СТО ДВАДЦАТЬ МИЛЬ В ЧАС

Вокруг было прохладно и тихо пел ветер. Ночные улицы были пусты и только я, словно тень, брел вдоль побережья. Наконец, я добрел до яхт клуба. Наша любимая с Сэмом кафешка была безжизненна. Не считая вывески, горевшей фосфорно-синими чернилами на палитре ночи. Стулья были поставленные верх ногами и убраны на столы. Стойка кассира пустовала. В таинственном свете ночного фонаря, я мог различить, как сверкают призрачные бутылки со спиртным. Днем это место полно жизни, а сейчас кажется, что это древние развалины. Пришвартованные яхты кряхтели, как недовольные старики. Можно было расслышать, как натягиваются и опадают концы из-за прилива. Иногда тишину разрывал резкий скрип и хлопанье птичьих крыльев – это испуганные пеликаны покидали места своего ночного паломничества. Я дошел до небольшого каменного моста. Отсюда открывался вид на цветущее озеро и тихую заводь. По выходным здесь проводили занятия по гребле. Дальше, слева от меня, дорога убегала в парк Стенли, огибая его и прибегая вновь в Даун Таун. Пять и пять миль или десять километров вот протяженность этой трассы. Я облокотился на холодный каменный парапет и набрал номер Сема. Конечно, звонить в столь поздний срок неприлично, но мне некуда было идти, а мысль ночевать на улице меня не прельщала. На десятом гудке я отменил вызов и устало вздохнул. Похоже мне всё-таки придётся переночевать на скамейке. Обычно, Сэм отвечает сразу, если только он не у своей девушки, поэтому я сразу все понял и решил не беспокоить друга. Мне бы тоже не понравилось, если бы кто-то, даже Сэм, вытащил меня из теплой постели и оторвал еще от более теплой малой в три часа ночи. Да и в итоге я сам виноват, мне нужно было все во лишь извиниться. И все бы повернулось по другому. Хотя о чем это я, в сожалении мало проку. Всё равно ничего не вернешь и не изменишь. Всегда кажется, что надо сделать все во лишь это, все во лишь то и жизнь бы потекла по другому. Например, мне надо было бы все во лишь сдать документы, чтобы поступить. Все во лишь сделать выбор и определить свой собственный путь в жизни, чтобы меньше разглагольствовать здесь. Но вместо этого я бесконечно откладываю, сначала осенью, потом зимой, а там уже и лето не за горами. И так до бесконечности… « Не делай сегодня того, что мог бы сделать завтра». Наша с Сэмом любимая пословица. Может поэтому я и околачиваюсь в этих клубах. Там я могу уйти от тени ответственности, нависшей надо мной, могу забыться в мимолетном веселье и спиртном. Ощутить свободу и беззаботность и вновь превратиться в ребенка. После одной кружки пива можно стать философом, а после второй строить наполеоновские планы, бесконечно болтая о высоких материях, политике и собственного места в жизни. За этими бесполезными диалогами, ты чувствуешь себя богом, который может вновь сотворить землю, конечно, иногда они приводят к действиям: Гитлер тоже начинал с пивной, но я не Гитлер, так как стоит оказаться мне в стенах собственной квартиры, как кто-то одним сильным ударом меча обрезает мне крылья. В Гамлете есть отличные строчки: «Так всех нас в трусов превращает мысль И вянет, как цветок, решимость наша В бесплодье умственного тупика. Так погибают замыслы с размахов, В начале обещавшие успех, От долгих отлагательств…» Так и моя решимость медленно вянет в четырех стенах и полном одиночестве. По-моему самое страшное оказаться наедине с собой. Уйти глубоко в подсознание, пытаясь отыскать вопросы на которые нет ответов. К несчастью это оборотная сторона праздности и одиночества. Самокопание и самоанализ - страшные вещи. Говорят быть дураком хорошо, потому что в отличии от умного человека он не задает себе вопрос. Я же добавлю, что быть между - еще хуже… Я вздохнул и под звонкий аккомпанемент сверчков направился в парк. Вокруг было мрачно, противоположный берег сверкал, как новогодняя елка. От илистого побережья пахло гниющими водорослями. На одном из валунов сидела ворона и склонив голову внимательно наблюдала за мной. Повертев головой под разными углами, она, наконец, каркнула и улетела. Я остановился возле памятника Харри Джерому, местному спринтеру. Его свинцовая фигура навсегда застыла в победном рывке. Мне стало его даже жаль, так как у памятника не было возможности даже стереть птичьи экскременты со своей головы. Наконец, немного пониже, я рассмотрел и облюбовал подходящую скамейку и, сбежав с пригорка, занял ее. Тут, было не так уж и плохо. Отсюда открывался вид на белоснежный порт и небоскребы. Над головой приветливо шуршали листья молодого клена. Да, пока здесь не плохо. Лето 2004 –того года выдалось в Ванкувере необычайно жарким. Хотя обычно здесь гораздо прохладнее. А под конец Августа и вовсе чувствуешь, как зима наступает на пятки. Холодные аляскинские ветра приносят северную стужу и уже под конец, ты ощущаешь нежное дыхание красавицы зимы. Почему красавицы? Потому что она и вправду красива. Если севернее, до самой Аляски, она ведет себя, как фригидная стерва, то здесь она нежная любовница, от которой отдает лишь немного холодком, чтобы еще больше оплести любимого. Она прячет город пот снежную перину, наряжает горы и леса. И душится свежими прохладными духами. Но несмотря на столь теплое лето, мне все равно было холодно. Рубашка была тонкой и предназначалась лишь для клубов. Еще от нее неприятно пахло сигаретами, спиртным и немного рвотой. От этого «приятного»аромата у меня вновь заныла голова, отчего мне захотелось ее сразу же снять и выбросить к чертовой матери. « И какого лешего я здесь », - недовольно подумал я и улегся на скамейку. Свернувшись калачом, я поджал ноги, положил ладонь между колен и попытался заснуть. « А если тебя ограбят или убьют, - заговорил холодный голосок моего подсознания, - ты сам знаешь сколько сумасшедших, воров и убийц бродит по этому городу. Может один из них именно сейчас стоит за деревом» « И пускай » - лениво ответил я, погружаясь в объятия ночи. После клуба и ссоры с отцом я так устал, что мне было глубоко пофиг на убийц и сумасшедших. Между сном и бодрствованием я расслышал , как говорят на своем странном языке деревья, мне даже показалось, что я разобрал, как стучат барабаны индейцев, чьи тотемы сейчас находились недалеко от меня. Бум, бум, бум… Откуда-то из далека донеслось приглушенное карканье вороны и я заснул.