свергнутый

      — Мой дед, получается, по отцовской линии, был евреем, зая-ядлым любителем выпить. О-о, этого у него было не отнять! Видел бы ты, во что каждый раз превращалась наша попытка завязать кроткий разговор: дед-еврей и ни капли не похожая на него внучка — как два сапога пара, но в то же время мы бранились совсем как кошка с собакой. — Одурманенная воспоминаниями, Вивиан отпила ещё один глоток из жестяной полувыцветшей банки с пивом, которую та принесла вместе с собой.       В моих руках покоилась такая же, но больше трёх глотков я не осиливал — вкус был настолько дешёвым и терпким, что нос сам по себе начинал морщиться только от одного лишь запаха этого несносного алкоголя.       Но вот по Вивиан и не скажешь, что её что-либо смущало. Совсем наоборот — она пустилась вплавь по разным закоулкам своего разума, и течение её несёт всё с той же заевшей, как пластинка, скоростью. Её губы растянулись в полудремотной улыбке, а веки прикрыли покрасневшие от слёз глаза с неестественно расширенными от удовольствия зрачками.       Марш находилась в подавленном состоянии, и всё это — лишь оболочка, возникшая за счёт алкоголя и попытки утвердить в себе существование той частички, которую она с гордостью называла «гуманностью». Тем не менее, я не придавал особого значения этой ситуации — меня вполне устраивало всё то, что есть сейчас: Вивиан мечтательно повествует мне о своём не таком уж, как оказалось, далёком прошлом, даже не рассчитывая на понимание и хоть какую-либо поддержку — ей просто нужно, чтобы я её слушал.       Она не была пьяна.       Скорее, её разум укутался в прозрачную шаль абсурда и — несомненно! — некой затаенной внутри обиды, где-то в районе груди, в маленькой клетке из самых что ни на есть толстых прутьев, каких вы только можете себе представить. В ней вожделенно трепыхается безрассудная птица, может, канарейка, а может королевский гриф, олицетворяя своим величием весь масштаб погребённой в теле Вивиан тоски, которая вот-вот и вырвется наружу.       — Ты же, наверное, знаешь всех этих евреев, — проглатывая окончания, девушка продолжала свою «весёленькую тираду» о её былых временах, нескромно прижимая к груди гитару и прислоняя прохладную банку алкоголя к щеке, закатывая глаза, — чёрта с два, никогда не понимала этих ублюдков! Пр-вильно ж говорят: люди с дерьмовыми манерами пьют дерьмовое пиво (знаем мы уже всё это)! А вся эта их херня с традициями — одна сплошная поебень, головоломка! Я всё детство угробила на, зн-ешь ли, бесч-сленное количество попыток преуспеть в этой... как её там, — она стала щёлкать пальцами в надежде вспомнить некое забытое слово; я с интересом за ней наблюдал, изредка издавая лёгкие смешки, как можно тише, чтобы не ранить (чтобы не ранить?!), — да сука, как её там — вивисекция, во! Серьёзно, я до сих пор не понимаю, с хрена мне сдалась вся эта хуйня. А этот ссаный еврей — земля ему пухом! — даже уроки мне, — её уголки губ растянулись в широкой улыбке, а с уст сорвался нервный продолжительный смешок, из-за чего Вив не могла договорить свою фразу, — мне... давал... за бесплатно! Не, ну, ты представляешь! За бес-плат-но! Ха-ха! Это как «я буду учить тебя какой-то странной хуйне, которая тебе н-когда не пригодиться в жизни, но ты мне ещё спасибо скажи за то, что я не взимаю с тебя деньжат»! Серьёзно, пиздатый был старик.       Казалось, её речь, разбавленная некоторой обсценной лексикой, извивалась, как змея, и вот я уже начинал было думать, что всё мне докучало: её взбалмошный образ (она не настолько пьяна!), её отчего-то развязное поведение. В один миг я ожидал, что она вновь начнёт отчасти ссутулиться рядом со мной, вести себя... как ведёт та настоящая Вивиан.       Но и я не идиот, чтобы не понимать всей соли происходящего: очевидно, Марш просто хочет побыть со мной иначе, она хочет... просто высказаться мне?       Находясь в шкуре демона, мне было гораздо легче устанавливать мотивы своих собеседников, а сейчас я даже не в состоянии узнать: а не сон ли это всё случайно?       За секунду в её голове словно сработал некий механизм, настроившись на обратное движение, из-за чего Вивиан категорически сменилась в лице: её губы сжались и местами подрагивали, а глаза начали привычно слезиться, уставившись в пол, будто стараясь проделать в нём дыру, но безрезультатно. К чему столь резкие перемены?       — А когда... когда я одним утром подбежала к его... к его кровати... Этот старый пердун уже не дышал! — Она шмыгнула носом и кончиком длиннющего рукава вытерла подступающие слезинки с глаз, аккуратно, чтобы не размазать тушь. Она отпила с банки последний глоток и с грохотом поставила её обратно на стол, вдохнув побольше воздуха и торжественно восклицая: — А я всегда мечтала умереть именно таким образом: заснуть однажды и не проснуться никогда! Охуенно!       Я следил за тем, как Полночь менялась в лице, как горько дрожала её нижняя губа, а глаза не знали, за что зацепиться. Мне хотелось и самому подключиться в разговор, но я не представлял, как же стоит к нему толком подойти. В конце концов, мы пробыли в, казалось бы, неловком молчании от силы минут пять, улавливая громкое дыхание друг друга, пока в моей голове самостоятельно не всплыл волнующий меня вопрос:       — Ты, вроде, говорила о каком-то «роковом моменте», когда «никто не застрахован от того, чему суждено случиться» — что это было?       — А то ты не знаешь... — Девушка нахмурилась.       — Видимо, ты забыла, что я больше не демон, — так я напоминаю!       — Бли-ин, чувак, ну ты просто вынуждаешь меня! — Она вновь схватилась за испитую до последней капли банку, позабыв, что уже осушила её, и отбросила ту в сторону, на что я просто промолчал — меня привлекало сладостное ожидание, как оказалось, не самой приятной, душераздирающей истории.       — Я... — Вивиан сглотнула и поникла, собираясь с силами. — Да что там! Мне уже нечего скрывать! Представь ничего не смыслящего, такого безалаберного ребёнка, для которого, можно сказать, весь мир открыт, представил? Отлично. А теперь представь, как он, стоя в одиночестве на пустынной автобусной остановке, поздним вечером, в окружении смрада сигаретного дыма, с дрожащими коленками и непреодолимой сонливостью ожидал, когда к нему, наконец, прибудет этот ебучий автобус. Всё, что он хотел, всё, что ему было нужно, это лишь немного поспать, чтобы завтра вновь взглянуть на мир с воодушевлением и былым восторгом, с новыми силами. — Словно по щелчку пальца Вивиан вновь переменилась: не проглатывая окончания, и без той жуткой монотонности, она очерчивала словами дивную картину, малость покачиваясь взад-вперёд от нерешительности, но в то же время она уже чётко знала границы того, что стоит говорить, а что нет. — Ну, что, представил? А теперь вообрази себе, что это дитя там не одно. Да, не удивляйся, не одно. — Я ни капли не удивлялся. — Не одно! Автобусная остановка внезапно превратилась в какой-то кипящий котёл, стало так жарко, невыносимо жарко, чёрт подери! Всё из-за него. Из-за того длинного мужчины с такой острой холёной бородкой, оборачивался постоянно, дёрганый был мужик. Почему нельзя было догадаться съебать оттуда как можно скорее? Он тогда приблизился ко мне (да-да, именно, ко мне, я была тем ребёнком!), так близко, что мне стало душно и тошно от его ядовитого перегара и дешёвого одеколона, которым пользуются, в основном, несчастные холостяки, чтобы привлечь к себе внимание больших зрелых дам. Хочешь узнать, что он сделал там? Хочешь же, да? Признайся, хочешь же!       Помешкав, я всё-таки кивнул головой, но в ней уже не было того энтузиазма, того былого интереса узнать продолжение истории. Она отталкивала меня, как можно откинуть камень, что мешает во время прогулки. Меня охватывало противное чувство, ведь вовсе не нужно быть демоном, чтобы узнать, что случилось на той остановке...       «Мисс Полночь» галантно облокотилась о поверхность стола, будто желая придвинуться ближе, коснулась указательным пальцем нижней губы, медленно поглаживая её и изредка метая взгляды-молнии то куда-то в сторону, то прямо в меня.       — Сначала он пригласил меня присесть на ту ледяную скамейку, мол, для удобства. — Она ткнула большим пальцем в сторону, словно желая показать мне, как всё происходило, в каком месте. Я, в свою очередь, уже хотел её безжалостно прервать, но она попросту меня игнорировала, при этом уделяя мне всё своё внимание, окидывая меня игривым, как мне казалось, взглядом, будто проверяя меня! — А что мне ещё оставалось делать? Обезумевший от своих желаний, Джерард, как он тогда представился, пообещал мне, что даст «леденец», если я буду делать так, как он захочет. Впрочем, он не отличался от других мужиков, ну, разве что своей идиотской бородкой, щекотавшей мне лицо...       Она хихикнула и заправила прядь коротких тёмных волос за эльфоподобное заострённое ушко, ожидая моих дальнейших реакций.       А внутри меня закипало негодование от таких подробностей. Мне хотелось встать с места и пырнуть себя чем-нибудь, оглушая себя своеобразной людской болью, разливающейся по телу кровавым океаном.       А вместе с тем прижать Вивиан Марш к кровати и впиться ей в губы самым что ни на есть грубым поцелуем, затыкая её говорливый рот и вкушая эти мимолётные девичьи стоны!       — Так что... — разбавила тишину осмелевшая Вив, прикусывая тонкий мизинчик. — Готов узнать, что было дальше? — Уверенно, чересчур уверенно для неё. Это алкоголь так на неё подействовал?       В одну минуту я даже вменял себе во всецелое заблуждение о том, кем предстаёт передо мной Вив: её образ за считанные секунды менялся, сбрасывал с себя кожу, будто так и было задумано. Не с проста она ведёт себя так, будто хочет сковать меня в свои цепи! Кто же она? Может, я вовсе её не знал. Может, это и вовсе не Вивиан Марш?! Отчего мне начинает казаться, будто передо мной величественно восседает... та девушка из моих снов? Та самая демоница в теле моей Полночь? Даже сейчас мне мерещатся её сверкающие дьявольским огоньком глаза.       Нет.       Нет!       Всё куда проще, чем кажется. Просто она готова к моему плану. Её решимость влечёт за собой только успех и веру в действие плана. Я и представить себе не мог, что всё произойдёт настолько быстро и так... гладко! Скоро, уже очень скоро.       — Он поглаживал мою коленку. — По ходу повествования она неожиданно пустила свою неприятно ледяную ручку мне на колено, насколько позволяло ей дотянуться расстояние между нами; ради интереса я придвинулся чуть ближе, и это сыграло немалую роль в развитии нашего интригующего сюжета. Вивиан усмехнулась и так же придвинула стул ближе, гораздо ближе, чем я, так, что мы соприкасались коленями. — Затем он запустил свою грубую, неуправляемую жилистую руку мне в трусики... — По телу даже легонько так пробежалась сладострастная колкая дрожь, но, скорее, совсем не от волнения, а от предвкушения, когда она не спеша скользнула ладошкой вверх по моей ноге. — А потом... Мне было очень больно, — жалобно протянула рассказчица, метнув взгляд поверх моего плеча. В следующую секунду она, вздрогнув, моментально отпрянула от меня, её будто молнией ударило! Вивиан отсела от меня на значительное расстояние, закинув ногу на ногу, будто отгораживая от себя всё и всех, вновь оказавшись на том месте, откуда начинала свою тираду. Её пальчики перебирали тёмные, слегка вьющиеся локоны волос.       Вивиан приумолкла.       А меня разъедал, как кислотой, интерес, что же заставило её «очнуться». Медленно поворачиваю голову и оглядываю квадратной формы фотографический снимок, наш снимок. Сотрясая и переваривая случившееся в своей голове, я улавливал сигналы откуда-то из моего подсознания, гласящие, что что-то пошло не так; равносильно тому, как нежданно-негаданно поезд слетел с рельс, запрыгал по наскоро уложенным шпалам и разнёсся в щепки.       Вивиан подскочила, как ошпаренная, со своего места, нервная и встревоженная, будто только что милосердно высказала своему злейшему врагу важнейшую информацию, и теперь её можно прочесть, как книгу.       Хотя, по сути, так оно и есть.       Но отчего-то и я ощущал себя словно не в своей тарелке. Воздух в помещении в один момент стал таким неестественно холодным и сжатым, за окном угасали и растворялись на месте животные силуэты, уже совсем скоро начнёт смеркаться — сколько же мы здесь просидели?       — Извини, — наконец прошептала Полночь неприкрыто подрагивающим голоском (она вновь переменилась!), метнувшись до двери, да так быстро, что я не успел среагировать, — извини, я просто... что-то мне нехорошо...       Наконец с меня спадают невидимые путы, до этого момента сковывающие каждое моё движение и сдерживающие меня на месте, и я подбегаю к Вивиан, будто сам не свой от навалившейся, как наковальня, здешней атмосферы. Моя рука невесомо касается её худого плеча, в замешательстве она поворачивает ко мне голову, робко уставившись своими тёмными глазами снизу вверх. Даже в человеческом облике я превосходил её в росте, и это придавало мне сил. Я ощущал над ней превосходство, в моих руках она была лишь пташкой.       Но сегодняшняя «милая беседа» просто выбила меня из колеи! Я должен быть начеку.       Собираюсь с мыслями и буквально выпрашиваю:       — Ты не останешься? Скоро стемнеет.       Вивиан в ступоре застывает, приоткрыв рот, — она слишком напугана.       — Не останусь ли я? — тихо переспрашивает. — Н-но мне срочно нужно идти! Меня... меня там ждут! Меня там правда ждут, и я...       Она запнулась. В следующий миг, тяжело дыша, девушка буквально вылетела как стрела из хижины, оставив меня совсем одного. Вздыхаю, в неведении потираю уставшее лицо. Кое-как разворачиваюсь на ватных ногах, оглядываю дом и примечаю одинокую, забытую гитару Вивиан Марш.       На следующий день Полночь не приходила.       Лето подходило к концу.