Всё могло быть иначе

― Здравствуй. Не реви, пожалуйста, ― сказал я и, обхватив рукой лоб, потер кожу, погружая пальцы в волосы. ― Джон, прости меня. Я не смогу прийти... ― Боишься мне в глаза посмотреть? Значит, ты всё-таки с Майком... Я... кхм... Мне уже всё равно. Поверь, это действительно, уже неважно для меня, ― меня прервал звук разразившихся рыданий: у неё начиналась истерика. Наверное, мне нужно было её пожалеть и быть малость помягче. ― Сара, ты меня слушаешь? Мы могли бы встретиться и всё обговорить с глазу на гл... ― в трубке раздались гудки, оповещающие о конце разговора, ― ...аз. Что ж, это твой выбор. И я тебе уже ничем не могу помочь, извини, ― продолжил я свою мысль в тишину комнаты и положил трубку на аппарат. На душе легче не стало. Даже возникла мысль рвануть сейчас к ней и поговорить, по-взрослому разумно и без истерик. Но я всё для себя уже решил. Меня ждёт солнце, бескрайняя водная гладь и новая жизнь... Со старым скелетом в шкафу. А куда без него? Главное, не пугать им людей и держать его взаперти, прятать, хотя бы до поры до времени, как и всю мою жизнь – до поры до времени... Оставшуюся часть дня я потратил на сбор незамысловатых вещей и, в общем-то, был готов к отъезду – Америка, встречай меня, я весь твой. Позвонил Кларе, договорился о встрече, чтобы обсудить всё необходимое и взять ключи. Всё. Больше меня ничего здесь не держало. Ничего. Выбрав число и время отъезда, я по телефону заказал билет и, собравшись, пошёл на встречу с «родственницей». Общение было недолгим, но продуктивным. Никогда не понимал отношений моей сестры с Кларой: они такие разные, но их объединяет невидимая нить под названием «любовь»... Они ругаются-мирятся. Снова ссорятся и опять вместе. А, может, это просто зависимость? Тогда почему у них так часто возникают разногласия? Значит, эта зависимость односторонняя. Следовательно, кто-то кого-то должен отпустить... чтобы всё стало на свои места. Я часто мысленно воскрешал наш телефонный разговор с Сарой. Сознаюсь, он оставил неприятный осадок в душе ― была между нами какая-то недосказанность. Знаю, в тот момент, наверное, я проявил малодушие, надо было бросить всё и поговорить. Но зачем? Она сделала свой выбор, и я не собирался его менять, просто не осталось и следа от тех чувств, которые рождались у меня раньше. Раньше. Давно. В прошлой жизни... Сжимая в одной руке билет и документы, в другой ― дорожную сумку, я стоял в очереди в зале вылетов аэропорта Хитроу ― из чувств не было ничего, кроме радости. Да, понимаю, что это звучит как-то странно, но я точно был рад, только не знал, чему больше ― мнимой свободе или новой жизни, которая ожидала меня вдали от туманов, как Лондонских, так и «туманов» мыслей и переживаний. Ричард Фримэн, Гарри, Клара ― каждый со своими пожеланиями и наставлениями ― откровенно боролись за моё внимание. Хозяйка моего будущего пристанища в который раз проверяла, правильно ли я запомнил, как добраться до дома. Бывший полковник, как мог, остротами пытался разрядить обстановку, но почему-то сегодня его шутки выходили грустными. Паузы между словами становились всё более долгими. У сестры всё отчетливее наполнялись слезами глаза, что вовсе не вязалось с её характером и отношением к жизни ― глупо, но создавалось впечатление, что мы никогда больше не увидимся. Мы все старались сдерживать рвущиеся наружу эмоции и напряженно улыбались, ловя прощальные взгляды друг друга. Наконец, мы расстались, так как подошла моя очередь. Пройдя регистрацию и отправляясь на таможенный досмотр, я услышал звук, который не просто меня вернул на земную твердь, а, можно сказать, жёстко выдернул из парения в эйфории предчувствия перемен. ― Джон, ― позвал меня голос моего когда-то лучшего друга. ― Джон Уотсон! На секунду я задумался: стоит ли оборачиваться? Может быть, сделать вид, что не услышал? Господи, почему ты не остановил Майка Стэмфорда? Почему ты не избавил его от мысли окрикнуть меня, когда она только зарождалась в его голове? Почему?.. Я остановился и спустя мгновение почувствовал, как меня коснулась его рука. ― Джон, подожди. Еле успел... Ещё чуть-чуть, и я бы опоздал... ― оправдывался Майк, пытаясь выдавить из себя подобие улыбки. ― Как здоровье, дорогой друг? Смотрю, самочувствие у тебя отменное. Что ты хотел? Прости, но у меня совсем нет времени, ― как ни старался, голос всё равно звучал с нескрываемой иронией. ― Я хотел тебе сказать, что я по-прежнему считаю тебя своим другом, и что я... ― Считаешь другом? ― я абсолютно бесцеремонно перебил его рассуждения, ― Майк, что за бред? Нужно быть другом, а не считаться таковым. Извини, мне пора. Прощай! ― я похлопал его по плечу и, не глядя в глаза, уже практически развернулся, непроизвольно задев его сумкой, которую всё это время не выпускал из правой руки. ― Она сделала аборт, Джон, ― Майк использовал последнюю попытку меня остановить. ― Кто? ― автоматически спросил я, безусловно, зная ответ. ― Откуда ты знаешь? ― бросив сумку на пол, я схватил правой рукой кофту Майка, сжав её в кулак, и притянул его к себе. ― Отвечай! Твою мать, что ты молчишь? Онемел в один момент? ― видя испуганные глаза моего... бывшего соседа по комнате, я понял, что перестарался с применением физической силы и разжал пальцы, выпустив его, потом несколько раз провёл рукой по его груди, пытаясь разгладить мятую кофту. ― Извини, я немного переборщил. ― Я понимаю. Ничего... кхм. Ничего, Джон, ― одёргивая сбившуюся одежду, Майк, видимо, собирался с мыслями, усмиряя разбушевавшиеся эмоции. ― Случайно. Я узнал случайно, когда подрабатывал консультантом в одном из стационаров. Мне нужно было составить несколько отчётов. Так в руки мне и попала карта из отделения гинекологии на Сару Сойер с диагнозом: «Беременность четыре ― пять недель». В медицинских манипуляциях значился аборт. ― Это невозможно. Таблетки! ― я никак не мог согласиться с тем, что это всё произошло при моём непосредственном участии. Не хватало слов, и я восполнял их бессмысленными движениями руки, бездумно рассекая воздух между нами. ― Чёрт, конечно, возможно. Возможно, чёрт побери. Но, Майк, ты уверен, что это мой ребёнок? ― Я всё посчитал. Если она тебе не изменяла, то никаких сомнений, ― стесняясь собственных слов, ответил Стэмфорд. ― Ты же знаешь, она мне всегда нравилась, и именно тогда, в тот момент захотелось её защитить, помочь. Понимаешь? ― он потёр правое ухо и, почесав как-то неуклюже затылок, продолжил: ― Я старался, Джон. Она не обращала на меня ни малейшего внимания, словно я ― пустое место. Но я терпел и твёрдо шёл к своей цели. Вот уже два года мы вместе. Это, в общем-то, всё, что я хотел тебе сказать. Удачи тебе в Новом Свете. Прости меня, я, правда, не хотел, чтобы так всё получилось. Прощай! ― и Майк подал мне руку. Я колебался всего секунду и протянул свою ладонь ему в ответ. ― И тебе... вам с Сарой удачи. Прощай... ― я сжимал его руку чуть дольше, чем позволяла холодность нашей ситуации. Наши взгляды пересеклись и, ответив, не произнеся ни слова, друг другу на все заданные глазами, но не высказанные вслух, вопросы, подарив кивок головы на прощание, мы расстались. Объявили посадку на мой рейс и, взяв свою нехитрую ручную кладь, я стал двигаться в направлении большой «дюралевой птицы». Последний кордон ― и я в самолёте. Иллюминатор. Лучше не бывает. Адреналин. Его слишком много. Так много, что хочется бежать и кричать, размахивая руками. Я прохожу и учтиво улыбаюсь своим кратковременным соседям, удобно устраиваясь в кресле. Комфортно. Хорошо. Поворачиваю голову налево и инстинктивно проверяю площадь обзора овального «окна». Я готов. Попросили пристегнуть ремни. Рев «проснувшихся» двигателей стимулировал мой центр удовольствия, перенасыщенный адреналином, рождая на лице блаженную улыбку и заставляя закрыть глаза от удовольствия и откинуть голову назад. Самолет разгонялся, поднимая нас в воздух, отрывая от Земли ― одно из самых удивительных ощущений, способных быть подаренными нам «бесчувственной» машиной, стремящейся в Небо, словно, убегающей от всепоглощающего Тумана...