Глава 10
15 февраля 2016 г. в 23:11
Долго поваляться агентам не удалось. Неугомонная мисс Теллер, как выяснилось несколько позднее, весьма настойчиво звонила в номер американца по телефону, вырывая мужчин из сладкой неги самым бесцеремонным образом. Девушка проголодалась, поэтому, зная любовь Соло к долгим переодеваниям, решила подтолкнуть мужчину, чтобы тот начал свой туалет заблаговременно.
— Илья, просыпайся, — американец ласково провел рукой по пшеничным волосам, которые сейчас торчали во все стороны, пока Курякин недовольно морщился, привыкая к освещению.
— Почему собираешься долго ты, а просыпаться должен я? — мужчина медленно поднялся с кровати, потягиваясь и зевая. Такой домашний и спокойный, что Наполеону было даже сложно представить, что этот очаровательный мужчина может быть хладнокровным убийцей.
— Потому что, агент Курякин, вы профессионал и никакие трудности не могут вас остановить, — спародировав Уэверли, американец бодро подскочил с кровати, пока Илья не попытался задать ему взбучку за такое поведение и скрылся в ванной, по дороге подхватывая халат. Русский растеряно проводил взглядом сверкающего голой задницей напарника, совершенно не понимая, как может взрослый мужчина вести себя подобным образом. Он не спеша выбрался из постели, собрал свои вещи, надел штаны, чтобы не уподобляться некоторым американцам и прошел через балкон в свой номер, чтобы привести себя в порядок уже там.
Встретились все трое уже около входа в ресторан. И было совершенно удивительно, как так случилось, ведь они живут в трех соседних номерах на одном этаже. Габи в предвкушении нормальной еды чуть ли не силой тащила за собой Наполеона, который даже имея значительный запас времени не смог уложиться ровно к семи вечера. Илья уже ждал коллег внизу на диване. Они вместе прошли в огромный зал и выбрали отдаленный столик у окна. Начиная с воды и закусок, агенты решили быстро оговорить новое задание.
— Ну хоть разнообразие, не вечно же Соло шляться за юбками, — хихикнула Габи, отправляя в рот очередную тарталетку. Она бросала довольно заинтересованные взгляды на мужчин, только вот понять, почему напарники ведут себя несколько скованно, пока не могла. Илья от ее фразы еле слышно кашлянул, а Наполеон изобразил возмущенное лицо, воззрившись на немку поверх меню.
— Дорогая Габи, неужели ты думаешь, что это доставляет мне удовольствие? — Наполеон конечно же врал, ему всегда нравилось быть в центре женского внимания и обожания. А вот проводить время с этими, в большинстве своем, откровенно пустыми и ряжеными дурами Наполеон совершенно не любил. Пару раз ему попадались такие чудовища, от которых наутро хотелось убегать через окно. Макияж и алкоголь скрывали все те жуткие черты лица, которые были у его избранниц. После ряда таких случаев, американец старался больше не задерживаться на ночь, либо находя благовидный предлог покинуть номер до пробуждения дамы. С Ильей же ему хотелось просыпаться в одной постели. И пусть русский со своими приступами агрессии мог причинить определенный ущерб здоровью, но Наполеон был уверен, что сможет направить энергию в нужное русло.
— Конечно, ты получаешь от этого жуткое удовольствие. Думаешь, я не вижу? Ты уже успел кого-то подцепить, — самодовольно фыркнула девушка, наслаждаясь тем, как лицо американского агента вытягивается в непонимании. И хорошо, что в этот момент к их столику подошел официант, чтобы принять заказ, чем несколько разрядил обстановку.
— С чего ты это взяла? — стараясь не выдать своего удивления, уточнил Соло, когда официант удалился. Курякин, до этого никак не интересовавшийся легкой перепалкой между коллегами, теперь внимательно слушал, что же скажет девушка.
— Тебя всегда выдают глаза. Пусть Илья и живет в центральном номере, а значит я не слышу этих жутких звуков, и хорошо, но я вижу какой у тебя сейчас маслянистый взгляд. Ты словно кот, который искупался в сметане, а потом съел ее всю, — Наполеон оценивающе оглядел немку, явно меняя свое представление о потенциале девушки. Илья скрыл усмешку за стаканом воды. Американец не стал комментировать замечание девушки, ведь ее выпад со сметаной оказался как нельзя точен.
— Итак, значит мы с Соло, брат и сестра. А он занимается произведениями искусства, а я просто катаюсь с ним по миру, — подытожила девушка, получая одобрительный кивок со стороны Курякина. — А Илья, как я понимаю, наш суровый русский телохранитель, — немка осушила уже второй бокал вина, хотя они только приступили к закускам. Оба мужчины думали о том, как бы подобная тяга не оказалось проблемой. Соло же вспомнил, как еще совсем недавно предполагал, что девушка одумалась, ведь она перестала пить. Но все возвращается на круги своя.
— Возможно и не русский, а какой-нибудь болгар или чех, — задумчиво пробубнил Наполеон, все еще пребывая в изумлении от того, что его идеальная актерская игра была раскрыта и Габи теперь знает, когда мужчина пребывает в удовлетворенном состоянии. Не сказать, что это сильно его расстраивало, но почему-то мужчина не хотел, чтобы вездесущая немка узнала об их с Курякиным внезапно вспыхнувшей страсти, которую оба мужчины очень долго друг от друга скрывали.
— Илья? Есть предложения? — девушка беззаботно болтала ножкой, опустошая бокал за бокалом. Именно из-за нее к столу уже поднесли вторую бутылку вина. Русский только хмурился, видя как девушка гробит свой организм, но он не имел права ей мешать, после того, как русский четко обозначил Теллер, что между ними ничего никогда не будет, она обозвала его сначала бесчувственным сухарем, а потом и вовсе импотентом, швыряя в лицо русского богатыря подушку. По опыту Илья знал, что главное во время женской истерики — не двигаться и молчать. С этим он успешно справился, хотя девушка так и не извинилась за сказанные слова, а также заимела привычку раздражать русского своими действиями, как это раньше весьма виртуозно проделывал Соло.
— Я дождусь просто, когда люди Уэверли принесут мне папку с легендой. Не имеет значения, как меня будут звать и откуда я буду родом, — дежурно ответил бывший агент КГБ, отрезая тем самым все дальнейшие попытки завязать с собой диалог.
Оставшийся ужин компания лишь иногда обменивалась редкими фразами, а после трапезы мужчины сопроводили нетрезвую коллегу до номера. Оставшись одни на балконе они вдыхали полной грудью прохладный морской бриз, настраиваясь на рабочий лад. У Наполеона в голове роился целый ряд вопросов, которые требовали ответа, но Илья хмурился, смотря куда-то вдаль. Сейчас он не был похож на человека, который расположен к беседе относительно чувств между мужчинами. Однако Соло не до конца оценил свои возможности.
— Задавай свои вопросы, я же вижу, что тебе неймется, — несколько обреченно выдохнул русский, поворачиваясь лицом к Соло, внимательно изучая его лицо. Он до сих пор размышлял о том, как же его угораздило так окончательно и бесповоротно зациклиться на мужчине. На именно этом определенном мужчине. Вопроса, почему же у него не сложилось с Теллер, совсем не возникало. Был целый ряд объективных причин.
— Как давно ты что-то ко мне испытываешь? — набираясь смелости начал Наполеон. Он искренне верил в то, что у них взаимное чувство, а не просто увлечение. Что все это может вылиться в нечто весьма долгое и глубокое, обязательно с приятной концовкой.
— С того момента, как я впервые тебя увидел, — спокойно ответил русский, словно это была ничего не значащая мелочь. А у Соло немедленно подкосились колени. Мужчине пришлось покрепче ухватиться за перила, чтобы не уронить не только свое тело, но и все то достоинство, с которым он сейчас себя преподносил. Сам Наполеон осознал эту странную тягу к идеальному Илье Курякину только после пресловутого кресла дяди Руди, проникаясь благодарностью к напарнику и восхищаясь его подготовкой. Именно в тот момент вопрос о соперничестве ушел на задний план. А уж когда Курякин бросил на целящегося в американца Александра мотоцикл — все существо Соло начало трепетать от восторга, желая завладеть этой силой с телом Аполлона. — А название этому смог дать только после Стамбула, но это я понимаю только теперь, — продолжил Илья свой монолог, все так же прожигая в американце дыру своими голубыми глазами. Казалось, что он по едва заметной мимике американца угадывает все его эмоции, совершенно не нуждаясь в ответах. А Наполеон и не считал нужным скрывать все то, что сейчас творилось у него на душе. Ему никогда никто так откровенно не признавался в чувствах. Были глупые любовницы-однодневки, но такие скажут что угодно, чтобы побольше побыть в компании богатого мужчины. — Я знаю, о чем ты думаешь сейчас, но это не то чувство. Этого я дать тебе не смогу, — разбивая все мечты в пух и прах прошептал Илья, делая шаг и притягивая американца к себе за плечи. У Соло от удивления перехватило дыхание. Неужели он выглядит настолько влюбленным идиотом, что Курякин так легко его раскусил. И почему он говорит, что его чувства не такие же, как у американца.
— Что ты такое говоришь? — продолжить говорить мужчине не дали. Илья безаппеляционно заткнул его рот властным, всепоглощающим поцелуем. В нем не было ни намека на любовь, только жгучее желание и жажда доминировать. Реальность наотмашь ударила Наполеона по лицу, обрушивая весь ужас того, что на самом деле происходит между ними. И если сам американец испытывал к Илье странное чувство, которое мог вполне обозначить, как влюбленность, то русский в свою очередь испытывал только желание подчинить и получить в свое полное и безраздельное пользование, а значит американцу предстоит подчиняться ревнивому и властному любовнику, который, по глупейшему стечению обстоятельств, знал о влюбленности своей жертвы, а значит захочет вертеть Соло направо и налево, ограничивая свободу, но при этом не давая ничего взамен. Курякин сам разорвал поцелуй, читая в глазах напротив непередаваемую печаль, так жестоко Наполеона Соло не отшивали еще никогда.
— Нас в КГБ учат, что любовь — это слабость. Тебе не выбить этого из моей головы. Любить я не умею, но ты все равно будешь моим, — с этими словами американца отпустили, оставляя одного на балконе, а сам Илья проследовал к двери в свой номер, напоследок пожелав напарнику спокойной ночи. Но какая тут спокойная ночь, если ты вручил жестокому и холодному человеку свое сердце, а он не принял его как драгоценность, не растоптал на месте, а спрятал в сундучок, который никогда не оставляет без присмотра. Наполеону предстояла сложнейшая задача заставить поверить русского, что он тоже способен чувствовать что-то, кроме ярости.