Warning the Ghost

Четырнадцать лет назад, Буффало, штат Нью — Йорк Впервые я увидел призрака, когда мне было десять лет. Это был призрак моей матери. В тот день, когда тело матери Гарольда Стайлса было предано земле, шел снег. Свинцовое небо плакало большими, влажными хлопьями. Окружающий мир был бесцветным. Одетый в знак глубокого траура в черное пальто и шапку, которая обрамляла его бледное как бумага лицо, маленький Гарольд робко жался к ногам своего отца. Остальные присутствовавшие на похоронах были одеты в черные цилиндры, тяжелые черные шали, темные пальто и перчатки. Драгоценности, видневшиеся в волосах присутствующих дам, принадлежали их собственным усопшим близким. В распоряжении членов светского общества Буффало было по нескольку изысканных платьев, предназначенных для посещения похорон и возложения горстей земли и розовых лепестков, а свежевырытые могилы.       Закрытый гроб блестел, как кусок обсидиана, когда могильщики поместили труп матери Гарольда в место ее последнего упокоения, прямо под обелиском, воздвигнутым для того, чтобы обеспечить вечный покой членам семейства Стайлс. Изящно изогнутые крылья скорбящего ангела обнимали поколения умерших.       Труп матери был таким черным, как будто она погибла в огне — именно так, как слышал Гарри, кухарка описала его-де Витту, их дворецкому. Гарольд потерял дар речи от этого ужасного описания, но у него не было никаких способов удостовериться в правильности дворецкого. В доме Стайлсов никто не говорил с ним о его ужасной потере — слуги мгновенно замолчали, как только мальчик входил в помещение. Гарри ощущал себя привидением, которое никто не замечает, а ему был необходим кто-то, кто бы обратил на него внимание, обнял, убаюкал и рассказал бы ему сказку или спел колыбельную. Но слуги держались от него подальше, как будто маленький хозяин приносил несчастье.       Сейчас, стоя во дворе церкви, Гарри заметил Лиама Пейна и его сестру Юнис. Лиам, с его копной каштановых волос и розовыми щеками, был на год старше Гарольда и его загадочным партнёром во всех начинаниях. Его серо-голубые глаза, единственное цветовое пятно в церковном дворе, встретились с изумрудными глазами и задержались в них, как будто он взял его за руку. Рядом с ним стояла Юнис, вертлявая и умирающая от скуки. Хотя ей было всего девять лет, Юнис уже успела побывать на множестве похорон. Все они были детьми Викторианской эпохи, в которую смерть была обыденным событием.       Но мать у Гарри была одна-единственная, и в этом заключалась вся необходимость похорон, которая ставила мальчика в тупик.Его сердце разрывалось, а слезы были уже готовы пролиться, но задержались на самых кончиках ресниц. Он не имел права плакать — хорошее воспитанные дети не должны привлекать к себе внимание даже тогда, когда их мир рассыпается на мелкие кусочки. Наблюдавший за ним Лиам был, казалось, единственным среди присутствовавших, кто понимал его непереносимое горе. В его глазах сине-стального цвета тоже стояли слезы.       Юнис переступила с ноги на ногу, играя своими рыжеватыми кудряшками. Лиам слегка дернул ее за руку, стараясь заставить сестру бросить это занятие, и она огрызнулась на него. Мать одарила их мудрой улыбкой, как будто не заметила вызывающего поведения дочери.       Миссис Пейн была всё ещё хороша собой и полна жизненной энергии. <<…>> Всё внимания Лиама было сосредоточено на Стайлсе младшем, по лицу которого было видно, что он с большим трудом сдерживается, чтобы не разреветься. Гарри всегда был более эмоциональным, чем остальные мальчишки.       Его мать забрала черная смерть. Страшная смерть, медленная и мучительная. Отец Гарольда приказал хоронить ее в закрытом гробу и попросил сына не смотреть на неё. Так что Гарри пришлось обойтись без прощального поцелуя и последней сказки. #       То есть до того момента, пока мама не вернулась. Через три недели после смерти. #       Время не залечит все раны.       После похорон мамы прошел уже целый месяц, а Гарри скучал по ней больше, чем когда-либо. Черный венок всё ещё висел на двери, а слуги ходили с траурными повязками. Кухарка не хотела, чтобы горничные снимали черные занавески с зеркал. Де Витт назвал её слишком суеверной, но кухарка ответила, что он просто старается быть осмотрительнее. Когда дело касается мертвых, то ни в чём нельзя быть уверенным наверняка. <…>        Гарольд лежал в своей маленькой кроватке и тихонько плакал в темноте, обнимая своего плюшевого кролика. Казалось, что с каждым днём тоска в его сердце становилась всё глубже и болезненнее. Тени от падающих за окном снежинок разрисовывали покрывшиеся пылью обложки страниц — читали вместе с мамой. Чёрная Красавица и Голубая Книга Сказок. Сейчас он не мог их даже открыть.       Тиканье дедушкиных часов в конце колла напоминало удары топора, которые попадали точно между его всхлипами. За окном его спальни вечный снег медленно и бесшумно опускаются опускался на восточный берег озера Эри и истоки Ниагарского водопада. Ветер и замерзшее озеро. В ту ночь в прекрасно расположенном особняке семейства Стайлсов было холодно, как и всегда после смерти мамы.       Интересно, а ей тоже холодно там; под землей? Гарри не мог избавится от этой мысли, хотя ему уже десять, нет — сто раз говорили, что его мать теперь находится в месте, которое гораздо лучше, чем их мир.       Гарри вновь заплакал, когда вспомнил, что больше не услышит родного, нежного и любимого голоса матери.       Часы продолжали тикать, отсчитывая секунды, часы и ночи и ночи жизни без мамы. Бесконечность. Безжалостные. Разрывающие сердце.       А потом Гарри послышался странный звук, напоминающий одновременно тяжелый вздох и безнадежный стон. Она вздрогнула и в удивлении зажала себе рот рукой. Это она издала этот звук?       Сердце его забилось, когда, склонив голову, он стал внимательно прислушиваться.       Тик-так, тик-так, тик -так. Только звук часов.       А потом звук раздался вновь. Грустный, негромкие причитания. Шепот, полный горя. И даже… мучений?       Гарри выпрямился и выскользнул из кровати. Пока он крался по холодному полу, скрип половец и шуршание шелка ласкал его слух. Но на нём не было ничего шелкового.       Кухарка рассказывала-де Витту, что мама лежала в своем черном шелковом платье — её кожа за несколько часов до смерти стала такой же чёрной. Тогда кухарка использовала слова << отвратительная, отталкивающая, настоящий ужас…>>. Она говорила о своей хозяйке как о каком-то монстре.        О Маме, которая была такой красивой, и всегда пахла лилиями, и обожала играть на пианино. Которая рассказывала ему изумительные истории об отважных принцах, которые побеждали злых волшебником, и о других принцах и принцессах, которые обожали таких принцев.       Но сейчас, глядя в темноту, Гарольд не мог вспомнить такую Маму. Мысленно он все время возвращалась к образу ужасного монстра, и он задал все вопросы: шевелятся ли тени в помещениях сами по себе или это игра снежинок на обоях? Он перевел взгляд со стены в конец холла. Там что-то происходит. Воздух в том углу сначала задрожал, а потом сгустился.       Мальчик весь похолодел, когда из полумрака появилась фигура, окруженная тенью и плавающая в конце холла. Эта была фигура женщины, одетой в когда-то великолепное шелковое черное платье, которое сейчас напоминало крылья моли.       Это ему кажется? Игра света?       Холодный пот покрал мальчишку. Так никого нет Там никого нет.       Не может быть.       Его пульс безумно колотился.       И фигура не плывет в его сторону.       Ни в коем случае.       Ахнув, Гарри развернулся и бросился в сторону своей спальни. По телу у него бежали мурашки, а щеки пылали жаром. Он пыталась прислушиваться, но мог услышать только гул в ушах и шлепанье своих босых ног, бегущих по ковру.       Пока он бежал, Гарри не мог разглядеть того, что двигалось за ним, ни почувствовать, как бесплотные пальцы гладят его кудрявые волосы.       Лунный свет блестел на фалангах пальцев и на мгновение осветил измученное лицо, лишенное плоти.       Ничего этого Гарри не видел, но, может быть, он это чувствовал?       Тень. Дух, который заставил вернуться неугасимая любовь, а отчаяние заставило заговорить. Он двигался по воздуху, шурша шелком и изредка гремя костями, лишенными плоти.       Ничего этого Гарри не увидел, забравшись под одеяло и вцепившись в своего кролика.       Но, повернувшись через несколько секунд на бок, он оцепенел от ужаса. Он почувствовал, как гниющая рука обняла его за плечи, ощутил влажный запах могильной земли и услышал, как иссохшие губы произносили ему на ухо голосом, лишь отдалённо напоминавший тот голос, который он знал лучше своего собственного:       — Дитя моё, когда наступит время, берегись Багрового пикаа.       Гарри закричал. Он вскочил и схватился за очки. Когда он заправил дужки за уши, газовые лампы неожиданно зажглись. А ведь он даже не заметил, в какой момент они погасли.       В комнате ничего —и никого — не было.       До того момента, как привлеченный его криками, в комнату не вбежал отец и не заключил своего ребенка в крепкие, но нежные объятия. #       Пройдут годы, прежде чем я вновь услышу похожий голос — это будет предупреждение из вневременья, которое я пойму слишком поздно…