Неправильно, но иначе и быть не могло

Всю дорогу до отеля агенты провели в степенном молчании. Илья вел автомобиль, а Габи с Соло расселись по разные стороны заднего сидения, практически вжавшись в двери, чтобы даже не касаться друг друга. Наполеон неимоверно злился на глупость и самонадеянность Теллер. Еще больше он злился на Уэверли. Ну как можно доверить молодой и неопытной девчушке такую ответственность? Пусть он и информатор, но прежде чем выкладывать все планы, нужно самой удостовериться в честности этого человека. А Габи просто уши развесила. И вот результат. Чем ближе они были к отелю, тем все слабее был запал Наполеона, который еще не успел отойти от утренней сцены между Ильей и немкой. Курякин быстро разгорался, но так же стремительно и угасал, выплескивая свою ярость на все, что подвернется под руку. Американец же свою ненависть копил, накапливал бережно и щепетильно, чтобы затем свершить ужасную расправу над обидчиком. Габи, конечно, не обидчик в полном смысле этого слова, но почему-то Соло хотелось отыграться за Илью, который просто физически не мог даже повысить голос на женщину, только не на такую миниатюрную, как Габи. В отель вся троица тоже прошла молча, спокойно поднялась на нужный им этаж. Первым на пути был номер русского, который мужчины спокойно прошли, дойдя прямо до номера девушки. Немка несколько удивленно на них уставилась, она явно не была готова к содержательному диалогу. Однако скандалить в коридоре было не самой лучшей идеей, поэтому агенты вошли в номер, где Соло собирался разойтись ни на шутку. — Габи, о чем ты вообще думала? — Наполеон даже не остановился в комнате, а сразу же начал мерить шагами периметр помещения, выразительно глядя на девушку, которая вполне могла чувствовать себя сейчас как Мария Антуанетта на эшафоте. Курякин спокойно прошелся до минибара, откуда извлек бутылку виски и два стакана. Для своих коллег, разумеется. Дело еще не было завершено, да и организм русского был все еще ослаблен почти недельным заточением в казематах А.Н.К.Л. — Уэверли дал мне это задание. Личное задание, Соло. С чего бы я должна была на эту тему распространяться? — кажется, политику немка выбрала совершенно неверную, как и вся Германия во время правления небезызвестного канцлера. Она решила вступить с американцем в прямую конфронтацию, что было чревато последствиями. — Да неужели? И как? Успешно справилась? Ты разболтала ему все планы. И именно поэтому этот придурок сбежал! Ну неужели нельзя было хотя бы этого не делать? — Наполеон выглядел совершенно неожиданно нервным. Он не позволял себе такого при коллегах никогда, до этого самого момента. Но американец был слишком разочарован таким фиаско — первым за многие годы и таким головокружительным. А еще мужчина переживал, что на фоне этой неудачи их британское начальство решит избавиться от Курякина, которого это, кажется, мало заботило. — Уэверли велел наладить с ним контакт, он давал ценные сведения, в результате которых мы схватили его тетю… — … открыв ему тем самым доступ к управлению ее преступной ячейкой! Просто блестящий поворот! Какую головокружительную карьеру он сделал благодаря британской разведке! — Наполеон всплеснул руками, чуть было не опрокинув стакан с виски, который ему протягивал Илья. Русский неодобрительно сморщился, ставя стакан на столик рядом с американцем, а второй бокал передал Теллер, которая все еще мялась в нерешительности в дверях собственного номера. — Найдем и его, чего ты так бесишься? — немка сделала глоток янтарной жидкости, начиная постепенно успокаиваться. Да, прокол был весьма серьезный, но в целом это не особенно портило ситуацию и перспективы выхода из нее. — То есть ты не видишь вариантов того, что могло бы с нами всеми случиться, будь у твоего хахаля другие планы? Хочу напомнить тебе, что в прошлый раз, когда ты начала действовать без нас, тебя похитило семейство доморощенных фанатиков нацизма, меня пытали на электрическом стуле, а Илью чуть было не загрызли собаки. И нам еще пришлось тебя из всего этого вытаскивать, хотя в тот момент мы оба, — Соло выразительно взглянул на Илью, ища в его лице поддержку, — могли бы просто развернуться и сказать, что нас это все не интересует, и пусть британская разведка разбирается сама. Нам нужны были диск и боеголовка, и так сложились обстоятельства, что ты находилась с человеком, у которого был диск. Вот и все. Американец выговорился, ощущая невероятное удовлетворение от всего сказанного. Ведь Гектор в действительности мог бы просто подкупить охрану, убить их всех и смыться еще до прихода Уэверли, а тот бы долго гадал, как же так вся его идеальная операция пошла псу под хвост. Это самонадеянность и непрофессионализм сыграли с Теллер злую шутку, последствия которой могли бы быть куда более жуткими. К счастью, Менгер оказался слишком самонадеян и просто ускользнул из-под носа спецслужб, использовав полученные от неопытного агента секретные данные. Габи опустилась в кресло и поджала губы. Будь Илья более чувствителен, он бы непременно принялся утешать девушку, но в сложившихся обстоятельствах следовало бы винить даже не ее, а свое начальство. Уэверли грамотно воспользовался самоуверенностью немки и ее желанием выполнить какое-то секретное поручение. Она легко согласилась исполнять роль связного, до конца не осознавая всю серьезность этой должности. — Достаточно, Ковбой, идем. Ей просто нужно подумать и четко все взвесить, — Габи подняла на Илью несколько растерянный взгляд, а в ее глазах уже начинала скапливаться влага. Русский терпеть не мог чужие слезы, поэтому просто решил оставить все как есть. — Просто имей в виду, что третьего такого раза не будет. Попадешь куда-то из-за «особого поручения», и лично я и пальцем не пошевелю, чтобы тебя вытащить. Я ясно выражаюсь? — наверно этот безэмоциональный тон русского окончательно выбил у девушки воздух из легких. Они же команда, всегда должны поддерживать друг друга. Но что за глупости? По крайней мере двое из этой группы — одиночки, которых волею случая заставили работать сообща, не более. Наполеон покорно осушил бокал одним глубоким глотком и проследовал за русским на балкон, который связывал вместе все три номера. У него все никак не выходило из головы, что после того случая с Ларссоном Курякин ведет себя гораздо менее вспыльчиво, вообще никак не проявляя свою ярость. Они прошли до номера Ильи и вошли в помещение. — Тебя это не сильно беспокоит, да? Большевик, это конечно хорошо, что ты себя контролируешь, но я опасаюсь, что потом будет взрыв, — как можно более деликатно начал Соло, прекрасно понимая, что припадки ярости для его коллеги — ахиллесова пята. С этой темой всегда следовало быть осторожным. Курякин окинул американца хмурым взглядом, несильно прихватил за запястье и бескомпромиссно потащил в сторону ванной, куда впихнул коллегу практически насильно. — Просто дай мне минуту, Ковбой. Побудь тут, — Наполеон растерянно хлопал глазами, наблюдая, как закрывается дверь в небольшое помещение. Неужели Илья решился привнести какое-то разнообразие в их отношения? Возможно, он собирался сделать что-то романтичное… И тут за дверью раздался грохот. Грохот ломающейся мебели и звон бьющегося стекла. Всего несколько секунд, а Наполеон уже хватается за ручку и выскакивает из своего импровизированного убежища. Гостиная представляет собой жуткое зрелище: диван разломан на две половины, которые валяются в разных углах помещения, стеклянный журнальный столик теперь представляет собой кучу осколков, кресло перевернуто и лежит теперь на кровати. Илья стоит спиной к стене, зажимая свои руки в замок, и тяжело дышит, запрокинув голову. — Большевик, ну в чем виновата мебель? — Наполеон немедленно оказывается рядом, силой расцепляя чужие ладони, чтобы удостовериться, что там нет ран. Курякин только ворчит что-то неразборчивое, но не сопротивляется. По крайней мере у него хватило выдержки добраться до номера и спрятать Соло подальше от всех этих летающих предметов интерьера. — Пойдем ко мне? Нам обоим не помешает освежиться. Мужчины перемещаются в соседний номер. Русского еще немного потряхивает, но он до сих пор молчалив. Наполеон прекрасно его понимает, он то все свои претензии уже высказал довольно открыто, а Илья просто другой: он не умеет разговаривать. Он — человек действия. Они молча проходят в просторную ванную, где американец быстро избавляется от пиджака, жилета и галстука. Затем мужчина принимается за своего коллегу, который отмирает только к моменту, когда Соло уже расстегивает его ремень, предварительно избавившись от водолазки, кепки и куртки. Оба действуют несколько заторможено и скомкано. Русский не дает раздеть себя полностью, легко отстраняя Наполеона и властно целуя, наслаждаясь теплом чужого тела. Со штанами теперь каждый разбирается сам, ровно как с ботинками и носками. И не будь Соло так занят чужими губами — непременно бы возмутился, ведь ботинки стоят целое состояние, и он только вчера их чистил. Только все возражения застревают на кончике языка, когда Илья начинает вести пальцами по его шее, затем между лопаток, далее вниз по позвоночнику, чуть надавливая на поясницу, заставляя прогнуться сильнее, а потом ловко проскальзывает между ягодицами американца, дразнящим движением касаясь сфинктера. Соло ведет от одного только жаркого тела рядом и всего от нескольких сильный поцелуев. Он призывно разводит ноги, обхватывая руками чужую шею, чтобы не потерять равновесие. Кажется, его тело даже согласно на соитие без подготовки. Ведь секс был всего пять часов назад. Илья целует чуть приоткрытые в немом стоне удовольствия губы, кружа пальцами вокруг напряженного ануса, дразня и раззадоривая, но не предпринимая никаких попыток проникнуть несколько глубже. Вместе они перешагивают через высокий бортик и скрываются за полупрозрачной дверцей, которая должна защищать кафель помещения от капель. Вода льется из закрепленного на потолке душа, хотя и обычная лейка со шлангом тоже имеются. Но почему-то именно этот способ создает иллюзию водопада, заставляет абстрагироваться. Илья тянется за первым попавшимся флаконом с гелем для душа и выливает практически все содержимое маленькой баночки себе на ладонь. Пальцем он просит Наполеона развернуться спиной к нему, а грудью упереться в ту самую дверцу, которая от обилия влаги уже покрылась матовым конденсатом. Соло слушается, беспрекословно выполняя указание, прогибаясь в спине еще сильнее и призывнее. Широкая ладонь начинает свое путешествие с плеч американца, растирая быстро пенящийся гель по влажной коже. Пальцы скользят по напряженным мышцам спины, обводят поясницу и перебираются на грудь. Для этого Илья прижимается к Наполеону всем телом, заставляя чуть выпрямиться, пока его руки хозяйничают на этой территории, не упуская возможности подразнить низ живота мужчины, не прикасаясь к эрекции, хотя его собственная вполне недвусмысленно упирается в округлые ягодицы Наполеона. Соло хрипло и тяжело дышит, откидываясь на широкую грудь любовника, полностью отдаваясь тактильным ощущениям. Мокрые волосы то и дело падают на глаза, но у американца нет никакого желания двигаться. Он весь охвачен невероятной леностью и предвкушением. Курякин касается губами виска мужчины, а затем оставляет россыпь легких поцелуев на плечах, осторожно облокачивая американца снова на дверцу. Русский самозабвенно выцеловывает каждый сантиметр на чужом влажном затылке и лопатках, пока его обильно покрытые гелем для душа пальцы плавно проскальзывают в Наполеона. Он снова очень осторожен и неспешен. Это подкупает, и заставляет колени подгибаться от небывалого накала эмоций и ощущений. Илья входит так же осторожно, как и растягивал американца до этого. Соло даже не успевает уловить момент, когда длинные пальцы заменяет нечто более весомое и желанное. Лишь влажный шлепок чужих бедер о его мокрые ягодицы приводит мужчину в чувства. Курякина много, даже слишком много, он вжимает своего любовника в стекло, с каждой фрикцией увеличивая амплитуду. Шум воды заглушает тихие стоны американца, но лишь частично. И чем быстрее становится ритм, тем больше стоны перерастают в тихие всхлипы удовольствия, и тем сильнее Наполеон выгибается, подставляя и раскрывая собственную задницу, чувствуя чужое обжигающее, словно языки костра, дыхание у себя на шее, а затем на плечах или на затылке. Русский заставляет любовника облокотить голову ему на плечо и проводит рукой по запотевшему стеклу. На стене в ванной висит огромное зеркало, в котором сейчас можно разглядеть их раскрасневшиеся и довольные лица. Все, что ниже груди, все еще скрыто дымкой конденсата, но очертания различимы, и этого достаточно. Илья переплетается пальцами правой руки с пальцами Наполеона, упираясь в стекло в качестве опоры. Его левая рука легонько обводит возбужденный член любовника, немного мнет мошонку, а затем перемещает ладонь американца на требующий внимания орган. Сам же он прихватывает мускулистый бок мужчины, чтобы было удобнее не сбиваться с ритма. Соло смотрит на себя в зеркало, непрерывно покусывая губы и перехватывает свой член под головкой. Он совершенно не уверен, что его хватит еще хоть на сколько-то, но Илья смотрит на него с помощью отражения, прижимается губами к задней части ушной раковины, обводя ее своим шершавым языком, скользя внутрь в совершенно неприличном жесте. — Ты такой красивый, — горячий нежный шепот медленно обволакивает все сознание, заставляя собственную руку сжать плоть сильнее и пару раз ритмично двинуться вверх-вниз, чтобы довести себя до пика. — Наполеон. Американец дернулся, начиная медленно проваливаться в водоворот наслаждения, напоследок замечая в отражении, как его собственное тело выгибается, а вязкие белые капли стекают по стеклянной поверхности дверцы. В районе поясницы тоже чувствовались горячие струи семени русского, который вцепился в заднюю часть шеи, оставляя очередной засос. Раздражительность уступила место сладкой лености, а так как дел до следующего утра у мужчин совершенно не было — можно было позволить себе после такого продуктивного душа перебраться прямиком в постель.