Мия
Еле отбившись от девчонок, которые зазывали меня к кому-то на тусовку, я, быстренько забросив рюкзак после тренировки в общагу, побежала к выходу из Ямы. Наконец-то день закончился, такой длинный и невыносимо долгий. Мы все в напряженном ожидании, маньяк наш затаился, в городе установлен комендантский час, позже десяти выходить нельзя. А мне так хочется… Раньше я никогда не понимала Люси, ну как можно убегать от всех и прятаться по чердакам и закоулкам, ее в этом Ив поддерживала, но та скорее больше из хулиганских побуждений, чем из необходимости побыть одной. А я всегда любила большие компании, и только последнее время меня так тянет спрятаться от всех, несмотря на то, что вид пустой Ямы вызывает отвращение. Пусть Яма всегда будет полна народу, но… меня там не будет. Вот такие противоречия, да… Что творится в моей голове? А поезда я всегда любила, сколько себя помню, столько к ним и тянет. Отец не позволял мне девчонкой запрыгивать в вагоны, хотя лидер своих мальчишек водил в депо только-только они ходить научились, мамка рассказывала… А мне приходилось всю свою жизнь, тайком и прячась, пробираться к железной дороге, ждать, когда поезд притормозит настолько, чтобы зацепиться за поручни последнего вагона и ехать снаружи, не помня себя от восторга… Пока однажды меня не поймал Андреас и не отвел к отцу, который не очень был ласков с ремнем в руке! А еще тогда как раз кто-то из детей погиб, так же вот, цепляясь за вагоны, и взрослые бдить за нами стали неусыпно, еще и старших подключили. Но теперь, как говорится, все позади. Сейчас я могу сколько угодно кататься, до комендантского часа осталось еще много времени. Если кто и есть в составе, так только патруль. А они обычно едут впереди, сзади вагоны пустуют. И правда, с легкостью запрыгнув, когда поезд чуть притормозил отъезжая от второй стоянки, я оказалась в абсолютно пустом вагоне, и, прислонившись к прохладной железной стенке, достала заветную пачку. Давно надо было бы уже бросить, да все никак не выходит у меня. Или не хватает силы воли, наверное. Или желание не такое уж сильное… С наслаждением втянув вредные смолы, я выпустила дымок в приоткрытое окно и глубоко вздохнула, гипнотизируя оранжевый тлеющий огонек. Что-то все девчонки разбрелись у нас по парочкам. Иви не вылезает из койки с Гэбом, Люси все время витает в облаках и, кажется, практически поселилась в Эрудиции, во всяком случае мысленно она всегда там. И хоть я очень и очень за девчонок рада, так хочется чьей-нибудь поддержки… Я не одиночка по жизни, просто… все те, кто окружает меня, отчего-то стали казаться мне какими-то недалекими и тупыми. Не Иви с Люси, конечно, а вот парни, так просто выбешивают своими вечными домогательствами и шутками ниже пояса. А девицы, с которыми приходится жить бок о бок в общаге, только об этих самых парнях и говорят, расписывая, кто как накачался, да у кого какой член… После клуба, когда мы оторвались с Иви и Люси безо всяких парней, я почувствовала, что я могу жить. Смеяться могу, оказывается, танцевать до упада, а потом охать от головной боли с утра и пить аспирин, вспоминая, как вчера было весело… Я думала никогда больше не смогу! И даже парни, что подваливали к нам и были, естественно, посланы, не вызывали такой жгучей ненависти, как раньше, и не хотелось поотрывать им все причиндалы к чертовой матери, только бы убрались с глаз долой… Иви сначала притихла, а потом стала пытаться познакомить меня с кем-нибудь из парней, и даже попадались среди них симпатичные, но… Все не то. Не знаю почему. Хочется чего-то другого, более… надежного, что ли, потому что каждый раз, когда я смотрю в масляные глазки какого-нибудь козла, которому нравятся лишь мои формы, я вспоминаю, чем у меня это закончилось и не хочется больше ничего. Даже жить. Наверное, я решила ни к кому больше не привязываться, чтобы забыть, каково вырывать из сердца целые куски. Резко встряхнув головой, отгоняю непрошеную картину и сжимаю зубы. К этому привыкнуть невозможно, и больно так, что дыхание перехватывает… Я уже притушила окурок и хотела было выбросить его, когда вагонная дверь со стуком отъехала и внутрь запрыгнул человек, на первый взгляд вроде бы бесстрашный. Я притаилась в углу, потому что никак не ожидала здесь увидеть кого-то, тем более это мог быть кто угодно, и изгой, и дружинник — среди них много бывших членов нашей фракции. Мужчина не стал закрывать дверь полностью, остановившись рядом с ней. Сложил руки на груди и стал задумчиво смотреть на проносящийся мимо пейзаж. Что-то в этой фигуре показалось мне знакомым, и уже через минуту я узнала его. Тот самый человек, думать о котором мне последнее время физически больно и тоскливо. Сердце забилось где-то возле горла, щеки сразу же запылали. Мне его никогда не понять, он будто пришелец из других миров, я никогда не смогла бы с ним просто разговаривать, смеяться, толкаться, как это делаю с другими парнями… Вообще, в его присутствии я забываю о том, что каких-то три месяца назад знала, как общаться с любыми мужчинами без тени робости. Но… честно говоря, многое бы отдала, чтобы все было не так. Берман почувствовал мой взгляд и обернулся. Не знаю, что он там рассмотрел в темноте вагона, но ухмыльнулся, опустил голову и снова на меня уставился. — Привет. Не ожидал никого тут увидеть, — сообщил он мне миролюбиво. А у меня сейчас пульс, как у птички колибри. — Простите. Не хотела вам мешать. Сейчас поезд проедет мост, и я спрыгну. Я поднялась и уже сделала пару шагов в направлении двери, когда мужчина преградил мне путь. — Я вовсе не против твоей компании, Мия, — сказал он негромко, рассматривая сверху мою макушку. Черт, какой он все-таки высокий, мать его. Когда мы ездили в подворотню, я как-то не обратила на это внимания. — Если дело только во мне, я прошу, останься. — Нет уж, не буду докучать вам своими детскими капризами. Это вы меня простите, что полезла к вам в неподходящий момент… — А ты, значит, обиделась? — спросил он насмешливо, а я никак не могу взять в толк, а что тут смешного? — На обиженных воду возят. Я просто сделала правильные выводы и хочу спрыгнуть. Нам с вами не по пути. Вот. Пусть знает. Что знает, о чем вообще? А сама больше всего на свете хочу, чтобы он вот так и стоял у меня на дороге и не позволял пройти. Что я делаю? Что мы все делаем, а? — Жаль, — Берман делает шаг в сторону, освобождая дорогу, и мне ничего не остается, как гордо прошествовать к выходу. — Я думал нас судьба свела тут, и мы сможем… поговорить. — Я боюсь, что мои детские визги будут вам не по душе. Снова. Так что лучше пойду, — я уже возле самой двери смотрю на протекающую мимо полосу железнодорожного полотна, а сразу за ней насыпь, спрыгнуть тут — гарантированно сломать себе шею. Черт, теперь нужно ждать, когда пригорок закончится… А, может, ну его к черту? Не такой уж тут крутой склон, чтобы так трястись, в конце концов, бесстрашная я или нет! Примерившись так, чтобы не стукнуться о какое-нибудь дерево, вылетая из проема, я уже почти оттолкнулась, когда сильная, прямо-таки железная хватка не дала мне завершить прыжок, затянув обратно в вагон. Дверь при этом сразу же захлопывается, а я стою прижатая к поджарому мужскому телу, и самая первая реакция вырваться, зарядить по роже… Я дернулась было, но он не отпускает. — Руки убрал! — рявкнула я, не оставляя попыток выкрутиться из его рук. Когда уже хотела как следует лягнуть его по ноге, Берман разжал объятия и я чуть было не рухнула прямо на пол вагона. Мужчина не дал мне завершить начатое, то есть позорно свалиться прямо к его ногам, и я подумала, что его прикосновения не так уж противны, во всяком случае, мои попытки освободиться были весьма сомнительны. Немного обретя равновесие, я вырвала свой локоть из его цепкой, такой крупной мужицкой ладони и села, прислонившись к стальной стене, уткнувшись лбом в коленки. — Какая же ты еще глупенькая, Мия, — говорит Берман, приглаживая мои растрепанные волосы. — Из-за обиды и гордости свернуть себе шею, по-твоему, это очень хорошая идея? — Я просто не хочу навязываться, — мой голос звучит глухо из-за того, что я пристально рассматриваю мысочки своих ботинок. Грубить ему так уж откровенно почему-то неудобно. Или просто не хочется. — Ну да, лучше покалечиться, чтобы я потом к тебе в больничку приходил, так, что ли? — А ты бы приходил? — вопрос получился такой детский и жалостливый, что я моментально разозлилась еще больше — на себя, на него и на весь мир заодно. — Приходил. Из-за меня девицы еще не ломали себе шеи, поэтому меня бы заела совесть — как же ты без моих апельсинов? — он сказал это так серьезно, а я отчего-то представила себе этого сурового мужчину в белом халате и с авоськой в руках, из которой торчат ярко-оранжевые плоды, что моментально почувствовала цитрусовый запах и рот наполнился слюной. Не удержавшись, я сдавленно хихикнула. — Ну вот, — голос его обволакивает и я мельком все-таки глянула на него, чтобы увидеть, как разбегаются лучики от его глаз, — так уже лучше. Бьюсь об заклад, ты захотела кисленького. — Люблю апельсины, может быть потому, что они у нас редкость, — накручиваю светло-русую тяжелую прядь на палец, ловя откровенно заинтересованные взгляды Бермана, хотя и не хочется тешить себя пустыми надеждами. И вот еще вопрос — куда делась моя решимость оставить его одного? — Знаешь, я все-таки лучше пойду. Я и правда не хотела тебе мешать. Ни тогда, ни сейчас. — Мия, прошу, прости меня за резкость, — он перехватил мою руку, когда я уже встала и потянул обратно. — Это был не очень хороший день для меня, я был пьян и мне не стоило сидеть в баре, но знаешь… Мне было легче там, среди людей, пережить этот день. И мне очень хотелось, чтобы ты подошла. Глядя на тебя, я верю, что жизнь не остановилась или исчезла, она продолжается. — Зачем же ты оттолкнул меня? Да еще и так грубо? — от воспоминаний губенки затряслись опять, хоть я и сдерживаюсь изо всех сил. — Хотя, прости, я тоже была хороша… — Я знаю, что нужно перевернуть эту страницу, мне все говорят про нее постоянно, талдычат, что нужно жить дальше, а для меня это все был пустой звук. И только совсем недавно я стал опять чувствовать жизнь со всеми ее красками. Ты благодарила меня за то, что я тебе помог, так вот сейчас у тебя есть хорошая возможность сделать для меня то же самое — останься со мной. Я… очень прошу. Я кивнула и села обратно. Находясь рядом с ним, я начинаю вести себя как полная дура. Плохой знак. — Расскажи про нее? — сердце опять застучало и в пот бросило. Такая реакция меня позабавила бы в ином случае, но сейчас отчего-то снова захотелось выпрыгнуть из вагона. — Прости, если тебе тяжело, то, наверное… — Про Хелен? — я снова закивала, и Берман откинулся головой на стену вагона, прикрыв глаза. — Она была совершенно несносной, — даже не глядя на него, я поняла, что он улыбается своим воспоминаниям. — И совершенно не подходила для тихой и спокойной семейной жизни. Она горела, была самой настоящей бесстрашной… — Урожденной? — Да… Все, за что бы она ни бралась, у нее получалось. Наверное, встретила бы она человека, более подходящего, чем я, они были бы гармоничной парой, но мы поженились, когда мне было уже тридцать, а ей всего лишь 23. Я тоже все тянул, случайные связи, ни к чему не обязывающие романчики… А тут яркая, горячая девушка. Она хотела служить, все силы бросала на карьеру, к 25 уже командовала отрядом, получила звание сержанта… И я не препятствовал ей, я… очень любил ее. — А дети? — тихо-тихо и очень осторожно спрашиваю, хотя если бы у Бермана были дети, скорее всего, мы бы общались. — Сначала ей было не до них, я хотел, но никогда не настаивал. Потом вроде бы она согласилась, но все что-то мешало — то ей нужно было чуть-чуть дослужить до следующего звания, то подтвердить его, то она оказалась единственным специалистом по работе под прикрытием и ее позвали в особую группу — такой шанс нельзя было упускать. Я со всем соглашался, но тоже не молодел… Наконец, она вернулась в Яму, записалась в патруль, и мы решили, что самое время родить ребенка, когда… Хелен погибла. Никогда не могла плохо делать свою работу, всегда все должно было быть наилучшим образом. Конечно, она не могла упустить того воришку, ведь это ее служба… Мне не стоило отрывать ее от работы, останься она в особой группе, занималась бы тем, что ей было больше всего по душе… И я знаю, что ей непросто далось решение осесть во фракции, но она любила меня и тоже хотела ребенка. Во всяком случае любая другая мысль сводит меня с ума… — Энди… Мне так жаль… — я совершенно безотчетно накрыла своей ладошкой его лапищу и удивилась, какая же она огромная. Стоило дотронуться до сухой, грубоватой кожи, как сдавило горло и стало нечем дышать. Черт, ну вот какого хрена у меня такая на него реакция, если он все еще по своей жене тоскует, черт его подери… Блин, ну о чем я… Мы оба замерли, приноравливаясь к чему-то новому, до сих пор неосознанному нами, во всяком случае я приноравливаюсь, потому что он смотрит на меня и губы у него подрагивают, будто он пытается сдержать смех. О да, я очень смешная в своей попытке его пожалеть. Снова стало неловко, слова все куда-то испарились, мне совершенно не нравится это, раньше я никогда не терялась при парнях и язык у меня всегда был как помело… — Ты сказал, что опять стал чувствовать жизнь. Почему? — ляпнула я первое что пришло в голову. Хотя не надо было бы лезть к нему в душу, тем более он снова ухмыляется. Отчего все время кажется, что он смеется надо мной? Мужчина еще какое-то время меня разглядывал, пока я десять раз успела пожалеть о своем вопросе и, наконец, после довольно долгой паузы ответил. — Я встретил женщину, с которой у меня никогда и ничего не может быть, — на меня он не смотрит, и это «ура», потому что щеки мои заливаются румянцем так стремительно, что заслезились глаза. — И которая вряд ли когда-нибудь ответит мне взаимностью. Но благодаря ей я понял, что действительно надо двигаться дальше… Ну вот все и решилось. Хм, он, оказывается, влюбился, а я-то… А вот что я? Чего собственно я, если все и так было понятно. Я что, на что-то надеялась, оказывается, вот ведь дууура полная! Не зная куда девать глаза, я бросила взгляд на запястье Бермана, где тускло поблескивал циферблат командирских часов. — Ты в курсе, что комендантский час уже начался? — спросила я, только чтобы перевести разговор на другую тему. Отчего-то было как-то не по себе оттого, что он мне сказал. — Ты куда ехал-то? Берман уже хотел мне ответить, когда снаружи раздались выстрелы, ругань, отборный мат. Слышно было, как дверь соседнего вагона со стуком отъехала в сторону, мы вскочили и я уже хотела было открыть створку. — Подожди, — остановил меня Берман. — Патруль разберется, если там выстрелы, будет опасно… Поезд вдруг стал тормозить так резко, что удержаться на ногах не было никакой возможности. Я начала заваливаться назад, но снова неожиданно оказалась в крепких руках. Приняв основной удар на себя, Берман впечатался в железную стену вагона спиной, не выпуская меня из объятий, а, наоборот, только сильнее прижимая. Визг тормозов, скрежет ввинчивается в уши, а я никак не могу определиться, что мне сейчас больше хочется — так и стоять всю жизнь или брыкаться, пока он меня не отпустит? Знаю только одно, мне даже стало нравиться, как он меня все время обжимает. И вырываться не очень-то уж тянет… Даже скорее наоборот… — Со мной… — желая сказать, что все хорошо, я повернулась к нему вполоборота и тут только заметила, что он весь напрягся, медленно втягивая в грудь воздух. Я никак не могу понять, что со мной происходит, потому что мне совсем не охота, чтобы он отпускал меня. Чуть наклонился и я чувствую, как он непозволительно близко, ощущаю его запах… Земляничное мыло, кожанка и еще что-то ужасно, вот до чертиков мужское. Черт, нельзя пахнуть мужчиной так откровенно, твою мать… Надо срочно, срочно чем-то отвлечься… иначе я его поцелую… вот прямо сейчас… — Мия, — выдыхает он мне в щеку, и я чувствую, что он обнимает меня еще крепче, хотя состав уже остановился. Он наклоняется, тянется ко мне и я уже чувствую теплое дыхание на своих губах, в животе начинает закручиваться вихрь, такой невозможный и сладкий, меня безотчетно тянет к нему, хоть он и сказал, что в кого-то там влюблен… — Э-э, але! — выдернул из сковавшей нас неги резкий голос. — Вы бесстрашные? Пошли, посмотрите красоту еб*ную… — машинист сплюнул и мотнул головой. — Там человек на рельсах. Я вздрогнула всем телом, потому что Берман разжал руки и мне стало жутко холодно и неуютно. И губы печет от теплого ощущения так и не состоявшегося поцелуя. — Где? — нахмурился он, увлекая меня за собой к выходу. — Сбил, что ли? — Неее, лежал на рельсах, а тормознуть не успел. Там мало что осталось, но кроме вас никого нет в поезде, так что свидетелями будете, что я тормозил. — Как никого? — обомлела я. — А патруль? — Это странно, — мужчина нахмурился так, что брови его сошлись в одну полоску. — Возможно, они кого-то преследовали, но хоть кто-то должен был остаться… Ты посиди тут, ладно? Я гляну что там. Патруль должен был быть в поезде, не нравится мне все это… — он поднял на меня тревожные глаза, и мне так хочется понять — то, что сейчас произошло между нами, правда было или мне показалось… — Берман! — окликнула я его. — Будь осторожен! Он остановился, обернулся. Кивнул, прикрыв глаза, и убежал за машинистом. А я уселась на железный пол вагона, обхватив коленки руками, прямо как в детстве. Почему-то было жутко так, как не было даже в пейзаже страха. Все внутренности скрутились в холодящий тугой узел и самой хочется сжаться в комочек, чтобы не чувствовать некоего подспудного ужаса, замешанного на тревожности. Сколько я так просидела — не в курсе. Может, минуту. А может, час, старясь понять, что там происходит. Но снаружи было тихо, так тихо, будто там все вымерли, и когда мои нервы превратились в безвольные тряпочки, я выскочила и пошла посмотреть что там, своими глазами. Первое что я увидела, проходя вдоль состава — это маленького размера берц, на явно женской ноге. Проследив глазами дальше, я поняла, что нога кончается неровным окровавленным срезом, то есть лежит совершенно отдельно от тела. Тяжело сглотнув, стараясь дышать глубоко и размеренно, я пошла дальше, туда, где перед расплывающимся зрением стояли фигуры мужчин. Берман что-то разглядывал на земле и не заметил как я подошла, но стоило ему заметить меня, как он вскочил и стал перегораживать путь к трупу. — Нет, Мия. Тебе точно не стоит это видеть! — Я бесстрашная, между прочим, — промямлила я, а ведь хотела сказать это твердым голосом. — Я что трупов не видела никогда? — и резко обогнув его, сделала несколько шагов вперед. И сразу будто в стену вмазалась. Потому что таких трупов я еще не видела. Явно небольшое женское тело представляло из себя перерубленную из костей и плоти кашу, половина которой была намотана на колеса состава, а отшвырнутые ударом половина человеческих фрагментов, лежали вот тут, прямо у меня под ногами. Тяжелый запах свежей крови не развеивался даже ветерком, впиваясь в мою гортань. Внутренности тянулись на несколько метров кругом и понять что где не представлялось вообще никакой возможности. Единственное, что успело зафиксировать мое затуманившееся сознание — это темные длинные волосы, спутанные и перемазанные грязью, и вполне себе целая женская голова с искаженным предсмертной мукой лицом, залитым багровым, которая до боли напоминала… Я успела отскочить и тут же согнулась пополам, безудержно хватая ртом пропитанный запахом смерти воздух. Я все-таки немножко знаю, что заблевать место обнаружения трупа — не самая лучшая идея. Мне казалось, что вместе с судорожными спазмами, терзающими мои ребра, брызнувшими слезами, и диким, нечеловеческим воем, меня сейчас просто разорвет, вывернет наизнанку… — Ми, успокойся, прошу, — большие сильные руки прижимают меня к себе, а я инстинктивно отпихиваю их от себя, где-то на задворках вертится мысль, что Берману не дело меня видеть в таком состоянии, но то, что это даже на сотую долю процента может быть Люси, просто выносила мне мозг полностью и отключала соображалку. — В Бесстрашие звонили? Она там? — еле удалось выдавить из себя, давясь всхлипами. — Ее там нет. Я выяснил, — его голос будто отрезал все другие звуки, и я снова, уже в полной тишине и иду к телу, ступая, как по тонкой струне, натянутой над пропастью между жизнью и смертью. Я должна рассмотреть, увидеть, убедиться… И если это она, я рядом лягу и сразу же умру вместе с ней… — Ми, не ходи туда, девочка... — но я только отмахиваюсь от мужчины, игнорируя тех, кто хочет преградить мне путь, двигаюсь, будто иду на эшафот. Бухнувшись коленями в наплывшую из тела темную лужу, я, не обращая внимания на то, что руки перемазываются чужой кровью и землей, поворачиваю к себе изуродованное до неузнаваемости лицо. Переломанное ударами, темное, от повреждений, с наполовину содранной кожей и черными запекшимися приоткрытыми губами. Не ее. Меня начинает бить крупная дрожь. Господи, не ее! И вот тут у меня случилась истерика. Берман поднял меня на ноги, а я не могу остановиться, слезы текут не переставая, при этом меня разбирает дикий хохот. — Это не она! Не она! Не она! — заклинило меня на одной мысли, и больше я не могу ничего сказать. Мужчина прижимает меня к себе, крепко-крепко, а меня трясет всем телом, и я никак не могу прекратить эту тряску, руки ходуном ходят, ничего не вижу… кроме кожаного плеча, а перед глазами стоит искалеченный труп, наводящий ужас своей реалистичностью. Смерть так близко прошла, пахнула своим зловонным дыханием… В носу саднит от запаха крови, даже чувственный аромат мужчины не в состоянии перебить его. Я цепляюсь за рукава его кожанки, сжимая их судорожно, пытаясь взять себя в руки, но не получается. Берман подхватывает меня на руки, как маленькую девочку, несет в вагон, шепча что-то, а я не слышу даже, притиснулась к нему, обняла за шею, ища защиты у такого большого и сильного мужчины. — Ну все, малышка, все… Говорил же, не ходи туда, зачем же ты пошла… Ну хоть опознала, да только не слишком ли это тебе, маленькая… — Я не м-маленькая, — чуть заикаясь, прошептала я. — Берман, проверь у трупа должны быть кредиты во рту. Сломан ли палец, отрезана ли мочка мы явно не поймем после такой мешанины, да и надписей, наверное, не будет… Только что-то мне подсказывает, что это наша жертва. Уотерс объявился.Люси
— Внимание, бойцы! Только что поступил сигнал, в зоне отчуждения, в одной из старых промзон, засекли Уотерса. У нас боевой выезд, ребятки, полная выкладка и готовность десять минут. В рейд выходят три отряда, — влетев в Яму, как черт из табакерки, заорал Итон. — Ты уверен? Мы же там облазили все, что только можно. Откуда информация? — не слишком-то обрадовалась я, потому что ложных сигналов от нервного населения, за последнее время было предостаточно. — Он там, это точная инфа. Рожу Уотерса идентифицировали по ориентировкам. Патруль ночью заметил несанкционированное скопление изгоев на одном из полуразрушенных заводов и установили за ними наблюдение. Ведут себя подозрительно, стараясь не привлекать лишнего внимания, наружу носа практически не показывают, будто чего-то выжидают, вооружены. Около тридцати человек. Среди них засветился и наш подозреваемый. Так, а чего стоим, Эванс, я не понял? Жопу в руки и бегом экипироваться! И чтоб от напарника — ни шагу, ясно? Ну наконец-то, осточертело уже разыскивать эту паскуду! А уж последняя его жертва, всю душу наизнанку вывернула не только мне. Уотерс оставил свое очередное послание, убив похожую на меня девушку, и подложил на рельсы, чтобы состав изувечил и без того замученное тело до неузнаваемости, надеясь таким образом пощекотать бесстрашным нервишки, урод. И меня, как назло во фракции не было… А прокрадываясь утром из Эрудиции домой, мне посчастливилось напороться на мало что соображающую от переживаний Ми, которой пришлось опознавать чужие, разорванные колесами поезда останки, думая уже, что это действительно я, и злющего, как сто чертей Эла. А уж отец с Алексом так свирепо рвали и метали, что… Да сроду мне таких страшноватых выволочек не устраивали! Подгоняемые приказами бесстрашные, побросав все свои дела, воодушевленно стекаются в оружейку, где все пространство уже забито снующими между стеллажами и шкафчиками бойцами. Столкнувшись в дверях с Гилмором, корчащим жутко недовольную рожу, словно я прокаженная какая-то, только отворачиваюсь, отправляясь натягивать боевую форму. Вот, пожалуйста, вечно я у всех виновата... Надеюсь, что хотя бы сегодня этот балбес не забудет одеть индивидуальный керслет и снова никуда не встрянет. Пусть мы не общаемся и демонстративно игнорируем друг друга, но вот ненавидеть его у меня не выходит. Да, я злюсь, ужасно злюсь, разочарована, обижена, но не ненавижу. И мне совсем не плевать, что он может пострадать или погибнуть! Теперь у него в напарниках Гэб, а у меня молодой парнишка — Монти, и честно говоря, работать мне с ним не очень нравится. Или же я просто привыкла к Джаю настолько, что без оглядки могла на него всегда положиться? Да, привыкла. А зря... Осматриваюсь тихонечно, разглядывая тех, с кем у нас совместный выезд. Мой бывший отряд идет под командованием Итона, из-за отсутствия Ричи. Несколько малознакомых, уже взрослых бесстрашных, среди которых натыкаюсь взглядом на Бермана, хотя мужчина переквалифицировался в штурмовики, но из-за боевых действий и дефицита бойцов, тоже идет в рейд, как один из более опытных. И еще отряд Арчи. Демпси, громко проведя еще один инструктаж, передвигается в дальнюю часть оружейки, хлопая рукой по плечу стоящего спиной… Риза? Первый порыв был с разбега повиснуть на его шее, мы не виделись несколько дней, и я соскучилась, но мне с трудом удалось удержаться на месте. Сердце в груди ахнуло кульбитом, и щеки против воли залились краской. Он здесь? Приехал… а мне не сказал? Почему? Что-то случилось? Волнение, вскипевшее внутри, тут же исчезает, когда он поворачивается, почувствовав меня, и лукаво подмигивает, обволакивая своим теплым взглядом. Он тоже тосковал по мне, я чувствую. «Риз, ты давно приехал?» — поинтересовалась я мысленно, стараясь так откровенно на него не пялиться, пряча расплывающуюся улыбку. Господи, как же он смотрит… будто здесь никого кроме нас нет и не существует, что меня начинает предательски потряхивать. «Только что, сначала к лидерам, а потом сюда направили. Моя инициация окончена, и я тоже иду в рейд». «А мне почему не сказал ничего?» «Хотел сделать сюрприз», — и улыбается, показывая свои ямочки, черт. Ах, вот как! Какие-то девки возле него засуетились, строя глазки. Ну, курицы! Кыш-кыш, слюни подберите, ничего вам тут не обломится — это мой мужчина, МОЙ, черт побери! Арчи, заметив наши гляделки, только усмехнулся, снова шандарахнув Риза по плечу пятерней. Даже сканировать не нужно, и так понятно, что он думает. Похабник! Или по нашему виду все так очевидно? «Ну, погоди у меня, я такой тебе сюрприз покажу!» — пообещала я, украдкой показав язык, а его бровь мгновенно взлетела вверх и глаза прищурились, пряча отражение солнца за ресницами. — Да хорош вам уже, — заворчала на меня Мия, с сопением зашнуровывая берцы. — А то от ваших переглядываний, вся взрывчатка тут сдетонирует. Все, вернулся твой красавчик, можешь быть спокойна. — Ми, завидуй молча. Но на всякий случай, если тебе, конечно, будет интересно, скажу по секрету, что один мужчина, и мы обе знаем какой именно, глаз с тебя не сводит! — подула я ей в ухо и утопала за браслетами керслета, пока подружка не свредничала мне вслед. И пусть сколько угодно может демонстративно морщить свой носик и делать самый независимый вид, но точно так же, как мужчины могут убивать в нас женщину, они способны ее отдышать, отогреть и возродить вновь. А Берман ей нравится! А когда я вернулась, Риза уже не было в оружейной. Наверное, он идет в составе группы Арчи, раз экипировался с ними. У них опытный командир, так что за Риза я почти спокойна. Он хоть и новенький, но умеет выживать и драться. А со своим даром, не будет застигнут врасплох. Жаль, правда, что мы в разных отрядах и не будем на глазах друг у друга, но ничего не поделаешь. Зато после рейда можно будет сбежать от всех подальше и побыть, наконец, вместе. С такими мыслями я и отправилась в подземный гараж, где нас ждали драгстеры, но на подходе ко входу, сильные руки неожиданно перехватили меня поперек талии, быстро утягивая в укромный уголок. Подкрасться незамеченным ко мне может только один человек, поэтому я мгновенно успокаиваюсь, отдаваясь в этот ласковый плен. Риз разворачивает меня к себе, и ни слова не говоря, подхватывает на руки, прижав спиной к стене. Судорожный вдох не удается скрыть, когда мягкие губы касаются моих, захватывают, даря необыкновенные ощущения. Язык проскальзывает в мой рот, проходясь по спиральке. Ладошки обхватывают его лицо, гладят по щекам, по затылку, шее. Как же я соскучилась! И мне совершенно не хочется от него отрываться. Щемящее ощущение счастья и тепла растекается в животе. — Люси, я так скучал по тебе, — вышептывает он мне в губы и тут же их снова прихватывает, не давая и вздохнуть. — Так сильно, что не нашел времени, чтобы сообщить мне о своем возвращении? — притворно надувшись, обиженно оттопырив нижнюю губу, я строго смотрю на него. Но провести мне его не удается. — Я надеялся найти тебя, как только выйду от лидеров, но поступил сигнал и меня отправили практиковаться. — Как все прошло? У отца своеобразный характер и он бывает слишком резок… — Не волнуйся, я же обещал, что со всем справлюсь. — Я бы не была так в этом уверена, потому что когда отец узнает про нас, то он может… начать драться, — пробормотала я удрученно, зарываясь носом в крепкую шею и втягивая в себя его запах, чтобы иметь возможность протянуть до вечера. — Не бойся за меня, — тихий смешок прямо в ухо, — я смогу до него донести, что ты единственная женщина в моей жизни, которую я люблю. Вряд ли Эрик будет против этого… — Ты его просто плохо знаешь. — Не стоит сейчас об этом беспокоиться, лучше думай о предстоящей операции. Люси, Уотерс следил за тобой, пообещай мне, что ты будешь осторожна. — Ты тоже обещай, ладно? — заглядываю я ему в глаза. В полумраке подземного помещения, позолота из радужки почти исчезла, преображаясь в темно-ореховый цвет. — Кнопка моя, — прошептал он так нежно, касаясь губами моего носа, будто я и прям совсем маленькая. И ни за что, никому не признаюсь, но мне нравится ощущать себя маленькой и хрупкой в этих бережных руках. — Меня не так просто убить! Но я обещаю, хорошо? — проникновенно проговорил Риз, вновь возвращаясь к моим губам, заставляя задыхаться от восторга. Грудина его ходит ходуном, от тяжко толкающегося сердца. Руки теснее сжимают меня, обнимая, и еще чуть-чуть, и я стану очень сомневаться, что мы сможем остановиться. — Риииз, нужно идти, — но оторваться невозможно. И пальчики, перебирая волосы на затылке, спускаются все ниже, по шее, проводят ласковую дорожку, чуть царапая ноготками. М-м-м… ну вот как заставить себя успокоиться? Сердце выколачивает свой дикий ритм уже где-то в горле. — Люси… Люс, ну что ты делаешь? — ага, а сам прижимает меня к себе пониже спины. Губы приоткрыты, глаза блестят. — У нас же выезд… — и снова вкус его губ, срывающиеся с них вздохи, запах мужского тела, скользящие между пальцев пряди непослушных волос и сильные ладони поглаживают все откровеннее… Кажется, я перестаралась немного. — Я не хочу никакой выезд… Но, если мы опоздаем, то получим по наряду вне очереди, слышишь? Пойдем… я тоже по тебе соскучилась, но придется потерпеть до вечера. Ты же придешь ко мне? — Приду, после отбоя. Все, иди первая, — выпустил он меня из своих рук, но стоило мне ступить один шажок, как Риз снова резко притягивает меня к себе, прижав на секунду, чмокнул в висок, выдохнув: «Люблю тебя!» и вытолкал в коридор. И я тебя, хороший мой, и я! Я влетаю в гараж, стараясь сохранить независимое лицо, ощущая, как полыхают мои губы от его поцелуев и, не глядя ни на кого, ныряю в свой драгстер. Разговоров теперь не оберешься! Да и хрен с ними, сейчас главное поймать Уотерса. Все будет хорошо. Ведь правда? Драгстеры забирают на юг Чикаго, в старый промышленный центр с полуразрушенными, заброшенными огромными промзонами, перемежающимися пустошами, зарастающими свалками. Среди некоторых грязно-серых остовов заводов и труб, тянутся прогнившие рельсы, почерневшая арматура и ржавые стяжки рабицы. Одну из таких, замотанную цепью и выносит летевший впереди драгстер Вина, лихо тормозя у частично облицованной стены завода. Бойцы выпрыгивают из техники, мгновенно рассредотачиваясь вдоль стен. Второй отряд окружает территорию, оставаясь за укрытиями. Засевшие внутри уроды знают это здание и некоторое преимущество на их стороне, но вот сбежать так просто не выйдет. По сигналу, драгстер срывается с места, вырывая законопаченную дверь тросами, и отряд перетекает внутрь, стараясь ступать как можно тише. В помещениях царил полумрак, рассеянный дневным светом, пробивающимся сквозь проемы выбитых окон и отчасти обвалившейся крыши, оборванные провода и кабели свисают по стенам, горы мусора и обломков покрывали пол. Разгром полный. Пахнет, наверное, отвратительно, хорошо что в керслетах не чувствуется. И тихо. Даже слишком. Только под ногами бойцов играли куски железа, которым ранее были обделаны некоторые стены. — Приготовиться, прочесываем территорию парами. Не выпускать напарника из вида, — шипит связь голосом Итона. — При оказании сопротивления, стрелять на поражение. И, да, — немного подумав, изрекает Эл, — если засечете Уотерса, пристрелите ублюдка на хуй. Заебал он меня! Динамики рапортуют, фыркают, соглашаются и ржут в несколько десяток глоток, а вот мне что-то не до радости. Потому что я не слышу мыслеформ врага. Возможно, они могут быть под каким-нибудь воздействием, как был Гилмор, или здесь уже никого нет. В любом случае необходимо проверить. «Риз, ты тоже их не слышишь?» «Да. Но я чувствую здесь посторонних, будь осторожна», — тут же отозвался он, предостерегая. Мыслеформы напряженные, как натянутые нити от настороженности. «В каком смысле, посторонних?» — уточняя, интересуюсь я, а у самой душа звеняще переворачивается внутри, от его ментальных прикосновений. «Кажется, Зейн тут. Ну или был тут недавно. Как бы там ни было, любимая, будь начеку!» «Ладно, за меня не волнуйся. Себя береги». Часть отряда растекается по помещениям, кто-то тихо взбирается вверх по хлипким лестницам, гуляющим от каждого шага, а мы с Монти перебежками направляемся в нутро одного заброшенного цеха, прислушиваясь и силясь разглядеть что-то среди ржавых каркасов бывшего оборудования. В тот самый момент и раздались первые выстрелы, приглушенные расстоянием, а потом заворачивается такая цветомузыка, что сердце слетает вниз живота. — Под ноги внимательнее, растяжки, — рявкнула связь чьим-то до боли знакомым голосом, потонувшим в грохоте разрыва. Стены вздрогнули, ноги спружинили, завод хоть еще довольно крепкий на вид, но обломки и остатки крыши мгновенно полетели сверху. Следом стрельба и крики вспыхнули по всей территории, будто бои начались в каждом помещении. — Ну, блин, наконец, завертелось, — азартно вскрикнул Монти, бросаясь вперед сломя голову к проему, откуда показались несколько силуэтов, одетых в простую одежду, но с бронниками. Где ж вы их достали, голубчики? Очереди влупили в нашем направлении, уплывая в бетон стен и высекая искры об сталь станков, заставляя кровь закипать от адреналина. Полоснув очередью в ответ, Монти растекся по стене, перед входом в узковатый переход, пока я закатываюсь с другой стороны, поджидая и ловя в сетку прицела противника. Несколько патронов проходят наискось, разрывая воздух, и уходят в потолок, выстрел — и стрелка отшвырнуло на спину к стене. Второго снимает напарник, прострелив горло, что тот стал захлебываться хлынувшей кровью. Выскочив из укрытия, мы, не церемонясь, разряжаем магазины в оставшихся троих, пытающихся скрыться за старым хламом. Пули врезаются в керслеты, отскакивают и теряются среди мусора, шуршащего под подошвами. Новый грохот взрыва прозвучал совсем близко. Твою мать, для чего они тут растяжки тянули, прекрасно зная, что для нашей защиты это не проблема? Несколько человек метнулись от заброшенных цистерн к сквозному проходу, устремляясь в соседний цех, откуда слышалась нешуточная пальба. Парочка отделилась от общего потока, бросились к нам, рванув, и покатились в разные стороны, обмякая, напоровшись на очередь. В связи толком не различить ни голосов людей, ни указаний — всё смешалось в звуках боя. Где-то с треском заходилось пламя, сыплются обломки и остатки штукатурки с расходящихся трещинами стен, кто-то жутко вопит, видимо, подстреленный. О, да, как самый замес пошел — пересрали ублюдки. Пригнувшись, мы двинулись вдоль зияющих пустотой боксов, отгороженных перекрученной арматурой, звуки боя длятся от силы еще несколько минут и затихают, а судя по переговорам в динамиках шлема, оставшийся враг делает попытку ретироваться. А вот это не выйдет, снаружи их давно поджидают. Но как узнать, где же тут Уотерс? И есть ли безупречные? Я вслушиваюсь остервенело во все мысли окружающих, но абсолютно ничего не могу уловить. Пусто, ни души, но чем дальше мы прочесываем помещения, тем сильнее у меня стягивает кожу между лопатками мурашками, несмотря на удушающую духоту. Что-то не так! Сердце бьет тревожной дробью. — Люс, прикрой! — заметив что-то, Монти рывком кидается в одно из ответвлений ходов, но не успев сделать и пары шагов, подлетает в воздух тряпичной куклой. Вспышка зарева слепит глаза, взрывная волна сносит меня прямо в стальные конструкции металлолома, выбив весь воздух из легких. Fuck! Оглушительный скрежет сминаемого металла и бешеный ритм сердца отдается в барабанных перепонках, паника в секунду овладевает разумом. Тьфу, пропасть! Придурок! — Бл*дь, Монти, идиот! Какого хрена ты под ноги не смотришь, ведь для особо умных было сказано, что тут повсюду растяжки! — кое-как продышавшись после удара, рявкнула я напарничку, скатываясь на пол. Огонь хищно пожирает хлам в помещении, дым заволакивает под самый дырявый потолок, вытягиваясь наружу. До меня доносится хрип Бесстрашного — небось, неплохо приложился, — и, заходясь от тяжелого дыхания, он выкрикивает: — Да нормально ж все, под мусором не заметил. Не заметил? Не заметил, бля?! Да срань господня, ну какого хрена мне дали в напарники безмозглого придурка? За все время работы с Гилмором, у меня таких залетов на пустом месте не было, а тут первый боевой выезд и на, растяжку не заметить… — Лучше б мы тебя по дороге выронили и не заметили, ей-богу! Вставай уже, идем дальше, — в сердцах возмущаюсь я, не забыв обложить Монти ругательствами, поднимаясь с карачек и бодренько отбрыкиваясь в связь от летящих вопросов Итона и Ми, услышавших мои вопли. Черт, ну надо ж так! В голове гудит и вся спина отбита, а в защите дышать становится совершенно нечем. «Люси, у тебя все нормально?» — заволновался Риз. «Да, просто мой напарник задел растяжку…» — Да что же ты делаешь, идиот… — заорала я на Монти, сокрушаясь. Хоть в глубине души я и лелеяла надежду, что моему напарничку хотя бы задницу как следует отбило, но увидеть его целым и вполне довольным, тоже было неплохо. Глазищи блестят из-под шлема, ноздри носа раздуваются, а рот перекошен ухмылочкой, мол, да ладно тебе. Именно с этой дурацкой ухмылочкой он безалаберно и снимает шлем, желая отдышаться. И звучит выстрел. Парень вздрагивает, не прекращая улыбаться, а на его лбу появляется аккуратная дырочка… и в этот самый миг меня накрыла огромная сеть, оставляя в воздухе яркие голубоватые вспышки. — Нет! — подавилась я словами, автоматически дергаясь, пытаясь зацепиться за что-нибудь руками. — Монти… — Сетка стягивается вокруг, свиваясь чуть ли не коконом, и неведомая сила тянет меня в проход, протащив по обломкам. — Ловушка! Ловушка… — и дикая паника подступила к горлу вместе с осознанием, что связь не работает из-за импульсов, окутавших мой керслет. Электроника отключилась, по пальцам пробежало легкое покалывание, постепенно усиливающееся, словно кровь в теле начала закипать. Fuck, fuck, fuck! Подловили, когда расслабились… дали почувствовать себя победителями после боя, пустив на пушечное мясо своих наемников, а на самом деле не только ждали бесстрашных, но и готовы были встретить. «Риз! РИЗ!!! Ответь мне, я попалась…» — тишина. Бесполезно. Он меня тоже не слышит. Значит, тут безупречные. В груди жарко полыхнуло, страх рванул наружу от беспомощности, выбивая гулко в сердце. Отчаяние и непоправимость того, что случилось, окутывает подобно той же сетке, в которой меня продолжают куда-то тянуть. Направо, налево, снова и снова, кажется, мы постепенно углубляемся вниз, в подвальные помещения. И кроме глухого звука чужих шагов, ничего больше не слышно. На меня не просто напали, а захватили. Как такое возможно? Кто? От бессильной ярости шумело в ушах, из желудка к горлу подскочила вязкая волна тошноты, а перед глазами стоял образ Монти… Глупый, глупый… Господи, он же совсем еще мальчишка, только прошедший инициацию. И в то же время было облегчение от того, что это был не Гилмор. Мерзкий, холодный пот прошиб спину, и колени стали ватными. А что теперь со мной? Куда меня тащат? И как же душно стало в керслете, ужасно душно, дышать нечем! Заплесневелые своды стен и потолка, покрытые грязными разводами, перестали двигаться, и я содрогнулась, новая волна испарины покрыла тело. Вот оно! Сейчас я увижу того, кто меня забрал. Шаги. Пульс взлетел до небес. Сердце затрепыхалось, а потом пропустило несколько тактов, потому что надо мной возвышался он. Билли Уотерс. Черт! В голове сразу вспыхнули все его обещания и намерения в отношении меня, а долбанная фантазия стала со смаком подкидывать самые жуткие картинки расправы, одна другой страшнее. Слезы сами навернулись на глаза, и дышать снова стало просто невозможно. Еще чуть-чуть, и я носом захлюпаю. Спокойно! Да угомонись ты, истеричка чертова! Не смей распускать сопли, иначе точно сдохнешь! Риз почувствует, что с тобой что-то случилось, так что держи себя в руках и помоги ему найти тебя живой. Но сколько бы я ни пыталась связаться с ним, ничего не выходило, и сердце, как ни упрашивай его, все равно укатилось в пятки и замерло, когда Уотерс стал сдирать с меня шлем. Импульсы отключили всю электронику и у керслета пошла разблокировка. — Привеет, — протянул Уотерс радостно, разглядывая меня, как свежеприобретенную, давно вожделенную вещь. — Я же обещал, что мы с тобой встретимся, козочка! — я рванула вперед, как только бесполезная уже защита исчезла, но жесткий кулак с силой врезался мне в живот, вдавливая в холодный пол, грозя размазать по камню, что я тут же задохнулась и скорчилась, насколько позволяла сеть. А через секунду в шею впилась игла. — Не спеши, — насмешливо изгибая губы, проговорил мужик. — Знаешь, что это такое? Правильно, парализатор! Видишь ли, деточка, у меня есть претензии к твоему братцу, но подобраться к нему я не смог. Зато поймать тебя вышло так просто. А ведь наш Алекс так любит свою маленькую сестренку и, конечно же, придет за ней! Ты же уже знаешь, кто я? Да? — голос был спокойный. Не звучало в нём ни безумия, ни ненависти, только насмешка, выворачивающая всю душу, а по моим венам, медленно потек жидкий огонь. Я сперва даже решила, будто меня подожгли, все мышцы загорели, стягивались и затекали, как будто наливаясь свинцовой тяжестью и способность чувствовать, управлять и ощущать собственное тело, убывала с каждой секундой. Больно, но ни вскрикнуть, ни простонать — язык онемел, а ощущения такие, словно распух, и дышать приходилось только носом. В висках отдало глухой болью, сердечный ритм стал замедляться. Хотелось кричать от безысходности и отчаяния. Взгляд с ненавистью метался по лицу ублюдка, который с каким-то предвкушением следил за всеми изменениями моего и без того очень печального положения. Закостеневшее тело не подчинялось мне. — Плохо быть беспомощной, верно? — снова этот голос, и перед лицом появилась рука с зажатым в крупной ладони ножом. Я дергаюсь изо всех сил, но бесполезно, ни одна клеточка тела ни пошевелилась, только глаза обреченно зажмурились. Чужие пальцы подцепили мое ухо, потянули, и мочку обожгло болью. Все случилось так быстро… так быстро… Одно мгновение, и в глазах расцвели красные круги. Сознание вопило, противилось, внутри распирало от отчаянного крика, застрявшего в голосовых связках, а на деле же только слезы брызнули на виски и челюсть сжалась сильнее. И теплое ползло по шее. Сейчас мне это животное ухо отрежет… — Ну-ну, не надо плакать, — успокаивающе, почти участливо проговорил Уотерс, стирая мои слезы, давая возможность увидеть собственную окровавленную серьгу перед глазами. О-о-ох, сука, кажется, только надрезал. Запугивает? — Я же только начал. Как жаль, что у нас совсем мало времени. Серьга полетела, тихонько звякнув об каменный пол, а ладонь, утирающая влагу с лица, скользнула на плечо и по руке, сжала мою ладошку, медленно-медленно стала перебирать пальчики, захватывая мизинец. Внутри все обмирало от ужаса, это ожидание стократ страшнее немедленной смерти. Глумливый смешок. Глаза в глаза. И он начинает выворачивать мне палец, но не ломает. Ничего не чувствую, но по крайней мере, противного хруста костей я не слышу. — На что ты согласна, чтобы я не калечил тебя? — интересуется эта скотина, стискивая мой несчастный мизинец. — Сейчас то ты ничего не почувствуешь, а вот потом... Может, отсосешь у меня, и я тебя не трону? — и расплывается в ехидной улыбочке, что меня передернуло от омерзения. Ну дава-а-ай, рискни, бл*дь, отхвачу под самый корешок и на поссать не оставлю! Да какая ж сука выпустила его из тюряги, где он был разумно изолирован от общества аж на целых десять замечательных лет?! Боже, помоги мне! Риз, где же ты? Найди меня, пожалуйста, найди… Останови его… Как это возможно, КАК?! Смотреть, как тебя будут резать, ломать, изгаляться, не имея возможности даже шевельнуться… Нет, Риз не позволит ему ничего мне сделать, он успеет! Но худшие опасения начинают оправдываться и иссякают последние крупицы надежды на что-либо, когда лезвие ножа скользнуло по лицу, выписывая там незамысловатые узоры и надрезая кожу. Играет, тварь. Нервы вытягивает, вы*бывая душу, копаясь там в полнейшее собственное удовольствие, чтобы у меня все поджилки тряслись. — Что происходит? — резко обрывает увлекательное занятие Уотерса, холодный голос. — Я же сказал, что она нужна нам живая. Забирай девку, и нужно уходить, немедленно. Я не могу долго сдерживать блок, и так уже чувствую брешь в защите. Они хорошо подготовились. Вон оно что! Это Зейн… Риз был прав, он в городе. И с Уотерсом. А отчаяние в груди разрасталось, становилось все сильнее, и дыханье перехватывало. Слёзы на щеках снова растекались. Им нужен Риз, и они станут шантажировать его мной. Как все просто. — Ладно, у нас еще будет время поиграть, — сделав еще один укол, ласково пообещал мне Билли, и поднял на руки. Потолок, пришедший в движение, становился темнее и ниже. Территория окружена, но мы, скорее всего, уже где-то под землей, поэтому никто их не остановит. Страх, печаль, досада, горечь — все смешалось, подступило к горлу, душило, да только рыдания никак не могли прорваться, застряв в гортани. Мир вокруг плавно раскачивался, закручивался спиралью перед глазами, а я все парила и парила. — Люси! — по сводам прохода прозвучал любимый обеспокоенный голос и громкий топот тяжелых подошв. Риз… успел, нашел меня. Почувствовал. — Люси, где ты? — он совсем рядом. В голове толчками, в такт биению сердца пульсировал крик, отправляясь к горлу, но не смог вырваться, скрутившись колючим комком. Зейн с Уотерсом вполголоса заспорили, шаги, по звуку нескольких человек, приближались, а затем послышался гулкий звук удара увесистого металла о камень. Граната? Но грохота взрыва не следует, значит, бросили импульсный снаряд. Это последнее, что я еще могла воспринять, перед тем, как мое сознание кануло вдруг в темноту.