Неумолимое течение времени (The Inevitability of Time)

Они не берут отпуск, но в МИ-6 наступает затишье, и Кью может работать из дома, а Бонд — отвлекать его от дел. Хотя мысль о неизбежном исходе незримо витает где-то поблизости, они не упоминают его в разговорах. Бонд знает, что Кью старается: за его улыбкой больше не кроется обычной загадочности, и если хоть на минуту они могут забыть о грядущем, их счастье может продлиться. Им нет нужды считать деньги, поэтому Бонд бронирует столики и номера в самых роскошных ресторанах и отелях, потому что после всего, через что прошел Кью, он заслуживает изысканных вещей: необычных блюд, прекрасных видов, простыни из тончайшего шелка. С Кью снимают мерки для костюма, и Бонд приглашает его в ресторан Алена Дюкасса в Дорчестере. После он бронирует номер на выходные в Кларидже в Мейфэр. Когда они заходят в номер, Кью не обращает внимания на прекрасную обстановку, шелковое убранство и пианино у большого окна, из которого открывается вид на самое сердце города. Вместо этого он с ухмылкой тянет Бонда к огромной кровати. Они разуваются и запрыгивают на кровать совсем как дети. Бонд не видел Кью счастливее, чем в эту секунду, даже после того как они провели остаток ночи, занимаясь любовью на всех возможных поверхностях. После выходных, проведенных в отеле, Бонд понимает, что такая расточительность совершенно не обязательна: он с самого начала мог догадаться, что вкусы Кью очень просты. Кью любит поесть вне зависимости от того, получил ресторан три звезды Мишлен или нет, и им не нужно оставаться в отеле в Мейфэр, чтобы неистово заниматься любовью. Бонд задумывается о более осмысленных способах скоротать время вдвоем. Они отправляются на утренние прогулки и ходят в музеи: в Национальную Галерею, музей Виктории и Альберта и Королевский ботанический сад. Они берут за привычку танцевать по вторникам и четвергам: в студии неподалеку от дома или в тишине их собственной гостиной. Каждый день приносит что-то новое, и Бонд чувствует себя цельным в совершенно новом смысле. Кью снова улыбается, его руки и губы скользят по телу Бонда под покровом ночи, и это делает его еще счастливее. Еще год назад Бонд не мог бы представить, что такое счастье вообще существует, поэтому он не задумывается, чем все это закончится. В их квартире больше нет часов и календарей, потому что вести счет оставшемуся им двоим времени просто невыносимо. — Это был полный провал, — говорит Кью, сидя на диване с едой из доставки и стараясь не обращать внимания на запах сгоревших спагетти болоньезе. Бонд про себя отмечает, что им нужно почаще экспериментировать на кухне. — Не провал, если не пришлось вызывать пожарных, — заверяет он Кью, цепляя клецку с тарелки. — У нас все впереди, — отвечает Кью и устраивает небольшую борьбу палочками. Бонд уступает ему и позволяет забрать кусочек курицы с ананасом, наблюдая, как Кью довольно уплетает его. Он не замечает, что засмотрелся на него, пока Кью не спрашивает, поднимая брови: — Что такое? — Ничего, — откликается Бонд. Они убирают посуду, смотрят фильм. Кью вытягивает ступни на колени Бонда и работает над чем-то за ноутбуком. Позже, когда они собираются спать, Бонд наконец решается сказать, что вертелось у него на языке: — Должен быть какой-то выход. Кью выпускает покрывало из рук и смотрит на него с пониманием, его лицо смягчается. Он забирается в постель. — Не стоило тебе говорить, — говорит Кью. — Тебя это мучило, — возражает Бонд и тоже ложится. — Надо было сдержаться, — качает головой Кью. — Я мог бы быть и повнимательнее. С этим ничего не поделать. — Должно быть какое-то решение, — с нотками отчаяния говорит Бонд. Кью снимает очки и кладет их на тумбочку. — Жизнь и смерть цикличны, ход вещей никак не обмануть, — отвечает Кью и берет Бонда за руку, нежно сжимает ее. — Поверь мне, я пытался. Бонд не хочет знать, что скрывается за этой фразой и что пришлось пережить Кью, поэтому он спрашивает: — Мы можем сделать хоть что-то? — Только то, что делаем уже сейчас. Счастливо проводить время, пока можем. — Нет, так не пойдет. Кью целует Бонда нежно, почти печально, а тот крепче сжимает его в объятиях. — Все хорошо, — заверяет его Кью. — Нет, не хорошо сейчас и хорошо не будет. Как ты можешь такое говорить? — спрашивает Бонд. Он вытащил счастливый билет: умереть и забыть о том, что Кью останется один, будет ждать своего часа и помнить обо всем. — Мы никогда по-настоящему не прощаемся. Бонд чувствует, что эти слова откликаются в нем, но мысль о том, чтобы покинуть Кью, причиняет боль. Он вспоминает их первую ночь вместе, когда он сказал Кью: «Я сделаю тебе больно» и взгляд Кью, когда тот ответил: «Я знаю». С самого начала Кью знал, что их ждет. — Как ты… вся эта боль, снова и снова?.. — шепчет Бонд, и на секунду он трусливо желает больше не быть влюбленным, только бы утихла боль. — Прощаться с тобой всегда трудно, — признается Кью, — но я бы лучше любил тебя и каждый раз терял, чем не встречал никогда. Бонд прикрывает глаза, потому что не может вынести взгляд Кью. Вселенная несправедлива: он всегда верил, что сам выбрал свой путь, но оказалось, что выбор был лишь иллюзией. Все дороги вели его сюда, к Кью, к их короткой встрече перед новыми и новыми разлуками. — Джеймс. — Мы должны это изменить. — Я бы… я бы хотел, — признается Кью, и его голос срывается. Бонд открывает глаза и видит, что Кью улыбается, но по его щекам текут слезы. — Я хочу состариться вместе с тобой… хотя бы разок. — Значит, мы состаримся вместе. — Джеймс… — Нет, все так и будет, — настаивает Бонд и притягивает Кью ближе, утягивая его в тепло и безопасность их постели. Пусть это всего лишь мечта, но Бонд молчит об этом. Он гладит Кью по волосам и спрашивает: — Куда бы ты поехал? — Туда, где ты. — Если бы ты мог выбрать, где жить… — Неважно где, если ты будешь со мной. Бонд запускает ладони под пижаму Кью и тот одобрительно хмыкает. — Какое по-твоему самое красивое место на Земле? — Эта постель, потому что ты в ней. — Ты просто негодник. Кью смеется и устраивается рядом с Бондом поудобнее. Их дыхание перемешивается, а сердца бьются в унисон. — Мне понравилась Италия, — отвечает после паузы Кью. — Италия? — переспрашивает Бонд. Он бы никогда не подумал, что Кью нравится жаркое средиземноморское солнце. — Да, — признается Кью, целуя Бонда в шею. — Не пойми неправильно, Греция была прекрасна, и я всегда буду считать ее домом, но Италия… ни одна страна не вдохновляла меня так сильно. Кажется, мы жили там во времена Ренессанса. — И как оно было? — с улыбкой спрашивает Бонд. — Увлекательно, — со вздохом откликается Кью. — И романтично. — Расскажи ещё, — просит Бонд, поглаживая бедра Кью под резинкой пижамы. — Ты был художником, — отвечает Кью, мягко толкаясь бедрами навстречу Бонду. — Как-то раз ты написал мой портрет. — Вот как? — Бонд запрокидывает голову, и Кью оставляет дорожку поцелуев на его шее. — Да, в жанре ню. Ничего непристойного, как может показаться на первый взгляд, обычное дело в те времена, — Кью прикусывает нежную кожу, и у Бонда перехватывает дыхание. — Хотел бы я посмотреть на этот рисунок, — шепчет Бонд, лаская Кью, пока тот раздевает его. — Мне стоит волноваться о том, что он висит в какой-то галерее у всех на виду? Кью на секунду замирает, и его лицо принимает выражение, которого Бонд прежде никогда не видел, но потом Кью улыбается и целует его. — Нет, об этом можешь не переживать. Они занимаются любовью при свете. У Бонда захватывает дух от вида Кью над ним, но он замечает, что в глазах Кью застыло отстраненное выражение. Бонд опускает ладони на бедра Кью и останавливает его. — Кью, — Бонд зовет его, нежно проводя ладонями по бедрам и бокам, их возбуждение медленно спадает. — Что случилось? — Тогда все закончилось пожаром, — Кью со вздохом прикрывает глаза, и Бонду больше не нужно слов. Он берет Кью за руку и прижимается губами к ладони. Кью неуклюже перебирается на кровать и только тогда поднимает взгляд. — Извини. — Не извиняйся, — откликается Бонд и прижимает Кью к себе, вытягиваясь вместе с ним. Пусть возбуждение прошло, но это совсем не важно: Бонд обнимает Кью крепче. — Иногда мне хочется не помнить ничего из этого, — шепчет Кью, прижимаясь губами к цветку на груди Бонда. — Это ужасно с моей стороны? — Нет, — Бонд целует копну непослушных волос. — Может, однажды наступит жизнь, в которой именно ты влюбишься в меня. — Ты так думаешь? — в голосе Кью так много надежды и искренности, что Бонд не решается развеять их. — Да, — отвечает Бонд. Кью кладет ладонь поверх его сердца и постукивает пальцем в такт сердцебиению. — Скажи еще раз, — и Бонду не надо переспрашивать, что Кью имеет в виду. — Мы состаримся вместе, — повторяет Бонд и берет Кью за руку. — У нас есть все время мира. В их постели тепло и спокойно, шум города убаюкивает ничуть не меньше, чем сильное, ровное биение их сердец. Их пальцы переплетены, и Бонд хочет навеки, навсегда остаться вместе вот так, потому что ему кажется, что ничто не сможет разлучить их, даже злой рок. — У нас нет ничего, кроме времени.