Dance Inside

Я чувствовал себя глупым ребенком и не мог перестать думать о том, что думает обо мне Вик. Конечно, он больше не захочет быть со мной после того, как стал свидетелем того, что отец относится ко мне как к ребенку. Я просто хотел быть взрослым, но иногда было так сложно избавиться от подросткового поведения. После получаса рыданий, я просто лежал на кровати в тишине. Я не хотел двигаться. Меня полностью устраивала идея оставаться здесь, вдали ото всех, и утопать в самоуничижении. Впрочем, этому не суждено было продолжаться долго из-за стука в дверь. — Уходите, — прохрипел я. — Это Вик, — сказал Вик из-за двери. Я ожидал отца, который придет, чтобы покричать на меня еще или маму, как всегда успокаивающую. Тройняшки никогда не приходили ко мне сразу после того, как я влипал в неприятности, потому что боялись, что попадут в неприятности тоже. Я был одновременно и рад, и напуган тем, что это был Вик. Я сел и посмотрел в сторону двери, когда он вошел. Он прикрыл дверь за собой. Я ничего не говорил. Я ждал неизбежного: того, что Вик скажет мне, что я просто ребенок и из того, что происходит между нами, ничего не выйдет. — Ты плакал? — спросил он, всмотревшись в мое лицо. Я отвернулся. — Если ты решил закончить все, что между нами происходит, не могли бы мы сделать этого завтра? Я устал, — сказал я. Я снова лег на кровать, глядя в противоположную от него сторону. — Почему ты думаешь, что я хочу все закончить? — спросил он. Я не ответил. Я был слишком переполнен стыдом, чтобы хотя бы попытаться объяснить ему это. Мысли о том, что он не хочет иметь со мной ничего общего, заставляли меня грустить. Мне нравилось то, что между нами происходило. — Скажи мне, что случилось, — попросил он. Я помотал головой. Я почувствовал, как матрас прогнулся, когда он встал на него на колени и перегнулся через меня, чтобы быть ближе к моему лицу. — Эй, — сказал он, поцеловав меня в щеку, — почему ты не говоришь со мной? Этот поцелуй был таким милым. Может, он и не стал воспринимать меня иначе после всего этого. Я повернулся на спину, чтобы видеть его. Он оставался наполовину на мне, а на половину на кровати. Он не двигался, и мне это нравилось. Я переживал, что кто-то может войти, но сначала мы бы услышали, как они поднимаются по лестнице. — Ты, должно быть, думаешь, что я идиот, — сказал я. — Единственная причина, почему я могу считать тебя идиотом, так это то, что ты плачешь из-за того, что твой отец мудак, что явно не стоит того, — сказал он. Я немного рассмеялся над этим. Друзья или нет, Вик все еще казался довольно осведомленным о том, что за человеком был мой отец или, может быть, он просто пытался заставить меня чувствовать себя лучше. — Я плачу не из-за него, — признался я. — Тогда из-за чего? — спросил он. — Потому что… потому что мне стыдно, что ты видел это. И теперь ты будешь думать, что я просто ребенок, а я не хочу, чтобы ты так думал. Я так сильно пытался быть, ну… равным с тобой, и… — я остановился. Мои глаза защипало от подступивших слез. — Эй, прекращай. Я думал, мы прошли это. Я не считаю тебя ребенком, — сказал он твердо. — Даже после того, как отец посадил меня под домашний арест, назвал меня ребенком и прогнал в мою комнату без ужина? — и снова я остановился и вздохнул. Я совсем не хотел разрыдаться перед ним. — Келлин, твой отец будет пытаться контролировать тебя до конца твоих дней. Это просто то, как все происходит, — сказал он. — Правда? — Угу. Кода я сказал своему отцу, что еду сюда, он кричал на меня минут десять подряд, говоря, что я рушу свою жизнь, и я должен оставаться в Лос-Анджелесе, где и есть мое место, — сказал он. — И что ты ему сказал? — спросил я. — Почти то же самое, что сказал своему отцу ты. Я сказал ему, что это моя жизнь, — ответил он. — Готов поспорить, что ты не сбежал в слезах после, — пробормотал я. — Ну… нет, — сказал он. — Видишь, а я просто глупый ребенок. Почему ты должен хотеть быть со мной? — спросил я. — Позволь мне сказать тебе кое-что. Мы с моим бывшим женихом довольно часто ссорились. Это были глупые маленькие ссоры, которые случаются у всех пар, и никогда не было чем-то важным. Но даже в нашем возрасте это не мешало ему запираться в нашей комнате и плакать после всего, а мне какое-то время холодно к нему относиться. Ты все еще можешь испытывать эмоции, даже когда ты взрослый, — объяснил он. — Правда? — спросил я. — Ага. Думаешь, в тот момент, как тебе исполняется восемнадцать, ты перестаешь плакать? Я думаю, я проплакал больше, будучи уже взрослым, чем когда был ребенком, — сказал он. — Ты плачешь? — спросил я недоверчиво. Он слегка кивнул: — Я плакал в первую ночь, когда приехал сюда, потому что сильно скучал по дому. Я улыбнулся. Не от мысли о том, как он плачет, а потому что ему удалось успокоить меня, и я больше не расстраивался из-за того, что произошло. И все-таки я чувствовал себя ужасно пристыженным. Я зарычал и закрыл лицо ладонями. — Я чувствую себя таким глупым, — пробормотал я. — Так уж вышло, что мне нравятся глупые, — сказал он. Он взял мои руки и отстранил их от моего лица, а потом наклонился и поцеловал меня. Я так страстно хотел, чтобы этот поцелуй зашел дальше. То, как он лежал на мне, как близко, заставляло мои гормоны сходить с ума даже когда мы просто разговаривали, и я ничего не мог с этим поделать. — Прости, что так драматизирую, — произнес я, когда его губы покинули мои. — Поверь мне, у меня бывали драмы и похуже. Это просто цветочки, — сказал он. — Спасибо, что приободряешь меня, — благодарно сказал я . — В любое время. Впрочем, сейчас я лучше пойду, на случай, если кто-то будет меня искать. Хочешь, чтобы я принес тебе какой-нибудь еды? — спросил он. — Ммм, нет. Я не голоден, — ответил я. — Хорошо, увидимся завтра, — сказал он. Он поцеловал меня в щеку снова, прежде чем, к моему разочарованию, подняться с кровати и выйти из комнаты. Я вроде как хотел последовать за ним и поцеловать его еще разок, но мне не хватило смелости, чтобы сделать это. Боже, он был таким идеальным. Как такое вообще возможно, чтобы он был таким прекрасным, и добрым, и заботливым. Мое сердце переполнялось чувствами только при мысли о нем, а в животе порхали бабочки, что заставляло меня прийти только к одному выводу — я влюбился в него.

***

Любовь, любовь, любовь. В фанфиках проходило так много времени прежде, чем это случалось, но сейчас я чувствовал к Вику ничто иное, как любовь. Это не могло быть чем-то другим. Я любил все, что касалось его и то, как он заставлял меня себя чувствовать. Даже просто мысли о «Вике» и «любви» в одном предложении заставляли меня светиться и чувствовать себя так хорошо, так счастливо. Я обожал эти чувства. Это был субботний вечер. Вечер кино с моими родителями и даже детьми. Мама с папой сидели на большом диване. Купер и Робби устроились в кипе покрывал на полу. Мне оставался только один вариант — на другом диване, вместе с Виком и Мелоди. Я готов был обнять эту девочку, благослови ее Господь. Она захотела сидеть рядом с Виком, что значило, что Вику пришлось сесть ближе ко мне. Мне это нравилось. Она так же взяла с собой свой большой, пушистый розовый плед, которым накрыла нас троих. И меня это более чем устраивало. Это значило, что мы с Виком могли держаться за руки так, чтобы никто этого не видел. Я не хотел, чтобы фильм заканчивался. С моими родителями, которые постоянно находились где-то рядом, тайно держаться за руки под одеялом — наибольшая близость, которую мы с Виком могли получить. Впрочем, фильм, естественно, все-таки закончился. — Ладно, дети, время спать, — сказала мама, поднимаясь. Вик отпустил мою руку прежде, чем сонная Мелоди поднялась, забирая с собой свой плед. Мальчишки на полу уже спали. Мама с папой несомненно должны были отнести их наверх. — Я думаю, мне тоже стоит ложиться. Завтра рано вставать в церковь, — сказал отец. — Звучит как план, — согласилась мама. — Помоги мне с мальчиками, Боб. Папа вздохнул и поднялся. — Ты остаешься? — спросил он, глядя на Вика. — Да, я думаю. Скоро начнется фильм, который я хотел посмотреть, — ответил тот. Отец кивнул и передал Вику пульт. — Я тоже останусь. Совсем не устал, — сказал я всем. Папа посмотрел на меня. Все налаживалось после той ссоры. Он стал гораздо строже ко мне, и я все еще был под арестом, но он, по крайней мере, больше не был зол. — Один час, а потом в кровать. Завтра утром нам в церковь, — приказал отец. Я кивнул. Теперь я знал, что лучше уж с ним не спорить. Я был взрослым. Я мог принять то, что он говорит, как сознательный взрослый человек, которым я и был. Родители забрали детей, и они все ушли наверх, напоследок пожелав нам спокойной ночи. Мы с Виком остались наедине. Какое-то время мы не говорили. Он переключал каналы, и мы ждали, чтобы быть уверенными, что все устроились наверху. В конце концов, мы посмотрели друг на друга. — Нет ведь никакого фильма? — спросил я. Он улыбнулся и покачал головой. — Я так хочу поцеловать тебя, но… — прошептал он. Он кивнул в сторону лестницы. Это было слишком рискованно. — Это отстойно, — простонал я и съехал вниз по дивану. Вик просто улыбнулся и взял меня за руку. Еще он уменьшил громкость телевизора так, чтобы мы услышали, если кто-то придет. — По крайней мере, мы можем говорить, — сказал Вик. — Ты имеешь в виду шептать, — еле слышно пробурчал я . Не так я представлял свои первые отношения. Не то, чтобы это, конечно, были отношения... Я ожидал того, что придется скрываться от моих родителей, но однозначно не думал, что он будет жить со мной и родители будут находиться рядом практически постоянно. Вик просто смотрел на меня, улыбаясь. Он выглядел вполне удовлетворенным. Конечно, он был невозмутимым, спокойным и собранным большую часть времени. Я же? Ну, мое сердце вытворяло кульбиты уже от того, что он играл с моими пальцами. Я воображал, чувствует ли он себя так же. — Могу я спросить тебя о чем-то? — спросил я. — Ты уже, — пошутил он. Я закатил глаза: — Я имел в виду нормальный вопрос. — Вперед, — усмехнулся он. — Хорошо, ладно… почему я тебе нравлюсь? — спросил я. — Что ты имеешь в виду под этим «почему я тебе нравлюсь»? — переспросил он. — Я имею в виду… Я не знаю. Почему ты делаешь это все со мной? — спросил я. — Хмм… потому что… Ты милый, — сказал он, и мои щеки зажглись. — Что еще? — спросил я. — Я не знаю, Келлин. Ты мне просто нравишься. Иногда есть вещи, которые нельзя объяснить, — сказал он. Я думаю, в этом был смысл. Мне все еще хотелось знать, почему именно, поскольку сам я не считал себя интересным. Мне казалось, что тут должен быть какой-то подвох. Впрочем, я не собирался давить на эту тему. Я просто пожал плечами и вернулся взглядом к рекламе в телевизоре. — Ты просто даришь мне… такое… чувство, — сказал он. — Какое чувство? — переспросил я. — Это сложно объяснить. Это вроде как… Я не знаю. Ты даришь мне такое чувство в моем животе, которое я не испытывал со времен старших классов, — сказал он. — Вроде бабочек? — спросил я. Он пожал плечами и слегка кивнул: — Я думаю, можно сказать и так. Я широко улыбнулся, но я все еще не понимал, почему именно я, из всех людей, заставляю его чувствовать себя так. — А что насчет твоего бывшего? Он не приносил тебе этого чувства? — спросил я. — Приносил, но это другое. Сейчас это более… — он замолчал, а потом улыбнулся, и я готов был поклясться, что увидел, как он покраснел. — Что? — спросил я. — Из всех способов это сказать, я думаю, лучше всего описать это удалось Кэтти Пэрри: «Я чувствую себя так, будто живу подростковой мечтой»*, — сказал он. Я не смог скрыть улыбки на своем лице. Он был таким милым, и я, мне кажется, понимал, что он имеет в виду. — Вроде чувства ностальгии? — спросил я. — Да! — воскликнул он громко. — Тшш! — шикнул я на него. — Извини, — прошептал он. — Но ты прав. Это что-то вроде того. Как будто я снова переживаю свои юные годы. Ты заставляешь меня чувствовать себя моложе. — То есть, это определенно хорошее чувство? — уточнил я. — Однозначно, — кивнул он. Я так сильно хотел поцеловать его сейчас. И по тому, как он смотрел на меня, я мог сказать, что он хотел поцеловать меня тоже. Так, будто мы подумали об этом одновременно, мы оба посмотрели на лестницу и коридор прежде, чем снова повернуться друг к другу и быстро коснуться губами губ друг друга. Мы оба слишком беспокоились о том, что кто-то может войти, так что это не продолжалось сколько-нибудь долго. — Как бы я хотел, чтобы у нас было немного времени, когда никого нет рядом, — вздохнул он. — И я, — мечтательно согласился я . Это было бы прекрасно. Никаких отвлечений, никакой вероятности, что кто-то войдет. Это было неправдоподобной мечтой, но потом в мою голову пришла одна мысль. Я дьявольски улыбнулся. — У меня есть идея. * “I feel like I’m living a teenage dream” — строчка из песни «Teenage Dream».