Per aspera ad astra

Не говори. Не говори ни слова! Пусть тишина наполнит звонкий мрак! Не возропщу, не пожелаю злого… Да будет так! Кто в Ад готов сойти по доброй воле, Тот обретёт заветную тропу. Любить – вальсировать на минном поле Под градом пуль. Под куполом разверстого заката Укрыться от истерзанной зимы… Да будет свет! И вера будет свята. Да будем мы. Хоть огоньку свечи в моих ладонях Не разогнать довлеющую тьму – Пускай уста ни слова не проронят! Я всё пойму… Luna R.

Роше не был зол. Вовсе нет. Роше был в ярости. Целый час он до хрипоты орал на Бьянку, обвиняя её в глупости, безответственности и всех смертных грехах. Потом, когда пыл его поугас, а голос сел, командир отнял у девушки оружие, велел ей скрыться с его глаз и не показываться до тех пор, пока он сам не позовёт её. Бьянка, не проронив ни слова, не пытаясь хоть как-то защищаться и протестовать, покорно отдала меч и кинжалы, спрятанные в голенищах высоких сапог, и ушла куда-то вглубь пещеры, понурая и бледная, как смерть. В тусклом свете факелов щёки её блестели от катящихся градом слёз. Девушка даже не пыталась стереть их. Роше, шумно выдохнув, повернулся, наконец, к Трисс, которая всё это время, прислонившись к стене, наблюдала за развернувшейся сценой, и сердито прищурил глаза. - Ты всё ещё здесь? – процедил мужчина сквозь зубы. - Как видишь, - пожала плечами Меригольд. - Идём-ка, прогуляемся, - хмуро бросил он и первым вышел из пещеры наружу. Чародейка, кивнув, последовала за ним. Дождь давно превратился в противную морось. Трисс минут десять потратила на то, чтобы высушить с помощью заклинания свою одежду, неприятно липнущую к телу после жуткого ливня, заставшего их в Яворнике, и, как оказалось, совершенно напрасно. Она вымокла сразу же, едва покинула пещеру. От холодной влаги не спасал даже капюшон. Чародейка спрятала руки в карманы и взглянула на темерца. Казалось, он не чувствует ни холода, ни дискомфорта, вызванного сыростью. - Она думает, что я изверг, - буркнул Роше, пнув лежащий под ногами камень, будто тот нанёс ему оскорбление. – Она думает, что я не понимаю, каково это – быть обязанным кому-то своей жалкой никчемной жизнью. Но я не чудовище, Меригольд. Даже если и кажусь им. Неужели он позвал её затем, чтобы исповедаться? За время их знакомства бывший командир «Синих полосок» никогда не пытался поговорить с чародейкой просто «по душам». Их всегда разделяла незримая стена, которую темерец вокруг себя выстроил. Ещё во Флотзаме Роше ясно дал понять, как к ней относится. - Думаешь, что мы теперь друзья? – спросил он её в тот день, когда они только прибыли в факторию. Дело было в таверне. Ведьмак, увлеченный разговором с Лютиком, внимания на них не обращал, ну или делал вид, что не обращает. Роше стоял у стены, держа двумя пальцами трубку и набивая её крепким табаком. Трисс, проходившая в этот момент мимо него, остановилась и взглянула на темерца, прищурив глаза. - С чего бы мне так думать? – спросила она, стараясь придать своему голосу равнодушия. Хотя получилось так себе. Слишком многое они пережили за последние несколько дней. Слишком много потеряли. - Я помог твоему ведьмаку бежать из-под стражи. Не заковал в кандалы тебя. Поверил вам обоим на слово. Возможно, мы неплохо сработались сегодня, сражаясь с эльфами. Но я хочу, чтобы между нами всё было ясно. Я не люблю чародеев. Я не доверяю чародеям. И я никогда не назову чародея своим другом. Ты здесь только потому, что дорога Геральту. Но моё отношение к тебе и вашему брату не изменилось. Я буду следить за тобой. И если потребуется, если я хоть на минуту усомнюсь в тебе… - Зачем ты говоришь мне это? – спросила чародейка. – Если таким образом пытаешься поблагодарить меня за то, что я спасла твою задницу от эльфских стрел сегодня, то – всегда пожалуйста. Но если это попытка запугать меня – то ты стараешься напрасно. Однажды я разрушила целый город. Не стоит меня недооценивать. Если бы я хотела кого-то убить, я сделала бы это быстрее, чем он успел бы сказать слово «Темерия». Надеюсь, мы друг друга поняли. Судя по выражению его лица, Роше тоже вспомнил сейчас о том разговоре. Он выглядел не то чтобы смущенным… Скорее, слегка растерянным и не таким уверенным в себе, как пять минут назад, когда отчитывал Бьянку. - Я знаю, - помедлив, ответила Трисс. – И Бьянка тоже знает, не сомневайся. Это война. Она всему виной. Только вот… Сражаемся мы все за разное. Ты – за свободную Темерию, Бьянка – за свободных темерцев. Роше криво усмехнулся. - Ты сказала «мы». Выходит, ты тоже за что-то сражаешься? - За своих собратьев. Моя война не имеет такого размаха, как ваша, да и счет идет не на сотни тысяч жизней, а всего на несколько десятков несчастных душ, но война везде одинакова. И быть человечным, проявлять к кому-то сострадание – не всегда есть слабость, Роше. Иногда это единственный способ выиграть войну. - Глупые сантименты. Темерия не станет свободной, если я начну жалеть каждого бедолагу, убитого черными. - Да, я понимаю. Ты служишь королю. Но наш король мертв, а разница между королями и простыми крестьянами не столь велика, как тебе кажется. Почему один достоин сострадания, а другой – нет? Темерия – это просто название. Темерия – это серебряные лилии на черном полотнище. Темерия – это территория, которую жестокие узурпаторы пытаются разорвать на части. А государство – это люди, Роше. И вельможи, и даже простые пьянчуги. И если ты хочешь вернуть свое государство на карту мира, не стоит разбрасываться преданными ему людьми, словно медяками в дешевой таверне. - Впервые слышу подобные речи от чародейки, - помолчав, признался Роше. В свете единственного факела, который храбро сопротивлялся холодным каплям моросящего дождя, разглядеть лицо своей собеседницы мужчина не мог и очень жалел об этом. Ему хотелось заглянуть ей в глаза. Слова могут обмануть, но глаза – никогда. Это темерец уяснил очень давно. Трисс тем временем молчала, и он посчитал своим долгом продолжить монолог. - Твоя подружка, Кейра Мец, тоже так считала? А Филиппа Эйльхарт? Или, быть может, Шеала де Тансервилль разделяла твою точку зрения, пока её не разорвало на части в башне Лок Муинне? - Не все чародеи – воплощение зла, - наконец, ответила Трисс. - Не все, но очень многие, - Роше устало прислонился к стволу дерева и вынул из кармана трубку. Закурить в такую погоду было практически невозможно, но он и не пытался. Просто крутил её в руках и что-то прикидывал в уме. Кажется, в душе темерца шло какое-то сражение. – И всё же… Даже учитывая это обстоятельство… Я должен признать, что был несправедлив к тебе. Ведьмак поведал мне о твоих планах вывезти магов из Новиграда. Одобрить это я, разумеется, не могу, но сам факт, что ты пытаешься спасти не только свою собственную шкуру, пожалуй, говорит о многом. Сегодня ты защитила Бьянку. Завтра спасешь своих друзей. А послезавтра, наверняка, положишь конец войне. Нет, не смотри на меня так. Я не издеваюсь, чародейка. Я лишь хочу… - Я знаю, - перебила его Трисс. – Ты старый темерский пёс, который не умеет говорить трогательных, берущих за душу речей. И ты пытаешься сказать мне «спасибо». - До сих прихожу в замешательство, когда имею дело с женщинами, которые столь же умны, сколь и красивы, - ответил Роше. – Я в долгу у тебя, Меригольд. И если когда-нибудь тебе понадобится помощь старого темерского пса, просто свистни. - Непременно, - улыбнулась чародейка. – Быть может, случится это раньше, чем ты можешь себе представить, но до тех пор мне предстоит уладить одно дело. Я возвращаюсь в Новиград. - Одна? Ты не хочешь дождаться ведьмака? – удивился Роше. – Я думал, дела у вас общие. - Иногда мы объединяем усилия, но цели преследуем разные, - ответила Трисс. – Если он появится здесь, передай ему, что… - она вдруг умолкла, будто вспомнив о чем-то, а когда заговорила вновь, в голосе её звучала сталь, - а, впрочем, не нужно. Если я ему понадоблюсь, он знает, где меня искать. - А ты изменилась, Меригольд, - ни с того, ни с сего заявил темерец. – Стала жестче. - Война, - попыталась улыбнуться чародейка. – Она всему виной. Старый темерский пёс не стал спорить. В конце концов, если это и была ложь, то незначительная. Покойный король Фольтест частенько повторял, что любовь от войны мало чем отличается. А история подтверждает, что жертв порой бывает много и в том, и в другом случае. *** Она не видела его с того самого дня, когда Геральт отправился в Оксенфурт на поиски Ублюдка Младшего. Не то чтобы чародейка занималась подсчетами, но… Восемь дней, девять ночей и четыре… нет, пять часов. Это оказалось труднее, чем Трисс могла себе представить. Чувствовать его незримое присутствие в городе, ловить на себе порой внимательный обжигающий взгляд, но не иметь возможности обменяться хотя бы парой ничего не значащих фраз. Не потому, что не хотела, а потому, что Геральт, будто играя с ней в какую-то понятную одному ему игру, намеренно избегал встреч с чародейкой. Несколько раз вместе со свежими новостями, где говорилось о некоем беловолосом ведьмаке, который лихо расправился с высшим вампиром или какой-то другой тварью, ей приносили и письма, написанные размашистым почерком. Она узнавала о том, кто прислал ей письмо, прежде, чем открывала плотно запечатанный конверт. Посыльные, которые стучались в дверь её дома, вид обычно имели такой, словно кто-то пять минут назад ударил их дубиной по голове. Трисс очень давно знала ведьмаков и их приемы, а потому без особого труда распознавала последствия Аксия, одного из ведьмачьих знаков. Очевидно, Геральту были ни к чему лишние расспросы. В письмах было следующее: «Сегодня я видел тебя в Обрезках в компании очень сомнительных людей. Не светись так сильно и тщательнее прячь свои волосы. Они привлекают много ненужного внимания не только охотников на ведьм. Береги себя». «Лютик свободен. В городе об этом пока мало кому известно, но ты же знаешь Лютика, в мешке его не утаишь, скоро всем раструбит о своих злоключениях, и на твоем месте, я не верил бы и половине того, что он расскажет. Честно говоря, я до последнего надеялся, что он прольет свет на историю с Цири, но я ошибся. Всё только сильнее запуталось. Одно ясно наверняка – в Новиграде её больше нет, а значит, мне придется отправиться на Скеллиге. Захочешь увидеться – просто дай мне знать». «Ты так и не ответила ни на одно письмо. Значит ли это, что мы больше не увидимся? Или, может, ты ждешь, когда я сделаю первый шаг? Напрасно, Меригольд. В твоем доме я не появлюсь до тех пор, пока ты сама не попросишь меня придти. Не в моих правилах навязываться. Если всё пройдет гладко, через неделю я покину Новиград, и кто знает, когда мы встретимся снова. Время идёт. Тебе не кажется, что мы теряем его понапрасну?» Она перечитывала их так часто, что бумага стала очень тонкой и хрупкой. И, тем не менее, не отвечала. Боялась нарушить данное самой себе обещание – перестать надеяться. Спасало одно – забот у чародейки было более чем предостаточно. Пару дней назад Трисс, совершенно отчаявшись, всё же обратилась за помощью к таинственной графине Вегельбуд, потому что обращаться ей попросту было уже некуда. В её чародейских услугах не нуждались теперь даже купцы, её главные и постоянные работодатели. После пожара в казармах, организаторами которого посчитали всех без исключения чародеев, страх горожан перед магами достиг своего апогея. Ей отказал в займе даже банкир Вивальди, с которым Трисс когда-то давно весьма неплохо сотрудничала. Денег не было ни гроша, зверства в Новиграде продолжались, поэтому, наплевав на осторожность, чародейка отправила письмо в поместье Вегельбудов. Ответа до сих пор не было, а ситуация, тем временем, становилась уже критической. Две ночи подряд охотники вешали и сжигали на площади Иерарха шлюх и даже простых торговцев, которые когда-то были замечены в компании чародеев или алхимиков. Сами чародеи и алхимики, словно мыши затаились в городских подземельях, поэтому храмовая стража переключилась на всех, с кем те были едва знакомы. На улицах Новиграда круглосуточно дежурили патрули, которые останавливали практически каждого человека, казавшегося им подозрительным, и допрашивали с особым пристрастием, если бедняга не мог сразу назвать свое имя и род деятельности. Спасти положение могло лишь чудо. В чудеса чародейка не верила. Всякий раз, когда в дверь её комнаты кто-то стучал, она вскакивала со стула, словно ужаленная, вооружалась огненным шаром и только потом давала гостю разрешение войти в её скромную обитель. Едва ли охотники на ведьм спрашивали бы у неё разрешение, если бы захотели попасть в убежище Трисс Меригольд, но предосторожность в данном случае была не лишней. Той ночью ей не спалось. Она лежала на кровати, с головой укрывшись тонким, изъеденным молью одеялом, и напряженно вслушивалась в звуки, которые доносились с улицы через забитое досками окно. В длинном рукаве её платья был спрятан кинжал, с которым чародейка в последнее время почти не расставалась. Покрытое рунами и магическими знаками лезвие не знало промаха. Оно было на редкость кровожадным и всегда попадало точно в цель. Получая кровавую жертву, клинок разогревался, и руны на нём начинали светиться алым, но через несколько минут он остывал и вновь превращался в обычное, ничем не примечательное холодное оружие. Снаружи было спокойно. Патруль из трех храмовников, дежуривший у дверей её дома до самого позднего вечера, судя по всему, давно свой пост оставил. Голоса людей стихли. Ей бы успокоиться и поспать хотя бы пару часов, но сон не шел, несмотря на то, что Трисс не могла вспомнить, когда спала в последний раз. На душе было тревожно. Мысли, одна неприятнее другой, одолевали чародейку, отдаваясь в висках тупой пульсирующей болью. Нет, сон, даже самый крепкий, не мог бы ей помочь. А вот новости из поместья Вегельбудов – очень даже. Она обрадовалась бы любому письму. Но писем не было. Два дня подряд ей не приходило ничего вообще. Трисс не покидала стен дома, опасаясь храмовников, зачастивших в её квартал, и имела о том, что творится в городе, весьма размытое представление. Порой ей хотелось, чтобы всё закончилось. Чтобы солдаты Вечного Огня нашли её и избавили от мучительного ожидания непонятно чего. Наверное поэтому она не испытала ни капли страха, когда дверь в ее комнату распахнулась. Вошедший был один и действовал бесшумно. Даже старые дверные петли, которые обычно ужасно скрипели, теперь не издали ни звука. Трисс не пошевелилась. Клинок обдал кожу жаром, но почти сразу же вновь стал холодным. Оружие, будто бы почувствовало присутствие своего первого владельца и нападать передумало. Оно раньше чародейки узнало незваного гостя. Ведьмак молча прикрыл за собой дверь и прошел в комнату. Трисс не сомневалась в том, что он видит её даже в кромешной тьме, даже накрытую одеялом. Слышит участившееся сердцебиение и тихий, едва различимый вздох облегчения. Но приближаться к ней он, тем не менее, не спешил. Всё также, молча зажег свечу с помощью ведьмачьего знака Игни, снял перевязь с ножнами и осторожно положил своё оружие на стол. После чего вынул из кармана бутылку и, устроившись на стуле, открыл её. За всё это время Геральт ни разу даже не взглянул в сторону чародейки. Лишь после того, как сделал пару глотков и положил ноги на хлипкий деревянный стол, заваленный бумагами, он, наконец, заговорил. - Должен признать, что чертовски зол на тебя, Меригольд, - хрипло произнес ведьмак, всё еще не глядя на неё. – Я до последнего ждал от тебя хоть какой-нибудь весточки. Хоть чего-нибудь. - Кажется, ты обещал не появляться здесь, пока не получишь от меня официальное приглашение, - съязвила Трисс. Она была рада ему. Безумно рада. И за это ей ужасно хотелось его ударить. Или поцеловать. Определиться было трудно. - Я и не появился бы, - Геральт сделал еще один глоток из бутылки. – Но меня просили передать тебе это. Он вынул из нагрудного кармана куртки свернутый в несколько раз лист бумаги и бросил его на стол. - Что «это»? – поинтересовалась чародейка, нехотя выбираясь из-под одеяла. Мужчина не взглянул на неё даже тогда, когда она подошла к столу и взяла двумя пальцами адресованное ей письмо. - То, что поможет тебе решить твои проблемы, как мне кажется. Три часа назад я вернулся из поместья Вегельбудов. - Ты… Что? Она не могла поверить своим ушам. Почему всякий раз, когда ей начинает казаться, что надежды на спасение нет, а чудес не существует, боги, словно насмехаясь над ней, посылают ей этого человека? Пальцы не слушались. Трисс раз за разом пыталась развернуть лист пергамента, чтобы убедиться в том, что чудеса действительно случаются, но у неё ничего не получалось. Руки дрожали, а перед глазами почему-то танцевали черные точки. Если бы она не схватилась за край столешницы, то непременно рухнула бы вниз. Ведьмак поднял на неё взгляд слегка прищуренных глаз и едва заметно покачал головой. - Не трудись. Там сказано, что тебе готовы помочь в обмен на небольшую услугу. У графини Вегельбуд есть сын по имени Альберт. Он не чародей, но последние несколько лет активно увлекается алхимией, чем привлекает на свою бестолковую голову внимание храмовников. Ингрид Вегельбуд готова дать тебе денег на то, чтобы вывезти всех чародеев в Ковир, если ты поможешь бежать и её сыну тоже. Дамочка она состоятельная. На твоем месте отказываться от её помощи я бы не стал. Чёрт подери, да на тебе лица нет. Ну-ка, возьми это. Выпей. Геральт почти насильно вложил в её руки бутылку. Трисс послушно сделала несколько небольших глотков и, как ни странно, пришла в себя. Всё еще не веря своей удаче, она всё же развернула пергамент и увидела уже знакомый аккуратный почерк. «Госпожа Меригольд, я рада, что вы всё-таки решили довериться мне и принять мою помощь. Понимаю ваши страхи и сомнения, ведь на кону стоит слишком много жизней невинных людей. Поймите и вы меня. Я мать, которая безумно боится за своё единственное дитя. Я хочу помочь вам, но и вы в свою очередь должны помочь мне. Через два дня в моем поместье состоится бал-маскарад, во время которого мы сможем осуществить задуманное. Приходите одна или со своим другом, мастером Геральтом, секретов ни от вас, ни от него у моей семьи нет. Будет лучше, если вы раздобудете себе карнавальные маски. Господин ведьмак любезно согласился передать вам это письмо и объяснить ситуацию более детально. Надеюсь, наше сотрудничество окажется плодотворным. С нетерпением жду встречи с вами, госпожа Меригольд. И да помогут нам всем боги. С уважением, графиня И. Вегельбуд». - Выходит, это правда? – чародейка отложила письмо и подошла к окну. Через щели в досках пробивался бледный лунный свет. Легкий ветерок, проникая в комнату, приятно охлаждал лицо и шею женщины и играл с её волосами. В полумраке они были похожи на огненное пламя. - Выходит, что так, - кивнул ведьмак. – Я знаю Вегельбудов не очень давно, но причин не доверять этим людям у меня нет. Редко встретишь в Новиграде столь же порядочную состоятельную семью. Поверь моему чутью и ничего не бойся. Тем же вечером, после маскарада, в Ковир из Новиграда отплывет торговое судно, нагруженное шелками и драгоценностями. Полагаю, что места там хватит и для всех тех, кого ты так отчаянно пытаешься спасти. Всё будет кончено. Впереди тебя ждёт увлекательное путешествие в северное королевство и долгожданный заслуженный покой. - Кажется, не очень-то ты и рад, - произнесла чародейка, почему-то не смея обернуться. Ей казалось, что она не сможет выдержать его укоризненный взгляд. - Кажется? – Геральт поставил бутылку на стол с глухим стуком и резко поднялся на ноги. – Да нет, что ты. Я чертовски рад за тебя. Ты всегда получаешь то, что хочешь, Меригольд. Что будет дальше по плану? Король Танкред сделает тебя своей советницей? Ты вновь окунешься в паутину политических интриг и заговоров? Она хотела ему возразить. Но возразить было нечего. Трисс сжимала пальцами подоконник и молчала, не представляя, что сказать. Что он ожидал услышать? И почему так злится? Разве он не понимает, как важно для чародейки спасти всех этих людей? Или, может… Горячие ладони легли ей на пояс. Трисс вздрогнула. Она даже не слышала, как ведьмак подошел к ней. - Я помогу тебе в последний раз, Меригольд, - произнес Геральт. – Там, на этом дурацком балу. И потом, когда начнется эвакуация. А после на первом же попавшемся корабле отправлюсь на Скеллиге. - И больше мы никогда не увидимся, - произнесла чародейка. Это должен был быть вопрос, но получилась горькая констатация факта. Ведьмак не стал спорить. Спорить с ней он устал. - Передавай привет королю Танкреду, - зачем-то сказал Геральт. Те слова, которые ему хотелось произнести на самом деле, ничего бы уже не изменили. Она приняла решение. Она пойдет до конца. Ему ли было этого не знать? - А ты поцелуй от меня Цири, когда найдешь её, - попыталась улыбнуться Трисс. – Ты найдешь её, ведьмак. Ты всегда её находишь. - Непременно. Что-нибудь еще скажешь? - Надеюсь, вы будете счастливы с Йеннифэр. Всё вернется на круги своя, словно бы и не… Словно бы… - голос всё-таки дрогнул. - Словно бы и не было этих лет, что я провел с тобой? – подсказал Геральт. - Да. Именно. Всё проходит. Пройдёт и это. - Ты сейчас меня убеждаешь или себя? – поинтересовался ведьмак. - Нас обоих. - Хреново получается. Попробуй еще разок. - Это не смешно. - Я не смеюсь. Сейчас я борюсь с желанием задушить тебя. Честное слово, ты откровенно нарываешься. - Я делаю то, что должна, - ответила чародейка. – То, что должна была сделать два года назад. - Ты делаешь то, чего делать не хочешь. Говоришь то, во что не веришь. Сопротивляешься тому, чего желаешь больше всего на свете. Ты ужасная лицемерка, Меригольд. Одного только понять не могу. Кто дал тебе право решать за меня? - Мы оба знаем, что ты… - Не представляю себе, что ты там знаешь. Но очень жалею, что не могу залезть к тебе в голову и прочесть твои мысли. Ты так отчаянно пытаешься убедить меня в том, что я должен вернуться к Йеннифэр, что у меня сложилось впечатление, будто я стал для тебя обузой, и ты пытаешься от меня избавиться. Сейчас я уйду, потому что скоро рассветет, а мне еще нужно заскочить к Лютику и раздобыть нам где-то эти чертовы маски. Но прежде чем я сделаю это, ты, глядя мне в глаза, скажешь, что разлюбила меня. Скажешь, что ничего ко мне больше не чувствуешь и готова отпустить меня на все четыре стороны. Вот тогда я действительно оставлю тебя в покое. Трисс медленно обернулась и встретилась с ним взглядом. В желтых глазах с вертикальными зрачками плескалась обжигающая страсть. Стоит только протянуть руку, коснуться ладонью его щеки, покрытой трехдневной щетиной, и всё начнется по новой. Барьер, который чародейка с таким трудом выстраивала вокруг себя все эти месяцы, может рухнуть за пару секунд, и все её усилия пойдут насмарку. Он уже трещал по швам и грозился обрушиться с минуты на минуту. Выдержка изменяла ей. Когда ведьмака не было рядом, Трисс больше всего на свете мечтала увидеть его. Когда её желание исполнялось, она хотела оказаться от мужчины как можно дальше. - Помнишь, как мы познакомились? – тихо спросила она. Геральт, помедлив, кивнул. Это случилось давно. Она и Йеннифэр в то время были не разлей вода. Появляясь вместе на торжественных приёмах и собраниях, чародейки мгновенно приковывали к себе всеобщее внимание. Абсолютно разные, как день и ночь, как огонь и лёд, как добро и зло, они, тем не менее, дополняли друг друга. Только рыжеволосой, ласковой и всё понимающей Трисс Йеннифэр могла доверить свои самые сокровенные тайны, только рядом с ней она позволяла себе не играть на публику и быть настоящей. Сидя у большого камина, попивая из золотых кубков горячее вино и любуясь пламенем, чародейки часами могли говорить обо всём на свете, не замечая, как летит время. Трисс уже не помнила, когда всё изменилось. Просто в какой-то момент их встречи вдруг стали редкими, в разговорах появилась недосказанность, которой там никогда не было, а потом и вовсе – тайны. Йеннифэр что-то скрывала от лучшей подруги, о чем последняя, разумеется, догадывалась. Как-то раз, выполнив для Капитула очередное задание, Трисс пришла в Венгерберг и застала в доме подруги незнакомого мужчину. Она и раньше видела красавцев воинов, которые покидали покои чародейки, одеваясь прямо на ходу, и даже не думала осуждать подругу за это. Сама порой позволяла себе расслабиться. Но в этот раз всё было не так. Мужчина, совершенно непривлекательный, на первый взгляд, уходить никуда не собирался. Вальяжно развалившись в кресле, он потягивал из кубка вино, набивал трубку табаком и явно чувствовал себя как дома. А вот его любовница заметно нервничала и всем своим видом давала понять, что чародейке лучше уйти. - Может, ты всё-таки познакомишь нас? – не выдержала Трисс, когда застала незнакомца с серебристыми волосами и желтыми, словно у кота, глазами, у подруги в третий раз, спустя несколько месяцев. - Ничего серьезного, - отмахнулась Йеннифэр. – Он скоро уйдет. Они все уходят. - Но я никогда не видела, чтобы кто-нибудь из них возвращался, - усмехнулась Трисс, понимая, что чародейка лжёт. Йеннифэр сжала губы в тонкую полоску, обреченно вздохнула и, пропустив, наконец, гостью в дом, произнесла, нарочито равнодушно: - Моя подружка, Трисс Меригольд, чародейка из Марибора. Мужчина, в руке которого был зажат длинный серебряный меч, поднял голову и выдал нечто похожее на улыбку. - Мой… друг, Геральт из Ривии. Ведьмак. «Ведьмак? Всё страньше и страньше», - подумалось Трисс. Однако она ответила на улыбку кивком головы, подошла к ведьмаку и протянула руку, как того требовали правила этикета. - Будем знакомы, Геральт из Ривии. - Будем, - помолчав, ответил мужчина и, взяв её руку в свою, поднес к губам и поцеловал. Тогда-то всё и случилось. Едва ведьмак дотронулся до неё, ей показалось, что кто-то выбил у неё почву из-под ног. Ладонь словно пронзили электрические молнии. Место, к которому прижались его губы, вспыхнуло, словно от ожога. Когда их взгляды, удивленный, застывший в прекрасных голубых глазах, и изучающий - в желтых с вертикальными зрачками, встретились, она поняла, что пропала. Целую вечность, а может даже намного дольше вечности, чародейка смотрела в его глаза, не в силах ни отвернуться, ни сказать что-нибудь. Трисс ощущала на своем теле его внимательный заинтересованный взгляд, который подолгу задерживался в области декольте, и испытывала странное чувство. Чувство, которое было для неё новым. Очнувшись от оцепенения, чародейка сослалась на неотложные дела и поспешно попрощалась, оставив любовников наедине друг с другом. Она долго не могла понять, связывают этих двоих настоящие чувства, или же им просто было хорошо в постели. Трудно было представить, чтобы холодная расчетливая Йеннифэр влюбилась в кого-либо, и уж, тем более, не укладывалось в голове, что этим кем-то мог оказаться ведьмак, но… Чем больше Трисс пыталась отрицать подобный поворот, тем сильнее верила в то, что так оно и было на самом деле. В следующий раз она встретила Геральта из Ривии там же, в Венгерберге, в трактире, куда её саму привели голод и усталость. Ведьмак сидел в самом дальнем углу в полном одиночестве, пил эль и мыслями, казалось, был далеко отсюда. Тем не менее, подошедшую к нему чародейку он заметил и даже назвал её по имени. - Трисс Меригольд, - произнес он, вновь принявшись изучать Трисс взглядом. – Какой приятный сюрприз. - Здравствуй, ведьмак, - улыбнулась она, подсаживаясь к нему. – Йеннифэр тоже здесь? С Йен, как называл чародейку ведьмак, он не виделся уже три недели. Они поссорились, ведьма его выгнала, и вот теперь он здесь. Геральт говорил мало, молчал всё больше, но неловкости, тем не менее, между ними почему-то не возникало. Он потягивал эль, думая о чем-то своем и изредка поглядывая на чародейку, а она рассказывала ему последние новости. Когда кувшин его опустел, и мужчина решил заказать себе еще, Трисс, сама толком не понимая, что делает, накрыла его руку своей и тихо произнесла: - Не надо. Я знаю, что тебе нужно. - Знаешь? – он взглянул на её пальцы, осторожно сжимающие его ладонь, потом подался вперед и спросил: «Расскажешь?» - Лучше покажу, - ответила она, поднимаясь из-за стола. Геральт допил остатки эля в кружке, с минуту молча скользил взглядом по её телу, скрытому тонкой тканью облегающего синего платья, после чего тоже встал на ноги. - Ну, давай, Трисс Меригольд. Я целиком в твоей власти. В комнате, которую они сняли, было прохладно и темно, но ведьмак не позволил ей зажечь свечи или растопить камин. Едва чародейка закрыла дверь, он прижал её к стене и впился в мягкие податливые губы жадным поцелуем. Она до сих пор помнила оглушительный треск раздираемой ткани платья и холод стальных заклепок на его куртке, впившихся в её обнаженную грудь. Трисс никогда не думала, что встретит такого мужчину. И, разумеется, не подозревала она о том, что влюбится в него, словно сентиментальная дурёха. Их встречи были частыми. Всякий раз, когда Геральт ссорился с Йен, он приходил к ней и забывался в её объятьях. После его ухода ей не хотелось жить. - Я стала ужасной мазохисткой после того, как познакомилась с тобой, - произнесла чародейка. – Но тогда… Ты не принадлежал мне ни единого дня. Ты был моим лишь телом, но мысли твои всегда вращались вокруг Йеннифэр. Потому и отпускать тебя мне было проще. Теперь всё по-другому. Ты хочешь услышать от меня признание, прекрасно зная, что никогда его не услышишь. Ты обвиняешь меня в лицемерии, ведьмак. Но что насчет тебя? Готов ли ты сказать сейчас, глядя мне в глаза, что больше не любишь Йен? Что там, на Скеллиге, между вами ничего не будет? Она не ждала ответа. Да он и не был ей нужен. - Вот то-то и оно, Геральт из Ривии. Ты ждёшь, что я сделаю выбор, но выбирать должен ты и только ты. И я знаю, что ты выберешь. Кого ты выберешь. Так зачем вообще… - Знаешь? – Геральт приложил ладонь к её щеке и осторожно погладил. – Ты очень умная женщина, Меригольд. Могущественная чародейка. Толковая целительница. Но ты ничего не знаешь. И я докажу тебе это. Он одернул руку, словно обжегшись. После чего отстранился, взял со стола меч с ножнами и бесшумно покинул комнату. Трисс закрыла глаза и дотронулась пальцами до щеки, которую он гладил минуту назад. Барьер вновь угрожающе затрещал по швам, а когда её губы сами собой расплылись в улыбке, рассыпался прахом и исчез.