Неправильно, но иначе и быть не могло

Утро Просыпаться в кресле — не самое приятное начало дня. Наполеону кажется, что спал он всего несколько часов. Габи пока не проснулась, а значит, ванна в его полном распоряжении. На ходу разминая затекшие мышцы, американец проходит в уборную и закрывается там. Еще совсем рано, а значит, мужчина может позволить себе задержаться подольше. Быстро скинув на пол помятый костюм, Соло забирается в ванну и включает воду. Первые струи прохладной воды неприятны для кожи, зато в голове мгновенно возникает прямая ассоциация с прохладными ладонями русского. Вода начинает теплеть, а вместе с ней горячеют и фантазии, в которые Наполеон позволяет себе погрузиться. Немножко можно. Интересно, а думает ли сейчас о нем Илья? Может, он голоден. Соло сложно думать о том, что он виноват во всем сам. Похоже, ему еще не скоро предстоит себя простить, даже если сам Илья простил его. Курякин всегда такой собранный, ответственный. И американец даже не сразу вспоминает, что он-то из них двоих старший. Всего два года разницы, разные континенты. И выросли они совершенно разными, волей судьбы встретились друг другу на пути, когда уже совсем заматерели. Им под одной крышей тяжело, напряжение искрит. Соло понимает причину со своей стороны: он хочет заполучить в свою коллекцию самый дорогой экспонат. Столь шикарный, что можно променять на него все остальные побрякушки. Наполеону хотелось бы увидеть улыбку русского, когда он приготовит мужчине что-то особенное. Ему хотелось бы заботиться о нем. Впервые в жизни. Только вот Курякин не потерпит к себе такого отношения. Он ревностно охраняет свое личное пространство от посягательств. Не впускает никого, даже тех, с кем проводит почти все время, как на работе, так и за ее пределами. Вода наполняет ванну почти до краев, и приходится закрутить кран. Внизу живота приятно тянет, обычная реакция на самокопания, когда в мысли вклинивается русский. Мышцы нагреваются и перестают болеть после неудобной позы. Рука сама тянется к промежности и до боли сжимает возбужденную плоть под головкой. Пока еще не время. Он еще недостаточно осознал всю глубину и запущенность заболевания. Курякин наверняка и не думал никогда о своем напарнике в таком ключе, почему-то от этого становится стыдно. Причина того, что они не в состоянии нормально общаться, наверняка, в том, что у Соло нездоровый интерес и странное желание. Стоит русскому войти в помещение, как член заинтересованно дергается, и приходится усилием воли гасить разгорающийся пожар. Женщины уже не помогают отвлечься, приходится представлять на месте очередной партнерши Илью. Рука медленно скользит вниз, до самого основания, второй рукой американец обхватывает тугую мошонку, поглаживая ее пальцами. Бедра сами непроизвольно дергаются, в попытке приблизить заветный пик удовольствия. Наполеон много раз пытался представить своего коллегу за чем-то подобным. Но фантазии всякий раз были нереалистичными. Курякин просто не мог делать это так, как представлялось американцу. А тот факт, что он задумывается всерьез над тем, как его напарник удовлетворяет свои мужские потребности, не оставляет место сомнениям. Соло болен, тяжело болен. И имя этой болезни — Илья Курякин. Слишком идеальный для человека, слишком исполнительный и чрезмерно опасный. Горячие белые капли брызгают из воды, пачкая грудь. Соло прикрывает глаза, пытаясь продлить ощущение легкости, но не может. Ему не хватает вполне определенного человека рядом. Если не в ванной, то хотя бы в квартире. И есть надежда, что уже сегодня этот человек вернется, вернется к нему и Габи. Но про немку можно не думать. Русский явно дал понять, что девушке не стоит и пытаться. Наполеону он показал это еще более красноречиво, попросту игнорируя. Возможно, он недостаточно старается. Мысли текут дальше в самых разных направлениях, предлагая способы по привлечению внимания. И так жаль, что нельзя просто подойти и поцеловать, а затем схватить и утащить в спальню, а уже там разбираться в чувствах. Представив себе, как он получит в живот сразу после попытки коснуться русского в непозволительной манере, Соло горько усмехнулся и выбрался из ванны, закутавшись в полотенце. Он мог бы дать Илье столько всего, мог бы принадлежать только русскому. Мужчина был готов к тому, чтобы изменить свою жизнь. Вот только такой подарочек Курякин наверняка затопчет и оттолкнет от себя носом своего ботинка, не желая связываться с извращенцем. Завтрак Теллер выглядит свежей и отдохнувшей. Пусть она и тревожится немного за Илью, но старается этого не показывать, пока режет омлет, приготовленный Соло. Кажется, она даже понимает состояние американца, потому что не отпускает ни одной шуточки по поводу его помятого внешнего вида. Они молча пьют кофе, постоянно поглядывая то на часы, то на входную дверь. Конечно, никто из них не верит, что Илью привезут так скоро. Да и произойдет ли это сегодня, они тоже не знают, но слепая надежда просто не дает им вести себя иначе. Ближе к полудню Уэверли сообщает им, чтобы ждали своего коллегу после обеда. Немка едва ли не прыгает от восторга по гостиной. — Уэверли сказал, что с Ильей все хорошо, не считая того, что он провел ночь в грязной кубинской тюрьме, — девушка не скрывает счастливой улыбки. Что бы там между ними ни произошло в прошлом, она с теплом отзывается о русском коллеге. В отличие от американца, который редко получает одобрение. — Ты непременно должен что-то приготовить, Соло. Он наверняка голоден, — Теллер слишком любит командовать. Курякин девушку явно избаловал, думает Наполеон, направляясь в магазин за продуктами. Но американец втайне завидует тому, с какой легкостью Габи может касаться плеча русского, когда хочет привлечь его внимание. Как он внимательно слушает ее, пусть ему и совершенно не интересно ничего из того, что скажет миниатюрная брюнетка. Соло тоже хочет получить это внимание, понять, что он не пустое место для русского, что им тоже дорожат. Он выбирает мясо и свежие овощи. Сегодня можно немного позволить себе небольшой пир. Мужчина даже покупает десерт, припоминая вкусы Ильи. Вот только в голову ничего не лезет, поэтому выбор падает на фруктовый торт. По крайней мере, он не кажется американцу слишком калорийным. Обед Он замирает на пороге, слыша звонкий женский смех, а затем и привычный, такой приятный, спокойный голос Ильи. Руки начинают трястись словно в припадке. Он пропустил его возвращение. Значит теперь у него не будет возможности услышать рассказ, ведь Габи уже все узнала, а для Соло Курякин вряд ли станет повторяться. Стараясь не мешать веселью, слегка ссутилившись, Наполеон проходит в кухню, чтобы заняться едой. Мужчина так зол на себя, так зол на Габи, так зол на Илью. Он чувствует себя лишним, отвергнутым. И поэтому не слышит тяжелые шаги хромающего Курякина, когда тот входит в кухню. — Что, ковбой, даже не поздороваешься? — и внутри все замирает, а нож едва не соскальзывает на пальцы. Сейчас не время, но отчего-то Соло хочется разрыдаться, как ребенку. Становится гадко от того, что он так прячется. Хорошо, что Илье нет никакого дела до чувств американца. — Вижу, ты уже вернулся. Даже душ принял, — оглядывая мужчину через плечо, замечает американец, стараясь звучать как можно ехиднее. Нападение — лучшая защита. Он соскучился по русскому всего за сутки. Самое нелепое чувство, которое он когда-либо испытывал. — Придется подождать, пока я не закончу с готовкой, но в холодильнике есть остатки завтрака, — возвращаясь к овощам добавляет Соло, прежде чем окончательно закрыться. Он не ждет никакого ответа, как и всегда. Надеется, что Илья просто уйдет. — Нет, я подожду. Судя по внушительному куску мяса, это будет нечто вкусное, — Наполеон готов поклясться, что русский сейчас улыбается, вот только видеть этого он не может. Боится увидеть привычную кислую мину. Пусть лучше воображение закончит картину за него. Курякин никогда не говорил, что его стряпня вкусная, только молча кивал в знак благодарности. Было неожиданно приятно. За спиной снова начали раскрываться крылья. Ужинала вся троица молча. Словно и не было этого странного дня, который двое провели в нервозном неведении, а третий — в грязной камере. Они же агенты, борющиеся с мировым злом в разных его проявлениях, такие мелкие недоразумения не должны мешать их производительности. Правда Соло не давала покоя немного неуверенная походка русского. И пусть Теллер большевик смог обмануть, сославшись на неудобную позу, в которой мужчина провел много времени, Наполеону этого было недостаточно. Он ощущал некую ответственность за все произошедшее, хотя Курякин еще до начала трапезы прямым текстом сказал американцу, что его вины в случившемся совершенно точно нет. Что все было сделано по инструкциям. А у Наполеона внутри все органы скручивались в тугой узел от этого ровного тона напарника. Он не мог позволить себе потерять большевика, не таким глупым образом. — Что у тебя с ногой? — зачем он добровольно полез в пасть к этому медведю, который явно не стремился признаваться в своей слабости, Соло и сам не знал. Он просто встал в дверном проеме, ведущем в комнату русского, на всякий случай готовясь убегать от летящего в него тяжелого предмета. — Ничего, о чем тебе следовало бы знать, ковбой, — выглядел Курякин вполне обычно, если бы не чертова хромота. Она портила идеальный образ, сложившийся в голове у американца. Илья не должен хромать, Илья должен быть сильным и несокрушимым. И Соло намеревался узнать причину этого изъяна походки, скольких зубов бы ему это ни стоило. Мужчина уверенно подошел к кровати, на которой сидел русский, стараясь выровнять сбившееся дыхание. Улавливая даже самое мелкое изменение в позе напарника, американец осторожно подцепил край штанины и чуть его отогнул, бросая взгляд на лодыжку. — Ты идиот. Сиди здесь, — только и смог выдавить из себя Наполеон, вылетая из чужой спальни. По пути в ванную Соло кажется, что он готов заорать, срывая себе горло. Жуткий след на ноге, частично содранная кожа, не дай бог там заражение. А упрямец по имени Илья делает вид, что все нормально. Из ванной мужчина возвращается с аптечкой, пряча за хмурым и недовольным взглядом растерянность и печаль. Курякин, послушно ждущий его на кровати, принимается внимательно изучать все то, что принес с собой американец. — Не стоит, я сам могу, — слабая попытка оттолкнуть чужую руку с треском проваливается. Соло с головой тонет в чувстве вины. Его Илью держали в камере, словно дикого зверя, пристегнули к стене. И хорошо, что они не посмели водрузить на него что-то похожее на железный ошейник. Тогда бы Соло самолично взорвал это жалкое здание вместе со всеми его обитателями. Американец присаживается на край кровати и осторожно кладет лодыжку Курякина себе на колени. В воздухе искрит напряжение. О чем думает русский, Наполеон не хочет даже думать. Ему хватает одного взгляда на плотно сжавшиеся кулаки. Мужчина осторожно закатывает штанину и осторожно касается рваной раны: она неглубокая, но риск заражения от ржавых оков все же есть. Сначала американец осторожно промывает ее заранее намоченным полотенцем, после обрабатывает антисептиком. Каждое прикосновение к коже напарника он старается запечатлеть в памяти как можно четче. Сильные длинные ноги, светлые волосы. И так хочется просто касаться столь внезапно обрушившегося на колени подарка, что Наполеон на мгновение зависает, просто скользя пальцами от внешней части стопы до края раны, а затем ведет пальцем вверх, пока не достигает штанины. Кровь в висках отбивает барабанную дробь, когда Наполеон осторожно поднимает взгляд, чтобы попытаться угадать реакцию русского на свои совершенно возмутительные действия. Илья сидит, чуть запрокинув голову назад, и внимательно наблюдает за мужчиной, словно ждет подвоха. Голубые глаза не смотрят на руки американца, они смотрят на самого Соло. Оба агента пытаются прочесть мысли друг друга. Наполеон не выдерживает первым: он опускает взгляд и начинает осторожно смазывать мазью поврежденный участок, а затем накладывает компресс и бинтует ногу. — Ну вот и все, большевик. Через пару дней заживет, — кончики пальцев все еще горят от прикосновений к коже напарника. Американец медленно перекладывает ногу на кровать, а сам поднимается и собирает мусор, складывая излишки препаратов в аптечку. — Спасибо, — если бы Соло не видел, как шевельнулись тонкие губы, когда русский это сказал, он бы решил, что это очередная издевка его больного воображения. Мужчина осторожно обвел взглядом полу-лежащего на кровати русского, но в последний момент одернул себя, отгоняя прочь непристойные мысли. Пользоваться частичной беспомощностью напарника было подло. И пусть Курякин даже с частично поврежденной ногой представлял собой серьезную угрозу, пользоваться Наполеон этим не собирался. Он в состоянии найти другой способ привлечь к себе внимание. Возможно, именно забота поможет растопить заледеневшее сердце напарника. — Отдыхай, большевик, — бросив в дверях короткий взгляд на провожающего его Илью, Наполеон почувствовал непередаваемую эйфорию. Очередная волна завораживающего тепла пробежала по позвоночнику и замерла где-то в районе паха. Если не найти выход для этого напряжения, Соло скоро просто не сможет нормально работать. Нужно что-то придумать. И быстро. С этим твердым убеждением брюнет вышел из комнаты коллеги. У него еще было время подумать.