И если мне с тобой столкнуться Судьбою снова суждено — Я лишь боюсь не дотянуться И вместо «Да!» Услышать «Но…».
Я так боюсь не дотянуться Рукой дрожащей до тебя. Мне страшно ночью задохнуться Вдали от нежного огня. И страшно взгляда не увидеть, Не хохотать, опять дразня. Я так боюсь тебя обидеть, А ты все смотришь на меня.
Она была влюблена в него безбожно. Да, наверное, это самое верное определение ее чувств к мужчине, который стоял перед ней в темноте. — Гаянэ, я ни за что не сдамся, — он наклонился к ней и поцеловал в лоб. — И ты тоже не сдавайся. Мы должны помочь нашим детям.***
Прошло двое суток, как Асуна покинула его. Син, как бы ни пытался убедить себя в обратном, все же ощущал это как предательство. Он приказал не трогать ее покои, ничего не убирать и не менять, и тем более запретил касаться постели, которая еще хранила ее запах. Син не хотел этого признавать, но ему нужно было хоть какое-то доказательство того, что он не спятил и не придумал ту ночь, когда впервые коснулся нежного тела Принцессы. Син нахмурился, отгоняя досадные мысли. Сегодня с Морисаки они выбрались на рынок, чтобы купить последнему пергамент и чернила — учитель трудился над очередным древним посланием, пытаясь истолковать его смысл в поисках подсказок. Площадь оживленно гудела, яркая толпа жила своей жизнью: вот из нее вынырнул пекарь, весь красный и запыхавшийся, а спустя мгновенье стайка юных девиц, улыбнувшись Сину и залившись звонким смехом, исчезла в этой яркой пелене. — Да ты у нас популярный, — ехидно толкнул юношу Морисаки и усмехнулся. — Не заглядывайся, а то расскажу Асуне! А она тебе глаза за такое выколет. — Я не… — попытался ответить Син, но понял, что это бесполезно. Он также понимал, что учителю прекрасно известно — все эти девицы ему ничуть не интересны. Все его помыслы, мысли, жизнь связаны с одной-единственной девушкой. Они проходили овощные лавки, когда Син услышал обрывки разговора. — Представляешь, сего-сь зашла под навес, где-сь у меня овцы стояли, а там — ужась! — на сене-то кровь, а овец нет! Ни кусочка тварь не оставила! — тучная женщина, вся красная и потная от переживаний, сердито выпучила глаза. — Это ж кто-сь повадился! — Ой, понимаю! У моей соседки пару дней назад кто-то также птицу потаскал! — разговор с охотой подхватила, видимо, ее подруга. — Прямо даже интересно, неужели опять беда? А-ли не обратился кто обратно? — Да вроде все наши обратились! Странно это все, — отмахнулась от нее сердитая рассказчица. — Повадился зверь какой-то! Говорю я тебе. А может и оборотень какой-сь… — женщина задумчиво жевала губу. Тревожные морщинки собрались в уголках глаз. Син уже было почти перестал слушать их перепалку, как замер, схватив Морисаки за локоть. Тот с удивлением обернулся. — А почем знаешь, что зверь? — Да нашла я клок рыжей шерсти, а овцы у меня белые-белые были! А кто у нас рыжий мог завестись, чтобы двух овец утащить мог? Морисаки лишь губами прошептал: «Мими». Син согласно кивнул. И мужчины молча направились обратно во дворец, чтобы обсудить услышанное вдали от людей. Стоило закрыться дверям в покоях Морисаки, как он громко ухнул, вскинув руки к высоким сводам. — Мими! Ну паршивец! Снова в самоволку свалил! — разразился гневной тирадой мужчина, хватаясь за волосы. Его руки сновали из стороны в сторону, он метался по покоям словно безумный, из-за чего длинный подол его цветастого халата напоминал павлиний хвост, а широкие рукава казались крыльями какой-то безумной бабочки. — Нужно отыскать его, — спокойно предположил Син. — Не похоже, чтобы он, личный Страж Асуны, мог покинуть ее без причины. В последний раз, когда я его видел — он напал на след. Син осекся. Морисаки не знал ничего про таинственные царапины, оставленные под дверьми и на окне. Кто-то преследовал Асуну, но они так и не сумели узнать, кто. Или что. — Какой. Такой. След? — Морисаки замер на секунду. Плечи его напряглись. Он медленно повернулся, чтобы впиться внимательными глазами-буравчиками в лицо Сина. Лицо его изобразило что-то наподобие улыбки, но от нее у юноши пробежали мурашки по спине. Что ни говори, но Морисаки определенно умел вселять страх. И как он мог работать учителем?... Син нервно сглотнул. Взял себя в руки. Прочистил горло, чтобы звучать уверенно. — Когда… Когда мы остановились на ночь в той деревушке на Праздник, — Син старался не съежится под пристальным взглядом. — Я оставил охранный амулет в комнате Асуны. Кто-то пытался ворваться к ней ночью, но амулет сработал. Я обнаружил лишь следы от когтей. Морисаки улыбнулся еще шире. Сложил ладони домиком. — Ох, мои милые детишки! Вы такие за-бав-ные, — мужчина прицокивал языком, медленно и вразвалку подходя ближе к Сину. — То есть, ты хочешь мне сказать, мой милый мальчик, что Асуна у нас обзавелась очередным поклонником, желающим открутить ее прелестную головку? — Мы не… В последний раз Мими бросился вдогонку за преследователем, — Син нервничал, наблюдая, как Морисаки медленно подкрадывался к нему, зная, что юноше некуда бежать. — А сегодня базарные тетушки сообщили, что от нашего друга Мими найдены лишь клочки шерсти, — с все той же широкой улыбкой протянул Морисаки. — У-ди-ви-тель-но! Мужчина резко выпрямился и хлопнул в ладоши прямо перед лицом Сина, задев кончик носа, из-за чего тот вздрогнул. — Очнись, Син! У вас там все нормально с мозгами, а?! — Морисаки тыкнул в висок парня. — А я-то думал, что единственная причина, по которой ты так боялся отпускать нашу девочку в свободное плаванье — это твой синдром спасателя! Син, ты идиот! Я назову в честь тебя новый вид человека! Idiotus daunitos! Последнюю фразу Морисаки крикнул уже через плечо, потому что метнулся к своему столу, успевшему утонуть в бесчисленных бумагах. — Идиоты! Строят из себя взрослых, но какие же вы еще дети! — сокрушался мужчина, раскидывая пергамент в поисках чего-то. Син же только и мог неловко переступать с ноги на ногу в ожидании. — Когда это все закончится, я обязательно перед матушке Асуны все, что думаю о ее методах воспитания! А твоим воспитанием займусь лично я! — Морисаки притих лишь на секунду, чтобы перевести дух. Наконец, его взлохмаченная голова показалась над горой помятых пергаментов. — Нашел! Родной мой, нашел! Син с любопытством смотрел, как Морисаки вскочил с ногами на стол, горячо расцеловал какую-то светящуюся пластину и прижал ее к сердцу. Затем, словно опомнившись, он грозно посмотрел на Сина и приказал тому подойти к нему, махнув рукой. — Это GPS-трекер, — мужчина вложил в ладонь Принца пластину. — Не магия, но технология. Видишь этот светящийся кружок? — он тыкнул пальцем на маленький зеленый круг. — Угу. — Это Асуна. Трекер обновляется каждый час. Здесь тяжело использовать технику, но этот малыш меня не подводил, — с нескрываемой гордостью объяснял Морисаки. — Этот маленький крестик — мы. Я хотел его использовать в экстренном случае, но это, как мне кажется, экстренный случай. — Так вы тоже боялись отпускать ее одну?! — Син чувствовал себя преданным снова. Морисаки, который так упорно проповедовал ему о важности свободы Асуны, о том, как важно ей доверять и верить в нее… — Я взрослый дядька, мне можно, — отмахнулся от него мужчина. — Выдвигайся срочно. Я расскажу Класиву. — Но… — Син, еще слово, и я расскажу Асуне, что ты вытворял, пока она была в Верхнем Мире, — Морисаки многозначительно поднял брови, намекая о серьезности своих намерений. Юноша лишь сердито нахмурился.В путь!
***
Асуна всеми силами хваталась за реальность, чтобы остаться в сознании, но с каждой секундой становилось все сложнее мыслить ясно. Поток все еще переполнял ее тело, бился бешено в венах, а она была всего лишь проводником. Да, она всего лишь проводник. Их учили так в школе на уроках физики — проводник тока. Ключ замыкается, электричество несется дальше по цепи. Так и она — инструмент, через который можно проводить импульс. И этот импульс отрывал ее сознание все дальше от тела. Асуна уже и не контролировала ничего, ведь она даже потеряла контроль над телом, проваливаясь в забытье. Последнее, что она помнила — тревожный взгляд Хранителя. — Хикэру, ну же, подойди к сестре, — Асуна услышала голос матери. Глухой, словно она находилась под толщей воды. — Скорее, родной, не бойся. — Матушка, она такая маленькая, — голос маленького мальчика. Что-то коснулось головы, и Асуна изо всех сил постаралась открыть глаза. Мир перед глазами расплылся, отказываясь принимать четкие очертания. Фигура человека перед ней в нерешительности наклонилась ближе. — Ма! Она открыла глаза! — Тише, не шуми, — теплые руки нежно обняли крохотно тело, в голову ударил забытый запах детства — запах мамы. Асуна испуганно постаралась ухватиться за этот ориентир, вскинула руки, но те не слушались. — Она ручки вытянула, — уже шепотом сказал мальчик совсем рядом — его дыхание согрело кожу на щеке. — Можно? Асуна крепко зажмурилась и снова распахнула глаза. На этот раз получилось! Над ней склонился мальчик лет пяти-шести, с темными, как у нее, волосами, и совершенно точно мамиными глазами — ясными, прозрачно-голубыми, как безоблачное майское небо. Он аккуратно протянул к ней палец, и Асуна инстинктивно сжала его — мальчик расплылся в улыбке. — Хикэру, она — твоя сестра. Поэтому я хочу, чтобы ты любил ее и дорожил ею. А мы с отцом будем оберегать вас, — спокойный и мелодичный голос матери заставил сердце Асуны трепетать. Повзрослевшая Асуна не слышала таких теплых нот в голосе мамы уже очень и очень давно, на смену им пришли усталость и грусть. Мамин пальчик нежно коснулся детской щеки — Асуна улыбнулась пока своим беззубым ртом, заставив маму улыбнуться в ответ. Мама смотрела на нее с неизмеримой теплотой во взгляде, волосы ее были собраны в высокий пучок, закреплённый заколками. Асуна с восторгом разглядывала мерцающие на них драгоценные камни — свет, проникающий в комнату, отражался в них и отбрасывал солнечных зайчиков. — Хикэру, если что-то случится с нами, со мной или твоим отцом, помни — вы всегда будете друг у друга, — тень тревоги омрачила лицо мамы, прежде чем все вокруг погрузилось в тьму.***
— Маму мою зовут Гаянэ, странное имя для Японии, но в детстве я об этом даже не думала, — Асуна тихо ступала вслед за огромным зверем, который молча брел сквозь пустыню. — Потом уже, спустя годы, я посмотрела — это оказалось армянское имя. С греческими корнями. «Бессмыслица какая-то», — подумала я. Лишь когда начала открываться правда, это обрело смысл. Если моя мать родом из Агартхи, из места, куда в древности за Богами ушли люди разных народов… Это действительно имеет смысл. Хранитель после исцеления выглядел уже не так изнуренно, но все же оставался отстраненным. — Знаешь, многое обретает смысл, если учесть, что родители мои родом из ваших земель, — Асуна кивнула головой, абстрактно указывая на окружающий их пейзаж. — Отец мой говорил, что смерть — это часть жизни. Но я его даже не помню, если честно. Девушка осунулась. Ей нужно было кому-то выговориться, нужно было озвучить все те факты из жизни, которые открывали тайны ее прошлого. Чтобы самой себе помочь поверить в это. — У меня должен быть брат, но я не знаю, что случилось с моей семьей много лет назад, — Асуна бездумно пнула камушек, который попался ей под ноги. Лошадь, тревожно прижав уши, шла следом за хозяйкой, хотя зверя крайне пугало присутствие Хранителя. — Почему… Почему Агартха не может оставить меня в покое? Мою семью? Асуна зло фыркнула, передернув плечами. — И куда мы идем? Кристалл указывает мне путь, но сколько еще идти? — девушка глянула на огромного Хранителя. Тот в ответ с нисхождением посмотрел на нее, не останавливая своего неспешного шага, и неопределенно кивнул головой куда-то вперед, где солнце уже почти скрылось за линией горизонта. — Спасибо. Очень помогло. Все сразу стало ясно. Девушка насупилась и поплотнее затянула пояс на рубахе — ночи в пустыне всегда холодные. Но теперь, по крайней мере, она могла не бояться наступления темноты из-за оборотней, бывшими когда-то людьми, ведь сейчас они возвращены к своему истинному облику. И воскресло древнее государство, правителем которого оказался Син. Хранитель вдруг остановился и тревожно со свистом втянул воздух в легкие, заставив Асуну отвлечься от своих размышлений. Лошадь испуганно переминалась с ноги на ногу. — Что опять? — девушка уже успела знатно узнать от неприятных сюрпризов, а встреча с ночными жителями пустыни ей и вовсе не прельщала. Асуна окинула взглядом простирающуюся спереди темноту, но не видела ничего кроме песка. Ночь была настолько темна, что появившиеся в небе Агартхи звезды казались плодом воображения. Среди такой бархатной черноты сияющие кристаллы в небе действительно были больше похожи на мираж. Клавис на груди завибрировал, кожу обожгло жаром. Асуна почти с ужасом почувствовала, как кровь начала быстрее бежать по венам, что предвещало скорый всплеск энергии Потока. Девушка буквально впивалась взглядом в темноту, но так ничего и не видела кроме бесконечного моря песка. — Аминтас! — вдруг совсем рядом раздался женский голос. Асуна застыла, словно током пораженная.Показалось! Нет, мне точно показалось! Не может быть, чтобы сейчас, чтобы здесь…
— Аминтас, я приказываю тебе не атаковать! — прямо перед ними в темноте сверкнула вспышка — осколок Клависа! — и, сбросив плащ, женская фигура взметнула вперед руку, приказывая Хранителю остановится. Асуна медленно сделала шаг вперед, не веря своим глазам. Колени дрожали, словно вот-вот подогнуться. В горле встал ком, глаза слезились то ли от ветра, то ли от сухости и песка. Девушка жадно облизнула губы и тяжело вдохнула. О реальности происходящего свидетельствовал лишь жар, исходящий от груди, где висел Клавис. — Ма… — девушка сделала шаг, все еще отказываясь верить в то, что видит. Сотни слов роились у нее в голове тревожным роем, волна эмоций: злость, обида, печаль, радость от встречи, испуг, желание броситься в объятия матери спустя такое долгое время разлуки. — Мама… Женщина спрятала сияющий осколок кристалла в сумку, что висела у нее на плече и виновато улыбнулась, протянув руки к дочери. — Асуна… Девушка за мгновенье преодолела расстояние, что разделяло их, и бросилась в объятия. Она разрыдалась, наклонившись к груди матери, чтобы быть с ней наравне, позволяя нежным рукам мамы гладить себя по волосам. — Моя малышка, прости, — мамин горячий шепот обжигал лоб, ее пальцы дрожали, путаясь в волосах Асуны. По обветренным щекам женщины текли слезы, которых она совершенно не замечала.