В тени двух солнц

Кадодзукэ 門付け

Длинные полы богато украшенного мужского кимоно скользят по выложенным в идеальной симметрии татами. Кадодзукэ двигается шумно ровно до той степени, чтобы дать знать каждой тени о своем присутствии. Он не торопится, предпочитая наблюдать, как склоняются в почтительном поклоне безликие фигуры. Дворец поспешно замирает, вслушиваясь в многозначительную поступь главного советника дайме. Кадодзукэ не обязательно прислушиваться, чтобы различать хруст грязных денег под чайными столами, не обязательно видеть лица, чтобы называть имена. Достаточно следить за солнцем, которое омывает багряным вечерним светом каждую руку, что за недолгое отсутствие советника скрепила недолговечным уговором новую сделку. Кадодзукэ любит солнце, ― в его стране оно редкость, ― но сам предпочитает держаться в тени. Человеческие силуэты появляются и исчезают, уносимые стремительными течениями дворцовых коридоров. Кадодзукэ останавливается лишь на миг – перед дверями зала церемоний, чтобы принять от осведомителя свиток. Пергамент внутри свитка девственно пуст, и только по центру чернеет густыми мазками рисунок цветка горечавки и листьев бамбука. Кадодзукэ проводит пальцем по родовому изображению, из любопытства прислушиваясь: не дрогнут ли особые струны души? Но ничего не происходит. Верность клану, как и прежде, выражается через долг, а не сантименты. Склоненный осведомитель заканчивает емкий, но лаконичный доклад. Советник дайме ценит краткость превыше всего. Только раз Кадодзукэ готов выразить удивление. В груди с приятным жжением загорается огонек давно не испытываемого интереса. Свиток исчезает в запахе кимоно, осведомитель скрывается в полутьме коридора, а стражи получают безмолвный приказ открыть двери. Сцена перед залом церемоний за долгие годы отшлифована до мелочей. Зал церемоний непривычно пустует. Единственное исключение ― скучающая фигура дайме в пышных одеждах. Морщинистое лицо правителя страны непроизвольно корчится в недовольных гримасах, и только взгляд из-под полуопущенных век рассеяно блуждает по стенам зала, пока не останавливается на Кадодзукэ. ― Погода сегодня излишне солнечная, ― своеобразно приветствует дайме главного советника, нетерпеливо обмахиваясь веером. Получив не озвученное, но красноречивое приглашение пройти, Кадодзукэ занимает положенное место перед правителем, с сожалением наблюдая за ускользающим солнцем. ― Я рад, что ты так скоро вернулся. И надеюсь, порадуешь меня хорошими новостями. Большинство здесь, кажется, решило сообща действовать мне на нервы бессмысленным сотрясанием воздуха, ― веер взлетает вверх, свидетельствуя о крайней степени негодования своего владельца. ― Тебе не кажется, что во дворце не мешало бы чаще проветривать? Я изнывают в этих унылых стенах. ― Воздух тут и правда застоялся, ― не без скрытого смысла отвечает Кадодзукэ. ― Я немедленно займусь решением данной проблемы с вашего позволения. ― Непременно, ― еще одно движение веера выдает всецелое одобрение дайме. ― Но пока: какие вести ты принес, друг мой? ― Договор на поставку шелка был успешно подписан. Наши заморские друзья оказались крайне сговорчивыми и расположенными к диалогу людьми. Нам удалось преодолеть все разногласия, принимая во внимание интересы обоих сторон. Первые корабли прибудут в страну уже на следующей неделе, как только пройдут досрочную таможенную проверку. Я попросил начальника порта оказать нам столь любезное одолжение. ― Сговорчивы? Когда это торговцы становятся сговорчивы, если речь идет о войне? Стоит купцам увидеть в чем-либо угрозу для своих денег, они дают волю и без того поразительной скупости. Впрочем, не зря я отправил тебя на переговоры, хоть мне и пришлось в течение трех дней страдать от недостатка здравомыслящих собеседников. Твой дар убеждения не перестает приятно удивлять меня даже по прошествии стольких лет, друг мой. ― Благодарю. Кадодзукэ признательно склоняется перед правителем. Советник не считает убеждение своим даром; ему привычней думать, что он просто умеет достаточно выжидать, чтобы сделать следующий ход. Кадодзукэ поднимается, только когда сиплое дыхание феодала начинает походить на смущенное откашливание. ― Хоть в данный момент ты и предстоишь передо мной как слуга, я ценю тебя как друга. Незачем преклонять колени чаще, чем того требует дворцовый церемониал. Ты знаешь, как я признателен богам, что в тяжелый час привели ко мне столь светлый ум. ― Вы переоцениваете мои заслуги. Я лишь ваша верная тень. Дайме тяжело вздыхает, обмякая. ― Был бы ты истинной тенью, ты бы закрыл для меня это раздражающе жаркое солнце. Глаза дайме ― водянистые и безжизненные ― прячутся глубоко в складках обвисшей серой кожи. Глаза рыбы выброшенной на берег. Советник позволяет себе улыбнуться. Но улыбка Кадодзукэ предназначается солнцу, что благословляет светом землю, которой никогда не хватает тепла. ― Не в моей власти управлять светилами, господин. К тому же, хоть я не особо сведущ в хворях, смею предположить, что даже мне известно имя сразившего вас недуга. ― Какое же? ― Скука. Болезнь тяжелая и порой смертельная, но жителям островов давно удалось найти от нее лекарство. Дайме заинтриговано привстает на месте. ― Какой же? ― Фестиваль, ― вновь улыбается Кадодзукэ. ― Рыбный фестиваль в деревне Тумана на грядущей неделе. Незабываемое зрелище, которое было главным событием в жизни всех мальчишек моего времени. Вы сможете провести несколько дней, не заботясь о рутинных государственных делах. Кроме того, появление дайме будет принято даже безнадежными скептиками как залог приближающегося мира. ― Поразительно, как ты умеешь совмещать приятное с полезным, друг мой. Отдых не в ущерб интересам страны, ― произносит дайме, словно пробуя новое изысканное блюдо. ― Надеюсь, ты возьмешь на себя переговоры с Мидзукаге? Всецело полагаюсь на тебя. ― Слушаюсь. Кадодзукэ покидает зал церемоний с чувством некого превосходства. Главный советник чувствует себя так каждый раз, когда его планы с первого шага оставляют далеко позади политических оппонентов. Деревня Тумана, даже при желании, не откажет дайме в приеме, ведь подобный жест будет воспринят как серьезное оскорбление и, что важнее, акт нелояльности по отношению к правителю страны. Значит, посещение фестиваля — дело решенное. Единственный оставшийся шаг — уведомительное письмо Мидзукаге. Выпуская почтовую птицу из рук, Кадодзукэ вновь не сдерживает улыбки. Сегодня он позволяет себе эту маленькую поблажку непростительно часто. Рисунок гербовой печати со свитка приятно прожигает кожу сквозь ткань кимоно, напоминая о недавнем донесении. Скоро, уже очень скоро главный советник убедится во всем своими глазами. А пока Кадодзукэ задается одним и тем же вопросом, томясь в сладостном предвкушении. Ребенок?