СТО ДВАДЦАТЬ МИЛЬ В ЧАС

Я проснулся рано утром. На улице светало и солнце только начинало разрисовывать багровый горизонт. Потянувшись, я встал и вышел на кухню. Я заварил себе горячий чай, и отворил окно. Меня сразу же обнял прохладный утренний морозный воздух. С улицы донёсся аромат хвои и клена. Листья последнего ненавязчиво ломились в окно. Вчерашний разговор казался далеким и нереальным, хотя и оставил свой неприятный осадок. Но, к с частью, это прекрасное утро быстро разбавило остатки моего кислого настроения. Можно сказать, я ощутил единение с природой, завел немую беседу с деревьями, горами и птицами. Я любил раннее утро, любил, когда город спит, когда дороги пусты и безлюдны и лишь где не где объявится редкий человек. В основном это были люди, идущие на работу или бегающие по утрам. Последних я отлично понимал. Так как сам иногда бегал. Это всегда помогало мне снять напряжение, проще посмотреть на мир или просто проветриться под сенью кедров пихт и генлоков Стенли Парка. Нет ничего лучше свежего утреннего воздуха, солнечных лучей, пробивающихся через сочную зеленую листву. Существуешь только ты, дорога и твои собственные мысли. В наушниках тихо играет Oasis, а справа ненавязчиво импровизирует море. Размышляя об это, я, вдруг, вспомнил о ней. Об этой милой и красивой девушке, которую упустил. И упустил ли? Я отхлебнул немного чая и задумчиво уставился на клен. Я вспомнил, как, буквально, недавно стоял на лоджии в Даун Тауне. И любовался открывшимся пейзажем. Я мог видеть остров Мертвеца и северный Ванкувер, который, словно добрый пес, улегся под ноги большого гиганта. Иногда я слышал, как доносятся звуки бегущей воды с площади Марина. Хотя на Бейшор Драйв всегда было тихо и спокойно. Здесь редко можно было наткнуться на торчка или сумасшедшего. Газоны здесь были ухожены и подстрижены. Возле квартир стояли дорогие машины - это был район для элиты. Иногда я слышал, как по вечерам стонут яхты, а днем гудит Западная – Джорджия. От этих мыслей я приободрился. Мне показалось, что я вновь могу свернуть горы, что любое занятие мне по плечу. И что вселенная не забыла обо мне, сохранив особенную роль только для меня. Я отпил еще немного чаю и сделал себе тосты, намазав их клубничным джемом. Надеюсь Сэм не обидится, что я не оставил ему. Я могу еще немного посидеть, а потом снова завалиться спать, но так же… «Что же я еще могу?» - задумался я. Человек, у которого нет не забот и ответственности. Что-то неприятное вновь прокралось мне в душу и все мое воодушевление, как ветром сдуло. Из-за угла вышел мужчина с кейсом в руке и быстро зашагал по улице. От этой картины у меня неприятно заныло сердце и взяла какая-то необъяснимая тоска. Вот он придёт на работу, потом примется за дело. Он будет винтиком какой-то большой системы, а может потом станет и газом. Дома его ждут заботы, жена и ответственность. Если он умрет, кто-то вспомнит о нем и скажет пару слов. Добрых или хороших не имеет значения. В эту минуту я ясно осознал, что подразумевал Сэм и от этого мне стало только хуже. Захотелось вновь упасть в постель и ничего не делать. Захотелось выпить и отвернуться от окна, спрятавшись от этого ужасного мира, закрыться опять в клубе. И не видеть этого, не хотеть, не чувствовать… Я допил чай и направился обратно в комнату. Но вдруг, на пол пути, что-то заставило меня остановиться. Я вспомнил девушку, бегущую по дороге. Вспомнил это прекрасное утро. Ее взгляд и аромат сирени. « Интересно какого будет поцеловать ее и почувствовать этот нежный запах!?» - подумал я. А эти глаза, не пустые, не отчаянные и не ожесточенные. На меня вдруг накатили неприятные воспоминания связанно с клубом: девушка с пустыми глазами, запах сигарет и тошнота. Но эта рыженькая, в парке, была другой, она бежала с широко раскрытыми глазами. Она радовалась парку, утру и окружающим. Ей не казалось, что она нереальна… «Нереален, - пронеслось у меня в голове, - я чувствую себя нереальным» Возможно у нее есть ответы. Возможно мне следует начать двигаться хоть в каком-то направлении. « Каждое утро я вижу, как люди идут на работу, как жизнь рядом со мной бурлит и кипит. И тогда мне становится обидно и тоскливо, что я где-то на обочине» Вспомнил я слова Сэма. « Ты прав Сэмми, ты чертовски прав», - тихо прошептал я и пошел одеваться