Жизнь не бывает легкой

Сегодня я узнала потрясающую новость! Моя дорогая фрау Марта сообщила ее мне задыхающимся от волнения голосом, таким тихим, что это больше походило на шепот, как будто сказать это вслух означало выдать какую-нибудь государственную тайну. Оказывается, послы короля Англии, что уже две недели находятся у нас при дворе, приехали не только заключить торговый договор, как думали мы все. Они ищут невесту своему государю. А это значит, значит… У моего брата нас двое, две сестры, я и Амелия, но так как я старшая, то… Я, обычно слушающая болтовню моей няньки вполуха, теперь стараюсь не пропустить ни слова. «Его высочество дал аудиенцию и весьма продолжительную», - слышу я. «Продолжительную» это сколько? Минут пять – десять, ибо брат считает ниже своего достоинства говорить с кем-либо дольше, пусть это будут послы хоть самого Папы Римского. Речь шла о портрете. Когда господа послы узнали, что наш живописец болен, они тотчас же предложили прислать личного портретиста самого короля Генриха. Вот как? «Портрет – это серьезно», - говорит моя фрау Марта и смотрит на меня значительно. Бедняжка, она уже почти потеряла надежду когда-либо увидеть меня идущей под венец. И немудрено, ведь мне уже двадцать четыре года. Мои фрейлины говорят, это потому, что отец умер слишком рано и не успел пристроить нас с Амелией, а брат, ну, у Вильгельма всегда полно неотложных дел и вообще, устроить выгодный брак особам королевской крови всегда непросто. Но я знаю еще одну причину, почему я до сих пор не замужем. Мне никто ее никогда не скажет, но я знаю. Мне достаточно посмотреть в зеркало и затем перевести взгляд ну хотя бы на стоящую рядом горничную. Я не очень-то красива. Нет, не уродлива, упаси боже, но и красавицей меня не назовешь. А для мужчин, я знаю, это имеет большое значение. Хотя для монарших браков отсутствие красоты у невесты никогда не было преградой, достаточно взглянуть на мою невестку и еще кое-кого из нашей родни. «Но почему, - решаюсь я спросить, - королю Генриху понадобились именно мы? Почему не Франция и не кто-нибудь из родственниц императора?» «Ну, - протягивает моя нянька и легонько треплет меня по руке, - наверняка у него есть на то свои причины. Где же и искать невесту доброму протестанту, как не в Германии?» Да конечно, Англия порвала с Римом, как и многие в наших землях, и это только естественно нам искать союза. «Да и кроме того…» - фрау Марта вдруг испуганно замолкает. Я жду продолжения, но она лишь нервно теребит подол передника. Затем, увидев мое недоумение, она берет себя в руки и улыбается. «Мое милое дитя, моя дорогая, дорогая девочка. Я ежедневно молюсь, чтобы господь послал тебе счастье, как же может он не услышать мои молитвы?» Вечером, оставшись одна, я долго думаю и наконец понимаю значение ее слов. У этого короля Генриха, моего предполагаемого жениха, не самая лучшая репутация. Он уже схоронил трех жен, и не все умерли своей смертью. Конечно, эта Анна Болейн ему изменяла (скандал был таким громким, что его эхо докатилось и до наших краев и даже проникло в мои отгороженные от всего света покои), так что никто не осудит короля, что он вырвал из сердца любовь, что питал к ней, и отправил предательницу на эшафот. И все же. Немногие девушки согласятся выйти за женоубийцу, если у них есть возможность выбирать. А я? Каков будет мой ответ? Я было погружаюсь в раздумья, но затем вздрагиваю, будто пробудившись от наваждения, и не могу удержаться от смеха. Что это я себе вообразила? Как будто кто-то спросит мое мнение! ******* Я долго не могла уснуть сегодня ночью, а когда наконец задремала, мне снились странные сны. Вот я сижу рядом с братом в нашем тронном зале, и к нам медленно приближаются послы его величества короля Англии. Они преклоняют колени и один из них, самый старший и величественный, говорит: «Ваше высочество, дозволено ли мне будет просить руки вашей сестры для моего государя?» Вильгельм смотрит на меня, и весь зал смотрит на меня, а я важно восседаю на своем троне и не знаю, что мне следует говорить. Вдруг я замечаю, что это уже не наша скромная зала, а нечто куда более великолепное – Уайтхолл, резиденция английского короля – и меня окружают незнакомые лорды и леди. Они кланяются и делают реверансы передо мной. И тут я вижу его, короля Генриха. Я знаю, что это он, хотя никогда его не видела. У кого же еще может быть такой властный профиль, такая величественная осанка, такой великолепный стан! «Моя леди, - говорит он, и его голос звучит как музыка в моих ушах, - моя сладчайшая леди!» И все исчезает – тронный зал, придворные, Уайтхолл – мы остаемся одни в саду, у фонтана. Нас освещает луна, тихо журчат струи воды, откуда-то доносится прелестная музыка. И вот передо мной уже не грозный повелитель, но нежный возлюбленный, молящий подарить ему один только взгляд. Он берет меня за руку и почти шепчет: «смею ли я надеяться?» Но как только я собираюсь ответить, из-за спины его вдруг выступает женщина, за ней еще одна, за ней еще. Они угрожающе смотрят на меня, они готовы испепелить меня взглядом, они шаг за шагом приближаются ко мне. Я теряюсь, я покрываюсь холодным потом, я отступаю назад и назад, к фонтану. И вот, когда я уже почти свалилась в него, мой кошмар кончается. Я просыпаюсь, вся дрожа. Я знаю, что значит мой сон и кто были эти женщины. ******* Прошло три месяца со дня отъезда английских послов, и о моем бракосочетании ни слуху, ни духу. Очевидно, из этого ничего не выйдет. Ну и к лучшему! Мы с фрау Мартой больше не заговариваем об этом, как будто нашего разговора никогда и не было. Жизнь снова вошла в свою колею. ******* Оказывается, я рано поставила крест на своем «английском браке» (как я мысленно его называла). Сегодня Вильгельм вызвал нас с сестрой к себе в личные покои и более торжественным, чем когда-либо тоном объявил: «С завтрашнего дня вы обе будете брать уроки английского языка. Я нанял самого лучшего учителя, какого только можно найти. Возможно, случится так, что вам придется воспользоваться этими знаниями». Мы с Амелией переглядываемся. Она, конечно, тоже наслышана о сватовстве короля Генриха. Моя сестра более непосредственная, и пока я мысленно перевариваю в голове, что только что услышала, она выпаливает: «Значит, Вилли, мы выйдем замуж в Англии?» Брат холодно смотрит на нее и не удостаивает ответом. Он лишь провозглашает свое неизменное «в должное время вы все узнаете» и затем прибавляет: «занимайтесь хорошенько». Как же я не выношу его напыщенность! И неужели он до сих пор считает нас маленькими девочками, с которыми нельзя поговорить серьезно? И все же он и Амелия - всё, что у меня есть. Это моя семья. Правда, вдруг осеняет меня мысль, если (нет, нет, когда) я выйду замуж, у меня будет другая семья, совсем-совсем другая. ******* Посланцы короля Генриха снова у нас. Вильгельм решает, что пришло время представить нас, двух девиц на выданье, из-за которых и идут все эти хлопоты. Правда, понимает он это весьма своеобразно. «Оденьте длинные вуали и не вступайте в беседу», - наказывает он. Брат особенно настаивает на этой детали туалета. Протестовать бесполезно. «Этот английский король с чудачествами, - слышу я его недоуменные восклицания, - ему, видите ли, необходимо получить ваш портрет. Ничего, пусть удовольствуется вашим приданым и моей дружбой». Я понимаю, чем объясняется такое поведение моего обычно столь сдержанного брата. Он не хочет выглядеть незначительным князьком, потерявшим голову от знаков внимания могущественного европейского государя. Он должен сохранять достоинство. Он должен держаться на равных с ним и произвести впечатление на его послов. Лучший способ достичь этого – демонстрировать отстраненность. Когда мы с сестрой показываемся из своих покоев, английские джентльмены лишаются дара речи. Но не от созерцания нашей красоты, а совсем по другой причине. Мы так плотно закутаны в свои одежды, что турчанки могут позавидовать! Бедняги, они ведь должны написать своему государю, каковы мы во плоти, но Вильгельм явно не намерен облегчать им задачу. Напротив, он еще и подливает масла в огонь. На их сбивчивые протесты он громогласно вопрошает: «Что? Может, вы бы еще хотели увидеть моих сестер обнаженными?» На мой взгляд, это уже чересчур. Один из посланцев осмеливается возразить: «Но, ваше высочество, мы даже не можем понять, кто из них кто!» Тут я решаюсь прийти к ним на выручку. «Я – Анна», - говорю я из-под своей вуали. «Я – Амелия», - вторит мне сестра. Англичане переводят глаза с меня на нее и обратно, но это им не очень помогает. Брат решает поставить точку в этом представлении. Он дает нам знак, и мы удаляемся к себе. За ужином Вильгельм все еще продолжает кипятиться. «Он что, считает мою страну мясным рынком, а вас товаром?» - это он о короле Генрихе. Я мысленно возражаю ему, что для жениха вполне естественно желание знать, хороша ли собой его будущая жена. Я тоже была бы не прочь порасспросить кого-нибудь о своем нареченном, но об этом и речи нет. Впрочем, могу ли я считать себя помолвленной? Король вполне может счесть себя оскорбленным подобным отношением к своим посланникам и отказаться иметь с нами дело. Поэтому, перед тем как уйти к себе, я набираюсь храбрости и спрашиваю брата: «Скажи, Вильгельм, какой ответ ты дал англичанам?» Я почти ожидаю привычной грубости и нравоучений, но вместо этого он смотрит на меня так, как будто увидел впервые и затем отвечает: «Сестра, возможно уже раньше Рождества ты станешь королевой Англии!»