Secret

Хеймитчу 42, Эффи 30. Хеймитч сидел в полуразрушенном здании больницы, которое «больницей» можно было назвать с натяжкой, ведь все, что от неё осталось — это серые стены и пара этажей нетронутых бомбами палат. Капитолий восстанавливал все, до чего у людей доходили руки, и на что находились нужные ресурсы. Больница в этот список пока что не входила, поэтому пострадавшие и раненные довольствовались тем, что у них осталось — своеобразные катакомбы, где могут оказать хоть какую-то непосильную помощь. Ментор 12 Дистрикта пытался вспомнить, когда последний раз он выходил на улицу из этого угнетающего здания. И если его подсчеты верны, то ровно 6 дней назад, он видел солнечный свет и вдыхал чистый и свежий воздух. Ровно 6 дней назад он приехал сюда по первому звонку, как только услышал голос Плутарха: "Мы нашли её. Приезжай". Он оставил все свои дела. Они были не так важны, как она. Они были не так важны, как женщина, которую он бросил на произвол судьбы, не предупредив ни о чем. Все то время, что он провёл в Дистрикте 13, его мучило чувство вины, чувство того, что он предал её. Предал единственного любимого человека. Он мечтал, что как только вернётся в Капитолий, то упадёт перед ней на колени и будет просить прощения, пока ей не надоест его унижение. Он ждал этого дня, он тешил себя мыслями об этом унизительном моменте. Он верил, что, когда увидит её — она его простит. Но он ошибся. Он даже и представить себе не мог, что когда он увидит её, она его не то, что не увидит — она его не услышит. Она его не почувствует. Нет, Эффи не умерла. Она бы не упустила момента помучить его, не упустила бы момента, чтобы его сердце обливалось кровью при одном взгляде на её изуродованное пытками тело.Она была в коме. И Хеймитчу стоило немалых нервов и сил, чтобы вытребовать у Плутарха и Койн единственную уцелевшую палату с аппаратами искусственного жизнеобеспечения. Хеймитч практически не выходил из палаты, он сидел в старом разорванном кресле как статуя и сверлил взглядом утыканное со всех сторон трубочками, тело Эффи. Но периодически, его нервы не выдерживали писка и шума аппаратов, ему становилось невыносимо тяжело смотреть на девушку, которая балансирует между жизнью и смертью по его вине, на девушку, которая страдает из-за него. Он поднимался с кресла с остекленевшими глазами и шёл бродить по серым и затхлым коридорам больницы, не замечая ничего вокруг себя. Он не обращал внимания на истекающих кровью людей, которые ждут, что им окажут помощь, не обращал внимания на изголодавшихся детей, которые тянули к нему руки, он был весь в себе, его мысли были заняты лишь одним человеком. В один из таких дней, когда Ментор угольного дистрикта был полностью погружён в себя, в одном из грязных коридоров его поймал Плутарх. Если бы он не схватил его за руку и не остановил, Хеймитч бы так и прошёл мимо, не обращая внимания, что его окликают по имени уже не первый раз. ⁃ Хеймитч, — в очередной раз обратился к нему бывший распорядитель. — Хеймитч, ты меня слышишь? Это касается Эффи, это важно. При упоминании имени девушки мужчина все-таки обратил своё внимание на Плутарха. Не говоря ни слова, он лишь взглядом дал ему понять, чтобы тот продолжал. ⁃ Ты прекрасно знаешь, в каком состоянии она сейчас находится. И неизвестно, когда она из него выйдет, — мужчина говорил быстро и сбивчиво, по нему было видно, что он очень волнуется. — Врачи ничего не обещают, а лишь говорят, что нужно ждать, и тогда что-то может проясниться и… ⁃ Это я и сам знаю, не нужно мне повторять то, что я слышу каждый день, — грубо и бесцеремонно прервал его ментор, не давая шанса договорить. ⁃ Хорошо. Я не буду тебе это рассказывать, ведь ты действительно и так всё знаешь, — шептал Плутарх себе под нос. — Но послушай, есть то, что ты действительно должен знать, и чем раньше ты это узнаешь, тем лучше, — уже более уверенно продолжил мужчина. Хеймитч выжидающе смотрел на него и ждал, когда же бывший распорядитель скажет хоть что-то дельное. Ему осточертело стоять посредине грязного и зловонно-пахнущего коридора, и хотелось уже вернуться в палату к Эффи, ведь он никогда не оставлял её одну надолго. ⁃ Говори быстрее или я уйду! ⁃ Да, конечно, просто послушай меня, это будет нелегко, — начал Плутарх. — Как ты знаешь, у всех женщин есть секреты, и Эффи не исключение. И секрет Эффи раньше мог стоить ей жизни, поэтому в него были посвящены лишь некоторые, а если быть точнее, то её мать и я, как это ни странно. ⁃ От меня у неё не было секретов, мы были очень близки, по-моему, это знает уже вся больница, — иронично произнёс Хеймитч. ⁃ Ну, раз так, то я думаю, тебе не составит труда пройти со мной, это не займёт много времени и не создаст проблем. Ты же у нас все знаешь лучше всех, — грубо ответил ему мужчина, зная, что спорить и убеждать ментора в обратном бесполезно, проще сразу ввести его в курс дела. Бывший распорядитель повёл Хеймитча по коридору в сторону детского отделения. Оно было единственной частью больницы, которая не пострадала во время революции и осталась целой и невредимой. Разница с другими отделениями была видна невооружённым взглядом: стены были яркие и разрисованные всеми цветами радуги, чтобы дети чувствовали себя уютно, везде были разбросаны всевозможные игрушки, и полы в палатах были устланы большими мягкими коврами. Ментор не понимал, зачем они пришли к детям, ведь их отделение последнее, дальше ничего нет. Но он следовал за Плутархом и не задавал лишних вопросов. Он начал думать, что возможно у Эффи действительно были секреты, в которые он не был посвящён. Но вспомнив, что она всегда и всё ему рассказывала, он отбросил эту мысль. Мужчины направлялись в самый конец отделения, где была игровая. С каждым шагом голоса детей становились громче, а их смех звонче и заливистей. Сквозь открытые двери было видно, что одна группа детей играла в догонялки, другая строила город из конструктора, а маленькая группа девочек устроили кукольное чаепитие. Плутарх остановился в дверном проёме, не пропуская Хеймитча дальше, и мужчина смог осмотреть всю комнату только из-за плеча бывшего распорядителя. Многие дети посмотрели на только что прибывших гостей, и, улыбнувшись мужчинам, вернулись к своим обычным играм. И лишь одна девочка не отводила взгляда от мужчин, точнее от Хеймитча. Она пристально смотрела на него, забыв о кукольном чаепитие. Ментору стало неуютно от такого пристального взгляда маленькой девочки, и когда он взглянул на неё и вопросительно поднял бровь, он заметил, что её глаза ему до боли знакомы. Они были ярко-голубые, как бездонное чистое море. Такие глаза он видел лишь у одной единственной девушки, такие глаза были неповторимы. Плутарх перехватился взгляд Хеймитча и понял, что действовать нужно именно сейчас, иначе он упустит нужный момент. ⁃ Мелисса, — тихо сказал он. — Её зовут Мелисса Тринкет. Но это лишь по тем бумагам, которые Эффи показывала, когда этого требовала ситуация. По официальным, которые хранились у меня, ее зовут Мелисса Эбернети, — Плутарх заметил, как напряглись скулы Хеймитча, но все же продолжил говорить. — Ей 5 лет, но она очень смышленая для своего возраста. По бумагам, которые имеются у меня, если с Эффи что-то случится, то девочку должен взять на воспитание ты. Как ты знаешь, Эффи в коме, и ты, — он замялся на несколько секунд. — Ты единственный, кто у неё остался. Мать Эффи убили миротворцы во время революции. Если ты от неё откажешься, она останется сиротой. Хеймитч молчал. Он не знал, как на это все реагировать. Ведь он убедился в том, что все-таки у Эффи был секрет, секрет от него. Она рассказывала ему все, даже самую незначительную мелочь, но умолчала о том, что у него есть ребёнок, умолчала о том, что он отец. А ребёнок — это далеко не незначительная мелочь. Он чувствовал себя преданным, чувствовал себя обманутым. Но он понимал, почему она так поступила, и будь он на её месте, он бы сделал точно также. Эффи знала, что Хеймитч не хочет детей, и никогда не скрывала того, что сама она мечтает о ребёнке. Она знала, что их отношения не должны быть известны никому, и поэтому рождение ребёнка все бы испортило и выдало их. Но Эффи была умная, Хеймитч знал это, и как он видел сейчас, она нашла способ, как скрыть свою беременность и ребёнка от всего Капитолия. За это он готов был снять перед ней шляпу, но за то, что она молчала 5 лет и не говорила ничего, он хотел задушить её собственными руками. ⁃ Она красивая, — только это и смог вымолвить ментор. — Она похожа на свою мать. И он был прав, она была маленькой копией Эффи: для начала он заметил только её ярко-голубые глаза, но потом он обратил внимание, что у девочки были светло-русые длинные волосы и пухлые губы, как у ее мамы. У него не возникло сомнений, что это её дочь, ведь она так похожа на мать. ⁃ Ты можешь подойти к ней, она знает, что ты её отец. Эффи не делала из этого секрета для неё. И как я уже сказал, она очень умна для своих лет. Хеймитч ещё несколько секунд постоял на месте, переминаясь с ноги на ногу, и в итоге сделал шаг по направлению к девочке. Мелисса все также не переставала смотреть на него, и ждала, когда он подойдёт к ней поближе. Преодолев расстояние, отделявшее его от девочки, он присел на корточки перед ней и протянул свою руку. ⁃ Привет, принцесса. Я Хеймитч, и я… ⁃ Ты мой папа, я знаю, — с восторгом сказала малышка, и, не обращая внимания на протянутую руку ментора, кинулась ему на шею. ⁃ Да, папа, правильно, — сказал Хеймитч, обнимая девочку в ответ и задумываясь о том, насколько дети непосредственны и искренни. Его сердце пропустила пару ударов, когда ребёнок прижался к нему ещё ближе. Он ожидал другой реакции: слез, криков, отрицания, но не того, что его примут так быстро. Он не ожидал, что девочка будет любить его лишь потому, что он её папа. ⁃ Дядя Плутарх сказал, что мама сильно заболела, и я буду жить с тобой, пока она не вылечится, — сказала девочка, отпуская Хеймитча и садясь обратно на стульчик. — А потом мы будем жить вместе, если ты захочешь, — уже почти шёпотом продолжила малышка, опуская глаза в пол. ⁃ Естественно будем, — прошептал Хеймитч, беря ребёнка на руки. — Будем, по-другому быть не может, — уже более уверенно сказал он, и направился в сторону выхода, чувствуя сейчас себя самым счастливым. *** Прошло уже 4 месяца, как Мелисса живёт вместе с Хеймитчем в Президентском дворце. Состояние Эффи за это время не улучшалось, и врачи не давали никаких положительных прогнозов. Но вместе с тем, состояние Эффи и не ухудшалось, что было приятным моментом в этой ситуации. Хеймитч был в своей комнате, когда ему сообщили, что суд над Китнисс закончен, и он сегодня должен вместе с ней улететь в 12 Дистрикт. Он понимал, что не может ослушаться этого приказа, но так же, он понимал, что ему придётся оставить в Капитолии Эффи которая в ближайшее время, не собиралась выходить из состояния комы. Порой ему казалось, что она делает это специально, чтобы позлить его. Но потом он отбрасывал эти мысли в сторону, и молился, чтобы она не умерла. Он собрал все вещи Мелиссы в сумку и ждал, когда она решит, с каким зайцем она хочет лететь на планолете: с серым в красной кофточке или с коричневым в платье в цветочек. В итоге выбор пал на коричневого, и убрав серого зайца в сумку, он взял дочку на руки и направился к выходу из дворца, в сторону планолета. ⁃ Мы оставим маму здесь? — поинтересовалась у него девочка. ⁃ Да, солнышко, но мы скоро вернёмся за ней, я обещаю, — не моргнув и глазом, соврал ментор, ведь он знал, что в ближайший год он не сможет приехать в Капитолий. Он знал, что он оставляет Эффи одну, снова, как и в прошлый раз. И он боялся, что в этот раз, он может ее больше никогда не увидеть.