Угадай, кто?

Когда Джейкоб очнулся, то обнаружил, что лежит на своей кровати, под одеялом, а из одежды на нем было только нижнее белье. Перед глазами все немного плыло, но судя по тому, что он смог разглядеть в окне, уже смеркалось. Неужели он сутки провалялся без сознания? Это Джек раздел его? Что происходит? Эти и еще многие вопросы крутились в голове у мужчины, пока он не услышал шум открывающейся двери. Он вздрогнул, когда увидел перед собой Потрошителя, который, надо заметить, выглядел довольно обеспокоенным. — Наконец, ты очнулся, я уж было подумал…, — нервная улыбка тронула его губы, и парень присел на самый край кровати, изучая лицо Фрая. — Что произошло? — только сейчас он осознал, что его трясет от холода, а сердце стучит быстрее обычного. — Когда ты потерял сознание, я уложил тебя на кровать, а после того, как ты не приходил в себя в течение часа, я заволновался и отправился за доктором. Пришлось немного его запугать, так как у меня не было времени на уговоры, — процедил Джек сквозь зубы. — В общем, он осмотрел тебя, и, как он считает, у тебя чахотка. — Что? Ох, нет, — ассасин прикрыл глаза, откидываясь на подушку. Его тут же сковал страх, от чего он задрожал еще сильнее. — От нее умер мой отец, — тихо прошептал он, впиваясь пальцами в одеяло. — Ты не умрешь, — прошипел Потрошитель, и в его голосе чувствовалась решимость и уверенность. Он приложил ладонь ко лбу наставника, измеряя температуру. — У тебя сильный жар. Пришлось раздеть тебя, потому что ты сильно вспотел из-за лихорадки. Я обтер тебя влажной тряпкой, как посоветовал доктор, говоря, что это тебе немного поможет. Когда ты уже, кажется, пришел в сознание, ты все равно не открывал глаз, и только сухой кашель давал знать, что ты еще жив. Твой пульс сильно участился, и, я полагаю, что ты чувствуешь неприятный вкус во рту, поэтому тебе нужно как можно чаще выплевывать все то, что накопилось. Я приготовил таз, если вдруг тебя стошнит. Как сказал врач, это нормально. И хоть ты и вряд ли захочешь есть, мне придется тебя заставлять. Иначе ты совсем ослабнешь, а для борьбы с болезнью тебе понадобятся силы. — Я сам могу справиться, — словно упрямый ребенок вставил Джейкоб, резко привстав и тут же рухнув обратно на койку. Мужчина ощутил некую тяжесть в груди, а затем резкое покалывание. — Нет, не справишься, — так же упрямо заметил Джек. — Я хочу помочь, разве ты не понимаешь? — Если бы не ты, то я бы вообще не подхватил эту заразу, — проворчал ассасин, откидываясь на подушку. Чувствовал он себя явно не очень хорошо. — Я знаю, — едва слышно прошептал парень, опуская взгляд. — Прости…Но сейчас не время пререкаться. Тебе нужно помочь встать на ноги, а так как твоя сестра уехала, этим займусь я. — Не думаю, что у меня есть выбор, — устало пробормотал Фрай, которому и правда было не до пререканий. Его бил озноб, испарина покрывала рот, а из горла теперь вырывались только хрипы. Кашлять было больно, но, увы, приходилось. Каждый раз он видел, как на платке остается зеленоватая слизь, иногда вперемешку с кровью. Первое время Джейкоб находился в полубессознательном состоянии и просыпался только для того, чтобы снова отхаркнуть всю накопившуюся слизь, а также, чтобы поесть. Хотя, как и говорил Джек, есть ему почти не хотелось, а когда его все же вынуждали это делать, то все лезло назад, поэтому мужчину часто тошнило. Но его ученик терпеливо ухаживал за своим наставником, не жалуясь, да и вообще почти ничего не говоря. К удивлению ассасина, Потрошитель смог раздобыть довольно дорогие и редкие лекарства. Например, Джейкобу приходилось почти каждые три часа пить по полчашки исландского мха, сваренного в молоке с сахаром. Гадость редкостная, но что поделать. На тот свет он еще не собирался, особенно после того, что ему удалось пережить. А настой дегтя был еще ужаснее. Однако Фрай не перечил и делал все так, как говорил Джек, сам поражаясь тому факту, как быстро он начал доверять этому парню. Но тот, кажется, действительно не желал своему бывшему учителю ничего дурного, беспрекословно выполняя все, что требуется для полного выздоровления Джейкоба. Как-то он признался, мальчишкой он также ухаживал так за больной матерью, поэтому ему это было не впервой. Помимо отваров, мужчину пичкали еще и пилюлями из смеси кардамона и аммониака;, а порою, когда Фрая одолевала бессонница, то ее снимали настоями белладонны и опия, но Джек старался не перебарщивать с дозой, чтобы не навредить наставнику. Несмотря на прохладную погоду, окна в доме были открыты, ведь больному требовался свежий воздух. А если все же выходило солнце, то ассасин на пару часов выходил на улицу, чтобы подышать этим воздухом уже на природе. Естественно, что Джек никогда не покидал его, отказывать отпускать мужчину одного из-за очередного приступа, что мог с ним приключиться. Не то, чтобы Джейкоб сильно возражал, потому как за это время он успел привыкнуть к присутствию Потрошителя рядом, как бы странно это не звучало. Все свое время парень посвящал Фраю, готовя для него куриный бульон, кормя его рисом и отпаивая козьим молоком. Такая забота, проявленная бывшим (а может, и не так им уж бывшим) убийцей была ему очень непривычна, но не противна. Скорее, наоборот. Мужчина все еще вел себя настороженно по отношению к нему, но с каждым днем его доверие к парню росло. Прошло уже достаточно много времени, и благодаря бывшему ученику, Джейкоб чувствовал, что почти полностью здоров, разве что растерзанное горло все еще саднило, а в остальном все было хорошо. Но они по привычке продолжали прогуливаться вместе, словно так было всегда. И вот, стоя на пристани и смотря на течение реки Темзы, ассасин какое-то время о чем-то размышлял, а потом вдруг спросил Джека: — За что ты полюбил меня? Почему я, Джек? Потрошитель на секунду замер. Вопрос учителя застал его врасплох. Он никогда не думал над этим, поэтому не ответил сразу, но потом впервые, наверное, за все время улыбнулся доброй улыбкой, устремив взгляд на очаровательный закат, и сказал: — Ты был единственным человеком после моей матери, который любил меня, которому было до меня дело, который уважал меня, верил в меня. Вытащив меня из той лечебницы, ты доказал мне, что есть еще небезразличные люди в этом мире. Знаю, звучит глупо, но…я тогда был довольно молод. Ты стал мне кем-то вроде отца, и сначала я думал, что люблю тебя, как любят отца. Но со временем…со временем я начал понимать, что это немного другое. Ты был красив, ловок, силен, всегда заставлял меня смеяться, что я даже больше не вспоминал о том, какая моя жизнь была до этого. С тобой мне было интересно, весело, хорошо. Я помню, как ты однажды рассказал мне о Максвелле Роте. Как ты себя чувствовал, когда, наконец, нашел своего единомышленника, который не осуждал тебя, не считал никчемным. Кто-то, с кем ты ощущал себя свободным. И после твоего рассказа я все и осознал. Как бы я не был благодарен тебе, это не отменяло того факта, что я хотел…быть с тобой, хотел прикоснуться к тебе…поцеловать. Тогда я понял, что влюбился. Но, поверь, сказать об этом мне было очень трудно. Мне был неприятен твой отказ, однако я мог предугадать такой исход, учитывая, что ты всегда любил женщин. Но я так не хотел, чтобы это чувство терзало меня изнутри, что не мог не рассказать. И все то, что я сказал ранее, Джейкоб, я действительно имел это в виду — я никогда не хотел убивать тебя или даже ранить, потому что я любил тебя. Все еще люблю, — последние слова дались парню нелегко. Он не смел посмотреть на Фрая, но рука внезапно потянулась к мужской ладони и легонько ее сжала. Через пару секунд ассасин ее отдернул, отводя взгляд: — Нам пора возвращаться домой. Я замерз. Джека задел подобный жест, но он лишь кивнул, соглашаясь: — Конечно, Джейкоб, конечно… На обратном пути домой они молчали всю дорогу. Потрошитель думал, что спугнул Фрая подобными откровениями и жалел, что вообще рассказал ему обо всем. Тем не менее, он собирался дождаться, когда наставник сам отошлет его, когда сочтет, что парень ему больше не нужен. Придя домой и скинув плащ, Джек прикрыл окно, так как на улице стало совсем прохладно. Он заметил, что ассасин застыл на месте и смотрел в одну точку. — Джейкоб, с тобой все в порядке? — спросил ученик, мягко кладя руку на плечо мужчины. Вдруг парня резко придавили к кровати, а у его горла блеснул нож. — Что происходит? — почти спокойно спросил Потрошитель, смотря Джейкобу в глаза. — Откуда мне знать, что все, что ты говоришь — правда? Ты убивал людей, Джек. Невинных людей! — Ты тоже, разве нет? — парировал он. — Ты знаешь, что все, что я сказал — правда. Ты знаешь, что я не хотел их убивать. — А Мэри? — А что Мэри? Да, она не заслуживала смерти, хоть и была той еще занозой. Но если бы она не спровоцировала меня, я бы никогда не…я обезумел от любви к тебе, и сорвался. Я это признаю, но боюсь, что если бы можно было повернуть время вспять, я бы поступил точно также. Потому что люблю тебя. — Замолчи! — закричал Фрай, сильнее стискивая в руках нож. — От этого я не перестану чувствовать к тебе то, что чувствую сейчас. Если хочешь, чтобы я замолчал, так надави сильнее, — с вызовом бросил Джек, гордо вскинув голову вверх. — Я не могу пообещать, что не убью вновь, я не могу быть в этом уверен, и чтобы убедиться наверняка, тебе придется убить меня. Но я уверен в одном — что я люблю тебя. — Хватит повторять это, словно это тебя оправдывает! — снова повысил голос Джейкоб, который в порыве этой истерики чуть ли не прижал Потрошителя всем своим весом к кровати. — Так убей меня, наконец! — не выдержал парень, тоже срываясь. — Убей и освободи от этого бремени, что я несу так долго! От этой неразделенной любви. Я не боюсь смерти, я боюсь того, что ты никогда не ответишь мне взаимностью, что никогда не полюбишь. Поэтому, мне нечего терять. Давай, я облегчу тебе задачу, — Джек сжал лезвие ножа в ладони, прижимая его чуть ближе, от чего по его пальцам потекла тоненькая струйка крови. Глаза Фрая расширились, и как можно более аккуратно он вырвал нож из руки Потрошителя, отбрасывая его в сторону, а затем, словно умирающий от жажды путник, впился губами в губы парня пылким поцелуем.