Новенькая

POV Кейт Уважение. Вот, что я вижу, когда отрываю глаза от экрана телефона в школьных коридорах. Даже несмотря на разбитое лицо и синяки по всему телу на меня заглядываются парни. Скорее всего просто ржут втихаря. Тем не менее видео с нашим боем было выставлено на всеобщее обозрение ютубе, и за три дня оно набрало больше двух миллионов просмотров. Оператор обрезал последнюю сцену, когда я наконец добила его. Он это сделал затем, чтобы Максу не стало ещё хреновее. Он итак уже второй день не приходит в школу, и мне, если честно, как-то не по себе. Я не могу к нему зайти, так как в прошлый раз он меня выставил. Зато можно хотя бы покапать на мозги его дружку. В классе довольно людно, но все собраны по группам и не обращают друг на друга внимания. Дрейк сидит на своем месте, а на его коленях притулилась та самая десятиклассница, которая отсасывала ему в раздевалке. Он не так уж сильно переживает из-за расставания с Викторией. Чего точно нельзя сказать о Вега. — Что, добился своего? — опираюсь ладонями о деревянную парту и смотрю на него в упор. Длинная челка полностью закрыла правую часть лица, но я даже не собираюсь ее убирать. — Ты о чем? — Паркер наигранно приподнимает левую бровь. — О Максе. Дрейк переводит взгляд на блондинку и шепчет ей на ухо: — Исчезни. Блондинка встает на свои длиннющие каблуки, и, смерив меня практически презрительным взглядом, удаляется. Оглядываюсь по сторонам. За нами никто не смотрит, поэтому за конфиденциальность этого разговора я не беспокоюсь. — Мы с ним расстались. Подрались несколько раз. Теперь он не может успокоиться после своего сокрушительного фиаско, и не приходит в школу второй день. Ты же этого добивался? — В общем, да. Ещё хотелось бы тебя растоптать по полной, но из-за тупого видео ты снова шумная личность. Впрочем, вряд ли это надолго. — И тебе совсем наплевать на чувства лучшего друга? Поэтому ты подстроил этот тупой розыгрыш? — Это была авантюра, а не розыгрыш. Для всех так будет только лучше. Особенно ему. Встречаться с такой шлюхой — просто вверх тупизма, и я помог ему избавиться от такой занозы в заднице, как ты. Скоро он мне сам «спасибо» скажет. Мои кулаки снова сжимаются. Подожди, Блэк, рано. — А трахать других шлюх, когда у тебя есть нормальная девушка — не тупо? Давиться слюной при виде того, как лучший друг находит нормальную девушку — не верх тупизма? Не приходить к другу, когда ему херово — нормально? Ты, гребанный дегенерат с атрофированными клетками мозга! Прежде чем творить всякую хуйню, попробуй сначала подумать головой, а не членом размером с эту чертову ручку! Тут мой вспыльчивый нрав берет верх над разумом, и я ломаю его синюю шариковую ручку пополам. Мы смотрим другу в глаза не моргая. У него они светло-карие, наглые. Не такие, как у Макса, глубокие и мрачные. Это ассоциация вспыхнула у меня голове, и в груди сразу же что-то загорелось. Мне захотелось ему так врезать, чтобы он не опомнился. Возможно, я так бы и сделала, если бы мисс Даррелл (завуч) не окликнула меня, войдя в класс. — Кейт Блэк, к директору! — Что я опять не так сделала? — огрызаюсь я, не сводя с глаз с придурка. — Сама узнаешь. Я оборачиваюсь и, наконец, замечаю, какая в классе стоит мёртвая тишина. Все взоры снова устремлены в мою сторону, и от этого я начинаю гореть. Ненавижу это чувство. — Удачи, — ехидничает Дрейк. Я сверкаю глазами в его сторону, и наглая ухмылка мигом стирается с лица. Прихватив со стула сумку, твердым шагом выхожу из кабинета. Ещё посмотрим, чья взяла. По дороге я сохраняю запись нашего разговора, которую своевременно отключила, когда забирала сумку. Ты попался, Паркер. Теперь по-другому запоёшь. Без стука захожу в знакомый кабинет. Это уже не из-за наглости, а скорее от рассеянности. Вызов к директору на последней неделе учёбы перед каникулами не входил в мои планы. Франклин опять болтает по своему дорогущему телефону. Небось, деньги на ремонт автомата с содовой ушли на эту лопату. Хотя, мне же всё равно. — Чего надо? — громко спрашиваю я, скрестив руки на груди и облокотившись на холодную стену. Полу-лысый старикан наконец отрывается от своего «важного» разговора. Как же тут воняет его дрянным одеколоном. В общественном туалете лучше пахнет, чем здесь. Ещё окно выходит на юг, и тупое солнце, выглядывающее из-под серых туч каждый пять секунд меня уже достало. Словом, сплошная головная боль. — Я перезвоню, Элизабет. Я плюхаюсь на мягкое кожаное сиденье и кладу ноги на его стол. Осмотрев кабинет, я громко вздыхаю и уже хочу повторить вопрос, но толстяк начинает говорить: — Где вы были в пятницу вечером, Блэк? — Я думала, что уже весь штат знает, где я была. — Хорошо. Значит это правда. — Что именно? — Что вы с Сандермэном устроили на стадионе? — Постановку. — Какую к черту постановку?! — он бьет кулаком по столу, отчего мои ноги подпрыгивают, и я решаю их убрать. — Спец-эффекты, про такое не слышали? — самоуверенно отвечаю я. Самое главное во вранье — верить самой себе. Если ещё одна страна узнает о моих способностях — родители меня живьём закопают. Вот когда я буду жить одна — берегитесь, супергерои Америки! Обо мне узнает весь мир. — Тогда почему твое тело разноцветное, а Макс не приходит в школу второй день, хотя уведомления от врача не было? Несмотря на несколько слоёв тонального крема, мое лицо все равно нельзя назвать однотонным. Не успевают зажить старые ссадины и синяки — появляются новые. — Тех, кто смотрит на тела несовершеннолетних девушек, обычно упекают в тюрьму на пару лет. Поэтому я окажу вам большую услугу, если не заявлю об этом куда следует. А где Сандермэн — я понятия не имею. Прогулял, заболел, умер — это не мое дело, — безразлично отвечаю я, мысленно прожигая его взглядом. Он не загорится, нет. Но должен почувствовать жар внутри себя. Это ощущение я называю «В предчувствии гриппа». — Я… Начинается. Несколько капель пота стекает по его виску, а я получаю неимоверное удовольствие от происходящего. Мою идиллию прерывает стук в дверь. Затем появляется мама, и я понимаю, что всё очень фигово. Мне нельзя дальше его мучать, так как она чувствует малейшие изменения в человеке. Именно поэтому она устроилась врачом и всегда ставит пациентам самые точные диагнозы. — Добрый день, миссис Блэк. Я хотел бы поговорить насчет вашей дочери, — уже более уверенно продолжает он, а я громко фыркаю. Мама садится на мягкий стул рядом со мной и будто бы не замечает меня. Но я-то знаю, что замечает. — Что она опять натворила? — спокойным, дружелюбным голосом спрашивает она. Таким голосом, от которого меня постоянно тошнит. И она знает об этом, потому что, как вы уже убедились, я не люблю сдерживать правду. — Я это уже полчаса пытаюсь узнать, — ворчу я, враждебно таращась на него. Теперь он весь в холодном поту, и это уже не моя вина. Мама замечает мою злобную ухмылку и всем своим видом дает понять, что игры пора заканчивать. — Она уже несколько раз дралась с Максимусом (на этом слове я очень, очень громко фыркаю) Сандермэном, и теперь он не приходит в школу после залитого в сеть видео. — Это, конечно, очень интересно, но зачем мы обе здесь? У меня пациенты через все щели вылезают, а вы меня вызвали из-за какого-то сопляка, который боится моей дочери? Тогда, прошу меня извинить, это вовсе не наша проблема. Меня это уже начало выводить из себя. Вся эта напускная вежливость — сплошная трата времени. Но мама знает, когда нужно сворачиваться и взглянуть человеку в лицо. — Вам нужно разрешить эту конфликтную ситуацию, иначе Кейт ждет исключение. Школа с таким высоким рейтингом не может терпеть столько нарушений со стороны новой ученицы. «Да пошел ты!» — чуть было не выкрикиваю я, но вовремя закрываю рот кулаком. — Хорошо, мы обязательно что-нибудь придумаем, — мама встает со стула и без тени улыбки идет к двери. — Кейт остается в школе? — Нет, я отстраняю ее от уроков. Пусть решит этот инцидент сегодня, не откладывая в долгий ящик. — Тогда поехали, — мама пропускает меня вперед и аккуратно закрывает за нами дверь. У нее тоже есть суперсила. Может становиться невидимой и проходить сквозь стены. Поэтому вокруг моей комнаты я установила силовые усилители, пройдя через которые человек с суперспособностями теряет их на некоторое время. Когда я нужна внизу, родители вызывают меня по специальному экрану около двери. Мы выходим из здания и садимся в наш офигенный черный джип. Я быстро занимаю пассажирское место рядом с водительским. Моментально захлопываю дверь, чтобы не выпускать теплый воздух. Чувствую, сейчас мне не поздоровится. — Так, я наказана? — спрашиваю я с напускным безразличием. Родители до сих пор не приняли то, что я встала на Тёмную сторону, и стараются всячески меня переубедить. В 11 лет моя одержимость казалась трудностями переходного возраста, но уже прошло пять лет, и мои взгляды не поменялись. А отец и мать перестали меня тыркать. А что, думаю, это даже интересно: смотреть, как мы с Викки постоянно сражаемся. Она — за добро, я — за зло. Несмотря на приличную разницу в возрасте, коэффициент моих побед не так велик, как бы мне хотелось. 50 на 50, как говорится. — Да. Неделю не выходить за ворота, — отвечает мама, поворачивая руль влево. Очень «строгое» наказание, если учесть, что я и в обычные дни стараюсь избегать общества. Разве что в магазин заставляю себя сходить, да и то нечасто. — А если серьезно? Мне правда нужно с ним поговорить? — Нет, уж, я сама поговорю с его родителями, чтобы они научили его уму-разуму. Ты только хуже сделаешь, я тебя знаю. — Что правда, то правда. Сижу на мягкой кровати в своем чердаке и громко слушаю музыку в наушниках, пытаясь не думать ни о чем. На пару часов помогает, но ближе к вечеру я вспоминаю про аудиозапись. Я, конечно, могла бы просто переслать ее Сандермэну, но вот незадача: он добавил меня в черный список. Я очень громко смеялась, когда узнала об этом. Сейчас это бы очень пригодилось. Никому другому эту запись я доверять не могу. Сэм сейчас поехала к маме, чтобы уладить кое-какие вопросы насчет жилья. Придется справляться самой. Да, на улице -10°C, бушует ураганный ветер, с деревьев падают огромные ветви, ломая асфальт и стекла машин, а я хочу пробраться к недоврагу, чтобы отдать какую-то запись. Ладно уж, все равно делать нечего. Взглянув на настенные часы, я набрасываю куртку и открываю окно, впуская ночной воздух. Все небо затянуто темными тяжелыми тучами, вот-вот пойдет дождь. Отлично. Нащупав правой рукой холодную трубу, я залезаю на подоконник и, чуть не забыв вырубить свет, взмахиваю двумя пальцами. Свет гаснет, и мне почти ничего не видно. Спасает лишь тусклое свечение уличного фонаря. Перебрасываю правую ногу на выступ, закрепляющий трубу у стены. Пара минут — я на земле. Руки уже окоченели. Мне нельзя использовать телекинез, чтобы подняться в воздух, иначе датчики на заборе обнаружат мое присутствие вне дома. Но в каждой системе есть свой изъян. В моем случае — задний двор, на котором я сейчас нахожусь. Здесь наш участок граничит с соседским, и я могу практически беспрепятственно пробраться к соседям, а оттуда на улицу. Ещё здесь нет колючей проволоки, что тоже не маловажно. Кое-как перебросив своё тело на чужой участок, я выбегаю на тротуар. Чувствую себя преступницей. Адреналин немного согревает меня, но не надолго. Хорошо, что мой враг живет недалеко. Почему бы мне просто не забить на него? Зачем я вообще все это делаю? Поверить не могу, что я сбежала из дома, чтобы он всего-навсего узнал какую-то правду. Это не просто чувство несправедливости руководит мною. Нечто большее, чего я всегда пыталась избегать. Наконец я у его дома. Нужно пробраться к нему в подвал. Я не могу пройти просто через дверь. Хотя бы потому, что сейчас одиннадцать часов ночи. Я помню, что у него в комнате было окно. Надо только его найти. Да, вот оно. Голубоватый свет говорит о том, что Сандермэну тоже не спится этой ночью. Я осторожно открываю окно и скатываюсь вниз. Макс не выглядит удивленным. Скорее грустным или… Задумчивым? Не знала, что он способен думать. Шатен закрывает проход и продолжает заниматься своими делами, пока я снимаю куртку. — Чего хотела? — как-то зажато произносит он. — Да вот принесла последние доказательства моей невиновности. Если запись моего разговора с зачинщиком этого пранка не переубедит тебя, то я отстану от тебя. Немного помолчав, Макс поворачивается ко мне и садится на свой рабочий стол. — Ты знаешь, что Фиби простила его в тот же день? Я готовилась к чему угодно, но точно не к такому повороту событий. — Что? — только и приходит мне в голову. — Линк объяснил ей все, и она даже не злилась. Они просто взяли и забыли. А мы уже почти два месяца разукрашиваем друг другу лица и никак не можем помириться. Он спрыгивает на пол и неспешным шагом идет ко мне. В долю секунды он оказывается слишком близко, и это чувствуем мы оба. Мне это нравится. — Может, дело в том, что мы злодеи? У нас более темная и загадочная душа, чем у этих простаков-героев? — я кладу руки ему на плечи и смотрю ему прямо в глаза. — А мне кажется, что мы недостаточно доверяем друг другу. Мне уже все равно, что там произошло, ведь за все это время до меня кое-что дошло. — И что же? — Я тебя люблю. И никогда не переставал. Я не сторонница всех этих розовых соплей, но приятно осознавать, что меня любит хоть кто-то кроме родителей. — Я тоже тебя люблю. И могу это доказать. Я не могу больше сдерживаться. Мы должны слиться воедино, как бы странно это не звучало. Я поддаюсь вперед и страстно целую его в горячие сухие губы. Он отвечает взаимностью, крепче прижимая меня к себе. Мы очень резко переходим на кровать. Макс целует кожу на моей шее, что только раздувает мое пламя. В каждой секундой становится все жарче, и мы избавляемся от одежды. Теперь между нами нет секретов, и это одно из лучших чувств на свете. Ради таких моментов стоит жить. Он очень резко входит в меня, отчего я чуть ли вскрикиваю. Но этажом выше находится вся его семейка, и как-то не хочется, чтобы нас заметили. Макс затыкает мне рот ещё одним страстным поцелуем. С каждым толчком я оставляю царапину на его мускулистой спине. Ему это по душе. Через несколько минут я подстраиваюсь под его ритм и наконец тоже начинаю громко вздыхать, но уже от наслаждения. Теперь он уже закрывает мне рот ладонью, хотя сам еле-еле сдерживается. Запретный плод сладок.