Саунд к части: Leona Lewis — Broken
Тания боялась его безумно. Страх сковывал ее тело, выжигал душу с самого первого дня, когда она увидела его несколько месяцев назад, там, на вылазке за топливом. Бесстрашных грабить стало совсем сложно, они проложили до своих полигонов обходные пути, не желая нарываться на грабежи, и теперь оставалась только одна возможность как-то где-то чем-то поживиться — выслеживать стервятников, и на свой страх и риск пытаться втихаря взять у них необходимое. Та вылазка была полным провалом. Не только потому, что они потеряли почти весь отряд и вернулись ни с чем. Тания и два ее младших братишки успели скрыться в расселинах горы и с ужасом наблюдали, как их родных и друзей избивают и расстреливают стервятники, среди которых возвышалась фигура в длинном сером плаще. Этот высокий мужчина, совершенно не похожий на тех вороватых крыс, что сновали вокруг него, выделялся горделивой осанкой и необычайным спокойствием. Он больше всего напоминал робота или восковую фигуру и отчего-то вызывал едва ли не священный ужас, когда обводил глазами своих подчиненных и пленных, легким кивком головы отдавая приказ уничтожить всех неугодных. Но еще кошмарнее было, когда он, обернувшись, посмотрел прямо на нее, будто знал, где Тания спряталась, и, коротко ухмыльнувшись, стремительно удалился в отрытый входной люк покатой передвижной станции. Когда она увидела его второй раз, рассекающего пространство размеренными шагами в составе отряда стервятников, каким-то образом прорвавшихся в Город кочевников, она уже поняла, что он пришел именно за ней. Почувствовала, хотя и не хотела себе в этом признаваться. Зачем, почему, все эти вопросы отошли на второй план перед сковывающим ужасом от того, что творилось в их небольшом мирке… Он оказался почти полностью разрушен, уродам как-то удалось пробиться через охрану, что они с ними сделали, паникующий мозг Тании не успевал осознавать. Тания знала, этому наводящему на нее ужас мужчине нужна она, и все это из-за нее. Из укрытия, прижимая к себе головки малышей, она видела, как стервятники сажают связанных мужчин на колени, наставляя на них автоматы. — Выходи, — мужчина сказал это негромко, но она услышала, и даже не могла дать себе отчет в том, что он шевелил губами. — Ты знаешь, что я пришел за тобой. Каждая минута, что я теряю здесь, будет стоить жизни одному из твоих родных. С кого мы начнем, Тания? Озноб прошел по ее спине, все тело трясло от неимоверного ужаса. Он не человек, не отсюда… Он все знал наперед, он мог разговаривать, не шевеля губами… И он… как это ни странно, был чем-то похож на Риза, такой же идеальный, ровный и невозмутимый… Но это бред, абсурд! Риз за свою жизнь… Внезапно Тания почувствовала, будто кто-то поселился в ее голове и заставлял действовать против воли. Тело отказывалось служить ей, ослабев за секунды, она по какой-то причине стремилась туда, к источнику этой власти над ней, и одновременно была страшно напугана, потому что ощущение неправильности от пережитого не покидало ее. — Первым умрет этот подросток, — объявил он и ствол его оружия ткнулся в голову Заку. Этого она уже не вынесла. На секунду прислонившись щекой к теплой голове братишки, она поползла по подвальному помещению, чтобы вылезти с другой стороны и не выдать место, где прятались дети. — Я здесь. Не понимаю, зачем я тебе нужна, но оставь их в покое! Мужчина рассматривал ее, будто перед ним был любопытный экспонат. Тания почувствовала себя мелкой, никчемной и беспомощной под этим взглядом, но глаз она не отвела, прямо глядя на мужчину и еще больше расправляя плечи. Конечно, он отличался от стервятников, был совсем непохож на них. Правильные черты лица, будто застывшая гипсовая маска. Сосредоточенный равнодушный взгляд, в котором не наблюдалось ни капли человечности. Все вокруг были для него букашками, которых он равнодушно разглядывал свысока. Сначала Тания подумала, что это тот самый Беслан, что верховодил у воров, но сразу же отмела эту мысль. Никакой это не Беслан, это существо на порядок выше крадущих все, что плохо и не плохо лежит, недалеких крыс. И она зачем-то была нужна ему. — Ты пойдешь со мной добровольно или нет? — Пойду, если ты отпустишь всех! — Вот прямо всех? — он приподнял брови в удивлении, вот только интонации оставались безучастными. Но скосил глаза и указал своим людям на нее взглядом, а душа Тании скатилась в пятки. Куда он ее поведет, что сделает… Она не помнила, как попала в этот темный, тюремный подвал. Тонкая игла больно впилась в шею, и очнулась она уже на железной койке пленницей, заточенной в четырех стенах, в огромном, железном помещении, отделанным изнутри резиной, пластиком и металлом, где было всегда тихо и стоял полумрак, рассеянный несколькими аварийными лампами, никогда не сменяющийся дневным светом. Там, с другой стороны решеток всегда кто-то был, сторожа пленницу. Хотя для чего эта охрана, Тания не понимала — слишком крепкий был замок на двери ее небольшой ловушки, отгороженной сваренной арматурой. И сколько здесь таких клеток, сосчитать не удавалось, но все они были пусты. Тот, кто наводил на нее ужас, появился не сразу. Сколько дней она повела в этом каменном мешке, Тания не знала, совсем запуталась. Пыталась заговорить с охранниками — тщетно, они лишь глумились и насмехались. Каждый раз когда кочевница подавала голос, они принимались обсуждать, как она может быть хороша и сколько за нее можно будет выручить денег… Иногда кто-то приходил, приносил еду и воду, выводили в отсек заменяющий санузел, глумливо издеваясь и масляно разглядывая пленницу, но даже пальцем не трогали. Главный не разрешал. А у Тании внутри иной раз все обмирало при одной только мысли — как долго продлится ее неприкосновенность и что с ней сделают? И сколько тут, в этой тюрьме, уже побывало украденных, ставших невольницами и в итоге проданных, как скот? Когда он пришел к ней, она была уже даже рада — лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Но он ничего не говорил. Она лишь услышала звук размеренных широких шагов, гулко раздававшихся в тишине этого помещения, и Тании казалось, что это заколачивается крышка ее гроба, а она ничего не может сделать. Чувство безысходности уже в который раз настигло ее, хотелось выть и биться в этой маленькой камере, рвать решетки, только бы освободиться, а ее мучитель только смотрел на нее сквозь прутья, и от его присутствия мурашки по коже бегали табунами. Тания заговорить первая не решалась, ей больше всего хотелось свернуться клубочком, инстинктивно закрыть голову руками, как в детстве, залезть под кровать, зажмурить глаза, лишь бы этот ужасный человек перестал сверлить ее взглядом. — Это не поможет, — ровный баритон мужчины нарушил тишину. — Не стоит меня бояться, я не причиню тебе вреда, если мы с тобой договоримся. — Что не поможет? — пролепетала Тания, стараясь не смотреть на него. — Ты пытаешься от меня закрыться. И хоть это интересная реакция, но не сработает. Твои мысли и чувства не секрет для меня. Разве тебе Риз не рассказывал о нас? — Ты знаешь Риза? — в душе Тании зародилась надежда, что если этот страшный человек знаком с ее братом, то, может быть, он, и правда, не причинит ей вреда? Может быть… все не так плохо? — Я-то вот знаю, — проговорил Зейн вкрадчивым голосом. — А ты, кажется, понятия не имеешь, кем на самом деле является твой возлюбленный родственник… Сердце мучительно толкнулось о ребра и вроде бы даже остановилось на секунду. Господи, откуда он знает, что ему… еще известно? — Что касается тебя и Риза — я знаю абсолютно все. И, видимо, сделал неправильную ставку. Мне нужно, чтобы Риз сам, добровольно пришел ко мне, но ради тебя он не придет, как это ни печально. Зато он придет ко мне ради другой девушки, и вот тут ты сможешь сыграть свою роль, если правильно себя поведешь. — Слушайте, я не знаю, кто вы такой, что вы хотите и зачем вы меня сюда притащили… — Я как раз пытаюсь тебе это объяснить, но ты меня перебиваешь. Это было первое предупреждение. Второй раз за дерзость тебя ждет наказание. Этот его спокойный, безучастный тон и несколько надменная речь разозлили Танию. Ярость охватила ее внезапно и, прежде чем она успела подумать или как-то осознать, что находится в полной власти этого человека, выплюнула ему в лицо: — Да иди ты нахрен, со своими пугалками, пуганная уже, не страшно… — Да? Может, проверим? — спросил он, и… ничего не изменилось. Он все так же пристально и безучастно ее рассматривал, Тания уже хотела спросить, не собирается ли он испепелить ее взглядом, когда… услышала странный звук, которого не должно было быть в камере с железными стенами. Слабое шуршание, от которого приходит в ужас любой житель леса, чуть подрагивающее и нарастающее, раздалось из угла и стало явно приближаться. Тания отвернулась от решетки, пытаясь вглядеться в темноту, но глаза отказывались служить ей, лишь звук, ввергающий в панику, настойчиво лез в уши. Сердце трепыхнулось и забилось с утроенной силой, ужас накатил такой, что моментально взмокла спина и ладони, тонкие пальцы заледенели и, сжавшись в кулаки, впились в кожу кончиками ногтей. Только теперь Тания смогла разглядеть то, чего она боялась больше всего на свете: из всех щелей на нее ползли змеи, черные, небольшие, и она точно знала — страшно ядовитые. Тут в камере некуда было от них скрыться, залезть на лавку не поможет… Спиной она врезалась в решетку, забыв, что сразу за ней стоит ненавистный ей парень, и закричала так громко, что даже сама не осознала, что этот звук выходит из ее глотки. А змеи приближались, опутывая ее ноги, и она совершенно явственно почувствовала первый укус, такой болезненный и едкий, будто вместо яда у этих тварей была кислота. — А-а-а-а! — визжала Тания на одной ноте. — Они закусают меня до смерти… Пожалуйста, выпусти меня, выпусти! Она не понимала, что пытается пролезть между решетками, безнадежно застревая, кричала, плакала, а дыхания не хватало ни на что, она захлебывалась слезами, не осознавая, что Зейн просто стоял и ничего не делал, наблюдая за ней с интересом экспериментатора. Тания не помнила, как все закончилось. Она очнулась, обнаружив себя на прорезиненном полу, и вокруг никого и ничего не было. От воспоминаний о пережитом ее трясло, она прислонилась спиной к стене и сжалась в комок. «Что это было? Откуда тут змеи? Они что, держат их где-то в стенах, а когда нужно ее наказать, выпускают? Но… откуда они узнали, что змеи — это самый ужасный кошмар моего детства? Или они всех тут змеями пугают?» Ответы на вопросы пришли позже. Мужчина приходил к ней снова и снова, и Тания успела многое понять. Звали его Зейн Кёртис, как она и предполагала, он не стервятник, не кочевник и не горожанин. Он пришел откуда-то извне, но не потрудился внятно объяснить ей откуда именно. Попытавшись огрызнуться на него еще пару раз, Тания быстро поняла, что это действительно чревато наказаниями. Как он это делал, оставалось загадкой. Она тонула, захлебываясь водой прямо посреди камеры, пылала огнем, с криком и ужасом глядя на свои облезающие от жара руки, ее тело протыкалось множеством едких игл, принося невыносимые страдания, и она очень быстро поняла, что спорить с этим человеком не стоит. Тания старалась как-то закрыться от него, не смотреть ему в глаза, но помогало это плохо. Однако, Зейн наказывал ее только за дерзость. Он был довольно адекватен, если Тания разговаривала с ним спокойно и вступала в диалог, так что вскоре она поняла, что он от нее хочет. — Твой Риз нужен мне, — довольно мирно объяснил ей Зейн. — У него долг передо мной. Он забрал одну важную вещь и скрывается, потому что не хочет мне ее отдавать. — Он один из вас? Из таких, как ты? — Безупречных? Да, мы оба оттуда. Я знаю где он, но беда в том, что он должен прийти ко мне добровольно и отдать мне мою вещь сам. Я не могу заставить его, угрожая его жизни, но вполне могу себе позволить угрожать чужой… — То есть, ты хочешь, чтобы я уговорила его прийти? Или что? — Он придет. Это лишь вопрос времени. Я хочу, чтобы ты убедила его остаться здесь. Со мной. — Риз никогда не останется у стервятников! — пылко вскрикнула Тания. — Ты совершенно не знаешь его, если думаешь, что он будет работать на тебя! — Мне нравится, когда ты послушная, — чуть склонил голову набок Зейн. — Я постараюсь объяснить, чтобы ты поняла. Я не хочу, чтобы Риз работал на стервятников, а хочу лишь, чтобы он вернулся на место, предназначенное ему судьбой. — И что он должен будет сделать на этом «его месте»? — Риз — наш лидер, на самом деле. И у него есть то, без чего мы не можем существовать. Он предал нас, забрал источник жизни и скрылся здесь, в этом месте. Мы долго искали его и не могли найти, повезло только мне. — Не понимаю, что ты от меня хочешь… — недоуменно покачала Тания головой, силясь понять, как же выбраться из этого положения. — Я хочу заручиться твоей поддержкой. Ты должна будешь убедить его, что ему не место среди горожан. Ты ведь в курсе, что он хочет стать Бесстрашным? — Ты врешь! — вскрикнула она, и взгляд ее стал злым. — Он не мог! Он один из нас! Тания почувствовала страх и поняла, что закричала она совершенно зря. Зейн снова изучающе уставился на нее, и что за вот этим сковывающим грудь ощущением не последует ничего хорошего, она знала точно. — Прости, не делай этого, я не буду повышать голос! — взмолилась она, чувствуя отвращение к себе, камере, страху, а к Зейну особенно остро. — Хорошо, но будешь орать… — Я поняла. Я не буду, — Тания опустила глаза, понимая, что находится в безвыходном положении. Как бы ни было противно, но с каждым разом выносить страх становилось все мучительнее, и гораздо проще было подчиниться и говорить с ним покладисто, как он хочет. «Тем более не такой уж он злобный, когда не нагоняет ужас». И от этой мысли становилось как-то совсем уж не по себе… — Настоящее имя твоего «Риза» — Дей Идрис, он не говорил тебе, потому что приберег его для другой, — Зейн прищурился, ожидая отклика на свою реплику, и она не замедлила наступить. — Какой еще… — Помнишь девушку, с которой он приходил к тебе, в ваш город? Именно за ней он придет сюда, ведь у них любовь до гроба, — Зейн усмехнулся, и в голосе его явно промелькнуло презрение. — Поменял тебя на еще более примитивную, а ты для него всего лишь сестренка… — Он мой брат! — сердито, стараясь держать себя в руках, выпалила Тания. — И не более! — Ты можешь обманывать и себя, и кого хочешь, вот только меня тебе не обмануть. Я могу читать твои мысли, я знаю все твои страхи, все твои переживания… Все эмоции. Более того, я могу сделать с тобой все, что мне будет угодно, и я тебе демонстрировал это. — Ну хорошо, — раздраженно бросила Тания, — а от меня-то что надо в таком случае? Допустим, Риз придет за своей девушкой, ну и ради нее все тебе отдаст, я тебе зачем нужна? — Да, в общем-то, ни зачем, — пожал плечами Зейн и отвернулся. — Я не сразу понял, что между вами ничего нет, сначала твои мысли выдали твое отношение к нему, и я думал, что оно взаимно, но потом оказалось, что это не так. Но отпустить я тебя не могу. Когда он придет, я хочу, чтобы ты нашла аргументы, почему ему стоит остаться здесь, в противном случае, я сначала убью тебя на его глазах, если он не отдаст мне то, что нужно, а потом и его самку. Так что ты можешь пригодиться. — Ненавижу тебя, — забыв о последствиях, крикнула Тания, стукнув кулачками о прутья решетки. В голову полезли непрошеные мысли, что если бы только он оказался рядом, она выцарапала ему глаза и перегрызла горло. Зейн нехорошо усмехнулся. Он провел рукой по замку и вошел в камеру, останавливаясь в непосредственной близости от нее. Тания думала, что самое страшное с ней уже произошло, и так удивилась, когда Зейн оказался рядом, что не сразу поняла, что их уже не разделяет решетка. Он разглядывал ее с интересом первооткрывателя, чуть нахмурившись и сощурив глаза. — Что же ты? — голос его стал неожиданно мягким и тягучим, из него, казалось, даже ушли безразличие и самодовольство, а тембр, будто превратившись в кошачье мурлыкание, ласкал слух, и неожиданно Тания почувствовала, что она совсем не хочет отпрыгивать от него, как подсказывали ей инстинкты в первые минуты. — Вот он я, делай со мной, что хочешь, — он не двигался, стоял на одном месте, но у Тании все равно взмокли ладони, стало очень жарко и дыхание участилось так, будто бы она долго бегала по лесу. Тания не знала куда спрятать глаза. То, что с ней происходило не поддавалось никакому разумному объяснению. Она неожиданно для себя поняла, что он очень высокий, и у него широкие плечи, до которых захотелось дотронуться, провести ладонью, спускаясь на руки, налитые мышцами. В нос ударил типично мужской запах, слегка терпкий и влажный, отчего у нее едва заметно затрепетали крылья носа и потребовался срочный приток воздуха. Тания подняла на него глаза, против воли отмечая, что, оказывается, у него необычная радужка, особенно когда он просто смотрит, интересного стального оттенка. Красиво очерченный рот сейчас изогнулся в легкой улыбке, будто приглашая ее, губы Тании разомкнулись и немедленно пересохли так, что непременно захотелось пройтись по ним языком, увлажнив при этом. — Я все еще противен тебе? — Тания могла биться об заклад, что он ничего не сказал, а его слова возникли прямо у нее в голове. Ее прошиб пот, она понимала, что с ней творится что-то не то. Она не должна была думать о его губах, не должна была грезить о касаниях и этих широких ладонях с длинными ловкими пальцами, мечтая, как они могли бы скользить вдоль ее тела… — Ты все еще хочешь сопротивляться? — он придвинулся ближе, и Тания с ужасом подумала, что ни в коем случае нельзя допускать, чтобы он прикоснулся к ней. Потому что если он прикоснется, она сразу умрет, прямо вот тут, на этом грязном полу, этой идиотской камеры. Потому что все ее тело просило этих касаний, казалось, будто ее собственная кожа исчезла, и на ее месте возник магнит, который притягивал этого мужчину, заставляя желать его близости каждой своей клеточкой. Она отступала и отступала от безупречного, пока не наткнулась на стену спиной, то опуская глаза, то снова поднимая на мужчину взгляд, будто умоляя его о пощаде. Тания тонула в эмоциях, ощущениях сильного, поджарого тела рядом с собой, упоительно-возбуждающего запаха и все, что она хотела в этот момент, чтобы он, наконец, дотронулся до нее, и в то же время понимала, что этого никак нельзя позволить. Зейн прекрасно видел, что происходит с Танией, и интерес его подогревался с каждой минутой. Она боролась, и борьба эта не на шутку интриговала его — получится у нее или нет? У Зейна не было задачи уничтожить её, только чисто научный интерес, поэтому он тщательно дозировал свое воздействие на нее. Эта игра затягивала все больше, ему было неподдельно любопытно, чем все закончится? Он двигался в направлении Тании, все ближе и ближе, и некое странное чувство, просыпалось в нем. Зейну было приятно, что Тания его хочет, так откровенно и неистово, несмотря на то, что он понимал — это он сам заставил ее организм этого хотеть… — Ты же понимаешь, мне бесполезно сопротивляться, — его голос показался Тании самой лучшей музыкой, но на задворках сознания билась мысль, что так быть не должно. Он враг, он хочет зла… Кому… Ах да, Ризу и его девушке… Да не все ли равно… Он уже так близко, что она чувствовала, как его дыхание легонько шевелило ее волосы. Тания низко опустила голову в бессвязной попытке как-то все это остановить, и одновременно умоляя и надеясь, что это не прекратится. Длинные, такие вожделенные пальцы подцепили ее подбородок и приподняли кверху, заставив посмотреть на него. Другой рукой он обхватил ее за талию, прижимая к себе плотнее, придерживая под спину, и пристально разглядывал. Она не хотела, но против воли распахнув глаза, утонула в холодном океане серой радужки. Он был очень спокоен. Лицо застыло красивой маской. На секунду, ей показалось, что кроме безразличия и равнодушия, в его глазах затеплилось что-то еще, но голова уже совсем отказывалась соображать, потому что его губы были все ближе и ближе, и прекраснее их осязания могло быть только до боли необходимое, чувственное касание. Эмоции накрыли Танию с головой, она никогда не испытывала ничего подобного. Опуская ресницы, она знала, помнила, что в темных зрачках, на самом дне, стоял холод, но сейчас, в данный момент ей было все равно. Где-то в глубине души металась мысль, что она должна чувствовать к нему отвращение, должна ненавидеть, но это обволакивающее изнутри, сладкое, тягучее томление было сильнее ее… и Тания внезапно почувствовала, как ослабели ее ноги, а от живота поднималось и растекалось по всему телу набирающее обороты пламя, сжигающее ее заживо до самых кончиков пальцев, заставляющее сердце неистовствовать, а дыхание срываться. От поцелуев мужчины, от ставших теснее объятий сильных рук, оно только разрасталось, и Тании стало казаться, что она больше не выдержит. Она прихватила его губы своими жадно, ладони, оказавшись на его плечах, поглаживали. Неизведанная, волнующая дрожь пробегала по телу. Легкий стон сорвался с губ. Это мучительно прекрасно, никогда с ней подобного не было. Все, что делали его губы, руки, пальцы, все что она делала с ним, вызывало странные, потаенные ощущения, в которых так хотелось утонуть… Судорожный вдох, в глазах словно рассыпались искры, ее вышвырнуло из странного небытия в полумрак камеры так резко, что Тания вся покрылась ледяным потом. Сердце билось где-то у самого горла, сознание затапливало ужасным пониманием произошедшего, что это он ее за-ста-вил! Он. Стоящий перед ней, обманчиво расслабленный, отрешенный, с застывшим взглядом, чуть глумливо улыбающийся. Однако… Его дыхание не так уж ровно, как он пытался показать, а мелькнувшее на секунду вожделение не укрылось от зоркого взгляда Тании. «Не так уж ты все контролируешь, а, Зейн?» Она не успела осмыслить и испугаться своих дерзких мыслей, потому как поняла — то, что он сделал с ней гораздо хуже всех тех страхов, которые он вызывал у нее в голове. Он мог заставить ее делать все, что он захочет, стоит ему захотеть ее тела, и она сама разденется перед ним и ноги раздвинет… От этой мысли запылали щеки, в носу защипало, и Тания поняла, что она сейчас разрыдается от сознания того, что она ничего не могла с этим сделать. А он все смотрел, наблюдал и копался, копался у нее в голове. В отчаянии, она обхватила виски, сжала их ладонями, мотая головой из стороны в сторону, будто пыталась избавиться от его присутствия, но Зейн, постояв еще пару секунд, развернулся и ушел, не сказав ни слова. И вот тогда Тания дала волю и слезам, и мыслям, и безысходности…* * *
Fourtones — Obsession
Меряя коридор размашистыми шагами, Зейн, изо всех сил стараясь отрешиться от всего и вернуть себе спокойное расположение духа, шел в свой отсек. Сколько времени было потрачено впустую, сколько разговоров, уговоров, увещеваний и запугиваний, и все напрасно. Эта глупая самка такая тупая, что в тот момент, когда ему казалось, что он уже уговорил ее, все объяснил вроде, она снова срывалась с крючка. Последний раз, когда она загорелась в камере от своего страха, ему пришлось лечить ее ожоги, он что-то увлекся, это было странно и больше такого допускать не хотелось. Он не головорез, и убивать просто так, ради удовольствия, радости в сущности было мало. Заставить что-то сделать человеческую примитивную особь труда не составляло, а вот заставить ее сделать так, как ему нужно, но чтобы она сама поверила в необходимость своих действий… Оказалось сложно. Почему-то. Пойти на контакт она согласилась, только когда поняла, что он вызывает ее самые ужасные страхи, но она ему не доверяла. Боялась. Страх лишает воли, но не приводит к нужному результату. Тактику нужно было срочно менять, или пустить эту девку в расход и больше не мучиться с ней. Но то, что сейчас произошло в камере… странно и не должно было быть именно так. Он хотел унизить девушку, показать ей, насколько сильна его власть над ней, но с того момента, как в его голове не стало контроллера, все изменилось. Да, он попал сюда, на Землю, и даже смог какое-то время, нужное ему, оставаться незамеченным. Безупречный не врал, когда говорил, что Дей Идрис действительно необходим им всем, он знал, что имея такого союзника, как сын лидера клана, они вместе будут практически непобедимы. И задуманное осуществится гораздо быстрее. Потому он приложит все усилия, чтобы так и было. Тания оказалась примитивной, но непокорной. Это вызывало странное чувство, которое явно пестрело негативом. Ему, не привыкшему испытывать эмоции, сложно было охарактеризовать свое состояние, но он знал, что все земные интеллектуальные существа испытывают разнообразные переживания. Зейн был умен, он всегда мог просчитать все ходы наперед, даже не прибегая к помощи Оракула. Он понимал, что кибернетический организм, призванный помогать, уже давно имеет власть над ними гораздо большую, чем они себе представляют, и как только появилась возможность избавиться от чипа под предлогом того, что он должен организовать восстание на земле, он поспешил сделать это без колебаний. Однако тело подводило его. Вызвать в самке примитивных желание было несложно, но испытать его самому… просто унизительно. Кто она такая, что, вообще, произошло? Зейн пытался найти ответ на свой вопрос, пока шел к себе, и отчего-то именно сегодня коридор показался ему бесконечно длинным. Желание скорее оказаться у себя и сделать зачистку, выедало его изнутри, сжигало заживо чувство, что все пошло наперекосяк. — Я так понял, что возня с этой девкой доставляет тебе немалое удовольствие? — раздался из темноты коридора насмешливый голос, и безучастное лицо Зейна на миг исказилось досадливой гримасой. Главарь стервятников и в другое время не лучший собеседник, а сейчас Зейну Кёртису никого не хотелось видеть. — Что тебе надо? — равнодушно спросил он, призывая себе на помощь все самообладание, что у него оставалось на данный момент. Билли сделал шаг вперед, и тусклая лампочка коридора осветила его физиономию, на которой застыло презрительное, как никогда, выражение. Этот примитивный стал слишком много себе позволять последнее время, думалось Зейну, все эти почти ритуальные убийства с целью выманить дочь лидера вызывали брезгливость и отторжение. Слишком скотски поступал этот примитивный, слишком много вкладывал эмоций в довольно простое дело. Сам же Зейн свою комбинацию с избиением Риза чужими руками считал изящной и менее затратной по времени, а такое понятие, как совесть, совсем не беспокоило его. — На эту девку уходит много жрачки, ее приходится охранять уже больше двух месяцев, а выхлопа от нее как не было, так и не будет. Ты сам сказал, что облажался с ней, так зачем ты ее тут маринуешь? Я бы мог неплохие деньги за нее выручить, пока она… еще имеет товарный вид. Или ты сам решил ее попользовать? — Она сестра Идриса. Он придет сюда, и она сможет воздействовать на него… — Самая тупая отмазка из всех, что я слышал! — глумливо перебил его стервятник. — Почему бы тебе просто не признаться, что ты запал на телку и хочешь ее трахнуть, тем более, что она сама не против… — Ты забываешься, Беслан. Помни, с кем ты разговариваешь, извинись и, возможно, кара не будет слишком жестокой, — Зейн говорил все тише, а воздух вокруг них сгущался, глаза у Билли забегали, потому что он как-то забыл последнее время, что безупречного не стоит злить. — Ладно, ладно, прости, — зачастил он, поднимая руки вверх в извиняющемся жесте. — Просто, если тебе телка нужна, ты так и скажи. Зачем портить хороший товар, а девку я тебе и подешевле найду… — Пошел вон, — безупречный сказал это тихо и размеренно, но вот челюсти сжал так, что Билли показалось, что у Зейна скрипнули зубы. — У меня есть покупатель на нее, Зейн, — не понял угрожающего взгляда Билли, все еще желающий получить свою выгоду. — Просто глупо упускать хорошую сделку, у нас не так много… Договорить он не успел. Из темноты сначала показалась раскачанная рука, полностью покрытая татуировками до самых пальцев, сжимающая пистолет. Билли затравлено оглянулся, уже подозревая, что молчание безупречного не принесет с собой ничего хорошего. Последние несколько месяцев Зейн раскис, что послужило этому бывший Бесстрашный, а ныне главарь стервятников, не знал. Но он помнил, каким Зейн появился впервые перед ним с предложением неплохо подзаработать — безучастным, беспринципным, твердо и размеренно двигающимся к своей цели. По трупам, по живым людям, ему было все равно. А теперь все изменилось… И главарю подонков не нравились эти перемены. Расширившимися от испуга глазами, Билли наблюдал, как из сумрака появляется фигура Алекса, того самого, молодого, которого так хорошо запомнил бывший Бесстрашный. Запомнил его глаза, полные злости и негодования, когда Уотерс рассказывал о своих махинациях, раздувающиеся и трепещущие ноздри, сжатые намертво челюсти с перекатывающимися по скулам желваками, и ту яростную угрозу, которая исходила от младшего Эванса. Билли точно знал, что ему никак нельзя попадаться, Алекс не просто не оставит его в живых, а припоминая всю мерзоту, что принес ему заклятый дружок, мог обеспечить ему такую смерть, которой не пожелаешь никому. И потому сейчас, с ужасом наблюдая, как высокая мощная фигура двигается к нему, на ходу дергая затвор и прожигая его полным ненависти взглядом, первое, что захотелось сделать стервятнику — это сорваться с места и уносить ноги, пока цел. — Нет! — Билли мелко замотал головой из стороны в сторону и почувствовал, как у него затряслись все поджилки, хотя и знал, что Алексу неоткуда взяться тут, на мобильной базе. — Не-е-ет! Этого не может быть! — но сын лидера шел к нему, и чем ближе он становился, чем решительнее наставлял на Билли пистолет, тем сильнее ходила ходуном грудь и тряслись пальцы. Надо бежать, срочно, но ноги опутали кандалы, а на запястьях наручники, и даже двинуться не получалось, не то что куда-то убежать. — Не-е-е-ет! — разорвал тишину коридоров нечеловеческий вопль, и вдруг в одно мгновение все прекратилось. Не стало ни Алекса, ни наручников, ноги оказались свободны. Только безучастный Зейн оставался неподалеку и на виски давила пустая гулкая реальность. Безупречный чуть склонил голову набок, будто записывал свои наблюдения на одному ему известный носитель. — Не думал, что ты его так боишься, — Билли показалось, что в голосе Зейна, помимо надменности и равнодушия, зазвучало удовлетворение. — Самка мне нужна живой. Это не обсуждается. И смени портки, смотреть противно. Больше не глядя на стервятника, Зейн открыл дверь и быстрым шагом пересек комнату, направляясь к шкафу, где у него было средство отрешиться от всего. Безупречный не любил проводить зачитску памяти, чтобы избавиться от всякого ненужного хлама, он давно, еще ребенком понял, что любой опыт полезен, даже самый незначительный, будучи записан в определенных отделах мозга, он рано или поздно пригодится. Поэтому он никогда не верил взрослым на станции, у него всегда была своя цель. Билли путал его планы. Для Зейна, естественно, секретом не являлось, что стервятник хочет поживиться, но сам Зейн с этой самкой еще не закончил. Почему именно она… Возможно, план созрел еще там, в горах, когда он явственно услышал ее, спрятавшуюся среди камней, такую мерзкую в своем всепоглощающем страхе. Она казалась ему самым перспективным вариантом, он четко увидел образ Идриса у нее в голове, ее мысли о Дее, которого она называла Ризом, были прозрачными и понятными до тошноты. В начале поисков он сунулся было в город, но там Дея не обнаружил, сколько ни копался у людей в головах. В застенье бывшего друга найти было нереально, но он продолжал искать, надеясь, что рано или поздно чьи-нибудь мысли выдадут его, или он найдет человека с выдающимися способностями… Вскоре, среди стервятников прошел слух, что появился кочевник, который делал передатчики от скримменов практически из воздуха, и Зейн понял, что это, скорее всего, Идрис. Безупречный объявил за живого Дея неплохую награду, а то, что он наткнулся на девушку, с которой Дей практически вместе вырос, он счел редкостной удачей. Да, наконец-то ему повезло, зная Дея, он вполне мог предположить, что тот не терял здесь времени даром, пользуясь всеми благами, которых они были лишены на станции. А стало быть, он придет за своей самкой, найдет его, и тогда Зейн его точно не отпустит, пока не получит желаемое. Сегодня зачистка была необходима. Он получил опыт, о котором лучше забыть поскорее. Конечно, на сознательном уровне он будет помнить, что он сделал и не повторит этих ошибок, а вот то, что он почувствовал, когда его губы дотронулись до девушки, когда они прильнула к нему своим разгоряченным телом… когда ее руки прошлись по плечам, сначала невесомо, а потом сильнее сжимая, притягивая к себе, чтобы раствориться в нем… В нем, не в ком-то другом! Некое приятное чувство — да, это, несомненно, было положительное ощущение, — стало зарождаться где-то внутри. Так не должно было быть, у него атрофированы все возможности испытывать эмоции… Хотя тут он успел столкнуться с разными проявлениями человеческих чувств и… не все их хотелось забыть. Прибыв сюда со станции, он впервые почувствовал запах и вкус жареного мяса, испытал гнев, досаду, раздражение. Он знал, что отрицательные эмоции испытывать легче, поэтому первое, что он сделал, поняв, что не может справиться с нахлынувшими чувствами, просто застрелил одного из примитивных людей Беслана — ранее чип не позволял ему убивать. Когда он сделал это, почувствовал не только контроль над чужим разумом, но и власть над жизнью. Это принесло незабываемое впечатление, его стали бояться, и Зейну это нравилось. Но тело подводило его. Любой разум примитивных существ был подвластен ему, а вот такой пережиток, как человеческий организм, опускал его сразу на несколько ступеней, заставляя почувствовать себя животным. Оказавшись здесь, он испытывал голод, жажду, сталкивался с проявлением человеческих эмоций и не со всеми он мог так легко справляться. Самка удивила его. Отчего-то он не мог не думать о ней, все время мысленно возвращаясь и проверяя, что она делает и о чем думает. Она тоже думала о нем. Ненавидела, испытывала отвращение, смешанное… с желанием. Теперь, когда он уже оставил ее в покое, она все еще испытывала тягу к нему, и его это обескураживало. Нужно было срочно сделать себе инъекцию и забыть ее гибкий стан в своих руках. Не думать о закушенной до крови губе, когда она боролась со своими вспыхнувшими благодаря ему эмоциями. Выбросить из головы. Да, он умел воздействовать на определенные отделы мозга, чтобы выделялись именно те гормоны, которые нужны. Умел. Эффект оказался странный. Такой, будто ее выделившееся эйфоретики, воздействовали и на него. К такому обучение на станции его не готовило. Сегодня он все забудет, а через несколько дней нужно будет повторить эксперимент, он пойдет к ней и проверит еще раз. Не может такого быть, чтобы ОНА могла воздействовать на него. Не может. И не будет. Прозрачная жидкость медленно перетекала в вену, давая освобождение от всего того непонятного, что творилось с Зейном. На сегодня все, ничего больше не будет. Только спокойствие и здоровый крепкий сон.* * *
— Когда ты на меня так смотришь, я чувствую себя тараканом. Если ты хочешь от меня добиться сотрудничества, сделай лицо попроще, — шалея от своей смелости, гордо выставив подбородок, проговорила Тания в ответ на долгий пристальный взгляд. Зейн не приходил долго, она уже успела забыть, как это, испытывать страх на пустом месте и попадать в галлюцинации безо всякого видимого воздействия. — Хотелось бы знать причину твоей глупой храбрости? — неспешно ответил Зейн. — Уж не думаешь ли ты, что когда Риз явится, он сможет уйти отсюда вместе с тобой… Что тебе дает возможность так думать? — Риз смелый. И ловкий. Он обязательно спасет меня, и все твои интриги не смогут его остановить. Я так и не понимаю, зачем я тебе нужна, ведь он меня никогда не слушал! — Я уже сказал, что совершил ошибку. Жизнь на этой планете оказалась не такой простой, как кажется, — его губы искривила едва заметная усмешка. — Ты больше интересна в качестве эксперимента. Видишь ли, у меня практически не было возможности узнать о людях достаточно, чтобы бороться с ними. Мы считаем вас слишком простыми, примитивными, которых легко просчитать, но оказавшись здесь, я столкнулся с некоторыми особенностями вашего вида… — Нашего вида? — изумилась Тания, и ее маленький ротик слегка приоткрылся. — А ты сам к какому виду относишься? Не к нашему разве? — Я отношусь к следующей ступени эволюции, примитивная, — губы Зейна искривились в презрительном оскале, а холод в глазах мог бы заморозить целый континент. — А, точнее сказать, к следующей лестнице, если выражаться образно. Потому что сколько бы людишки тут ни развивались, они никогда не достигнут того уровня совершенства, потому что… А хотя ты слишком примитивна, чтобы понять! — Только не лопни от напыщенности! — огрызнулась Тания, обидевшись. — Прости, ты не злись только… — поняв, что снова дала волю чувствам, пролепетала она. Тания заметила, что как только Зейн заходит к ней в отсек, его сразу все покидают. Никогда никого тут не было, когда он оказывался рядом. В голову полезли мысли, что может быть можно это использовать, когда Зейн вдруг, ни с того ни с сего запрокинул голову, и гомерический хохот отразился от металлических стен трюма. — Может, скажешь, что смешного, вместе повеселимся, — нахмурилась Тания. — Ты и правда примитивная. Не поняла еще, что я знаю все, о чем ты думаешь?! Неужели ты можешь рассчитывать, что я зайду к тебе в камеру, не контролируя твой разум? Конечно, мне не нужна никакая охрана. И не положено им знать, что за эксперименты я тут провожу над тобой. Тания смотрела на безупречного и никак не могла понять, что происходит. Всегда такой холодный, отстраненный, с застывшей маской на лице, сейчас Зейн смеялся. Это было недолго, и его лицо почти сразу приняло обычное чуть презрительное выражение, но она видела своими глазами, его рот, растянутый в улыбке, а не в презрительной усмешке, глаза, в которых плясали искорки смеха… Прямо как у… Риза… — Чего уставилась? — в свою очередь спросил Кёртис и подошел ближе. — Даже если бы я оказался рядом, а у тебя в руках был нож, я никогда не позволил бы причинить мне вред. Нет, показалось. Это все та же бездушная скотина, манекен, которого она увидела еще тогда, на вылазке, прячась в расселине. — Знаешь, в чем твоя слабость? — от досадного чувства, что она проиграла по всем статьям, очень хотелось сказать ему какую-нибудь гадость, но она боялась, что Зейн опять заставит ее убегать от змей сквозь решетки. — Ты слишком самоуверен. И когда-нибудь, твоя самоуверенность тебя погубит. — Да неужели? — он снова ухмыльнулся. — Может, проверим? Зейн провел рукой по замку решетки, и дверь, распахнувшись, гостеприимно впустила его в камеру. Тания уже готова была почувствовать тревожность, постепенно переходящую в панику, но пока ничего не происходило, а Зейн закрыв за собой створку, слегка отодвинул полы длинного плаща, под которыми у него оказались изящные, довольно большие ножны. «Красивые, — подумала Тания, а Зейн усмехнулся. — Да иди ты к черту со своей усмешкой…» — прорезалась досадливая мысль, но Зейн ничего не сказал, только одним незаметным движением вытащил острый тонкий клинок. Ловко прокрутив его вокруг себя и как-то зацепив пальцем, вдруг развернул его рукоятью к Тании. — Возьми, — все так же гадко ухмыляясь, проговорил он. — И попробуй убить меня. Тания немедленно схватила оружие и бросилась на своего врага. Она не помнила себя, и в данный момент готова была сделать что угодно, заколоть, зарезать, разрубить пополам… Она замахнулась, насколько позволяло пространство трюма, и даже нанесла удар, который, конечно же, не достиг цели. Зейн двигался так, будто законы бытия были специально для него переписаны. Не касаясь ее, и уж тем более, не позволяя клинку нанести себе увечья, он отклонялся, скользил по камере. Казалось, что теснота этого места совершенно его не волновала. В какой-то момент он выбросил руку вперед, и Тания почувствовала, что ее ладонь больше не сжимает оружие, а сама она прижата к мощной вздымающейся груди спиной, и лезвие, которое должно было уже войти в тело чужака, оказалось приставлено к ее горлу. — Знаешь, что это за оружие, примитивная? — низким голосом, едко прошептал Зейн, чуть надавливая на шею так, что Тания почувствовала, как теплая кровь медленно потекла по коже. — Это таранис, боевое оружие клана домате, самое лучше средство лишить человека головы одним ударом. А теперь я хочу, чтобы ты надумала своим пустым умишком, почему я не должен сейчас это сделать? — Но… ты же сам дал его мне, — в ужасе прохрипела Тания, пытаясь справиться с паникой. Этот человек пугал ее, наводил ужас, она как-то успела подзабыть о его бесчувственности, но холодная сталь вернула ее к действительности. — И ты говорил, что я тебе нужна… — Ты настолько бесполезна, что не использовала даже призрачную возможность, чтобы убить меня, своего врага, — он отпихнул от себя Танию, убирая клинок в ножны. — А знаешь почему? Потому что я контролирую твой разум. Ты находишься в полной моей власти, и я смогу делать с тобой все что пожелаю! — он уже повернулся, чтобы выйти, но Тания не могла оставить за собой еще одну проигранную партию. — А вот и нет! Ты можешь контролировать мой разум, но чувства никогда не сможешь контролировать ни у кого! Даже у себя! Я слышала, как сильно бьется твое сердце, я видела, как ты злишься… А значит, не все так подвластно тебе, как ты думаешь! И моими чувствами никогда тебе не завладеть! — Да ну! — он резко остановился и опять повернулся к ней. Тания струхнула, но вида старалась не подавать. — Ты все еще не поняла? Нет никаких чувств. Их просто нет! Твой организм, выделяя химические вещества, приказывает тебе делать те или иные вещи! Есть только химия и физиология, никаких чувств нет, ясно? — Конечно, ясно. Но почему ты тогда орешь? — как можно спокойнее спросила Тания, глядя Зейну прямо в глаза. — Нет никаких чувств, — уже спокойнее повторил безупречный и чуть склонил голову набок. — Есть только твой мозг, субстанция, состоящая из нейронов, связанных между собой синоптическими связями. Взаимодействуя посредством этих связей, нейроны формируют сложные электрические импульсы, которые контролируют деятельность всего организма и управляет всей твоей жизнью, потому что ты не можешь управлять ею. И оттого вы, примитивные, такие отвратительные и предсказуемые! Я покажу тебе. В очередной раз, — он потянулся к ней, но Тания отпрянула. Пока еще ничего не ощущая, она решила, что будет бороться до конца. — Это бесполезно, Тания, — на секунду ей показалось, что ее имя из его уст звучит запредельно красиво. И нежно. Губы его не шевелились, и она, глядя на них, моментально вспомнила их вкус, структуру и те потрясающие эмоции, которые они вызвали. Ни страха, ни гнева или отвращения она больше не чувствовала — всё поблекло, отодвинулось, отдалилось. Когда лицо Зейна оказалось в непосредственной близости, она уже поняла, что долго сопротивляться точно не сможет… Его дыхание опалило кожу на виске, и она прикрыла глаза. Может, если не смотреть, ничего и не будет? Как в детстве, закрыть глаза и оказаться в домике… Что-то теплое неспешно коснулось ее губ, заставляя судорожно вздыхать и вздрагивать, скользило по коже, вливаясь и наполняя тело так, что она сама себя плохо помнила. Касалось и стекалось внутри, от каждого движения рук по шуршащей одежде, от изучающего взгляда, блуждающего по ее лицу, телу, медленно перекатывалось под разошедшимся сердцем… Это все не по-настоящему… вызвано искусственно… игра сознания… что-то еще всплывало вспышками, отдельными образами, но, тут же, бессильно таяло под напором страсти. Она подняла на него глаза, не найдя в серой радужке ни тени надменной насмешки, только… влечение? Или ей показалось? Кровь зашумела в ушах, голова закружилась, тепло накрыло рассудок и наполнило его до краёв. Тания сама подалась вперед. Обвила его шею руками и поцеловала мягкими пухлыми губами в ответ. Осторожно, словно пробовала на вкус, что перехватывало дыхание… Чувствовала, как он обнимает ее, привлекая к себе. Зейн целовал ее снова и снова, сначала аккуратно, будто все еще держал на расстоянии, а потом все более настойчиво и жадно, совсем не опасаясь, что она сейчас оттолкнет его и станет сопротивляться. Его руки разгуливали по ее спине хаотичными движениями, которые становились все более порывистыми по мере того, как Тания отвечала ему, поглаживая его затылок кончиками пальцев. Она не замечала, что Зейн дышит все чаще и тяжелее, только больше изгибалась, плавясь под его ладонями, стараясь оказаться ближе, еще ближе… Чтобы раствориться, почувствовать отклик… И она чувствовала, его всего, до капельки. Ощущала напряженное тело под одеждой, и хотелось, чтобы этих тряпок не было, так хотелось… Зейн осторожными движениями, будто все еще пытался сдерживаться, забрался ладонями под ее рубашку, и Тании показалось, что прямо на кончиках его пальцев сосредоточены все умопомрачительные ощущения, которые он дарил ей через касания. Она подалась немного вперед, открываясь для его ласки, не в силах поверить, что все это происходило с ней и наяву. Да и мысли все убежали, улетучились, растворились поглаживаниях, покалывающих токах, исходящих из его рук, и все о чем оставалось молиться, чтобы это не прекращалось, не заканчивалось… Одним рывком Зейн стянул с нее ненужную сейчас вещь, видимо, мешающую ему. Анализировать что-то или думать у Тании никак не выходило. Он огладил ее живот, добравшись до груди, чуть сжал, заставляя Танию охнуть и задохнуться от вожделения, и это прерывистое дыхание вызвало где-то внутри неведомый ему отклик. Чуткие пальцы остановились на соске, дотрагиваясь до болезненно чувствительной горошины, рассылая по коже озноб, и Тании казалось, что это ни с чем не сравнимое удовольствие… Она все еще не верила, что это происходит на самом деле. Сознание заволокло радужной дымкой, пальцы дрожали, путались в материале, никак не могли справиться с его одеждой. Его ладони заскользили вниз, на талию, огладили спину, а ее тело откликалось на малейшую ласку, Тания этого желала. Когда поцелуи Зейна спустились на шею, она почувствовала, как он задержался на совсем свежем порезе, будто наткнулся на препятствие, но, к ее восторгу, Зейна это не остановило, и он продолжил пытливо изучать ее кожу на вкус, старательно перецеловывая ранку. Тания ощущала легкое пощипывание, и неожиданно все прошло, будто и не было… Она инстинктивно потянулась к шее и, к своему изумлению, нашла только гладкую кожу, безо всякого признака ранения… Но думать «что это было», совсем не хотелось, потому что его жадные поцелуи добирались до груди, и Тания закусила губы, чтобы удержать стон. Не очень получилось. Не получилось совсем… Тихий выдох. Всхлип. Дыхание прервалось, бессвязный шепот слетел с губ. Ноги отказывались держать. В кольце теплых сильных рук оказалось головокружительно жарко, а уверенные порывистые касания доводили ее до исступления, заставляли, не помня ничего из прошлой жизни, отдаваться на его милость, испытывая настолько жгучее желание, что казалось еще немного и она взорвется наслаждением только от одних его прикосновений. Она не видела, как холод серых глаз сменился на жаркое пламя, бушующее в крови, но все равно дрожала от нетерпения, обнимала его за напряженные плечи, не желая отпускать даже на мгновенье. Тания чувствовала, как он вбирал в себя ее дыхание, ее стоны, чутко прислушивался к бешеному стуку ее сердца, холодил влажными касаниями губ ее кожу… Ни разу она не испытывала подобного. Все, что было раньше… а было ли вообще? И вот, когда казалось, что их обоих уже ничто не остановит, а точка возбуждения неумолимо стремилась к своему пику, ее сознание уловило звук, которого не должно было быть здесь. Подставляясь под мужские ласки, чувствуя каждой частичкой кожи его жар, открывая для него все чувствительные местечки, тягуче вышептывая его имя, она вдруг явственно услышала вырвавшийся из глубины его груди тихий, но совершенно явственный, абсолютно бесконтрольный стон… Перемена в сознании была мгновенной и страшной. Она очнулась, с удивлением понимая, что происходит, кто к ней прикасается, и с отчаянным криком досады Тания оттолкнула склонившегося над ней Зейна. Ударила кулаком в грудь, еще и ещё раз, вкладывая в удары весь свой гнев, все осознание бессилия противиться и жуткую обиду. — Я не позволю тебе! Не позволю! Запомни, что бы ты ни делал со мной — это не я тебя хочу, а… мой мозг… А меня от тебя тошнит! — закричала она, подхватывая свою рубашку и судорожно в нее заматываясь. Она отвернулась, потому как противно было видеть его безэмоциональное лицо, пустые, холодные глаза. И противно было от себя самой, что она не в состоянии бороться с его влиянием. Закрыла рот ладонью, чтобы не закричать, не заметив, как у мужчины грудь вздымается вверх-вниз от тяжелого дыхания, виски покрыты испариной, и глаза он настойчиво отводит, избегая ее взгляда. Он немедленно развернулся и, молча, ничего не сделав, вышел из камеры, ни разу не оглянувшись, а Тания сползла по стене на пол, дрожа с ног до головы и заливаясь злыми слезами. Ее раздирали одновременно стыд, унижение, боль, досада, гадливость, отчаянье и… невероятное, ничем не прикрытое, бесстыжее желание. Сжимала побелевшие пальцы в кулаки, кусая распухшие от его поцелуев губы, и ненавидела, сама уже не понимая кого больше. Жалость, отвращение, ужас… все это обрушилось на нее. Она успокоилась нескоро, мечтая уже не столько о свободе, сколько о том, чтобы он больше не приходил. Кто знает, что еще он с ней попробует сделать! Тяжелые веки опустились и думать ни о чем не хотелось. И слез больше не было. В голове воцарилась звенящая пустота, без мыслей.* * *
Тяжелое дыхание рвало легкие на куски, кровь шумела в ушах, сводя с ума навязчивым пульсирующим равномерным шуршанием. На станции была пытка тишиной, неугодных сажали в полностью шумоизолированную комнату, и наказуемые сходили с ума от звука собственной крови в ушах. Сейчас Зейн был в своем собственном отсеке, стоял, опираясь на дверь одной рукой, низко опустив голову, и пытался как-то взять под контроль свою жизнь обратно. Без преобразователя невозможно было управлять собой, совершенно не получалось. И если с какими-то чувствами он еще мог совладать, то сейчас творилось что-то из ряда вон выходящее. Напряжение не отступало, казалось, что такое состояние теперь будет перманентным. Нужно срочно, прямо сейчас стереть все, что связано с этой самкой, все! Не помнить ничего и близко больше к ней не подходить. Все оказалось не так, как он думал. Все то, что он изучал раньше, было лишь словами на бумаге или экране, которые совершенно не передавали реальное положение вещей. Там, на станции, безупречным неоткуда было взять информацию — только книги и киберносители. Они многого не знали и не могли проверить на собственном опыте, а вопросы возникали и их было предостаточно. Людям на станции все объясняли с научной точки зрения, человек — это лишь набор генов, и постоянно мутирующих клеток, задуманный как элемент поддержания жизни на планете, обладающий способностью развиваться как высокоинтеллектуальное существо. Но в то же время, это такое же животное, как и все население планеты. Биоробот. Ему не нужны эмоции, но у него есть почти неограниченные возможности, если он отказывался от ведущих его в никуда чувств. Эмоции ослабляли, заставляли чувствовать себя несовершенным. Какая-то недалекая, премерзкая самка способна вызвать в нем то, что делало его таким же примитивным. Нужно срочно обо всем забыть, отрешиться и никогда больше не позволять этому взять контроль над собой. Почему он это позволил? Почему? Сначала была интересна ее реакция, и то, с какой легкостью он взял контроль над ее разумом. Она плыла и плавилась в его руках — конечно, он знал, что мужчины-примитивные делают со своими самками, со станции ему приходилось наблюдать за ними, да и попав сюда, он многое видел и изучал. Но никогда бы не подумал, что сам способен на такое. Когда все изменилось? После первой зачистки осталось ощущение того, что он что-то потерял или упустил. Он помнил, что произошло в камере, но так, будто прочитал об этом в книге. Эмоций и ощущений не осталось, вместо них поселилась пустота, будто кто-то стер ластиком рисунок, и осталось белое пятно. Теперь же, это пятно наполнилось такими красками, что становилось не по себе от их яркости и резало глаза. Воспоминания пытали его — влажные губы Тании, жарко шепчущие его имя, тонкие пальцы, прикасающиеся к линии волос на пределе нежности, мягкая кожа, обладающая неповторимым ароматом, пробуждающим потаенные бесконтрольные желания… Он так погрузился в эти ощущения, что в какой-то момент ослабил свое воздействие на нее, и самка пришла в себя. Это она заставила его ослабеть, это она сделала! Он точно знал, вторжения в его голову не было, но факт налицо — все что ниже пояса горело огнем, а в паху разлилась истомная тяжесть и напряжение не проходило, как он ни старался отвлечься. Как же это унизительно, он, человек с неограниченными возможностями… пытался выровнять дыхание, подавить похоть, взять себя в руки… и ни хрена не выходило. Без контроллера непросто. Совсем непросто… Метнувшись к шкафу, он достал заветные ампулы… и с ужасом обнаружил, что они все пусты. Их было двенадцать. Двенадцать! Когда он успел все использовать, да он за всю свою жизнь не делал столько зачисток, сколько провел за последние четыре месяца… Черт возьми, да это просто… Пустые склянки полетели в стену, взрываясь всплеском звенящих осколков, а из груди вырвался низкий вскрик, и если бы гнусно ухмыляющийся в коридоре Билли видел Зейна, он поразился бы той гамме эмоций, исказившей обычно застывшее безучастной маской лицо. «Все они горят на бабах, и я в том числе, — думал главарь стервятников. — Какой бы ты ни был супер-урод, всегда найдется баба, что возьмет тебя за яйца…» Зейн все еще наводил жуть на Уотерса, однако… Тот, о котором думали, что он не имел абсолютно никаких слабостей, оказался не таким уж стойким, и у него есть то, на что можно надавить и использовать себе на выгоду. А выгоду Билли любил. И никогда не упускал возможности сыграть на чужих слабостях. Тем более, что это был хороший способ отомстить за все те минуты страха и унижения, которым подвергал его Безупречный. Раз уж так запал на эту девку, нужно позволить ей сбежать, а когда ее поймают, можно не ставить в известность напыщенного ублюдка и просто пустить ее на сторону. Сбежала и сбежала, сам виноват, надо было сразу с ней разбираться. А еще лучше будет пристрелить ее при поимке, и вот тогда Билли сможет полностью насладиться своей местью…* * *
Зейн не приходил больше… Сколько уже? Она снова потерялась во времени. Наверное, безупречный что-то задумал, чтобы потрепать ей нервы и поиздеваться над её сознанием. Он мог бы её больше и не пугать. Под одним лишь взглядом холодных, лишенных выражения глаз, она бы сама скорчилась, скуля и подвывая. Хотелось бить кулаками равнодушные решетки, рассекая руки в кровь. Может, хоть так удалось бы заглушить боль, что рвала душу? Вот только, все равно не сбежать отсюда. Это понимание въелось в нее намертво вместе со сводящим с ума страхом. Страхом, что сегодня или завтра он вновь придет. И все повторится. Но он как в воду канул. Зейн знал, что задумал Билли, но не показывал этого. Еще не время использовать главаря стервятников как разменную монету, он пока нужен. Но и самке навредить он не позволит. Пока. Нужно во всем разобраться, вот только на холодную голову, а для этого нужно срочно достать зачищающий раствор. Он больше не позволит никому и ничему превратить его в обычного примитивного, однако прежде всего нужно вернуть полный контроль над своими эмоциями. Но несмотря на всю свою решимость и отстраненность, Зейн все время то и дело возвращался мыслями в трюм, туда, где сидела девушка и перебирала свои печали. Господи, как же она устала и бояться… и ждать… Сколько этот ужас еще продолжаться будет? Так солнце увидеть хотелось, подышать свежим воздухом, побыть свободной… Вернуться домой, обнять родных и выплакать из себя все пережитое… Но в одном, Тания все же не могла упрекать Зейна — она все еще жива и даже цела. Не покалечена, не избита, не изнасилована… Впрочем, ей и морального насилия хватило с лихвой. Но ведь могло быть куда и хуже, правда? Или все еще впереди? Со временем она стала ловить себя на том, что ей не хватало того адреналина, что дает общение с Зейном. Никогда не знаешь, как он отреагирует — мог засмеяться, сказать что-нибудь умное, потом нахмуриться, увидев, что она не поняла и на пальцах объяснить… Когда он нормально разговаривал с ней, без напыщенности и самодовольства, ей было даже где-то интересно, но потом Тания говорила какую-нибудь глупость или начинала спорить с ним, или просто что-то, что ему не нравилось и он мог вызвать страх… или желание… На этих мыслях Тания старалась не останавливаться, ведь если она скучает по этому, значит, она точно ненормальная! Каждый раз, когда около входа раздавались шаги, она вскидывалась, внимательно прислушиваясь, и втайне хотела, чтобы это была размашистая уверенная поступь… Но нет, чаще всего приносили еду, водили мыться, на нудные процедуры, иногда приходил высокий неприятный мужик и рассматривал ее, будто она товар… хотя, наверное, так оно и есть. Она лишь выгодный товар и пока цела только благодаря тому, что им нужен Риз… Но Риз все не приходил, а ее, по какой-то неведомой причине, не продавали, не мучили, не насиловали и не издевались. Пытали одиночеством и тоской… Ее заживо съедала мысль, что она хочет увидеть Зейна, пусть даже он опять будет выедать ее змеями или сжигать огнем, зато потом будет лечить, она знает… Ведь она сама видела ожоги и они не прошли бы за пару часов, и порез от его клинка затянулся, будто сам собой… Резкий, скрипучий лязг несмазанных петель входной двери, нарушил тишину ее тюрьмы. Тания встрепенулась и застыла, будто разбитая параличом. Тело одеревенело, в голове зашумело, во рту пересохло, при звуках множества шагов. А от сердца к горлу поднялась, казалось бы, уже изжитая паника. Несколько человек зашли внутрь помещения, и один из них нес на руках девушку без сознания, в форме Бесстрашия. Хрупкое телосложение, темные волосы, засохшие на лице следы крови… Конечно, Тания ее узнала.