Неумолимое течение времени (The Inevitability of Time)

Бонд возвращается в Лондон после трех недель в выжженной солнцем африканской пустыне. Он застаёт последнюю осеннюю грозу и наслаждается прохладой. Бонд приезжает к Кью после изматывающей встречи с Мэллори. Кью ждет его: в квартире горит свет, а окна открыты ровно настолько, чтобы дом наполнился запахом влажной земли. — С возвращением, — встречает его Кью, поблескивая очками. Он нагишом стоит в дверях спальни. Бонд жадно скользит взглядом по его фигуре: за последние месяцы он хорошо изучил его тело. Теперь он знает, что оно хоть и выглядит угловатым, но на деле оказалось мягким и нежным, особенно когда Кью отходит от оргазма. Бонд задерживает взгляд на цветке над его бедром и переводит взгляд на явно заинтересованный происходящим член. — Предпочитаю это любому отчету, — говорит Бонд, думая, что три недели врозь — слишком долгая разлука. Кью ухмыляется, и Бонд понимает, что он считает так же. Они отправляются в постель, и секс такой же сильный и неудержимый, как и буря за окном. После Бонд чувствует приятную усталость, а у Кью отметины по всей шее. Наутро он будет с ворчанием их прятать, но пока он лежит раскрасневшийся и счастливый и совсем не возражает. Дождь проходит, и ветер стихает. Бонд рисует узоры кончиками пальцев на животе Кью, проводит по коже до цветка. Ему все еще кажется, что цветок Кью красивее. Он размышляет, связана ли эта сентиментальная мысль, с его возрастом. — В тринадцать? — спрашивает Бонд, обводя большим пальцем один из лепестков. — Ммм? — откликается Кью. Его глаза прикрыты, как будто он дремлет. — Появился твой цветок, — поясняет Бонд. Кью кивает и тянется, как кот, лениво обнимает Бонда. Тот обнимает Кью в ответ и задумывается, как пугающе должно было быть для подростка терпеть эту ужасную боль, не понимая откуда она взялась. Переживать тысячи лет воспоминаний и осознать, что все предначертано, предписано, а свободная воля — не больше, чем иллюзия? Не иметь возможности никому об этом рассказать? — Должно быть, было трудно, — говорит Бонд, хотя «трудно» — самый скромный из возможных эпитетов. — Да, — вздыхает Кью. — Поэтому я увлекся математикой и программированием: мой способ поиграть в Бога, понимаешь? Принимать решения, которые не высечены в пространстве и времени. — А твои родители? — Мы не особенно близки, и никогда не были. У нас мало общего. — Что насчет друзей? — Несколько друзей детства, парочка в университете. Ничего особенного. — А партнеры? — Нет, их не было. Бонд опускает взгляд и думает, что это едва ли возможно, Кью не мог быть… — Это был твой первый раз? — Ммм? — сонно переспрашивает Кью, нежась в его руках. — В ту ночь, когда мы поехали к тебе. Это был твой первый раз? На секунду повисает тишина. — Наши жизни состоят из череды новых встреч и новых опытов, — мягко и мелодично отвечает Кью. — Поэтому нет, это не был мой первый раз, потому что мы уже занимались любовью прежде и продолжим во множестве следующих жизней. — Ты не ответил на мой вопрос. Об этой жизни. — Я не новичок в области секса, — с вызовом в голосе говорит Кью. — Но мое тело, я полагаю, можно назвать девственным в тот раз, да. — Ты был девственником? — Да, — подтверждает Кью и с легкой улыбкой смотрит на Бонда. — Спасибо, что был нежен со мной. Это был прекрасный опыт. — Значит, ты никогда… то есть, ничего, ни с кем? — настаивает Бонд, потому что он хочет знать. — Нет, только с тобой, — просто отвечает Кью и с нежностью продолжает: — Как бы я мог согласиться на что-то меньшее? Я знал, что однажды встречу тебя. Мне не было нужды тратить время на других. — А если бы я был женат? Или встречался с другим? — спрашивает Бонд. Кью пожимает плечами. — Возможно, меня привлек бы кто-то другой, но на самом деле удовлетворить меня полностью можешь только ты, — говорит Кью и ложится на подушку рядом с Бондом. — С другими я не испытываю таких чувств. Бонд проводит рукой по его щеке: — Ты ждал все это время… — Да, — слегка улыбается Кью. — С тобой или ни с кем. Бонд чувствует себя виноватым за все свои любовные похождения, пока Кью терпеливо ждал встречи с ним. — И я… — Не стоит, Джеймс, — перебивает его Кью. Он поднимается на один локоть: — Не вини себя, я не в обиде на это. Не мог злиться на тебя, даже когда очень старался. Он проводит пальцами по руке Бонда и до цветка, обводит его кругами: нежное, успокаивающее прикосновение. — Я просто рад, что сейчас мы вместе, — на этих словах его голос срывается. — Были жизни, когда мы не встречались? — Да, — говорит Кью и снова опускается на подушку. — И они были самыми худшими. — Кью… — Давай не будем об этом, хорошо? Бонд кивает, хотя у него есть ещё так много вопросов, которые он хочет задать. Груз проклятия тысяч и тысяч жизней — тяжелый груз, который Кью несет в одиночку на своих плечах. Бонд целует его в шею, как будто это может облегчить его ношу. Кью запускает пальцы в его волосы, и Бонд с одобрением откликается. Между ними не остается ничего, кроме обнаженной кожи и несказанных слов, и Бонд так остро чувствует эту секунду, это мгновение. Может быть, он никогда не сможет понять Кью до конца, но он хочет хотя бы попробовать. — Как тебя зовут? — мягко спрашивает он. — По-настоящему? Кью поднимает искрящийся взгляд зеленых глаз, и Бонду кажется, что завеса тайны приподнимается. — Ты правда хочешь узнать? — Да, каждое твое имя. — Их все? — Да. — Их было много, — предупреждает Кью. — Думаю, я готов, — с ухмылкой отвечает Бонд. — С чего начать? — С начала, разумеется. Кью заходится смехом: — Все началось давным-давно. — У нас достаточно времени, — говорит Бонд. Он замечает, что улыбка Кью потухает, но ничего не говорит. Кью устраивается рядом с ним и шепчет имя за именем, тепло выдыхая в грудь Бонда. Он перечисляет иностранные, прекрасные имена, и каждое новое звучит все более знакомым. Когда Кью называет свое последнее имя, Бонд почти спит и едва может расслышать его за шумом дождя.