Всё могло быть иначе

Великобритания, Лондон, осень 1999 года Впоследствии я часто думал, был ли когда-нибудь осознанно счастлив? Наверное, да. Тогда, когда учился в Бартсе. Это было так ни на что не похоже! Тонны знаний, которые на нас выгружали на каждом предмете, заставляли кружиться в водовороте познания, и это рождало у меня чувство эйфории, а не тошнотворную головную боль, как бывает у студентов довольно часто. Я получал каждодневный паёк знаний, и мне было мало — я был всё ещё голоден. Я шёл в свободное от учёбы время атаковать библиотеку, читая медицинские журналы, и старался разобраться в непонятых мне ещё терминах. Это никак не могло остановить мой пыл. Мой друг и сосед особо был рад моим отлучкам, так как в это время он испытывал довольно тесное общение с девушками, никак не обременённое научными изысками. Мы с Майком всегда существовали мирно. Он был средним студентом, учился по накатанной и не грезил большой медицинской карьерой — хотел остаться на кафедре терапии и быть «книжным червем». Ну, что же? Это в его характере. Это по его возможностям. А что мне? А мне война. И я должен быть готов ко всему... *** Рядом с нашей альма-матер было уютное место для отдыха, прогулок, рассуждений и извечных споров, не имеющих пока ответов. Вот и сегодня мы со Стэмфордом мерно прогуливались по парку, попивая чай из маленького термоса, и разговаривали о новом предмете в этом цикле — клинической фармакологии. Спор возник на пустом месте. Кто должен преподавать этот предмет? Клиницист или фармаколог? И каждый из нас приводил кучу аргументов, понятных бездоказательно только ему, и не желал соглашаться с оппонентом. Остановившись у кромки аллеи, для того чтобы разлить очередную порцию чая, я заметил, как двое парней, шедших немного поодаль, уже практически с нами поравнялись. Они оба были довольно худыми и вроде как нескладными. Один о чём-то эмоционально говорил, и всё время заглядывал в лицо другу, словно ожидал его одобрения на сказанное. Второй же... Он был каким-то необычным, каким-то непонятным. Я просто бесстыдно пялился на него, не находя ответа своему поведению. Его вьющиеся смоляные волосы были длиннее, чем следовало бы. При каждом шаге они упрямо встречали порыв ветра и старались вернуться в исходное положение. Пряди, ниспадающие на лоб, опускались к глазам и резко с ними контрастировали по цвету. Глаза... Они были стального цвета, и как только я обратил внимание на их хозяина, взгляд его ни на секунду не прервался миганием век. Он смотрел на меня, и я чувствовал, будто кто-то одел на меня скафандр, наполненный иглами, и резко его раздул, вынуждая маленькие стальные шпаги впиваться в моё тело. Вот каково мне было в те несколько секунд, когда мы сверлили друг друга взглядами. Неизвестно, как бы я вышел из этого оцепенения или так бы и пошёл за этим Незнакомцем, если бы не истошный вопль Майка, когда я ему случайно пролил кипяток на руку, державшую стаканчик для чая. Я часто, прогуливаясь в парке, искал глазами этот взгляд. Вспоминая, как он вздернул воротник своего сюртука, словно прикрываясь от ветра. Не знаю, зачем это было надо, но мне просто необходимо было поговорить с этим человеком. Словно мы были знакомы, словно мы были представлены друг другу и просто забыли об этом. *** Почему я сейчас вспоминаю об этом? Всё просто: если бы я знал тогда, при каких обстоятельствах мы встретимся вновь, и какой выбор мне придётся сделать, ещё тогда бы бросил Майка в парке с таким ненужным термосом и побежал бы за тем Незнакомцем! Только бы он меня держал рядом с собой и уберёг от той немыслимой кучи ошибок, которые я совершил, прежде чем Судьба снова вспомнила обо мне.