Красная осень, жёлтая весна

      Июнь 2282 года.       Проснувшись в крепких объятиях от звонка будильника на «Пип-бое», Эдвард на ощупь нажал нужную кнопку, но вместо того, чтобы открыть глаза, крепко зажмурился, ожидая прежде всего удара подушкой по голове и милое сердцу сестринское «заебал ты и твоя пиликалка». Вот только всего этого не последовало. Окончательно проснувшись и осознав своё положение, Эдвард поёрзал и перевернулся на другой бок, оказываясь лицом к лицу с... Леонидом? Леоном?       – Прости, что разбудил, – прошептал, вглядываясь в серо-голубые, как оказалось, глаза, словно кролик, загипнотизированный удавом.       – Я не спал, – лаконично ответил центурион.       Удивительные всё-таки вещи сделала с людьми на поверхности радиация. Эд мог поклясться, радужки нормального человека просто не могут отражать свет под такими углами. От взгляда этих удивительных глаз Эдварду иногда было немного не по себе: вне зависимости от происхождения, образования и ориентации, легионер есть легионер. Если Быку что-то надо, он первым делом попробует взять это силой, даже, может, не подозревая, что дипломатические методы лежат на поверхности. Но разве Леон стал прикидывать вероятность, что какой-то там врач, в два раза младше него к тому же, сохнет по нему уже два года? Нет, конечно. Куда надёжнее выяснить опытным путём, а когда выяснил, то на попятную пойти уже не смог.       – А что делал? – спросил Эдвард, обвивая руками чужую шею.       – Смотрел, – в ответ достался долгий, хотя и неглубокий, поцелуй в губы. Видит Бог, если бы не вся ответственность, правила и предрассудки, то Эд не отпускал бы своего мужчину никогда. Но тёплое рассветное солнце немилосердно призывало возвращаться к своим обязанностям, и он вынужден был выкатиться из-под тёплого бока, одеться и отправиться по делам, причём выбирая такой маршрут, чтобы не наткнуться ни на кого по дороге.       За пару недель врачу и центуриону удалось выделить совместному времяпровождению всего две ночи – к Леониду вечно было обращено слишком много взглядов. За Эдвардом, по большому счёту, никто не следил, кроме избежавшего с его помощью кары, а оттого чрезмерно радостного Рейеса. Этому парню даже удар по голове язык не укоротил: едва прошли головные боли, как он принялся при малейшей возможности заваливать вопросами, особо не интересуясь ответами на них, почему-то решив, что Эд должен хорошо знать Курьера с дамбы Гувера. Возможно, томился от скуки, а возможно – пытался понравиться, как умел.       В конце концов, сдался даже он:       – Ну, а про другого Курьера что-нибудь расскажешь? Ну, который плохой?       – Не было плохих Курьеров, – почти обиделся Эдвард. – Мне было мало лет, когда я познакомился с ним. Тогда ваш Цезарь ещё не знал о шестьдесят восьмом Убежище, а у нас не подозревали, что на поверхности есть какие-либо крупные государственные образования. Видишь ли, наши прежние соседи не догадались послать к дверям никого, кто был бы в состоянии рассказать на человеческом английском о цели своего визита и самом себе. Курьер представился как фрументарий великого Цезаря, поведал Смотрителю о Легионе и его стандартах, Смотрителю понравилось, и с тех пор мы...       – В подчинении, – завершил за Эда Рейес.       – Сотрудничаем, – поправили его.       Вот только Курьер не рассказал, какими средствами будет строиться идеальный мир Цезаря, а Эдвард не упомянул, ибо кто говорит о том, чего не было.       – То есть, мы подчиняемся законам этой земли, конечно. Несколько парней из Убежища стали полноправными легионерами, даже одна девчонка...       – Да не может такого быть.       – ...информатор где-то в Неваде, – терпеливо закончил Эд. – Я не в курсе, как это работает, но знаешь, на войне все средства хороши.       Рейес сделал такое обиженно-недоумевающее, но в то же время несчастное лицо, будто Эд огрел его лопатой. Вот только долго тишина не продлилась:       – А как он выглядел? Каким был вообще? – снова спросил удивительно любопытный рекрут.       – Высокий, шесть с половиной футов или где-то около того, выше, чем кто-либо, кого я видел. С чёрными волосами и кожей цвета умбры. Думаю, в его жилах может быть кровь двух рас, но не уверен. Всегда... хорошо обращался с детьми. Говорил, что мы должны стать лучше наших предков, иначе всё теряет смысл.       Значение этих слов Эдвард начал понимать намного позже; вряд ли Рейес понял бы, если бы ему начали объяснять. Он, на удивление, вообще никак не прокомментировал этот ответ, только закрыл глаза и положил на лоб ладонь.       – Голова кружится? – с тревогой поинтересовался Эд.       – Немного. Нормально всё, – пробурчал пациент.       Оба замолчали, но тишины не получилось: с улицы слышались грохот сапог марширующих и недовольные крики рабыни Тыковки. Опять курсор* Поллукс её третирует, понял Эдвард, и едва он об этом подумал, как в палатке показался сперва нос, потом голова, а затем и весь этот легионер.       Эд напрягся. Любая перемена окружения заставляла его нервничать всякий раз; казалось, каждый может увидеть тщательно оберегаемую тайну, просто внимательно посмотрев в лицо. Эдвард, конечно, никогда не мог назвать себя честным или хорошим человеком. Само его тело, искалеченное по приказу, подписанному центурионом, говорило о предательстве, которое он когда-то совершил, и которое должно было его тяготить, но почти не тяготило. А легионеры-обитатели Спаниш Форк словно не видели этого: то ли правда не были такому обучены, то ли просто закрывали глаза. Интересно, менялось ли с тех пор руководство в лагере? И если нет, то помнит ли Леонид о решении, которое принял в семьдесят девятом году?       Эдвард никогда у него не спрашивал. На каждый второй вопрос из тех, что приходили ему в голову, он просто боялся получить ответ. Это как иметь в распоряжении целый арсенал, а стрелять из десятимиллиметрового пистолета. Как владеть огромными территориями, но отдать их просто в обмен на доброе слово. Иррациональный пацифизм, который когда-то давно оказался спасением для девятисот девяносто девяти мужчин, застрявших во время Великой войны в компании всего одной женщины, оказался не лучшей чертой для обитателей Пустоши. Первый Курьер ясно дал понять, что слишком умные рабы Цезарю не нужны, и только поэтому палец диктатора остался в кулаке. Но вот, даже Рейесу с его молочным шейком в голове удалось сообразить, что к чему, а это что-то да значит. Леонид был разговорчивым ровно до тех пор, когда надо было отчитать кого-то за дурное поведение. Среди рекрутов бытовало мнение, что поговорить с ним и не нарваться на лекцию – в принципе большая удача. Эдвард каждый раз думал, что если бы оно так было, то он бы уже собрал у себя всю удачу, что была в Спаниш Форк; от этой мысли губы вытягивались в самую самодовольную из ухмылок, на которые вообще способны были мышцы лица.       – У-у, если выходец из Убежища в хорошем настроении, то что-то скоро рванёт, – пошутил Поллукс, с хозяйственным видом расхаживая по палатке. Остановился возле Рейеса и вдумчиво поглядел в его пожелтевшее лицо.       – Ave, cursor, – сказал Эдвард, тут же недовольно скривившись. – Каким ветром?       – Попутным, вестимо. На дорогах нынче пустыня, рейдеры носа из своих нор не кажут, хвала Цезарю. Рассчитывал выход с опозданием, но, как видишь, зря. Об кого это ты так приложился, мелюзга?       Рейес прокряхтел что-то невразумительное.       – Ладно. Я понял, наверное, – Поллукс почесал в затылке.       – Боятся они, вот и сидят, – Эд откинулся на спинку стула.       – Вот и я о чём! – подрагивающим от нервного возбуждения голосом согласился курсор.       – Что-то случилось? – озадаченный этим тоном, Эдвард свёл брови на переносице.       – Ничего особенного. По крайней мере, со мной.       – Если ты здоров, то прошу, не отвлекай меня от работы. Лекарства себя сами не приготовят...       – Минуты две потерпят? – Поллукс скрестил руки на груди. – У меня, вообще-то, важная новость. Но хочу поговорить наедине.       И с чего это вдруг легионеру понадобился простой врач из Убежища, удивился Эдвард. И всё же встал, и неторопливо пошёл к выходу, бросив по дороге пациенту:       – Если почувствуешь себя хуже – кричи.       – Хорошо.       Поллукс змейкой выскользнул следом, и стоило только Эду сделать шаг за порог палатки, как схватил за воротник и оттащил в сторону, к деревянному забору.       – За что? – только и успел пискнуть врач, но легионер прижал палец к его губам и начал шептать:       – Парень, не знаю, где ты успел так нагадить Фортуне, но она конкретно на тебя разобиделась. У меня есть три новости: плохая, плохая и хорошая. С какой начать?       – М-м-м!       – Да. Наверное, с плохой. Твой отчим – мудак.       – Это не новость, – зашипел Эдвард в ответ.       – Нет, слушай дальше. Как я случайно выяснил, он задолжал каким-то снабженцам крупную сумму и решил договориться с нашим центурионом. И тут мы плавно переходим ко второй новости: возможно, скоро ты окажешься в рабстве.       – Э-э?       – Но! Леонид не согласился на сделку, пока не получит двух близнецов.       – Джен же в Убежище, – ахнул Эд. – Значит...       – Я только что оттуда, и, на самом деле, её там нет. И это хорошая новость. В долгосрочной перспективе.       – Да в каком месте хорошая? Если она не там, то где?!       – Если Смотритель не соврал, то с золотым Курьером. Крышку на дне Спаниш-Форк отыскать проще, чем личного агента Цезаря, пока он за работой. Если это не Вульпес Инкульта. Возможно.       От осознания всей этой информации перед глазами у Эдварда поплыло, а ноги стали ватными:       – Предупреждаю, на счёт три я начну падать. Раз... Два...       Не дожидаясь «три», Поллукс аккуратно постучал его по щекам:       – Не расслабляйся! Что-нибудь да придумаем.       – С чего ты вообще мне помогаешь?       – Я не совсем дремучий человек. Если говорить вашими метафорами: вижу, что кто-то лезет на тонущий корабль, мой долг – предупредить.       Эдвард осторожно посмотрел в тёмно-карие глаза, моргая медленно и непонимающе. Поллукс взгляда не отвёл.       Это было неожиданно для Эдварда, видеть у кого-то из вымуштрованных дикарей зачатки собственной воли. Легион держится на беспрекословном подчинении. Шаг влево – смерть, шаг вправо... если звёзды встанут как надо, есть шанс, что заметит Цезарь и включит в другую игру, где ставки выше, чем просто господство-подчинение, но и думать приходится больше. У курсора Поллукса, пожалуй, были все шансы запрыгнуть на эту ступеньку. До конца узнать его историю, впрочем, Эду так и не удалось.       17 марта 2288 года.       На подходах к отделу высших систем Линдгрена, как и всегда, встретили сердитым взглядом целых два охотника. Не то чтобы у этих парней день с самого утра не заладился, просто даже под землёй среди Пустошей рано или поздно может объявиться самозванец, который понимает в науке и вполне готов наложить лапу на всё, что создал Институт за последние два века. Так говорила Мэдисон Ли, и Джордж не мог с ней не согласиться, хотя вполне осознавал, что определение «самозванца» подходило и к нему самому. Это, впрочем, главой отдела высших систем ни разу не оглашалось, а Линдгрен вовсе не стремился вывести учёную на какой-нибудь задушевный разговор, как и разговор в принципе. Общаться с одинокой женщиной за сорок – всё равно что класть голову в пасть крокодилу или льву. Сколь тренированным ни было бы животное, природа так или иначе, рано или поздно берёт своё. Лучше поздно, чем рано. Лучше не рисковать вовсе, но угрюмая пожилая женщина – не самое худшее, с чем Джорджу приходилось иметь дело, когда он вступил на пост директора.       Впрочем, Мэдисон была не единственной и не главной причиной, по которой Линдгрен избегал ОВС. Первой был... Шон. Нет, не тот Шон, который был родным сыном, а другой, мальчик-синт, созданный по его образу и подобию.       Встретившись с ним во второй раз после смерти прошлого директора (первый раз был при первом визите в Институт), Джордж ещё долго не мог прийти в себя. На проверку в историю с криогенной заморозкой в Убежище и следующими из этого временными парадоксами оказалось принять легче, чем то, к чему всё должно было прийти в конечном итоге: десятилетнего мальчика, который называл отцом и подозрительно походил на мать. На Нору, прекрасную маленькую Нору со светлыми волосами и лучистыми зелёно-голубыми глазами. Для неё смерть была благом. Настолько прекрасного существа Пустошь не заслужила, а Джордж, наверное, не заслужил такой жены.       Ему так и осталось непонятным, чего хотел Шон-сын. Была ли это попытка добиться бессмертия для себя, или же как-то пристыдить Линдгрена, который, пожалуй, не был хорошим отцом, да и хорошим мужем не был, судя по числу разводов.       Шон-синт на постоянном общении не настаивал. Чувствовал, что общение с ним причиняет неудобства – и не навязывался; от этого было ещё хуже. Иногда Джордж таскал мальчишке с поверхности всякие мелочи: электронные устройства, комиксы, довоенные книги. Всё это, прежде чем попасть в руки Шону, проходило мучительно долгую обработку, настолько долгую, что, как правило, Линдгрен забывал о подарках, и передавала их сама Мэдисон Ли. Неловко для Джорджа, но кредит доверия куратору ОВС нужнее.       – Привет, мистер! – Розалинда, как всегда, встречала приветливой улыбкой.       Джордж кивнул:       – Мы можем поговорить позже?       – Ну. Да. Конечно, не вопрос, – кажется, интонация ответа получилась подозрительной, и радостное выражение на лице девушки тут же сменилось обеспокоенным. Оставив учёную недоумевать, Джордж быстрым шагом зашёл в кабинет Мэдисон.       – День добрый. Я отвлеку Вас на несколько минут?       Шон, сидевший на полу и разбиравший «свежую» довоенную рацию, поднял голову. Линдгрен кивнул ему, показывая, что заметил и ещё подойдёт.       – Добрый день... директор, – Мэдисон Ли тяжко вздохнула, нажала на терминале кнопку блокировки и встала. – Чем могу?..       – Нет-нет, не утруждайтесь, я ненадолго. Хотел навести справки об одном молодом человеке из Вашего отдела, и, желательно, пообщаться лично.       Линдгрен положил на стол чистую кассету и аккуратно подвинул её к Ли.       – Хорошо. Не скажу, что я единственный человек, способный выполнять обязанности справочного бюро в нашем тесном научном сообществе, где все и так обо всех знают, но... Как имя?       – Кайл Стэнфорд.       – Кайл, – Мэдисон загрузила кассету и принялась бодро стучать по клавишам. – Он сейчас, скорее всего, занят у реактора.       – А лично Вы его видели, ну, хотя бы сегодня.       – Директор. После запуска у нас много дел. Я не могу стоять над каждым своим подопечным и смотреть, как он выполняет свою работу. Тем более... Кайл очень инициативный молодой человек. Он сам вызвался работать в местах с высоким радиоактивным фоном. Хм.       – Хм? – повторил Джордж.       – Теперь, когда повторила это вслух, вспомнила странную фразу, которую он сказал перед назначением. Что хуже ему уже не будет.       – А девушки у него не было?       – Директор, – с упрёком посмотрела на Линдгрена Мэдисон.       – Ну Вы всё про всех знаете. Ладно-ладно, просто спросил.       – Я всё же рекомендую дождаться вечера, чтобы задать этот вопрос лично. Вот, – Ли достала из слота в терминале готовую кассету, – все готовые научные работы.       – По большому счёту единственный вопрос, который меня интересует – существует ли этот парень сейчас в добром здравии.       – Если Вы расследуете что-то важное, – сказала Мэдисон, – то мне лучше тоже об этом знать.       – Видите ли, – Джордж облокотился спиной о стену, – один молодой человек считает, что у Кайла могут быть проблемы. Что он сам в проблемах по уши, если можно так сказать.       – С этого стоило начинать. И что именно Вы выяснили?       – Поспрашивал деток по дороге. Они не видели Кайла в общих залах уже четыре дня. Не хотелось бы поднимать панику, пока точно не узнаю, что происходит. Но если уж даже Вам он на глаза не попадается, то, возможно, настало время немного пошуметь. Костюма спуститься к реактору не найдётся?       – Конечно. Если такое дело, то время не терпит, – без особой охоты кивнула Ли. – Сразу на входе посмотрите.       – И как там поживает маленький радист? – запихнув кассету в карман, Джордж прошёл мимо женщины к Шону и плюхнулся на пол рядом с ним.       – Нормально. Ты как себя чувствуешь, пап? Мэдисон говорила, что тебя теперь никуда не пускают.       – Я выздоровел, малой. Честно, – Линдгрен потрепал пацана по голове, на что тот сперва свёл к переносице брови, но потом всё-таки смешливо фыркнул.       – И слышал, ты занят каким-то важным делом. Я собрал кое-что из деталей того телефона и камеры, думал показать...       – Я могу посмотреть сейчас, – торопливо вставил Джордж.       – Нет, сейчас ты занят, – на полном серьёзе ответил Шон. – Потом.       – Тогда это будет что-то вроде приза за детективное расследование, да?       – Ну. Если ты так считаешь. Но если это приз, то мне придётся ещё поработать немного.       – Такой-то ты у меня молодец, – умилился Линдгрен.       И на этом в разговоре повисла неловкая пауза. У них с мальчиком не было тем, которые можно было обсудить, а что-то рассказывать – ну, как отсеять то, что можно говорить, а что нельзя? Вдруг что-то в тестовой программе накроется, и личностную матрицу придётся переписывать начисто вместе со всеми воспоминаниями?       Любого взрослого синта куда проще идентифицировать как живого человека. Шона – нет: его прототип здорово постарался, поиграв на нервах Джорджа прошедшей осенью. Будучи единожды обманутым, непросто научиться доверять снова. Если бы настоящий сын не умер так рано, то эту его идею принять было бы проще. Горькие слова обиды не точили бы душу:       «Я тобой очень, очень недоволен».       И другие:       «Я так сильно тобой горжусь».       Ноябрь 2281 года.       – Слушай, – сказал Буну Кларенс. – Ты ведь раньше бывал на Стрипе?       – Бывал.       Скрейк остановился, ковырнув мыском скрипящего сапога неровную дорогу, и встал на месте, с непонятной для себя же тревогой оглядываясь по сторонам.       Два пацана в обносках гонялись с ножами наперевес за жирной мутировавшей крысой. Напротив одного из немногих работающих магазинов шатался с видом шакала мелкий барыга – и ему даже наглости хватило попытаться загнать свой товар Кларенсу и его спутнику, благо, категоричное «нет» в два голоса отбило у этого аборигена всякое желание продолжить дальнейшее общение. Помятый жизнью гуль, привалившись к чудом оставшейся целой стене довоенного дома, гремел чашкой с парой крышечек, словно погремушкой, намекая на неофициальную пошлину. Жирная, аляповато одетая тётка, подогнув круглую ногу, курила самокрутку с крепким табаком; когда Скрейк и Бун прошли мимо неё, то Курьер почувствовал на себе такой мерзкий, полный тёмной похоти взгляд, что к горлу подкатил холодный, липкий ком тревоги. Кларенс хотел попросить у Буна вернуться обратно в Пустошь, но снайпер невозмутимо двигал вперёд, так что ничего не оставалось, кроме как идти рядом, тщетно пытаясь выровнять шаг.       – Слушай, а выпить тут где-нибудь можно?       – Мы во Фрисайде. Пока что.       – Я догадываюсь, но знаешь, лучше я посажу печень на свои деньги, чем они осядут в кармане какого-нибудь местного лихого стрелка.       – Ну ладно.       С этими словами Бун достал винтовку и выстрелил куда-то, как вначале показалось – наугад.       – Похоже, тут не стоит говорить про наличку вслух, да? – спросил Скрейк.       – Да, – согласился снайпер, стреляя ещё раз, и неторопливо пошёл дальше.       Кларенс даже не успел испугаться, что снова едва не стал обоймой для девятимиллиметровых патронов. Пользуясь случаем, потыкал один из свежих трупов мыском ботинка:       – Счёт семнадцать-сорок два. У тебя всё ещё есть шансы поспеть до сотни... Бун? Бун? Ты что, обиделся? Подожди. Стой. Куда мы вообще идём?       – Нет.       – Что значит нет? – подхватив с земли ржавый пистолет, Скрейк выпрямился и побежал следом.       – Значит, что нет.       – Ладно, эм. Неважно. Забей.       В какой-то момент Кларенс начал замечать, что раскладка в их с Буном тандеме поменялась, и теперь не снайпер следует за Курьером, а Курьер за снайпером. Как так получилось – непонятно. В какой-то момент Скрейк начал доверять своему молчаливому компаньону настолько, что не утруждался даже запоминанием дороги, просто шёл себе и шёл, разговаривая по большому счёту с самим собой. Через какое-то время оказывался там, где собирался оказаться изначально.       Тот раз не был исключением. Казино «Атомный ковбой» можно было однозначно назвать одним из наиболее уютных мест во Фрисайде. Была выпивка и карты, никто не стрелял. Чего ещё может желать душа путника?       Бун и Скрейк добрались туда уже затемно, и сначала Кларенс хотел просто поинтересоваться о ночлеге. Но Бун напомнил:       – Пить?       И надежда отдохнуть нормально мигом улетучилась.       Наверное, моменты совместного пьянства были единственной отдушиной в жизни снайпера. Если обычно у людей развязывался язык, то с Курьером всё происходило с точностью до наоборот: он угрюмо проваливался в обрывочные воспоминания о своей личности, пытался сопоставить их с недавно полученными фактами, но никаких определённых выводов не получал.       Распорядитель почтового офиса в Примме рассказывал, что некий курьер отказался от посылки под номером шесть и ушёл, назвав Кларенса Скрейка провозвестником дурной удачи. Другой курьер под номером четыре, Дэниэл Уайнд, выполнил свою часть сделки, но, к большому сожалению, погиб после. Было ли это делом рук того франта в клетчатом костюме и его прихвостней? Непонятно.       Ещё один курьер, судя по всему, решил пройтись по бездорожью. По пустыне, к югу от Нью-Вегаса. О, это был очень необычный курьер, с «непроизносимым именем другой страны», острым умом и стальными яйцами вдобавок. Возможно, он как-то был связан с шестью посылками, которые должны прибыть на Стрип. Чтобы знать наверняка, надо иметь при себе список исполнителей, а у Нэша его не оказалось, вот уж чёрт знает почему.       По таким растянутым делам всегда можно найти заметку в главном штабе, но до Хаба идти и идти. А Стрип – вот он, и деньги за проход в кармане. Другое дело, что прежде чем спросить об именах заказчика, придётся для начала найти и отобрать его посылку.       Не то чтобы Кларенс жаждал мести, хотя забавно было бы поглядеть на лицо этого франта при виде человека, которого он самолично закопал в могилу. И не то чтобы честь была настолько важна в новой жизни. От коллекторов теперь уж Скрейк мог с лёгкостью убежать туда, где они искать даже не подумают. Работа в «Мохаве Экспресс»? После такой истории новых заданий, скорее всего, не дадут. Непонятно, почему прошлый Кларенс, до амнезии, в принципе занимался такой неблагодарной работой со своими обширными знаниями в медицинской области. Как будто в Пустоши кому-то нужна лицензия, как в те древние, мхом поросшие, времена.       А что если курьер в Примме и в пустыне был на самом деле один человек? Почему-то эта гипотеза каждый раз отлетала в сторону как неверибельная. И каждый раз мысли шли по кругу; вот, прямо как бутылка виски, который Бун и Кларенс разливали по очереди. Пили залпом, как водку, и каждый раз – не салютуя, не чокаясь. Каждый раз за упокой.       Алкоголь и ментаты – чудовищное сочетание, давно бы пора усвоить. Сперва кажется, что неплохо. Мысли так и витают в воздухе, и появление новой идеи эквивалентно взрыву бомбы, многометровой волне. И вроде как можно за неё уцепиться, но... Вплоть до первого волнореза. Обрабатывать в таком состоянии информацию – всё равно что пытаться с отрубленными руками и ногами собрать кубик Рубика.       Скрейк хотел спросить, сняли ли они с Буном комнату, но понял, что язык во рту вообще не ворочается. Хотя всё равно получил положительный ответ. Непонятно только, услышал или додумал.       Факт: утро, по крайней мере, было встречено не на улице лицом в асфальт, а в кровати, и даже больше того – без похмелья. Последнее, однако, сложно было применить к Буну. Он проснулся и схватился за ружьё, стоило только Кларенсу неосторожно скрипнуть пружинами продавленного матраса. Слишком медленно осознав, что ничто не угрожает, снайпер молча нахлобучил на голову сползший за время сна берет, поправил очки и наклонился за пивом.       – Если тебе интересно, – начал Скрейк, – то мы всё ещё не переспали.       – Помолчи, – ответил Крейг.       Окольными путями Кларенсу всё-таки удалось выяснить, как зовут его спутника. В конечном счёте, после всех дорожных коктейлей, Курьер и сам забыл, как именно. По всему выходило, что история эта была не слишком интересной. Даже будучи сильно подшофе, Бун старался держаться на почтительном расстоянии от Скрейка и «его легионерских шуток»; а Кларенс всё не мог понять, при чём тут Легион, если в Легионе уличённых в мужеложестве казнят. Откуда эта информация взялась в его голове – Курьер тоже не мог вспомнить, но подозревал, что это может быть связано с некой посылкой, которую он нёс по землям Цезаря для фрументария по имени Вульпес Инкульта.       Или в подозрениях снайпера есть что-то ещё?       В конечном счёте, может, Бун и был прав, а за Скрейком последовал только потому, что верил: в один прекрасный день, благодаря Курьеру, окажется где-нибудь, где парней в красных юбках особенно много, и уж тогда подерётся не на жизнь, а на смерть.       Джеймс Гаррет, один из совладельцев казино, оказался потрясающим парнем. Если не считать почти искреннего дружелюбия, что вообще-то редкость в Пустошах, в список положительных черт бармена можно было включить способность читать мысли и телепортировать алкоголь на короткие дистанции. Иными причинами сложно объяснить тот факт, что едва Скрейк переместился за стойку, как перед ним материализовалась пинта прохладного пива. Вспомнилось, что к югу от Мохаве, конечно, было и лучше на вкус, но когда тело постоянно горит и ломит от дикой жары, то температура имеет ключевое значение, как ни крути.       – А солдат-то молодец. Та девчонка ничего, очень многих отшила.       – Ага, – кивнул Курьер, осоловело глядя на полку с разноцветными стеклянными бутылками, и сделал глоток.       Что ещё за девка? Всего несколько минут назад, как казалось Кларенсу, Бун торчал где-то рядом, а потом...       Ментаты с виски – чрезвычайно дурное сочетание. Хуже только с психо. Разница в том, что во втором случае просто нечего вспоминать, а в первом остаётся призрачная надежда восстановить резервную копию. Срабатывает в том случае, если удаётся нащупать тонкую грань между подсознательным бредом и осознанными воспоминаниями.       Каша в голове мало отличается от каши в желудке. Если при пищевом отравлении долго и муторно перечислять про себя всё, что было съедено до ухудшения состояния, то сразу поплохеет, когда дойдёшь до корня зол. Тот же принцип с восстановлением событий после опьянения и всех похожих состояний. Сам по себе организм, в общем-то, неглупая штука. Как огромный резонатор, он понимает, что создаёт дисгармонию в его безбедном существовании, и задача обывателя заключена лишь в том, чтобы отделить зёрна от плевел. Правильные воспоминания от выдумки.       Отталкиваться, например, от известного. Вот пиво – невероятно знакомый вкус, хотя на языке впервые.       – Какое сегодня число? – спросил Скрейк у Джеймса.       – Двадцать третье, – ответил ему бармен.       Двадцать третье. А ведь было семнадцатое только что, с виски и Буном. Будто щёлкнули переключателем – и всё.       – Да, точно. Двадцать третье.       Неудивительно, что Гаррет угадал заказ, ведь пять раз до этого он наливал то же самое. Другой вопрос: что было между первым и последним утренним пивом?       ...Началось всё с того, что, соскучившись за стойкой в первый вечер, снайпер и Курьер направились к игровым столам. После продажи одного из золотых слитков, полученных при ограблении казино «Сьерра-Мадре» (что, впрочем, уже другая история, детали которой Скрейк тоже помнил далеко не в подробностях) ушло прилично времени, чтобы спрятать навар и оставшийся драгоценный металл; в конечном счёте с собой на Стрип было решено взять необходимый минимум, чтобы пройти проверку платежеспособности и немного повеселиться на пути. Никто не рассчитывал, что это «немного» чересчур затянется, а испытание удачи обернётся сокрушительным провалом и потерей почти всех сбережений.       Идти за много километров за новой порцией денег было бессмысленно. Проще найти работу во Фрисайде. В огромном районе, где каждому второму не помешала бы рука помощи, могут найтись и те, кто готов заплатить, лишь бы её протянули.       Далеко ходить не пришлось. Стоило спросить у хозяев казино по поводу работы, как всплыла необходимость нанять трёх добровольцев на роль эскорта (в самом пошлом смысле слова), одним из которых должен был стать секс-робот. Это почему-то дико рассмешило прошлого Кларенса, он аж целых полчаса не мог успокоиться, бился головой о Крейга и истерично попискивал. Благо, во Фрисайде, где каждый второй – алкоголик, а каждый четвёртый – наркоман, таким поведением мало кого удивишь. Но, будучи обязательным, не особо привередливым и, как оказалось, весьма умным человеком, Скрейк запасся чипсиками, нагрузился холодной сарсапариллой, одолжил терминал у заказчика столь странной игрушки и пошёл писать код. Как говорится, хочешь, чтобы всё нормально работало – сделай сам.       К сожалению, поработать так и не удалось. Джеймс Гаррет, парень, никогда, очевидно, не видевший, как наборы бессвязных символов вдруг обретают смысл, каждую свободную минуту ошивался поблизости. Заглядывал через плечо, задавал наводящие вопросы и всячески мешал работать. Естественно, это не шло ни в какие рамки.       В попытках найти подходящее место для работы Кларенс наткнулся на старый мормонский форт. У Последователей Апокалипсиса во главе с Джули Фаркас не нашлось свободного терминала, зато своих проблем – предостаточно. Первый человек, на которого наткнулся Курьер, на предложение «заняться наукой вместе» (дословно) едва ли не рассмеялся и пожаловался, что его проект уже несколько месяцев не движется с места. И что если кто-то, Кларенс например, вдруг решит помочь, то и тогда вряд ли двинется, поскольку все поколения племён, живших в Мохаве, уже сделали из кактусов всё, что только можно, и лекарство от простуды в список этих вещей не входило.       – Может, лучше не заниматься глупостями и, не знаю, Ядер-Колы наварить? – спросил тогда Кларенс.       – Смысл науки не в том, чтобы обкатывать известные рецепты, – ответил Аркейд Геннон, а именно так звали человека, – а чтобы обнаружить что-то новое.       – Имей в виду, что генетический сплайсинг иногда может выдать неожиданные результаты, хорошо?       – У меня нет ни времени, ни средств, чтобы... Постой-ка.       Лицо Геннона перекосило в мечтательной улыбке, как обычно бывает при приступе злейшей болезни – вдохновения.       – Я, наверное, лучше пойду, – громко прошептал Скрейк, так, что на него даже пара охранников обернулась. Один из них, а точнее одна, оказалась гулем в шляпе а ля десперадо, и это как раз было то что надо. Для другого контракта Гарретов.       Предводитель банды Королей, – собственно, сам Король, – тоже имел на примете несколько дел, но идея написать программу для сексбота была всё ещё слишком смешной и интересной, чтобы просто так от неё отступиться. У Короля Крейг со Скрейком и встретили ту женщину, о которой говорил Джеймс несколько дней спустя.       И хватило же ума вломиться в первую же комнату с открытой дверью на последнем этаже базы! Альта Монтег, миниатюрная бледная женщина с поразительными светлыми глазами и волосами цвета жжёного сахара, сидела в одном нижнем белье и приводила в порядок лицо. На сбивчивые извинения пожала плечами, улыбнулась и сказала:       – Я давно ждала чего-то подобного. На самом деле, давно было интересно попробовать вчетвером.       Король сам прибежал из смежной комнаты, как можно спокойнее попытался объяснить, что ничего подобного в виду не имел, когда просил найти способ уладить дела со скваттерами из НКР.       – Конечно-конечно, – кивнула Альта.       Не сказать, что это была любовь с первого взгляда. Но почему-то потом, когда самый значимый человек во Фрисайде предложил дать что угодно за помощь, Кларенс выбрал именно эту девушку.       – Ты же понимаешь, что рабов мы тут не содержим, так? – поджимая губы, спросил Король.       – Но могу я хотя бы попробовать познакомиться, так?       Рекс, кибернетически модифицированный пёс, громко гавкнул в знак согласия и принялся гоняться за своим хвостом. У моего друга была такая собака, вспомнил Курьер, но вслух так и не сказал.       – Бедный мальчик, – сказал хозяин собаки, – совсем хреново себя чувствует в последнее время.       – Гель в банке совсем испортился. Заменить бы его, – предположил Кларенс.       – Привет, ребята, – «приз» тем временем уже успела одеться и спуститься.       – А, ну... да, – отчего-то очень сильно смутился Скрейк, уже не понимая, зачем в принципе сделал такой выбор. Было бы достаточно крышек, в конце концов.       – Кажется, у нас так и не вышло нормально познакомиться нормально в тот раз.       Девушка назвала своё имя, и Кларенс склонился, тонко улыбаясь, чтобы поцеловать её руку.       Альта Монтег, если перевести – Большая Гора. Высокая, если уж совсем дословно перекладывать с одного из этих языков Старого света. Или с двух? Скрейк никогда не знал ни одного из них полностью, но жизненный опыт подсказывал, что основа, так или иначе, одна. Даже дикари за двести лет особо от своих корней не ушли.       Но это не так важно. Важно, что эту, или очень похожую, женщину Кларенс уже встречал. В семьдесят седьмом году в Монтане? Или, может быть, видел фотографию у себя дома? Да, это было примерно месяц назад! Как он мог забыть о такой важной детали?       Буквально в следующую секунду Скрейк уже снова был в баре. Снова не обошлось без ментатов и большого количества алкоголя. Чем дальше, тем больше всё напоминало криво смонтированный фильм о пропаганде здорового образа жизни методом от противного.       – Понимаешь, Петра, – говорил Курьер, – нам, мне и тебе, очень надо вернуться домой. Но перед этим на Стрип. Я должен найти одного перца. Он, ну, не знаю, я задолжал ему кучу денег, а может и пулю в лоб, не уверен точно. Но перед этим надо попасть на Стрип...       – Ты повторяешься.       – Ах да, точно, – Скрейк помахал ладонью перед носом, отгоняя невидимую муху. – В общем, теперь мне нужны деньги здесь, потому что проиграл, что было. Может, ты найдёшь наиболее эффективный способ найти их поскорее?       – Так вам нужно предсказание? Так бы и сказал сразу, – вздохнула Альта. И значительно понизила голос: – Не думала, что кто-то вспомнит, чем я тут занимаюсь на самом деле. Парням из Республики обычно плевать, местные считают ведьмой. Я спрятала свой хлам на случай, если какие-нибудь придурки решат, что обсудить с Легионом Цезаря этот вопрос будет отличной идеей.       – Если ты ведьма на самом деле, то всё идеально, – энергично закивал Кларенс.       – Найдёшь мне колоду карт? – спросила женщина.       – Нашёл бы, если бы мог встать. Кажется, ты сломала мне хребет, сладкая.       Похитила сердце, заняла все мысли несчастного мозга.       В конечном счёте, бродить по казино пришлось Буну. Как и ожидалось, колоду он нашёл краплёную, но никто из троих не знал системы, поэтому это было неважно. Монтег бодро перетасовала карты, погрела их между ладоней и принялась раскладывать на столе.       Кларенс медленно моргал. Значки и символы смазались в одно светящееся белое пятно.       – Ну, начнём с крайнего... Джокер? Надо было посмотреть, прежде чем... Или. Так даже лучше. Да, так встаёт на свои места. Итак, три месяца у тебя в руках карт-бланш. Пока люди не знают, что от тебя ждать, можешь успеть пожить в своё удовольствие, но потом трефовый король тобой заинтересуется, а шестёрка пик, молодой предприимчивый мужчина, займёт место пиковой дамы, женщины с амбициями, благодаря твоему вмешательству, которое ты ещё не осознаёшь.       – Ничего не понял, – признался Кларенс.       – Всё нормально. Я тоже... В этом и смысл, разве нет? Искать знаки и сюжеты, а потом смотреть, какое отражение они найдут в окружающем мире? – Альта мечтательно вздохнула.       – Может быть. Продолжай.       – Сейчас ты идёшь за человеком, который в прошлом всегда был на шаг позади. Выслеживал, соизмерял, делал выводы. Тройка треф. Но теперь, когда всё наоборот, тебе стоит узнать как можно больше перед тем, как решишься обернуться к своей тени. То, что ты найдёшь там, может тебе не понравиться. Эй, не трогай!       Скрейк сперва слушал, затаив дыхание, а потом взял и сцапал со стола ту самую тройку:       – Это всё, конечно, хорошо, но можно какой-нибудь конкретики?       – Если выпадут восьмёрка и тройка, то удваивай ставку, – насупилась Монтег. – И меня зовут Альта. Не Петра.       – Я иногда схожу с ума, – игнорируя тяжёлый взгляд, Кларенс отправил трефовую тройку в передний карман рубашки с почти злорадной мыслью: «Вот ты где! Хоть где-то я тебя нашёл!»       – Это правда, – неожиданно включился в разговор Бун.       Тогда Скрейку тоже показалось, что из этих двоих вышла бы неплохая пара, и он сказал нечто вроде:       – У меня есть дела, можете подождать меня наверху, в номере?       И ответили ему в духе:       – Да, а начинать веселье тоже можно без тебя?       Голова слишком сильно кружилась, чтобы возобновить попытки писать код на терминале Гарретов, и в конечном счёте Курьер просто лёг спать под столом. Потом пиво – второе или третье? И много других хороших вещей для Фрисайда.       Джули Фаркас даже отдала Кларенсу свой халат, а Альта Монтег – свой красный шарф, объективно прибавляющий единичку к показателю Удачи («Пип-Бой», подаренный Митчеллом, очумело пискнул, стоило только надеть этот аксессуар).       Двадцать третьего числа готовая кассета лежала в кармане, а живой баланс замер выше отметки двух тысяч крышек.       Дело оставалось за малым: найти подходящий корпус и отправиться туда, куда изначально вела дорога.       5 апреля 2288 года.       На подходе к Ривет-сити и впрямь пахло тухлой рыбой. Казалось бы, всё, что могло передохнуть в ней – передохло лет двести назад, а вот поди ж ты, запах не уходил и не уходил. Иногда с северным ветром дул обманчиво свежий ветер, но после него оставалось какое-то особо неприятное послевкусие. Это Дефолт-сити, детка: разруха, вонь, рейдеры, супермутанты. Последних не так много осталось, как было лет пять-десять назад, когда Тридогнайт ещё вещал на радио «Новости Галактики» о похождениях Сто Первого, банда Туннельных змей набирала популярность, а ублю... не очень хорошие люди из Братства Стали были ещё чуть-чуть получше.       Маккриди и Гудзон отделились от каравана ещё на границе Вашингтона. Пару дней они практически не спали из-за всякой швали, ошивавшейся в округе, считай, круглые сутки. Когда место назначения было достигнуто, то Роберт практически успел пожалеть, что в принципе начал такое путешествие.       Ждать, пока ребята с корабля откинут мост, пришлось больше часа. Благо, Гудзон вовремя почувствовал неладное и предложил перекусить, пока не началась настоящая буря.       – Старый Пинкертон окончательно крышей поехал, а? – спросил наниматель в пустоту. Пустота, олицетворённая Робертом, в ответ задумчиво похрустела чёрствым хлебом.       Когда уже совсем надоело ждать, Гудзон поднялся на ноги и закричал:       – Э, там, на борту! Открывай ворота!       – А кто идёт? – угрюмо ответили с противоположного берега.       – Я иду!       – «Я» бывают разные, – справедливо заметили там.       – Бля. Ой, то есть, вы серьёзно? – прыснул Маккриди.       – Тебе там легко возмущаться, капитан, а если я продолжу орать, то сюда соберётся вся недружелюбная фауна столицы, а нахрен оно тебе надо?       – Да подожди, сейчас!       Мост действительно заскрипел в сторону путешественников.       – Ух, – только и смог сказать Роберт. – Они ведь даже не пытались нас заметить, верно?       – Не знаю, – признался Гудзон шёпотом. – Сколько бывал в Ривет-сити, в первый раз такое случается. Так что готовься, если что. Не уверен, что мы тут не застрянем. Или не вляпаемся в какую передрягу, которая потребует слоняться по Столичной пустоши.       Его рука тем временем лежала на плече Маккриди. Закончив говорить, Гудзон слегка сжал пальцы и убрал её. Это вроде как должно было ободрить Роберта, но почему-то лучше он себя не почувствовал.       – Ладно, босс.       Высокий мужчина с выжженными солнцем рыжеватыми волосами, судя по одежде – шериф, смерил путников презрительным взглядом исподлобья и спросил:       – Кто такие и зачем пришли?       – Я, м-м, курьер, – ответил Гудзон. – Один, ноль, три.       – Пенсильвания?       – В яблочко, шериф. Знаешь, там, бывает нужно иногда подзаправиться, поесть, купить чего-нибудь, пообщаться с кем-нибудь, кто не пытается тебя убить. Именно за этим люди и заходят в города, да? У тебя, кстати, есть счётчик Гейгера?       – Мой сейчас в ремонте, – сипло выдохнул шериф. – Но если собираешься и дальше шляться по Филли, то лучше заскочи в магазин и прикупи себе свой. Кстати, я Мандерли. Добро пожаловать на борт, если возникнут проблемы, то знаешь, к кому обращаться. Только одна просьба. Не создавайте своих.       С этими словами Мандерли, как он сам себя назвал, как-то чересчур жёстко посмотрел на Маккриди. Роберт в ответ осклабился, демонстрируя почерневшие от курения и питья зубы. Шериф едва заметно дрогнул.       Где-то Маккриди слышал разговор, начинавшийся точно так же, вот только где именно? Но сколько ни скрипел извилинами, вспомнить не смог.       – Никаких проблем, шериф, – поспешно заверил Гудзон, чтобы сгладить обстановку. – Можем идти?       – Вот ещё что. Может, тебе будет интересно поболтать с одной девчонкой «у руля», – отбарабанил Мандерли.       – Прошу прощения? – переспросил работодатель Маккриди, проводя подушечками пальцев по лысой голове.       – Бар на нижней палубе, – пояснил шериф. – Она, эта девка то есть, из Филли. Сейчас татуировки набивает или что-то вроде того.       – О, – обрадовался Гудзон, – я как раз думал украсить чем-нибудь голову. Пока не знаю, чем именно, но консультация спеца в этом деле точно не повредит. Как думаешь, Роберт, достаточно ли иронично будет выгравировать на черепушке череп?       Они вместе, Маккриди и Гудзон, отодвинули в сторону тяжеленную дверь со скрипящими петлями и вошли в вонючий полумрак города на корабле. Раньше Роберт бывал здесь только с Люси, и очень здорово удивился, поняв, как всё изменилось. Начать хотя бы с того, что у служебной лестницы между этажами стало заметно темнее, лампочки горели только через одну.       – Думаю, это невероятно тупо, – фыркнул Маккриди. – Лучше второе лицо нарисовать.       – Буду как тот двуликий бог, а? А какое лицо тогда нужно, старое или молодое? Наверное, второе. Должен же я буду рано или поздно стать древним и дряхлым. Смотри под ноги там. Лестница крутая.       – Ага.       Роберт поймал себя на мысли, что цепляется за холодные и почему-то липкие перила аж двумя руками. Воздух тут буквально провонял тревогой; а если не тревогой, то, по крайней мере, перегаром, потом и нечистотами. Вероятно, довоенные системы вентиляции, пусть и сделанные на совесть, всё-таки начали выходить из строя, и неудивительно, спустя столько-то лет.       – Лучше бы эта посылка того стоила, – пробормотал Маккриди.       – Да, я тоже не в восторге. Потерпи, ладно? Нам тут максимум сутки перекантоваться, на ночь-то без толку куда идти, – заверил Гудзон.       – Пфф.       В общем-то, боссу совершенно незачем было оправдываться за свои решения, особенно те, своевременность которых Роберт и сам осознавал. Пожалуй, иногда мужик слишком заботился о своём наёмнике, и это было столь же приятно, сколько жутко.       Вот почему так сложно каждый раз не выходить за рамки рабочих отношений, а? Жить было бы проще, если бы всё зависело только от денег. Сколько заплатили, настолько и любишь, а если не хочешь, то отказался и всё. Правда, тогда по всей логике Маккриди должен был бы Гудзона обожать, а при текущем раскладе с этим что-то не складывалось. Несмотря на всю эту показную эмоциональность, было в этом человеке что-то невообразимо мутное. И за всей этой мутью сложно разглядеть масштабы лужи, в которую сел Роберт, взявшись сопровождать такую сомнительную личность.       В баре с символичным названием «У руля» оказалось чуть светлее, чем в коридорах, по большому счёту из-за внешних источников света, зато концентрация неприятных запахов была просто ошеломляющей.       – Не знаю, как ты, – начал Гудзон, – а я бы пропустил чего-нибудь покрепче. Чисто пробить носовые пазухи. Все дела.       Заплывшая жиром бабища за барной стойкой – и как таких Пустошь ещё терпит! – при этих словах подняла голову, а Маккриди пожал плечами.       – Привет, красотка. Два двойных виски.       Роберту сперва так и жгло спросить об оплате, но он вовремя вспомнил, что у его спутника, по всей видимости, денег куры не клюют, и поджал губы.       – Ну, за старушку-мать Америку, что ли! – Гудзон отсалютовал стаканом и сделал глоток.       Маккриди повторил его действия и тревожно огляделся по сторонам. С некоторым запозданием он понял, что они с боссом, вообще-то, по-прежнему не одни в этом мире: чёртов бар пользовался нездоровой популярностью и у местных жителей. Наверняка местный культурный центр. И, чёрт возьми, можно понять тех, кто так считает. Эти обшарпанные стены пережили даже зарождение самой крутой банды в Столичной пустоши! Некогда крутой. И если можно назвать зарождением возрождение. Разрушивший Мегатонну парень говорил, что их главный мутил воду ещё в Убежище под сто первым номером. Теперь мало кто сунется в тот район: на месте кратера завелись твари, которым радиоактивный фон только в кайф, а если кто-то вдруг и решится на опасное путешествие, то не найдёт ничего, кроме заброшенного бункера. Ещё один маленький кусочек большой истории с истекшим сроком годности.       Словно воплощение слов Гудзона, на глазах и в мыслях Маккриди появилась девушка. Он сперва подумал, что это какая-то старуха, но потом разглядел в копне неестественно светлых волос молодое лицо со светлыми лучистыми глазами, а чуть ниже – не сухое, но подтянутое молодое тело.       – За такое нельзя не выпить. Может быть, угостите, молодой человек?       Сперва Роберт подумал, что обращается дамочка к нему, и даже разозлился, но потом понял, что по-прежнему не при чём, а тост Гудзона наверняка кодовая фраза для того, чтобы привлечь внимание нужного человека.       Маккриди сделал ещё глоток, во все глаза разглядывая открытые участки тела девушки, покрытые татуировками. На руках – перчатки из узоров, заходящих даже на фаланги с ногтями, на шее – незавершённый «ошейник» из звёзд. Ну и почему все эти курьеры такие помешанные на довоенной тематике? Можно подумать, иначе их на работу не берут. Учитывая, кто в сто третьем Убежище Смотритель, ничего удивительного в этом нет.       – За такой комплимент как не угостить, – дружелюбно оскалился босс, кивая на место рядом.       Вечер предстоял быть долгим.