Sinnerman

«Привыкай, сынок, к пустыне, как щепоть к ветру, чувствуя, что ты не только плоть.» Бродский

На следующий день. Чёрная Пустошь. Утро. Он плёлся по пустыне, даже не обращая внимания на больное плечо. Горячий ветер все усиливался, а время от времени стали налетать сильные порывы. Он поднял голову, пристально вглядываясь в горизонт. - Буря. Твою мать… Вдалеке, как будто из-под земли, зловеще поднималось стена темно-серого облака. Стена стремительно росла всё выше и выше, угрожающе приближаясь. Убежать от неё было не реально. Да и некуда – везде пустыня. - Смогу ли я выстоять? – тихо прошептал Эбернети, уставившись в горизонт. Его тревожит, только запас воды: осталось совсем мало, максимум хватит на полтора дня. А такие бури в основном длятся часами, но могут иногда длиться днями. Бушующей песок, двигался слишком быстро, перенося барханы с одного места на другое. Каждый следующий шаг давался с большим трудом. Наступил почти сумрак, становилось все темнее и темнее. Наконец, завыла буря, поднялся ураган, волны горячего песка захлестал по лицу. Пыль проникает во все отверстия, дышать тяжело, почти невозможно, песок в глазах, ушах, на зубах. Сухой язык жаждет воды, но ему сейчас не до этого. Главное, чтобы не засыпало. - Ну нет! – шипит бывший победитель Голодных Игр. - Быть засыпанным, и остаться навеки в пустыне? Меня такая участь не устроит. Это продолжалось три часа, но невыносимый ураган не хотел отступать, ровно, как и Эбернети. Он падал на колени, вновь и вновь поднимаясь, стряхивая горячий песок, продолжая идти. Его силы на исходе, но он знает –просто упасть и лежать нельзя. И всё же, понимает, то больше подняться не сможет. Тело чертовски болит, особенно пробитое плечо. Он вспоминает её черты лица, тихо шепчет её имя. Ему на несколько секунд становиться так хорошо, будто бы он и вовсе никогда не был в пустынях, и в плечо ему никогда не стреляли, и что его семья всегда была с ним. А ветер становился все тише, слабее и наконец вовсе затих. Эбернети дико смеётся: неужели подох? С трудом открыл глаза – вокруг всё белое, ни черта не видно. - Ну точно, засыпало, - на его лице читается удивление. Он представлял себе это иначе, в любом случае, был уверен, что «рай» для него недосягаем. Трёт глаза - снова заливается хохотом. Да нет, живой. А вокруг снова раскинулась Пустошь, вокруг все безмолвствовало, а грозная стена песка уходила всё дальше и дальше на северо- восток, будто бы её и не было. Устало падает на спину. Во рту всё пересохло. Тянется к своему рюкзаку. Вода! Борьба со стихией продолжалась часа четыре, он дико устал от этой жаркой, тяжёлой и изматывающей борьбы. Пролежал так ещё часа два, а затем поднялся с серовато-жёлтого песка. - Нужно идти дальше. Если я выжил, значит и они тоже. Эбернети снова шел по пустыне. Заходящее солнце разбрасывало вокруг него странные, причудливые тени. Он не чувствовал жары. Он не чувствовал боли потрескавшихся губ. Его лицо шелушилось и было покрыто толстым слоем пота и пыли. - А ведь тебя предупреждали - отчаяние... пустота... и грёбанный песок, - проговаривая каждую фразу, Хеймитч делал шаг, тяжелый, размашистый, погружаясь в песок и пепел. Вокруг не было ничего: ни растительности, ни воды, ни людей, ни покинутых давным-давно домов. Ещё несколько недель назад Эбернети был готов, к чему угодно, но не к бескрайним песчаным дюнам и раскаленному воздуху. Любое его действие, каждое слово и проделанный шаг уже не имели значения. Он видел гребанную пустыню: песок и пепел. Ни единого следа от машин, ни единого тела. - Тот, кто уйдёт в пустыню... - снова шаг, - больше не вернется. Рядом прошелестел песок, и мужчина инстинктивно схватился за нож. Мимо соскользнула игуана - обед, белок в чистом виде - схватить которую не составило бы и труда. Ящер тупо уставился на мужчину, будто бы внутри его разума происходил спор: придётся ли ему умереть сейчас, или нет? Перманентное чувство голода исчезло в раз, и Хеймитч опустил нож. - Катись в ад, - прорычал он в след уползающему обеду. Такие путники попадались крайне редко. Впрочем, ящеры были не единственными жителями Чёрной Пустоши. - Когда ты, Эффи, уезжала, - он снова сделал шаг, длиннее чем обычно, - ты говорила, что будут выжившие... Представляю... Что с ними произошло, будь они жителями этого ада, - в его голове острой вспышкой возник образ: люди, едва держащиеся на ногах, озлобленные, одичавшие, существующие только благодаря инстинктам. - Ну вот, докатился, разговариваю сам с собой, - он фыркнул, делая шаг навстречу горизонту, и сплюнул чёрный песок, скрипящий на зубах - мозг совсем расплавился! Он шагал дальше, и, если бы он знал, что впереди, за пустыней, раскинулась ещё одна, а затем ещё одна, и что кроме песка и пепла во всём мире ничего не осталось, он всё равно бы искал. Эбернети готов пройти все эти круги ада, лишь бы вернуть свою упрямую Капитолийку, застрявшую в самом сердце Чистилища. Он хотел вернуть свою семью. Мужчина остановился. А затем устало упал на колени. В его голову пришла странная идея. Он не мог сказать точно, сколько времени он уже идёт по этой Пустоши. Может быть, месяцы, а может быть, годы. По крайней мере, иногда ему вспоминалось, то далёкое время, когда вокруг не было пустыни. Вокруг было - зелёное, голубое, золотое, яркое, живое, сочное… Теперь ему казалось, что это просто странный сон. И девушка, которую он ищет, тоже не существует. Ведь не может же быть, думал он, что я помню это. Он помнил и был уверен в своих убеждениях всегда, но именно сегодня, почему-то решил, что пора остановиться. Потому что ужасно устал от белого и безжизненного. Потому что безумно хотел зелёного, голубого, золотого… потому что всё это было совершенно немыслимо и невозможно. Он много, бесчисленное количество раз, думал об этом "чём-то", что скрыто в пустыне и к чему он идёт. Он не знал точного направления. Возможно, он все эти годы просто бессмысленно ходил по кругу. Ведь солнце висит на одном месте, а пустыня везде одинакова. Но рано или поздно он должен был выйти к чему-нибудь. Теперь это казалось идеей спятившего. - Идиот ведь. Можно просто сдохнуть. Вдруг получится... найти их где-нибудь в раю, - его взгляд вдруг сфокусировался, на мгновение вдруг показалось, что впереди, всего в нескольких метров, промелькнула женская фигура. – Галлюцинация, - он горько улыбнулся; через секунду силуэт исчез. Горячий сухой ветер, кроме уже осточертевшего шороха песка, принес рычание мотора. Он вновь замер, прислушался: звук повторился, но уже с удвоенной силой. - О, нет, это не иллюзия, идиот! Волна адреналина подскочила к самому горлу, заставляя Хеймитча рывком подняться на ноги. Где-то сквозь пустыню прямо на него мчался автомобиль, разнося вокруг рев мотора, оставляя за собой огромные клубы пыли. Машина резко затормозила, послышался выстрел и крик девушки. - Черт. Черт возьми! Осознание реальной угрозы словно выстрел, пронзило податливую плоть измотанного разума. Мозг судорожно заработал. - Она или не она? - размышлял Хеймитч, и странная тоска окольцовывала его душу, словно предстояла встреча с призраками умерших товарищей. Что, если это Китнисс? - в голове всплывали воспоминания о давно позабытых Играх, когда ей угрожала опасность, а он метался из стороны в сторону, будучи не в силах прийти на помощь. Знакомое чувство овладело им. Он не раздумывая слетел с дюны. Расстояние между ним и машиной неумолимо сокращалось. Голоса стали более отчетливее, но мужчина старался не слышать о чём они вещают. Прекрасно осознавая, что силы не равные, он нащупал за поясом нож, и приготовился дать отпор. Когда их разделяло не больше пяти метров, Хеймитч с ужасом заметил ещё тройку автомобилей. Машины были полуразваленными, некоторые детали были из других комплектов, другие - самодельные, украшениями служили черепа и кости - общий вид каждой машины вселял недоверие и жуть. Это были не те уроды, которых он встретил на побережье. Но одна из машин чертовски напоминала его джип. Он замер, словно попав в воронку из песка, вглядываясь в лицо девушки. Его настигло безумное чувство разочарования, а вслед пришла апатия. - Не она, - шептал его разум, - не Китнисс. Грязный, покрытый пеплом и потом амбал, схватил её за ногу и поволок к машине, оставляя полоску крови на песке. Она же тихо скулила и отчаянно хваталась за песок, пытаясь противостоять нападавшим. Мужчины дико смеялись, некоторые обходились только жестами. Один всё же крикнул что-то невразумительное и, выставив руку вперед, указал на Эбернети, наблюдавшим за ними. - Эй, ты, подойди, - крикнул предводитель уродов, на животе которого расположился скелет младенца. Хеймитч послушно спустился по песку и через минуту уже стоял возле них. - Пистолет? Обрез? Оружие? Патроны? Бензин? Еда? - Нет. - Убейте его, пойдёт на корм, а малышка моя, - он обвил её талию своей огромной рукой и с силой прижал к себе. От боли она вскрикнула и безжизненно опустила голову на его плечо. - Жди, - думал Эбернети, смотря как четверо дикарей, окружают его, подбираясь всё ближе. - Выжди нужный момент, и тогда можно сделать выпад. Ещё шаг и... Послышался выстрел и амбал со скелетом на теле рухнул, захлёбываясь собственной кровью. Четверо отступили в сторону. Девушка с короткими, угольно-чёрными волосами, перепачканная сажей и кровью, держала пистолет перед собой, ехидно улыбаясь. - Одно движение, и ты труп, - уставившись на Эбернети прорычала она, но её обращение было исключительно ко всем. В воздухе повисла тишина, разрываемая шорохом песка и пепла. Амбалы оскалились, и в ту же секунду ринулись на девушку, а Хеймитч устало закатил глаза, но продолжал послушно стоять. Он закрыл глаза, и разум его уносился всё дальше, в то место, где его ждала Китнисс, Пит и ОНА. Патронов хватило как раз на всех. Снова повисла тишина. Бодрый голос оборвал молчание, приводя Эбернети в сознание: - Ну привет, чудик!