мне явно сейчас не понравится. Напрягшись, я сжимаю губы, чувствуя, как злость забурлила в жилах и уже готова была выплеснуться, и мне стоило огромных усилий, дабы не дать этой гремучей смеси вырваться наружу. — У меня тоже с ним занятие, — девушка склоняет голову в сторону, медленно ведя кончиками пальцев от шеи и до самой паховой области, после демонстративно выдохнув. — Какое совпадение. Но думаю, оно куда более важное, чем твоя психология. Вот Спектра о тебе и забыл. И в этот момент меня будто окатили с ног до головы холодной водой. — Этого не может быть. Эта фраза вырывается как-то уж слишком жалобно и обречённо, что, естественно, вызывает у девицы триумфальный хмык. Но мне, если честно, в какой-то момент становится так плевать на неё, на всё, что происходило вокруг. Потому что неожиданно сильная боль, будто созревшая в душе опухоль, которая ущемляет сосуды, питающие её жизненной силой, запульсировала так, что отдавалась во всех участках моего тела. Неужели Спектра действительно просто обо мне забыл? — Может, — самодовольно протягивает барышня, буквально светясь от счастья. — Неужели ты думаешь, что Спектра будет помнить о такой серой мышке, как ты, когда есть такая, как я? Противные голоса в голове тут же спохватились, начиная непрерывную какофонию, будто только того и ждали. Фу, смотрите, мышь пришла. Ты даже не поросёнок, ты мышь, самая натуральная. Мышь, ты чего такая грустная? Ах, да, это же просто твоя физиономия такая ущербная. Ты что, накрасилась? Ребята, гляньте, серая мышь пытается стать цветной, вот умора. Эй, мышь, если ты не свалишь отсюда, то я разукрашу твою стрёмную физиономию. Серая мышь. Да, я помню те времена, когда эта кличка вытеснила даже не менее ужасную кличку "поросёнок". Но и сейчас, видимо, ничего не поменялось. Несмотря на свои яркого цвета волосы, я была, буду и есть серой мышкой. Потому что, ну вот честно, что во мне есть такого особенно? Я не могу похвастаться какими-то особыми заслугами или физическими данными; я отнюдь не обладаю сильной волей, твёрдым характером или огромными талантами. Я просто серая. Никакая. До сих пор слабая и ранимая. Аж тошно от этой всей беспомощности. Почувствовав предательскую влагу под глазами, я спешно отворачиваюсь, нарушив сразу все правила боя: взгляд отвела, сдалась, так ещё и показала свои больные места. Но, чёрт возьми, мне было так плевать на свою репутацию, на то, что я только что позорно проиграла перед какой-то барышней, выставив себя полнейшей идиоткой и слабачкой. Мне просто хотелось, чтобы эта неожиданно возникшая боль и разочарование исчезли. Спектра обо мне забыл. Можно, конечно, списать всё на загруженность, но это не отменяет тот факт, что он забыл. И мне теперь понятно, как эта барышня сюда попала — он её просто-напросто пригласил, дал ключ, не знаю. Неужели я правда настолько для него серая, что обо мне можно так легко забыть? Благо, у меня хватает сил и самообладания, чтобы медленно развернуться и выйти из комнаты, дабы не упасть аж настолько низко и не показать, насколько сильно меня ранила вся эта ситуация. И только когда дверь за мной закрылась, я позволила себе ускорить шаг, чуть не переходя на бег, и со всех ног понеслась в комнату. Быстрее. Ещё быстрее. Осталось всего лишь чуть-чуть, и я смогу добраться до своей комнаты. Спрячешься там, как маленькая девочка, и будешь плакать? Да, чёрт возьми, спрячусь и буду плакать, как маленькая девчонка. Не лучшее место, где скрыться, – но когда тебе грустно, ты ведь бежишь туда, где можно спрятаться от всех. В свой черепаший панцирь, в свой бункер, в свое убежище. Где можно свернуться клубком и прижать к себе плюшевого мишку Тедди. Потому что кроме Тедди, похоже, до такого ванильного дерьма, как я, никому нет дела. — Ты с ума сошла, ты чего так легко сдалась? — подаёт голос Лесма из внутреннего кармана, из-за чего я с трудом сдержала крик. Просто замолчи. Не говори ничего. Умолкни и не трогай меня. Просто оставьте меня все в покое. Хочу просто быть подальше от Спектры и его чёртовых барышень. Подальше от чувства, медленно разрывающего сердце на части. Нет, чёрт тебя побери, он вот так просто забыл. Вот так всё просто. А я ведь серьёзно думала, что я ему не была аж настолько безразлична. Купила ему эти гребанные конфеты, да и вообще пыталась о нём хоть чуть-чуть позаботиться, ведь он же так устаёт. Всхлипнув, спешно вытираю выступившие слёзы. Не сейчас, только не сейчас, я же не могу пасть аж настолько низко. Не переживай, у Спектры есть способы удовлетворения и без тебя. И есть, кому позаботиться, если можно это так назвать. Чёрт, я уже немножко обросла броней против издёвок тех, на которых мне плевать. Но когда те, кто так стал мне дорог ведут себя подобным образом, показывая насколько я ничего для них не значу, что даже не стоит меня предупреждать, да, чёрт возьми, это меня задевает. До такой степени, что хочется выть в голос. — Позор, — презрительно фыркает Лесма, тем самым ещё больше ускоряя моё скорое падение на самое дно общества. — Боец Пайруса, а так легко сдаёшься, мне стыдно за тебя. Вновь всхлипнув, я с силой тру лицо, проклиная своё убогое тело и дурное сердце, что подводили меня в который раз. Даже не могу достойно добраться до того места, где меня не увидят. Ну правильно, куда же мне? Давай, Лора, заплачь в коридоре на утеху всем, пусть все увидят, какая ты тряпка. Ничего в этом мире не меняется. И я не меняюсь.

***

Сильнее кутаясь в одеяло, я откинула голову назад, прижимаясь затылком к холодной стене. Сидеть на полу было неудобно, прохладно и твёрдо — но это было последнее, что меня волновало в данный момент. Меня больше интересовало то чувство мерзости на душе. Будто кто-то целенаправленно играет на моих нервах, будто на гитаре, отчаянно при этом фальшивя. Теперь, уже не завывая в голос, как раненая белуга и не проводя влажную уборку пола своим водопадом слёз, ко мне вернулась возможность адекватно мыслить; дыра в грудной клетки не стала меньше, мне, чёрт его побери, было всё ещё больно из-за непонятных мне причин, но мозг включился, позволяя начинать анализировать, почему, собственно, меня так сильно всё происходящее задело, что я так быстро потеряла контроль и достоинство. Подтягиваю колени к груди, обхватывая их руками, а после утыкаюсь в них носом. Ситуация была странной. Это факт. И почему-то вызывала у меня такие противоречивые эмоции, что приводила меня в ступор. С одной стороны, тут таки что-то было не так. Даже если Спектре так на меня плевать, он не из тех вестов, кто обещает что-либо, а после не выполняет. Каким бы он не был, но слово он своё всегда держит, или же, в крайнем случае, ничего не обещает. Но с другой стороны, на его месте я бы действительно не морочилась с такими как я, а проводила бы время с пользой и удовольствием. С такими, как она. Последняя мысль вновь вызвала вспышку обиды и злости, от чего я вновь жалобно всхлипнула. Но после накатившая волна жалости к себе заставила с силой прикусить губу. Вот чего ещё не хватало в этой ситуации — так её. Ни к чему эта жалость не приведёт, наоборот усугубляет возможность трезво мыслить, что именно сейчас весьма важно. Девицу я, кстати, вспомнила. Эта была та лаборантка, с которой я столкнулась в Бета-сити. Только тогда она была в одежде и не пыталась меня морально подавить. Накинув одеяло на голову, образуя теперь полноценный кокон, я задумчиво начинаю сверлить взглядом пол. Я так и не могла понять одну вещь. Вот, хорошо, допустим, пусть я Спектре безразлична и он забыл обо мне. О да, это неприятно, это удручает, это я понимаю. Но почему при мысли о том, что он предпочёл предаться утехам с той девицей так меня цепляют? Почему у меня при одной мысли об этом так сжимается сердце? Ведь разумом я понимаю, что Спектра — взрослый вест, причём с великой долей популярности. У него всегда было много поклонниц и будет, хоть мне этот факт, почему-то, не нравится. И то, что он проводит время с кем-то из них никак не должен меня касаться, как и то, чем они там занимаются. Но меня почему-то это касается, чёрт его побери. Это меня ранит больнее того факта, что он, чёрт его побери, обо мне попросту забыл. Похоже на ревность, детка. Заткнуть бы долбанную совесть навсегда за умение просыпаться в те моменты, когда в её присутствии совершенно нет нужды. И выключить сердце в придачу, ибо оно так сжимается, будто его сковывают железные оковы. Окей, хорошо, чёрт возьми, меня это ранит, хоть и не должно. Но Гас, вон, тоже мой друг, я его тоже очень ценю, но когда возле него крутятся фривольные барышни, то у меня не возникает такое неприятное чувство. Липкое и противное. — Да ёлки-палки! — злобно рычу в пустоту, попросту не понимая, почему вдруг этот холодный и такой неприступный вест стал настолько важен. Важен до дрожи в конечностях. Он делает так, что моё сердце каждый раз трепещет, как осиновый лист при сильном ветре. Он одним лишь своим взглядом побуждает моих демонов, побуждает ту бурю внутри моего личного внутреннего ада. И эта чёртова незакономерность и странность меня потихоньку сжирают внутри. И посоветоваться не с кем. Я уже представляю, как звоню кому-то и спрашиваю, как называется болезнь, когда тебе одновременно хочется больно стукнуть веста, но при этом тянет постоянно находиться рядом, обнимать и вслушиваться в его речь. Правда, кому мне, собственно, звонить? Джи со мной почему-то больше не общается, игнорируя мои звонки и сообщения; с мамой мы не близки, чтобы я перед ней душу открывала. Да, в принципе, у меня нет знакомых вестов, которым я бы смогла вывернуть душу наизнанку, со всеми её чернильными пятнами и редкими нетронутыми участками. И нет тех, кому не плевать. Хотя, остальным вестам всегда плевать, как вы будете проживать свою жизнь, у них есть своя, а также свои проблемы и заботы. Это только ваша личная головная боль. Никого, давайте уж начистоту, это дело не интересует. Можно сокрушаться, отчaиваться, негодовать и биться головой об стену. Легче от этого не стaнет, и положения не изменит. Наверное, я бы просидела так вечно, терзая себя странными сомнениями и непониманием собственной реакции, если бы мои душевные метания не были заглушены настойчивым стуком в дверь. Неожиданно для самой себя я вскакиваю на ноги, чуть не упав по дороге, ибо меня угораздило запутаться в одеяле, и метнувшись к двери, от чего-то дрожащими пальцами набирая пароль. И знаете, что было самое страшное в этой ситуации? Это то, что я серьёзно надеялась, что это Спектра. Но, естественно, это не был Спектра. И никогда бы и не был. Встречаясь взглядом с весёлыми синими глазами Миры, я лишь усмехаюсь. Но, видимо, эта усмешка получилась настолько неестественной, что улыбка пропала и с лица Миры. Она пристально окидывает меня взглядом с головы и до ног, и у меня в буквальном смысле начинают дрожать руки, потому что именно в тот чёртов момент, когда меня захлёстывали непонятные мне чувства, Мира пришла и смотрит на меня так, как он. В последнее время у меня нет от него никакого покоя: что вживую, что и в мыслях. Срань господня, за что мне всё это? — Я зайду? — мягко произносит Мира, больше, правда, констатируя, чем спрашивая. Чуть отодвигаюсь в сторону, позволяя ей зайти внутрь, а после спешно закрываю дверь. Если честно, я вообще не была готова никого видеть, ведь я всё ещё пребывала в крайне эмоциональном состоянии, а это было опасно. Сейчас я не в состоянии напяливать маски и контролировать себя, что, к сожалению, может привести к нежелательным последствиям. Но я же не могу просто так взять и выгнать Миру? Это некрасиво. И тебе просто хочется хоть кого-нибудь обнять. Да, и это тоже. Как бы это жалко не звучало. — Чай будешь? — мой голос кажется чуть хриплым, видимо, возникшая до этого истерика имела свои плоды. — Нет, спасибо, — Мира аккуратно садится на краешек кровати, пристально осматриваясь вокруг, и увиденное её слегка удивляет, судя по тому, как у неё чуть вытянулось лицо. Ах, да, это. Когда я влетела в собственную комнату, то в порыве нестабильности и завываний я просто бросала всё, что мне под руку попадётся. Мне, наверное, сейчас должно было быть стыдно, но я чувствую только странную пустоту. Ну бардак, пусть так и будет. — С тобой всё в порядке? — наверное, мой смешок получился уж больно нервным, раз Мира сразу же нахмурилась. Конечно, я же выгляжу, как вест, с которым всё в порядке. Какой глупый вопрос. Конечно, со мной всё в порядке, бывает, подумаешь, наплевали на меня, но это же дело житейское. — Зачем ты пришла? — вырывается куда более грубее, чем мне хотелось бы. Но с другой стороны, я не видела повода, почему это вдруг Мира решила прийти ко мне столь поздно. Чай попить, что ли? Если да, то я не настроена его пить. Утопиться в нём — да, но не пить. — Что у тебя приключилось? — в синих глазах напротив одно сплошное беспокойство, и мне даже на какой-то миг становится неловко от того, что я начинаю вести себя с ней, как большая розовая свинья. — Ничего. Я бы сейчас пошутила, чтобы разрядить обстановку, но, боюсь, у меня не получится. Только сделаю ещё хуже. — Так дело не пойдёт, — сердито кидает Мира, всем своим видом показывая, что если я не начну быть с ней искренней, то она меня треснет; или это я уже себе надумала. — Если мы с тобой говорили о доверии и искренности, то это должно происходить в двустороннем порядке. Может, таки рассказать? Говорят, после такого легче становится. Да и я откровенно до конца не понимаю, как вообще могла произойти такая ситуация и почему всё происходящее задело меня настолько, что я разводила нюни у себя в комнате. Благо, хоть в своей комнате. Наверное, таки расскажу. Поддамся своей слабости, всё равно уже нечего терять. Только без деталей, так будет правильно. И, может, со стороны Мира подскажет, что это была за ересь. Вздыхая, я плюхаюсь рядом с Мирой, с огромным усилием подавив в себе желание обвить её руками, попросту обняв. Не знаю, что было этому виной: вкусный аромат мандаринок, что так манил к себе или же исходящее тепло чужого тела. Или же виной была моя обычная чрезмерная тактильность, когда на душе всё переворачивалось вверх дном. — Я видела лаборантку, — опустив взгляд на свои сцепленные руки бормочу я. — Красивую такую девушку с алыми волосами. Я не была удивлена, что Спектра выбрал именно такую — красивую и уверенную в себе. Себе под стать, как говорится. На её фоне я была обычным плевком на асфальте. Неудивительно, что я померкла рядом с ней. — Угу, — раздаётся понимающий хмык рядом, а сама девушка вдруг подвигается ко мне ближе, окутывая теплом ещё на капельку больше. — Та, у которой косоглазие? Моргнув, я непонимающе смотрю на весьма серьёзную Миру, растерянно пролепетав: — Нет, у неё, вроде бы, всё нормально с глазами. Не учитывая тот факт, что взгляд у неё был до жути мерзким. — А, эта та, у которой ещё нос похож на клюв хищной птицы? — Ну, он у неё был слегка заострённый. — И что с ней не так? Не в силах выдержать изучающий взгляд напротив, я вновь опускаю взгляд на свои руки, усыпанные мелкими царапинами. Да всё с ней было так. Не так было со мной, но, увы, исправить ничего нельзя. — Она мне не нравится, — вырывается у меня, от чего я спешно прикусываю нижнюю губу, заставляя себя заткнуться и не продолжать. Не рассказывать, как быстро я ей проиграла, и как это было стыдно; не рассказывать, что мне больно от всей этой ситуации, невыносимо от того, что я настолько слаба, что могу только рыдать от бессилия, ничего дельного так и не сделав. А я так надеялась, что я уже оставила позади этот этап моей жизни. — И из-за этого ты, судя по внешнему виду, безудержно плакала до моего прихода? Чёрт бы побрал эту её способность замечать детали. Ведь, очевидно, я сейчас была не в лучшем виде, хотя, признаюсь, я никогда не была в лучшем своём виде. — Целых тридцать минут нытья и водопада слёз, — подаёт голос Лесма, всё это время находившаяся на тумбочке. — Я думала, что и сама погрязну в этом всём безобразии. Она молчала всё время, когда я, рыдая и проклиная всех и вся, бросала вещи; она ничего не говорила, когда я пыталась успокоиться, шатаясь на полу туда-сюда, будто сломанная игрушка-качалка; не сказала ни слова, когда я пыталась разобраться, что произошло, и что мне теперь с этим всем делать. И вот только теперь у неё прорезался голос. Лучше бы она и дальше молчала, честное слово. — Тебя никто не спрашивал, — грубо фыркаю своему бакугану, разозлившись и на неё. Вместо того, чтобы оскорблять меня по дороге, молчать тогда, когда я так хотела услышать от неё хоть что-то, да ещё и вмешиваться в мой с Мирой разговор, лучше бы она проявила хоть бы капельку понимания. Ну достался ей слабый напарник, ну я же стараюсь. Я стараюсь стать сильнее. Да, у меня не получается, да, мне очень сложно разгребать всё одной. Неужели я настолько для неё обуза, что она даже хоть раз в месяц не может сказать мне пару добрых слов? Или я уже просто настолько стала зависеть от мнения других, что просто не могу на всё плюнуть и пойти дальше, не обращая ни на что внимания. И как у других это получается? Что мне такого не хватает? Когда на моё плечо ложится тёплая ладонь, я ощутимо дёргаюсь, скорее от неожиданности, но вот Мира, очевидно, восприняла всё это на свой лад, поскольку тут же молниеносно убрала руку. И мне в этот момент захотелось рыкнуть, чтобы она вернула свою чёртовую руку туда, куда положила, но я, естественно, этого не сделала. На что я надеюсь, собственно, если на тепло и поддержку других моё тело реагирует отталкиванием? — Так что сделал этот будущий ходячий труп, что смел так тебя расстроить? — не смотря на явное замешательство из-за моей дёрганности, лицо Миры всё так же выглядело спокойным. — Мы со Спектрой договорились сегодня встретиться у него в комнате, чтобы заняться психологией. — Не нужно шифроваться, Лора, я взрослая девушка и понимаю, чем другие взрослые люди занимаются, оставаясь наедине. И вот теперь уж я искренне удивляюсь, взглянув на неё с непониманием. — Я не шифруюсь. Мы правда занимаемся психологией. — То есть, именно психологией, а не, знаешь, психологией. В глазах Мире зажглись странные огоньки, а само её выражение лица стало до невозможного хитрым. — Да просто психологией, — бурчу я, не совсем понимая, к чему она вообще клонит. Чем я ещё могу заниматься в комнате Спектры, помимо психологии и решением рабочих вопросов? — Ну, — я пожимаю плечами, решив попросту забить на этот странный вопрос. — В общем, я пришла к нему чуть раньше, думала, приготовить кофе к его приходу. — Куда ты пришла? — Ну, в его комнату, — недоуменно поднимаю бровь, искренне не понимая, почему Мира вновь делает акцент на тех вещах, в которых нет ничего такого необычного. — Как ты туда попала? — Мира аж придвинулась ещё ближе, пристально всматриваясь в моё лицо, будто пытаясь на нём что-то этакое прочитать, чем, несомненно, приводит меня в небольшой шок. Да что я такого сказала? — Спектра мне карту-ключ дал. — Кит тебе дал, значит, — улыбаясь уж очень коварно и хитро, тем самым напоминая самую настоящую лису, мягко протягивает Мира. — Ладно, об этом позже пошушукаемся. Продолжай. Вновь лишь пожимаю плечами. Не вижу в этой ситуации ничего такого. Дал ключ, так дал. Можно подумать, это делает меня какой-то особенной. — Когда я зашла в его комнату, там была эта, — перед глазами мелькает образ той девицы в полуголом состоянии, из-за чего внутри вновь всё противно забулькало. — Девушка. Лаборантка с красными волосами. Она развалилась просто на его кровати, вся такая красивая и сексуальная, в чёртовом пеньюаре. Обрызганная сладким парфюмом с долбанным жасмином, ещё и выгнулась так, будто у неё и вовсе нет костей. Бесит. Она меня бесит. Сжимая руки в кулаки и впиваясь ногтями в собственную плоть, я выдыхаю сквозь зубы, собираясь с последними силами, дабы сдержать клокочущую злость там, где ей положено быть — внутри меня. Я и так в порыве гнева рассказала Мире больше, чем было нужно. Именно поэтому я не люблю с кем-то коммуницировать, пребывая в таком состоянии. Когда чужие пальцы аккуратно касаются моей спины, я вновь ощутимо вздрагиваю, ещё сильнее впившись ногтями в ладони. Но на этот раз Мира и не думала убирать руку. Её холодная ладонь мягко скользнула по моей спине к лопаткам, плавно прошлась по плечам. Кончиками пальцев Мира начала поглаживать меня, а её изучающие синие глаза пристально за мной наблюдали, изучая мою реакцию. А мне было безумно приятно. Это не были объятия, которые я так люблю, искренне люблю. Но вот это мерное поглаживание чуть-чуть успокаивало бурю внутри и позволяло взять себя, чёрт возьми, в руки. — Кит был там? — тихо спрашивает Мира, всё так же мягко меня поглаживая, заставляя внутреннее чудовище млеть от этой мимолётной ласки. И только больших трудов мне стоило не расплакаться и не обнять её. Мне так хотелось её обнять. И мне до безумия хотелось, чтобы кто-то обнял и меня в ответ. Чтобы я могла уткнуться кому-то в шею и была окутана чужим теплом; чтобы кто-то мягко перебирал мои волосы и говорил, что всё пройдёт, и я справлюсь. Единственный вест, к которому в своё время я могла так прижаться, будто раненый зверёк, не взирая на возможные последствия, был мой папа. Я всегда им гордилась, моим папой. Он не был похож на остальных сдержанных и абсолютно не любвеобильных отцов моих сверстников; он был нежным, заботливым, таким всем воздушным, как сахарная вата. Он не был образцом силы и могущества; многие считали его чересчур мягким и чувствительным. Да что там, моя мать иногда и сама бурчала, что ей не хватает того самого "настоящего мужика", и я искренне её не понимала и не пойму никогда. Пусть мой папа не славился способностью запугать кого-нибудь своим видом, не был той самой "горой", за которой можно было спрятаться, да и часто оказывался на лаве проигравших при возможных конфликтах. Но он показывал и делал то, на что так называемые "настоящие мужики" не были способны — он в открытую демонстрировал свою любовь. Столько любви и заботы, что в них можно было закутаться, как в тёплый пледик, и наслаждаться тогда, когда необходимо. Но папы больше нет. А того веста, который сможет так трепетно меня прижать к себе и укутать любовью и заботой — не существует. И, наверное, не появиться никогда. Я не знаю, как Мира отреагирует на мои объятия. В прошлый раз, хоть она меня и не оттолкнула и даже обняла в ответ, я почувствовала её неловкость. Наверное, это меня тогда и задело больше всего, хоть я и быстро вырвала это чувство с корнем. — Нет, — выдыхаю, прикрыв глаза. — Только эта девушка с нахальной ухмылкой на физиономии. — Лора, — как-то уж грустно проговаривают рядом, чужая рука крепко сжимается на моём плече. — Я думаю, что... Внезапная противная трель мобильного нарушила наш только начавшийся разговор по душам. Ну, или как правильнее его называть. Лесма буркнула что-то нечленораздельное, ведь мобильный находился рядом с ней, на тумбочке, что вызвало у меня странное чувство триумфа. Надеюсь, он её слегка оглушил, ведь слух у многих бакуганов был намного чувствительнее, чем у вестов или у людей. Когда-то давно даже проводили эксперимент, что наглядно давал почувствовать, насколько у многих бакуганов слух чуткий и острый. Было оборудовано комнату, сверхчувствительную к звукам, которая позволяла услышать всё происходящее так, как слышат бакуганы. Малейший шорох был воспринят, как сильный грохот, а чей-то пульс был похож на сильный стук. Я уже молчу о крике — он и вовсе был похож на полноценный взрыв. Обладая таким слухом от природы, бакуганом жилось бы несладко в этом мире громких звуков, поэтому им были присущи такие черты, как фильтрация и частичное блокирование. В определённые моменты они попросту блокировали свои органы восприятия, тем самым спасая свой слух от полного уничтожения. Хотя, многие бакуганы с самого рождения не снимали этот блок, пусть и значительно ухудшая свою способность восприятия, но зато каждый раз не испытывая отголоски боли при каждом громком звуке. Но как они производят блокировку — до сих пор не ясно. Взглянув на дисплей, благо, мы с Мирой уселись недалеко от тумбочки, я нервно выдохнула. Спектра. И какого чёрта он звонит? — Почему ты не отвечаешь? — интересуется Мира, смотря то мобильный, то на меня, очевидно, не понимая, почему я медлю. Да потому что я не готова его сейчас ни видеть, ни слышать. И что это он не проводит "занятие" со своей барышней, я не совсем понимаю? Пусть развлекается, чего отвлекаться то на таких, как я. — Я не хочу, — ну, хоть часть правды сказала, а то, честно говоря, мне надоело врать. — Так дело не пойдёт, — укоризненно качает головой Мира, с её лица сходит даже намёк на улыбку. — Произошло нечто непоправимое и мерзкое, что может сильно сказаться на ваших отношениях, ты должна внести ясность в эту ситуацию. — Да каких, к чёрту, отношений? Она сейчас, что, надо мной издевается? — Вполне явных, на мой взгляд. — У нас нет никаких отношений. И никогда не будет. Потому что невозможно с кем-то строить хоть какие-то отношения, даже дружеские, если весту на тебя плевать. Это как разговор со стеной: ты можешь вещать, что душе угодно, распинаться, бить эту долбанную стену, но отклика никакого от неё не получить. Я уже, если честно, отчаялась попробовать хорошо ладить со Спектрой. Только начинает что-то налаживаться, так он сразу же закрывается, отталкивает, язвит и огрызается. Да ещё и забыл в итоге обо мне. Это ранит, а я, между прочим, не мазохистка какая-то, чтобы эту всю боль терпеть. Мне и другой боли и проблем хватает, чем терпеть вечные перепады настроения и странности Спектры. — Если бы мой брат был тебе безразличен, ты бы так не убивалась, — тихо протягивает Мира, убирая руку с моего плеча, тем самым чуть не вызвав у меня разочарованный вздох. — Ты бы не рыдала и не ревновала с таким угрожающим видом. — Он мне не безразличен, вот только не в том контексте, что ты себе надумала. Хорошо, окей, как бы мне не хотелось быстро вырубить к чертям собачьим все чувства, но признаю — Спектра мне важен и не безразличен. Вот только, как я уже говорила, ответного отклика я от него не вижу. — У меня складывается такое ощущение, что ты просто боишься признать очевидное, поэтому всяческие игнорируешь и внешние факторы, и собственные чувства, — голос Миры становится жёстче, заставив непроизвольно напрячься. — Ты просто боишься признаться самой себе, что влюбилась. Что? Я? Влюбилась в Спектру? Нет, этого просто не может быть. — Я не влюбилась. Оу, ты правда так в этом уверена? Я настолько сильно прикусываю губу, что во рту появляется неприятный металлический привкус крови, но это помогает в каком-то плане вновь не погрязнуть в бешеном водовороте эмоций. Я ведь на самом деле не могу понять, что я чувствую к Спектре. Это не похоже на влюблённость. Это просто какая-то долбанная неискореняемая зависимость. Иррациональная, нереальная, невозможная зависимость. Я просто не могла в него влюбиться. Повторная трель мобильного заставила Лесму смачно сматериться, от чего Мира слегка скривилась. Она не очень любила, когда кто-то прибегал к употреблению ненормативной лексики, чем очень сильно напоминала Спектру. Да ёлки-палки, опять я о нём вспоминаю, да что ж это такое? — Ответь ему, Лора, — Мира бесцеремонно берёт мой мобильный телефон и как ни в чём не бывало протягивает мне. — Не буду, — упрямо произношу, демонстративно скрещивая руки на груди. — Будешь, — спокойно утверждает девушка. — Нет, — уже не так уверено парирую я, ибо опасный блеск в синих глазах явно не сулил ничего хорошего. — Ану быстро я сказала, — грозно выдавливает из себя Мира, заставив меня дёрнуться. Теперь, я, кажется, понимаю, как эта милая с виду девушка смогла держать в своих руках целую команду лоботрясов, при этом оставаясь на плаву, и не только оказывая сопротивление властям, но и даже побеждая в некоторых случаях. Ведь несмотря на внешнюю хрупкость и миловидность Мира была сильной девушкой. И пусть до этого эта её внутренняя сила при мне не была показана, но сейчас, видимо, девушка решила приоткрыть свои козыри. Ведомая поистине грозным взглядом, я сдаюсь, покорно беря в руки мобильный; взгляд Миры тут же смягчается, будто это вовсе не она пару секунд тому назад своим тяжёлым взглядом грозилась размазать меня по стенке, если я не возьму долбанную трубку. Опасная девушка, что тут скажешь. На дисплее появляется изображение очень недовольной физиономии Спектры, жёсткой и напряженной, из-за чего к обиде за его поступок прибавилось ещё и чувство боязни за свою жизнь. — Мне долго тебя ещё ждать, Делора? — если бы через дисплей можно было убить взглядом, то мне давно уже нужно было заказывать гробик и организовывать поминки. Но его вопрос меня слегка удивил. — Ты о чём? — хвалю себя за то, что мой голос не вздрогнул. Хоть на том спасибо, хилый умишко. — Ты сама просила провести с тобой занятие по психологии и сама же решаешь нагло не прийти, — в голосе Спектры столько яда и злости, что меня в который чёртовый раз за день дёргает. И вместе с тем чувство обиды ещё больше усиливается, перемешиваясь со злостью и чувством несправедливости. Ну я ему сейчас покажу, хватит с меня. — Ах вот как, — агрессивно шиплю в ответ, попросту наплевав на возможные последствия. — Значит, та обнажённая падшая женщина — это часть нашей сегодняшней лекции? Если да, то прости, но я не горю желанием принимать в ней участие. Развлекайся с ней сам. Хорошего времяпровождения, так сказать. После, нажав на отбой, я со злостью швыряю телефон куда-то в сторону, где он и приземляется с негромким стуком. Внутри всё так и клокотало. Это, видите ли, я ещё и виновата оказалась. Виновата, что кое-кто не соизволил упомянуть о том, что он сегодня придаётся плотским утехам, а значит я со своей психологией и чувствами по этому поводу могу идти глубоко в жопу. — Ты ревнуешь, — раздаётся голос Миры, от чего я зыркаю на неё крайне недовольно. Ещё один психолог, что-то копается во мне и копается. — Я не ревную, что за ересь ты несёшь? — вырывается у меня уже после того, как я успела сообразить, что поступаю в этот момент уж больно не вежливо и явно не справедливо. Мира виновата лишь в том, что пришла не совсем вовремя. Но её вины в происходящем нет, она наоборот выслушивает такую истеричку, как я, и даже ещё меня не треснула. А могла бы. Как мама когда-то. Моя мать всегда была и есть жёстким и строгим вестом. Если папа был образцом любвеобильности и тепла, то мама всегда была холодной. Хоть и до смерти папы мы с ней ладили. Я не скажу, что она была совсем уж ледяной и неприступной, нет — она иногда позволяла позитивным эмоциям брать вверх, мы с ней тоже иногда играли, хоть с ней не было так весело, как с папой. Но после смерти папы она закрылась окончательно. Спряталась в свой ледяной панцирь и так оттуда и не вышла. Она и раньше не любила слезливость, но после гибели папы и вовсе возненавидела все слабости и милости. Возможно, её чувства ещё притуплял алкоголь, которым она так злоупотребляла в одно время; возможно, ей было настолько больно от потери любимого веста, что она преобразила боль в агрессию, пассивную и не только. Её изменением можно найти оправдания, и я часто так и делаю до сих пор. Нам свойственно прощать или закрывать глаза на поступки вестов, которых ты любишь. А ведь я люблю свою маму, хоть она и такая неприступная, холодная и не любящая тактильных контактов. Но я не прощу ей тот раз, когда один из её ухажёров по пьяни выбил мне все молочные зубы об раковину ванны, а она, когда увидела, что произошло, глядя, как я рыдаю от боли и обиды, лишь треснула меня по голове, с криками, что я прекратила рыдать. Чтобы я не была слабачкой. Не распускала слюни. Что это всего лишь зубы. Что я не должна быть такой тряпкой. Я не прощу ей, что во многих моментах, где я так хотела почувствовать её поддержку и любовь я получала лишь тычки и крик, чтобы я прекратила распускать сопли. Я не прощу ей того, что она никогда не показывала, что я для неё важна. Я злюсь на неё, я могу ей резко ответить или же игнорировать по несколько месяцев. Но я, почему-то, не могу перестать её любить. Вот только моя любовь ей не нужна. Как и кому-либо другому. — Ревнуешь и тебе плохо, — было видно, что Миру задела моя резкость, но она всё ещё почему-то не уходила. — Поэтому ты сейчас выплёскиваешь всё на остальных. Я не лучше своей матери. Та ведь тоже выплескивала свою злость и обиду на мне. И чем я сейчас поступаю лучше неё? Вспоминая слова Джо, я могу сделать вывод, что я просто-напросто незрелая личность. Жду своего принца, просиживая булочки и ничего не делая. Жду, чтобы меня кто-то пожалеет и поддержит. Но ведь умом я понимаю, что никто, кроме меня, не сможет взять меня в руки, и я честно стараюсь стать сильнее и не опускать эти грёбанные руки, потому что, если я их опущу — никто их за меня не поднимет. Но, чёрт, это сложно — полагаться только на саму себя. Постоянно анализировать каждый поступок, чтобы не допустить ни малейшего промаха, ни одной лишней эмоции. Тратить долгие часы на то, чтобы отрепетировать в мельчайших деталях маски для разных случаев, хотя, если честно, моим фаворитом остаётся маска клоуна. Хохочешь себе, шуточки сыпешь, и весты не видят, как с каждой шуточкой внутри тебя что-то обрывается. Когда больно до безумия, а ты выдавливаешь из себя улыбку, заставляешь себя смеяться, делая при этом непринуждённое лицо. Как ты утешаешь других, даря им поддержку и любовь, а внутри всё кричит о том, как же мне самой хочется оказаться тем вестом, за которым заботятся. Которого любят и поддерживают. Я искренне хочу стать сильнее и из шкуры вон лезу, чтобы этого достичь; я не хочу, чтобы мои проблемы кто-нибудь решал за меня. Но, видимо, что без поддержки и заботы этого просто не потяну. Ты просто тряпка, вот и всё. Вечно себя жалеешь, вместо того, чтобы работать над собой. Скорее всего, это правда. — Прости, Мира, тебе лучше уйти. С силой прикусываю язык, дабы не ляпнуть, чтобы она и Лесму прихватила с собой. Почему-то и на неё засела жгучая обида. Наверное, проблема была в том, что мне просто по-детски хотелось, чтобы моя напарница вместо привычных обидных обзывательств сказала мне хоть что-то хорошее; не бурчала о том, что я размазня, что я её позорю и уж точно не молчала, когда я рыдала на полу, впиваясь ногтями в руки, исцарапывая их в кровь. Хотелось, чтобы Мира прекратила смотреть на меня таким взглядом и не пыталась ворошить то, что ворошить не нужно было. Потому что холод, образовавшийся у меня внутри, подбирался к самому горлу, из-за чего было трудно дышать; мне не хотелось быть ещё большей размазнёй и вновь позорно расплакаться, да ещё и перед Мирой. — Я не уйду, — твёрдо проговаривает Мира, всем своим видом показывая, что она не из тех вестов, кто после подобных фраз скоренько старается исчезнуть. — По крайней мере, до прихода моего брата. При напоминании о Спектре внутри у меня вновь всё неприятно сжалось. Это ощущение, когда что-то болит, а вы не можете определить эпицентр боли; хочется попросту вырвать всё вместе, вместе с внутренними органами, дабы прекратить это болезненное нечто. — Какого чёрта ему приходить? — глухо интересуясь, правда, так и не взглянув на Миру, что так откровенно напоминала в эти секунды своего старшего братца, из-за которого внутри меня творился целый шторм. — Ну, может, потому что он не стерпит такого тона по отношению к себе, — мне бы не помешало той доли спокойствия, что звучит в голосе Миры. — Да и только слепой не увидит, что с тобой происходит что-то не то. — Он не придёт. — Он придёт. — Он устроит мне разнос за "неуважительное отношение" сегодня, стоит мне появиться в лаборатории, — раздражённо отрезаю. — Но если ты думаешь, что он придёт из-за того, что со мной, по твоему мнению, что-то не так — ты ошибаешься. — Чего это? — Да потому что ему плевать на остальных. — Определённо, ему плевать на остальных, но уж явно не плевать на тебя. — Ой, не нужно только всё идеализировать. Вроде я чем-то особенно отличаюсь от других. Чужая рука с силой хватает меня за подбородок, заставляя удивлённо распахнуть глаза и шокировано уставиться на Миру, которая сегодня просто удивляла меня с каждым мгновением всё больше и больше. — Послушай меня, Делора Аддерли, —пальцы, обхватившие подбородок, были холодными, как и взгляд Миры, и я искренне не понимаю, чем могла её так разозлить. — Пусть мой брат и изменился в худшую сторону и он отныне — холодный и беспощадный вест, которого я практически не узнаю. Он относится к остальным с пренебрежением, высокомерием; он не пренебрегает поистине ужасными способами достижения своих целей. Горящее синее пламя в её глазах меня больно обжигает; я стараюсь вырваться из её хватки, но никто мне этого так и не дал сделать. — Кит жесток и хладнокровен со всеми, кто его окружает, — жёстко проговаривает бывший лидер Фронта Сопротивления, в очередной раз доказывая сходство со своим братом, в очередной раз показывая, что она не из тех вестов, кто может отступить. — Но не с тобой, Лора. Такую Миру Фермин я уже начинаю серьёзно побаиваться. — Я просто хочу до тебя достучаться, Лора, — хватка Миры чуть слабеет, но она всё ещё держит меня за подбородок, вынуждая смотреть прямо ей в глаза. —Ты почему-то не замечаешь очевидного. Мой брат рядом с тобой ведёт себя... не так, как обычно. Не скажу, что он так сильно меняется, нет. Но он делает те вещи, которые бы не делал остальным. Да он и смотрит на тебя по-другому — я отчётливо помню тот случай в лаборатории, когда ты вбежала после ужасного поступка Эйса. Я видела своими глазами, как с нынче холодным и внешне безэмоционным Китом произошли метаморфозы. Пусть и маленькие, но всё равно отчётливо заметные. Вы оба, чёрт возьми, как две черепашки. Видите же, что вас тянет к друг другу, но вместо того, чтобы уже, наконец, признать свои чувства, вы прячетесь в свои панцири. Ты — потому что вечно заглушаешь возгласы сердца, а он — из-за своих каких-либо тараканов. Взгляд Миры вновь чуть теплеет, она медленно отпускает мой подбородок, но вместо этого неожиданно берёт за руку. Её холодные ладони сжимают мою ладонь крепко, без возможности вырваться. Да и я не рискну, увидев, какой грозной может быть эта девушка. А я сейчас вряд ли в состоянии тягаться с такими вестами. — Это же совершенно нормально — влюбиться в кого-то, — продолжает она, поглаживая большим пальцем внешнюю сторону моей ладони. — Просто соберись с силами, заткни рот своим странным принципам и просто признай тот факт, что ты попросту влюбилась в моего брата. — Но этого просто не может быть, — беспомощно протягиваю, опуская взгляд. Я просто не могла в него влюбиться. Ну нет, только не в Спектру. Этого просто не может произойти. — Может, ещё как может, — мягко, но твёрдо отрицает Мира, всё так же до жути нежно поглаживая мою ладонь, и от этой нежности мне просто хочется плакать. — Почему ты так боишься признать свои чувства, Лора? Хотя бы вначале признаться самой себе. На признание чувств у меня всегда уходило много времени. А всё потому, что больше всего на свете – настолько, что это доходило до степени фобии, – я боялась того, что весты посмеются над моими чувствами. Что они не воспримут их всерьёз. Сколько раз уже подобное случалось, и я отчётливо помню ту боль, когда, например, предлагала кому-нибудь дружить, а этот вест лишь смеялся в ответ, сквозь смех приговаривая, что с такими, как я, не дружат. А если допустить ту мысль, что я таки серьёзно влюбилась в Спектру, хоть это и маловероятно, то к чёрту такую любовь. Вот кому-кому, а Спектре эти все чувства не нужны. А даже если на миг представить, что я действительно к нему испытываю подобное, то этот вест явно не ответит мне взаимностью. Никогда. Так смысл тогда развивать эту чувство. Нет, нет и ещё раз нет. Стук в дверь заставил меня аж подпрыгнуть; заострившиеся инстинкты так и голосили о том, что пора куда-то бежать и скорее. Но бежать то, по сути, было некуда, да и со Спектрой я рано или поздно бы встретилась. Только вот я не думала, что это случится так быстро. — Делора, если ты не откроешь эту дверь, ты очень сильно об этом пожалеешь, — казалось, этим голосом в рекордные сроки можно было заморозить по меньшей мере весь Вестал. Мира ободряюще улыбается, в последний раз сжав мою ладони, после чего убрав руку. Мне её улыбка, если честно, мало чем помогла, меня, судя по моей выходке и тону, сейчас ожидает мучительная смерть. На тяжёлых ногах я медленно плетусь к двери, хоть и следовало бы поспешить — Спектра ждать не любит. А вообще, какого чёрта я вот опять о нём беспокоюсь? Нечего ему, подождёт. И да, как только я открою ему дверь, то скажу, что я слишком занята и вообще, что если у него есть какие-то претензии, то пусть предъявляет мне их не сейчас. Я с Мирой пью чай, всё. А что, ему можно относиться ко мне наплевательски, а мне — нет? Хоть мне и неприятно поступать таким некрасивым образом, но он заслужил. Нечего было обо мне забывать. Решительно настроившись, я ввожу пароль, тем самым открывая дверь, уже готовая сказать ему всё, что я о нём думаю. Но встречаясь взглядом с поистине убийственным взглядом Спектра, весь мой настрой и утверждения настойчиво помахали мне ручкой на прощание; вместо отрепетированной речи вырывается слабый писк, в особенности, когда меня жёстко хватают за плечо, попросту затягивая внутрь собственной комнаты. — Надеюсь, ты объяснишь мне, что, чёрт возьми, происходит? — очень-очень раздражённо проговаривает Спектра, после метнув полный особого холода взгляд на Миру, пристально наблюдавшей за развернувшейся сценой. — Я уже ухожу, — примирительно говорит она, но прямо на Спектру она так и не посмотрела, что и не было странно: Горгона Медуза нервно курит в сторонке со своим смертельно опасным взглядом. Вместо этого, Мира пристально наблюдала за мной. И перед тем, как выйти из комнаты, она ещё и бросила напоследок: — Я к тебе зайду ещё, Лора, и, пожалуйста, подумай о том, что я тебе сказала. Лучше бы она вообще не уходила. Так бы была меньшей вероятность, что меня бы попросту прибили. Как только дверь за Мирой плавно закрывается, я шумно сглатываю, понимая, что осталась один на один с разъярённым Спектрой, что, фактически, было то же самое, что остаться наедине с голодным львом, без возможности отступления. Рука на плече сжимается ещё сильнее, вновь заставляя жалобно пискнуть и механически уставиться на лидера, наивысшего надо мной грозовой тучей. Бирюзовый огонёк в его маске опасно сузился, а губы напоминали одну сплошную тонкую линии. — Я очень внимательно тебя слушаю, — шипит парень, приближаясь к моему лицу ещё ближе. — У тебя есть ровно одна минута, Делора. Нужно было выпрыгнуть в окно, честное слово...