Обратный ход

Сон на новом месте оказывается достаточно легок. Но, хотя Иван проснулся достаточно рано, когда солнце еще только поднималось над землей, спустившись из отведенной ему чердачной коморки, он обнаруживает, что хозяина дома уже нет. «Что ж, зато завтрак оставил. И чем он сам питается?», — размышляет юноша, окидывая оставленные на столе кувшин с водой и творог, — «Хотя, у них наверняка общая трапеза… А ему уж-то как верховному точно приносят все готовенькое». Нахмурившись, Иван обшаривает стол и запечье, обнаруживая небольшой, запылившийся горшочек с мукой и миску с яйцами. «Не густо», — резюмирует он, — «Хотя…». И его взгляд падает на несколько яблок, что неприкаянной парой лежат с краю стола. Улыбнувшись, он приступает к своему делу — сначала разжигает печь, что явно не так уж часто использовали для стряпни, а после быстро смешивает в миске все нужное, сетуя, что вместо молока использует воду — тесто, так или иначе будет пресным, остается надеяться, что задуманная начинка компенсирует. Руки, вымешивающие сдобу, могут вложить в нее многое, особенно руки ведающие, но сейчас, конечно, Иван едва ли мог это сделать. «Так я его конечно не приворожу, но приятное впечатление, быть может, произведу», — размышляет он, раскатывая пласт, на который укладывает сверху яблоки, а те, поколебавшись немного, поливает медом, надеясь, что это не слишком большая редкость в капище — все же, рядом лес. Он отправляет пирог в печь, сразу приступая к уборке, ибо вряд ли волхву придется по нраву беспорядок в своем жилище, которое он мог позволить себе ни с кем не делить. О том, чтобы заглянуть в отгороженное занавесью из нанизанных на множество нитей желудей личное пространство Кощея ведьмак пока даже не думает — слишком велик риск быть пойманным за руку, да и будет еще время выискивать и рыскать, сначала следует заслужить доверие. И аккурат к уже остывающему пирогу в дом возвращается волхв. — Я немного похозяйничал тут, — обернувшись на вошедшего, Иван одаривает его одной из своих самых очаровательных улыбок — сочетание легкого извинения и располагающего добродушия, — Хлеба не было, но зато были яблоки, и вот… — Пирог? — не без удивления протягивает Кощей, приподнимая бровь. — Вроде того, — и подхватив один из кусков, он вкладывает его прямо в руки подошедшего к нему мужчине. — Интересно… — протягивает он. И нечто в лице Кощея указывает Ивану, что что-то не так. — Ой, — опустив глаза на пирог, он понимает, в чем именно оплошал, — Глупо получилось, — добавляет юноша не без искреннего огорчения, — По привычке… «Надо же было так!», — с досадой думает он, на самом деле не имея намерения дразнить волхва подобного рода провокацией. Но пока мысли убежали далеко, руки делали свое дело, и выложили по каемке пирога косу из шести витиевато переплетенных особым образом приплюснутых колосьев. И все бы ничего, но от того борта шло ровно тринадцать полос — каждая из которых символизировала ту или иную Верховную ведьму. Полагалось еще вылепить схематичную фигуру Темной Матери в самом центре — такие же ведьмы и обращающиеся к их силам вышивали на одежде и домашних тканях, вырезали на оберегах, но то была кропотливая работа, которую Иван, да и другие прочие чаще игнорировали, если блюдо не готовилось для большего шабаша, а съедалось в доме. — Что ж, вкусовых качеств от этого он не потерял, — и Кощей, принюхавшись к протянутому куску, одаривает юношу короткой улыбкой, — Но я думал, такое делают только сами ведьмы. — Сестра была горазда свалить на меня подобного рода дела, — безмятежно пожимает плечами он, — Да и в целом, я вырос в доме ведьмы, волей-неволей нахватался всякого, то тут, то там… — Твоя сестра ведь куда более опасная ведьма, чем кажется на первый взгляд, верно? И выследить ее весьма сложно, столько лет не могут поймать за руку, — задумчиво протягивает волхв, аккуратно откладывая кусок пирога обратно на стол. — Все ведьмы опасны, — безмятежно пожимает плечами Иван, провожая глазами этот жест, — просто каждая по-своему. «Для всякого, кто пытался поймать за руку, дело ничем хорошим, не кончилось», — тем временем думает он. — Но не каждая может стравить три княжества до кровопролитной войны насмерть, — не без досады парирует Кощей, — И буквально свести человека с ума. Эту карту Ивану крыть не чем, ведь он прекрасно понимает, о чем говорит волхв. — Любавушка, счастье мое, — князь замыкает на её тонких запястьях тяжелые браслеты из литого, блестящего золота, — Наконец сможешь стать моею супругой, ничто больше не встанет меж нами! — И что, помолвку разорвешь, невесту свою прошлую восвояси отправишь? — тихо вопрошает пышногрудая девица, окидывая своего собеседника мягким, чуть недоверчивым взглядом из-под темных ресниц. Она выбрала тот облик, что пришелся этому мужчине больше всего по душе — со своими мелочными огрехами, но ведь то и западает в сердце. В конце концов, Прекрасная — это каждая красивая женщина, и каждая красивая женщина — немного Прекрасная ведьма. — Уже разорвал, — стоящий пред ней на коленях мужчина жарко целует одну ее ладонь, а после и другую, — Отправил голубя ее отцу еще на той седмице, и слуги уже собирают в дорогу. «Отлично, отлично», — прикрыв глаза, девушка покладисто выгибает шею, позволяя нетерпеливым губам прильнувшего ближе мужчины касаться нежной кожи.Она позаботилась так же и о том, чтобы и невеста князя, прибывшая ко двору, совсем недавно, увидела, как ее будущий супруг страстно лобызает другую девицу, не чураясь ни глаз дружины, ни служилого люда. Это уже немалое потрясение для субтильной, не крепкой телом и духом соперницы. Хотя сама Рогнеда Прекрасной даже нравилась, но ведьма давно не позволяла симпатиям к людям проникать в свое сердце глубоко. Удел отосланной прочь невесты — вызвать достаточный гнев отца, что будет готов вступиться за поруганную честь дочери огнем и мечом. — А зря княже, зря. — Что? — охваченный порывом страсти мужчина даже не расслышал этих слов. — С чего ты решил, что я пойду за тебя замуж? — снисходительно роняет она, поднимаясь на ноги, и мягкие было черты лица хищно заостряются. Обычно, ведьма, конечно, поступала иначе — не открывала карты так резко, скорее пропадала, подстраивала свою гибель, оставаясь в памяти возлюбленных утраченной, неразгаданной загадкой, что мучала долгие месяцы, а порой и годы. Но вся эта история с князем и его братом дюже надоела Прекрасной, особенно когда перешла в ту фазу, где надо было терпеть чуть ли не ежечасные лобызания. От окончательного и полного обличения удерживало только опасение смазать результат всех трудов — ведь мужчина, что был зачарован и приворожен ведьмой, мог рассчитывать на куда большее сочувствие, чем тот, кто упал в омут по своей воле. — Да как же не пойдешь, милая, родная, — заторможенно произносит князь, поднимая к лику ведьмы распахнутые в удивлении глаза, — Чем обидел я тебя? Что не так сделал, чем обделил? Скажи, все исправляю, все по-твоему будет! Она видит непонимание, отчаяние, неверие — отличное сочетание, что будет мучить несчастного возлюбленного долгие дни и бесконечные ночи. — Жалкий ты, — надменно роняет дева, стягивая с рук браслеты, — Брат твой всяко лучше будет, — и пышная белокожая грудь поднимается в тяжком вздохе, — Жалею, что с ним не осталась. — Брат?.. — А разве я когда-то говорила, что люблю тебя, княже? — чуть печально усмехается она, окидывая замершего в оцепенении мужчину холодным взглядом, — Не было такого. И дорогие, усыпанные каменьями брачные браслеты падают под ноги девицы с безжалостным звоном. «Пора заканчивать все это», — хмыкает Прекрасная, выскальзывая из дверей горницы и быстрым шагом, пока ее очередной неудавшийся жених не успел опомниться и броситься в след, заворачивает за угол, оставляя на полу слишком уж приметный алый платок. На лестницу выходит уже непримечательного вида девушка, чье лицо никто из окружающих не сможет запомнить. А истинного лица здесь и не видели вовсе. «Да, шумное дельце получилось», — думает юноша, собирая со стола миски, в которых лежали яйца и яблоки и отставляя их в сторону. — Думаю, что человек, который может сойти с ума из-за любви, ума недалекого, — и Иван не удерживает короткую усмешку, — Да и не от любви тот князь обезумел, а от вожделения, как почти и все, кто сталкивается с сестрицей, — а это было не вполне правдой, но юноша видит, как по лицу волхва пробегает короткая и быстрая тень, и от того спешит смягчить свою речь. — А в итоге невеста князя наложила на себя руки, — произносит Кощей, продолжая внимательно всматриваться в лицо своего собеседника. «Рубишь лес — щепки летят», — мысленно отвечает Иван, лишь на мгновение отводя глаза в сторону. Это была лишняя потеря, но значительно повысившая все прочие ставки. — Но это был каприз Прекрасной, это была месть, — добавляет он спустя паузу с едва слышным вздохом. — Месть? «Ой, а ты будто бы не знаешь», — не без раздражения думает Иван, мысленно ведя с волхвом совсем иной диалог, — «Словно князья, которых вы благословляете, не пачкают руки в крови». — Князь убил одну из верховных, и, хотя она уже успела обзавестись дочерью, та еще слишком мала, и пройдут годы, прежде чем ведьмы получат новую Разящую, да и силы ей придется раскрывать самой, не будет матери, что передаст, обучит… Шабаш не прощает такое. — И что, месть принесла вам удовлетворение? — спустя паузу уточняет волхв. — Кому? — Шабашу. — Удовлетворение? — и в голосе юноши проскальзывают нотки искреннего недоумения, — Месть должна приносить возмездие, в этом ее смысл. — А возмездие что, не приносит удовлетворения? — Потерю все равно не восполнишь, — задумчиво протягивает юноша, вспоминая молча стоящий вокруг костра шабаш, оплакивающий утрату сестры, — Но ведь если покажешь слабость единожды, в следующий раз не ударят еще сильнее? — Но разве тогда не множатся за страданиями страдания? Возмездие за возмездием, и так без конца? — Не знаю, — Иван пожимает плечами, намереваясь перевести разговор в другое, менее опасное русло, — Остановить такое трудно, можно лишь…выбрать больше не быть частью этого. — Вроде как моя хата с краю? — хмыкает волхв, заправляя длинную прядь за ухо, — Ты именно поэтому сбежал? «Не туда идет разговор», — мелькает в голове Ивана. — Скорее, стараться не причинять больше зла там, где могу это делать, — мягко произносит он, выдавая неловкую улыбку, словно извиняясь и за всякое свое прегрешение, и за все грехи всех ведьм в целом. И одни боги знают, как бы продолжился этот разговор, если бы его не прервал короткий скрип двери и звонкий голос. — Ого! В этом доме сто лет не пахло свежим съестным! Обернувшись, Иван видит на пороге пышную женщину невысокого роста. Длинные, рыжие и вьющиеся мелким завитком волосы непослушно торчали в разные стороны, но их обладательницу то не смущало, раз она не убирала их в косу или под платок, а лишь завязывала его вокруг лба, чтобы самые своенравные пряди не лезли в лицо. На лице, обильно усыпанным веснушками, выделяется крупный нос и живой блеск голубо-серых глаз. Широкую шею опоясывали несколько рядов бус - и обычных, из раскрашенного дерева, и обережных, из заговоренных камней. — Так уж сто лет, не преувеличивай, — с короткой улыбкой парирует Кощей, но Иван успевает заметить самое искреннее выражение, которое ему довелось увидеть на лице волхва за все время. «Ага, понятно», — быстро подмечает ведьмак, наблюдая как подходя к Бессмертному женщина заключает его в объятье, которому, казалось бы, склонный к обереганию пространства вокруг себя мужчина не сопротивляется, — «С ней у него точно отношения лучше, чем с Ярославом, тоже стоит найти, как подобраться». — Как прошла свадьба, все в порядке? — Свадьба широка была, давно такую не гуляли, — опустив на лавку холщевую сумку, женщина подходит ближе к Ивану, обходя его кругом, — А вот, значит, и причина ужасного Ярославого недовольства? Выглядит не так страшно и грозно, как казалось. — Да, — он же широко и открыто улыбается, — А вы… — Плаша я. Ведунья, да — женщина подмигивает ему, — Почти одного поля ягода с твоими сестрами. «Да нет, поля разные», — внутренне хмыкает Иван, склоняя голову и всматриваясь в округлое, добродушное лицо, — «Их Светлых Богинь давно не почитают ни как воительниц, ни как владеющих силой равной мужу… Плодородие, да и только». — Видеть женщину с силой вне нави дело непривычное, — обтекаемо протягивает он. — Кощей давно стремится это исправить, — Плаша выразительно улыбается, кивая на волхва, на что тот делает неопределенный, отмахивающийся жест ладонью, — Так что не за горами дни, когда и девы в полной мере вспомнят светлую силу, что хранится в их руках. «Не думаю, что это многим по нраву», — внутренне хмыкает Иван, — «Как нашим, так и вашим». — Надеюсь, этот пирог не отравленный, а то иначе Ярослав до скончания века будет попрекать нас тем, что он же говорил, а мы не послушали… — улыбнувшись, Плаша подхватывает с блюда кусок, принюхиваясь. — Конечно нет, — юноша отвечает такой же шутливой улыбкой, — Такие сладкие яблоки ядом перебивать — только плоды переводить. «Будто бы одним отравленным пирогом можно разобраться с Кощеем Бессмертным, хотя, было бы неплохо…», — хмыкает он внутренне, — «Она тоже наверняка не так проста, как кажется, хотя и очень дружелюбна». — Хорошо, что ты решил подкормить нашего верховного — ведунья с весьма довольным видом откусывает от пирога кусок, не гнушаясь продолжать фразу с набитым ртом, — А то он грешит привычкой пропустить трапезу-другую… — и в ответ на эту фразу Плаша получает недовольный взор Кощея, который все это время вклиниваться в разговор не спешил. — Мелочи, — мягко произносит Иван, — Пойду пройдусь по окрестностям. И без слов ясно, что эти двое рассчитывают поговорить наедине, поэтому ведьмак предпочитает тактично удалиться, — «Заодно погляжу что да как здесь». Дом верховного волхва стоит в значительном отдалении, и окинув взором ряды изб и возвышающиеся ряды идолов, Иван пока решает идти в противоположную от центра капища сторону. Ноги выносят его к небольшому пруду, что оказывается поодаль от дуба и примыкает к опушке леса. На языке все еще легкой горчинкой оседает разговор с Кощеем. …А в итоге княжеская невеста наложила на себя руки… «Не выдержала позора и пересудов, значит…», — вздохнув, Иван стягивает рубаху, и подвернув штаны, входит в воду по колено, бросая взгляд вдаль. Лицо Рогнеды с легкостью всплывает в голове, ибо он помнит каждое из них. Робкая, тихая, тонкая словно ива, что переломится от всякого ветерка. Вот и переломилась, став одной из тех, на чью смерть не рассчитывали, но о коей едва ли сожалели. «Как там Яга говорила? Чтобы забирать чужие сердца, о существовании своего нужно забыть?», — невесело хмыкает юноша, — «Мне лицемерно сожалеть о чем-либо…». Вздохнув, Иван морщится, и, склонившись к воде, умывает лицо, словно стремясь стереть все неоднозначные размышления. — Ох, Любавушка, волнуюсь я так об этом сватовстве… — Полно вам, — жидкие русые волосы слабо теплящимся ручьем скользят меж ее пальцев. — А ты, кажется, понравилась его брату, да? — задорно улыбнувшись, будущая княгиня оборачивается на свою новоприобретенную служанку. — Князья прислугу в супруги не берут, — резонно возражает та. — И то правда… Прости, бережу твою душу почем зря, — вздыхает Рогнеда, вновь поворачиваясь к зеркалу. «Или берут, это мы еще поглядим», — хмыкает Прекрасная, но лицо ее спокойно и умиротворено. — Хорошо, что ты у меня есть, Любав, — девушка подхватывает ее руку, скользящую по прядям у лица, и прижимает к своей щеке, — Без тебя совсем на этом княжеском дворе бы потерялась. — Да… — тихо отвечает ее собеседница, и будущая княгиня не замечает, как уголок ее губ дергается в печальной улыбке. Отражение мутноватой от ила воды вздрагивает, распадаясь рябью, разрушая точеные черты и отвлекая Ивана от воспоминаний. Он оборачивается на всплеск, обнаруживая сбоку от себя лебедя. — У тебя где-то здесь гнездо, да? — растянув губы в улыбке протягивает юноша, — Не переживай, я ничего не трогал, не видел его даже. Он знал, что лебедь — птица не агрессивная, если только не защищала свое потомство, и вообще, редко приближающаяся к людям. — Давай я просто выйду на берег и все, хорошо? — так же мягко, певуче произносит Иван. «Черт, а что толку-то? Мой голос сейчас ничем не отличается от других прочих», — с досадой думает он, уже в который раз натыкаясь на неприятное припоминание факта о том, что он снова низведён до положения самого обычного человека. Решив, что лебедь все же позволит ему беспрепятственно покинуть свои владения, юноша делает шаг в сторону берега, но явно агрессивно настроенная птица распахивает крылья, поднимая веер брызг, что сразу попадает в лицо и глаза. — Ай, ну ты чего! — возмущается юноша, прикрываясь локтем. В лицо вновь летят брызги, и поморщившись, Иван уже делает шаг к не столь далекому берегу, как вытянув шею, птица резко и больно кусает его за ногу, и юноша теряет равновесие. «Черт!», — рухнув в воду, он пытается отбиться, даже заезжает пяткой в мягкий белый бок, но лебедь много кусает за лодыжку, стремясь утянуть на глубину. Иван стремится отбиться, но попавшая в глаза вода мешает, как и поток брызг, и длинная шея, что вновь норовит дотянуться и укусить. Эта борьба прекращается, когда он слышит за спиной окрик волхва, и лебедь, напоследок обдав его еще одним потоком брызг, отступает, позволяя наконец выбраться из пруда. — Что это вообще такое? — хрипит Иван, выползая на берег. — Это мой лебедь, — голос Кощея доносится откуда-то сверху. — Отл… — он судорожно выплевывает воду, затекшую в грудину, — Отличная…птичка… — захрипев, он снова заходится в кашле. «Чуть не утопила меня, пернатая тварь!», — думает он, кося короткий и злобный взгляд на сидящую на руках у мужчины птицу, — «Чует поди что-то…». — Я ничего ему не делал, — тяжело дыша, произносит он, переворачиваясь на спину всматриваясь в возвышающегося над ним волхва, — Правда! Я не знаю, с чего он так взбеленился, гнездо защищал?.. Но внутри ведьмака поднимается тревога, отбивающая учащенный ритм сердца. Хотя он не слышал о подобном, но вдруг это обманчиво добродушное животное — фамильяр Кощея? Да разве волхвы заводят фамильяров? — Он не любит чужаков, — коротко бросает мужчина. — Знаешь, думаю стирку мне лучше не поручать, — с короткой усмешкой произносит Иван, наблюдая за тем, как волхв бережным жестом опускает птицу в воду. — В этом пруду не стирают, ходят до реки, — обернувшись через плечо, роняет Кощей. «Ага, значит целый пруд для лебедя?», — хмыкает юноша, потирая укушенные лодыжки, на которых явно расцветут синяки. Поднявшись на ноги, он накидывает на еще влажное тело рубаху, и после стягивает мокрые до нитки штаны, отжимая их. Удлиненная ткань прикрывает середину бедер, и, хотя он не подпоясывает ее, оставляя болтаться, создавая свободное пространство воздуха меж телом и одеждой, рубаха так и норовит прилипнуть к телу. «Другие бы уже присмотрелись, как минимум», — Иван подмечает что Кощей едва ли бросает взгляд в его сторону, — «Точно ли ему нравятся мужчины? Хотя, верховный волхв на то и верховный волхв, чтобы не вестись на такие простые трюки». — Уже второй раз спасешь мою жизнь, — с улыбкой произносит он, — Спасибо. Не вполне уверен, что это в моих силах, но постараюсь вернуть должок. «Хотя тут бы выжить вообще», — хмыкает юноша, — «То Ярослав дурно косится, то утопить пытаются». — Волхвы таких долгов не собирают, — пожимает плечами Бессмертный. — А какие собирают? — Предпочитают не собирать никаких. «Очень великодушно», — мысленно хмыкает Иван, но лицом скепсиса не выдает. — Но про первое спасение ты поторопился, — добавляет Кощей, — по твоему поводу еще будет собираться совет. — И кто туда входит? — Хочешь посчитать, сколько ведьмовских пирогов надо испечь? — не без легкой иронии отвечает вопросом на вопрос волхв. — Ну… любопытно. И тем паче, Ярославу сколько не пеки, думаю не поможет, — фыркает Иван, — А Плаша, кажется, проголосует так же, как и ты, верно? — А ты так уверен, что я проголосую в твою пользу? — и Кощей одаривает его короткой, но многозначительной улыбкой. — Хотелось бы в это верить, — спустя буквально секундную заминку отвечает Иван, — Хотя, если бы голосовал твой лебедь, меня бы уже пустили камнем на дно, — шутливо произносит Иван, делая шаг к волхву и легким, быстрым движением запускает пальцы в сырые кудри и стряхивая часть влаги. Он знает, что в сиянии солнца капли воды будут отблескивать особенно ярко, подсвечивая пшеничные пряди золотом. «У него точно что-то свое на уме», — не без досады думает ведьмак, — «Быть может, хочет использовать меня в каких-то своих целях, но пока присматривается? Хочет, чтобы я выдал что-то более существенное про шабаш?» — В любом случае, даже если ничего не получится, даже несколько дней передышки в покое — уже не мало для меня, и вообще-то, это не имело бы никакого смысла, если бы ты не залечил моих ран. Надежда много стоит. — Даже отобранная? — и в этом уточнении Иван, к своей досаде, не может разглядеть за ровным и спокойным тоном волхва какой-либо определенной эмоции. Сочувствует ли он ему, сопереживает? Не больше или не меньше, всякому иному страждущему, ищущему утешения на светлой стороне? — Я знаю, что я чужак со скверной репутацией, — тихо произносит юноша, склонив голову на бок и вкрадчиво всматриваясь в лицо собеседника, — Едва ли у меня осталось что отбирать. Я, может, неловкий, и уже дважды за день успел оказаться дурачком в твоих глазах, но я не наивен. Верить в лучшее — не значит не понимать реальные шансы, — и он одаривает волхва короткой улыбкой, в которой печаль исчезает почти сразу, но пробывает достаточно, чтобы ее заметили. — Последний из совета пяти вернется со дня на день, — лицо волхва едва ли меняется от этой речи, сохраняя ровно-спокойное выражение, — Тогда мы соберемся на вече, а пока… Если у тебя так хорошо с готовкой, быть может, поможешь с этим? Только сначала оденься в сухое, можешь взять из сундуков. — Без проблем! — Вань, — но пока он разворачивается, чтобы отправиться в сторону дома, Кощей окликает его. — А? — Что ты будешь делать, если не сможешь остаться в капище? — и лиловые глаза смотрят на него внимательно, с легким прищуром. — Постараюсь успеть. — Успеть что? Иван не отвечает сразу, выдерживая паузу, в течение которой смотрит прямо в лиловые глаза напротив. Цвет, кстати, очень необычен — он повидал много лиц и в нави, и в яви, но такого оттенка у людей не встречал никогда. Сейчас ведьмаку нужно разыграть тонко, так, чтобы показать глубинную степень отчаяния, но при том не передавить, не придать этому оттенка откровенного давления на жалость. — Добраться до Калинова моста своими ногами. А то иначе дорога будет долгой… Расскажешь, где у вас кухня? — и он безмятежно улыбается, заправляя прядь еще влажных волос за ухо. Одежда Кощея в итоге Ивану подходит не вполне — приходится закатывать и штаны, и рукава, но ведьмак не жалуется, лишь в который раз сетуя, что найденный тут или там длинный черный волос едва ли можно пустить в дело. «Боюсь, одного природного обаяния будет мало», — вздыхает Иван, пока волхв ждет его за порогом дома, — «Пока только он выуживает что-то из меня, надо лучше следить за языком». После Кощей провожает его к широкому столу рядом с кострищем. За тем столом, застеленным мисками, стоит невысокого роста щуплая фигура девицы — того возраста, когда девочка вот-вот станет девушкой, но еще пока хранит в себе детскую, немного неловкую угловатость черт. — Василиса, — незнакомка в простом сарафане сразу оборачивается на оклик волхва, — Это Иван, тебе сегодня в помощь. — Хорошо, — девчушка кивает, и тонкая русая коса колыхается на плече, — Да? Что-то еще? — с неловкой улыбкой уточняет она в ответ на пристальный взгляд Кощея, что скользит по столу и дальше. — Что в твой сумке? — приподняв бровь, вопрошает мужчина. — Ни-ничего, — торопливо, даже слишком торопливо произносит Василиса. — Ты же знаешь, что я пуще всего другого не люблю ложь, — со вздохом произносит Кощей подходя к девочке, и опускаясь на корточки, всматривается глаза в глаза, — Так что, расскажи, пожалуйста, что у тебя там в сумке. Повисает пауза, которую волхв терпеливо выжидает. Вздохнув, Василиса в итоге подходит к столу, и стянув с него сумку, наспех прикрытую репой, протягивает ее волхву с видом смирившемся и обреченным. — Я…просто взяла почитать, — тихо, едва слышно, произносит Василиса, — Я понимаю, что нельзя. Простите. — Ты ведь знаешь, что тебе пока не время изучать подобные руны и заклинания, — Кощей выуживает на свет аккуратно сложенную стопку берестяных страниц, и окинув записи взглядом, хмурится. — Да. Я знаю. И брать ничего из главной избы тоже нельзя, но их кто-то забыл в лекарской, поэтому, я подумала, что просто отнесу обратно, и… Посмотрю совсем чуть-чуть, — голос ее становится тише и тише, — Вы накажете меня? — робко вопрошает девочка, поднимая глаза на Кощея. — В тяге к знаниям нет ничего постыдного, — произносит тот, сворачивая листы и пряча за пояс, — Но тебе нужно научиться терпению. — Мы только что-то простое делаем, — сминая подол фартука, едва слышно возражает Василиса, — Младшие волхвы…всегда быстрее идут. — Я попрошу Плашу дать тебе задание посложнее, — коротко улыбнувшись, Бессмертный легонько поглаживает ее по щеке, — Но буду рассчитывать, что подобного больше не повторится — ибо если все же повторится, я отстраню тебя от занятий на несколько недель. — Нет, не повторится! — торопливо произносит Василиса, явно устрашенная подобным наказанием. Коротко кивнув в ответ, волхв оставляет их наедине с стряпней и друг другом. «Достаточно мягко с ней обошелся», — подмечает Иван, провожая высокую фигуру взглядом, — «Но он не даром верховный волхв, так где же начинается его твердость?». — С чем надо помочь? — произносит он, обернувшись к столу. — Да вроде…я справляюсь, — протягивает Василиса, окидывая его недоверчивым, осторожным взглядом. Корпеть над готовкой в одиночестве ей явно нравилось больше, особенно пока можно было одним глазком заглядывать в записи, — Это ведь тебя Кощей привел в капище? — А что, все только обо мне и говорят? — он одаривает девочку очаровывающей, располагающей к себе улыбкой. И смущение на лице Василисы только подтверждает — да, говорят. — Немного, — осторожно произносит девочка, оглядывая стол и горку репы, которую необходимо было почистить, — Дрова надо принести для костра. Сарай вон там, — она делает жест рукой в сторону, — Двух вязанок хватит, наверное… А потом репу еще надо чистить. — Да, конечно, — Иван улыбается новой знакомой, как и всем прочим здесь — располагающе и мягко, — Вдвоем справимся быстрее. «Интересно, а сколько девушек у них вообще в капище?», — размышляет он, подходя к небольшому сарайчику, заполненному дровами и мелким хворостом для розжига, — «Яга точно спросит потом…». Набрав нужное количество, Иван уже собирается отправиться обратно к юной ведунье, прикидывая в голове, как лучше всего разговорить явно скромную и молчаливую девочку. Но чьи-то сильные руки резко накрывают его рот, не позволяя вскрикнуть, а к носу прикладывают смоченную в терпком отваре льняную тряпицу. Дрова с глухим стуком падают на землю, Иван пытается вырваться, заехать локтем в живот напавшему, но тело стремительно слабеет, а глаза застилает мутная пелена.