Время умирать

      В детстве Нила при всей его энергичности вряд ли можно было назвать активным ребёнком: контакт с окружающими у него всегда налаживался через множественные корчи, да и на улице он проводил времени значительно меньше, чем сверстники. А вот некоторые более социализированные ребята, которые вечно болтались чёрте где, легко находили всякие таинственные подвалы, заброшенные дома, руины каких-то старых укреплений и прочие здания, буквально распространяющие вокруг себя эту ни с чем не сравнимую мистическую ауру. Одним из этих счастливцев был Адам: он отыскивал такие места, которые больше подошли бы для сатанинской оргии, чем для очередной вписки, перенесённой из подвала Брэда на свежий воздух (и автоматически теряющей статус «вписки» в классическом понимании этого слова, хотя суть оставалась всё той же, разве что с лёгким рокерским налётом).       Теперь воспоминания о тех годах не вызывали у Нила никаких счастливых эмоций. Для Нила это был период «того Адама», Адама без дури в голове, Адама, в которого все верили и которому прочили большое будущее. А прямо сейчас Нил шёл на встречу с Адамом, которого нужно было спасать. И, наверное, больше всего Нилу было страшно оттого, что дорогой человек просил его о помощи, а он не мог заставить его эту помощь принять. Так бывает, когда у двух близких людей понятие «помощь» приобретает разные значения.

***

      Нил тяжело дышит: машину пришлось оставить далеко отсюда, и всю дорогу до парка Нил заставлял себя не переходить на бег. Место, которое он искал, находилось чёрте где и было отделено от парка густой лесополосой, а потому свет сюда проникал с трудом даже в полдень.       Нил еле продрался через мерзко пахнущие колючки, оставившие в его куртке чёртову кучу липких иголок, и нашёл что-то вроде полуразвалившегося крыльца. От дома осталось два нижних этажа, и трудно было даже представить, для чего такое крохотное здание могло использоваться раньше и почему оно вообще оказалось за чертой парка.       Здесь холодно, сыро, пахнет пылью и известью, а главное — никаких следов присутствия кого бы то ни было. Нил долго осматривается, вполне ожидая увидеть кучку пропитых бездомных или шатающихся без дела школьников. Лестница на второй этаж старая, отсыревшая, неустойчивая, издающая настолько угрожающий скрип, что Нил мог не сомневаться: если здесь кто-то и находится, то появление гостей этот кто-то уже заметил. Это напоминало бы фильм ужасов, если бы не солнечный свет, кое-где пробивающийся сквозь щели между перекрытиями.       — Адам?       Нил цепляется за балки, кое-как преодолевает отсутствующие три ступеньки и поднимается на второй этаж, отряхивая руки от густой белой пыли.       — Ты один?       Нил оборачивается на голос и испытывает колоссальное облегчение: Адам сидел на полу в углу, куда почти не добирался свет из пустых оконных проёмов.       Облегчение было недолгим, потому что таким он Адама ещё не видел. Если до этого Нил говорил, что Гонтье с каждым днём всё больше похож на живой труп, то сейчас это самый настоящий труп и есть. Когда Нил подходит — подбегает — к нему, на глаза попадается горстка окурков и пустая пачка сигарет. Адам кутался в разодранную кое-где куртку и поджимал колени к груди; лицо мраморно-серое, вокруг глаз — тонкий красный ободок, веки отяжелели, а губы покрыты тёмными корками.       — Где ночевал? — Нил садится на корточки рядом и зачем-то берёт Адама за плечи.       — Много где… Господи, я так рад тебя видеть… — Адам кое-как отстраняется от стены и стискивает Нила в объятиях, зарываясь носом ему в плечо.       На несколько секунд Нил теряется. В другой ситуации он наверняка бы обрадовался такой реакции на своё появление. Но сейчас, держа в объятиях это тощее, непрерывно дрожащее тело, он чувствовал только страх, и с каждой минутой его становилось всё больше.       — Веришь, я ничего никому не продавал…       — Верю.       — Я даже не предлагал никому… Я же знал, чем это…       — Пойдём в машину.       — Я не могу, Нил, я не…       — Я тебя доведу.       — Они будут искать меня у тебя, тебе нельзя…       — Мне плевать, пошли.       — Послушай, пожалуйста… Нил…       Нил оседает на пол рядом с Адамом, а тот по-прежнему держится за него, как будто тот мог в любой момент сбежать.       — Он назначил мне встречу, я не хотел приходить…       — Расскажешь в машине.       — Я попытался объяснить… Я хотел узнать, есть ли что-то полегче… с чего потом можно слезть… чтобы это было постепенно… Ему очень нужны… нужны были деньги, в тот же день… Я сказал, что мне нужно что-то другое… Он наорал на меня, сказал, ч-что его прибьют, если… он не вернёт долг, а я… я его подставляю… А потом появилась полиция, и его просто оттащили от меня… Я влепил кому-то из них и побежал… А потом узнал, что они приходили к Наоми… и к вам… Я не знал, как с вами… Я думал, что будет хуже…       Нил сгребает Адама ближе и укладывает себе на грудь, пока тот цепляется пальцами за его футболку и безуспешно пытается дышать ровнее.       — Мне нужно найти кого-нибудь… из «Cure»…       — Они тебя сдадут.       — А так я просто сдохну…       — Не сдохнешь.       — Нил… ты не понимаешь… Это как… Это ведь обезболивающее… У меня были… мышечные спазмы, я не мог… посреди тура взять и… Это нельзя прекращать резко… Дело не во мне… Ты знаешь, просто… Сердце не выдержит и…       Нил подтягивает Адама за колени ещё ближе, прижимает к себе и безотчётно гладит по волосам, практически убаюкивая на своих руках. В голове стучало, а дышать было так больно, словно каждый вдох опалял внутренности. Словно этим крохотным движением груди можно было навредить скорчившемуся на его руках Адаму.       — Нил… Господи…       — Тш-ш-ш. Это приступ, он пройдёт, ты же знаешь.       — Нил…       — Когда тебе станет лучше, я отвезу тебя в больницу.       — Не надо, — почти стонет Гонтье Нилу в плечо. — Меня посадят… И всё пойдёт к чёрту… Мы же так старались… У нас только-только всё… начало получаться…       — Мне плевать, — шепчет Нил ему на ухо, утыкаясь носом в висок. — Слышишь? Мне плевать на Three Days Grace. Нахрен их, я не дам тебе сдохнуть.       — Не надо… Мы же хотели… — Адам уже не дышит, а скорее хрипит. — Это всё, что я умею… Всё, что у меня есть…       Нил стискивает его в объятиях, прижимается губами к покрытому испариной лбу, чувствует, как начинает дрожать вместе с Адамом, и жмурится, изо всех сил стараясь не закричать от этого невозможного, нестерпимого ощущения собственной беспомощности.       В парке за окнами гремело множество звуков: детский смех, скрип качелей, велосипедный звонок, собачий лай. Так далеко. А здесь, в холоде, темноте и пыли, Адам умирает на его руках. И Нилу некого звать на помощь.       Адама лихорадило, футболка насквозь вымокла, дыхание больше было похоже на скрип крошащихся внутренностей, как будто бы он горел изнутри, задыхался, тонул в этом огромном, нечеловеческом ужасе, сводившем судорогами его тело. Глаза были постоянно открыты, взгляд метался и не фокусировался ни на чём; изредка Адам поднимал голову, утыкался носом в шею Нила и шептал еле слышно его имя. А Нил перебирал его волосы, касался губами лба, гладил пальцами по щеке и повторял что-то бессвязное, пытаясь успокоить скорее себя, чем его. Но легче Адаму не становилось, и Нилу казалось, что ещё немного — и тот начнёт кричать. А этого Нил уже точно не выдержит.       — Нил, я сдохну…       — Не сдохнешь.       — Нил… — это уже больше было похоже на стон.       — Я буду здесь, слышишь? — практически рычит Нил, еле справляясь с комом в горле.       Ему кажется, что он проваливается вместе с Адамом куда-то глубоко в темноту. Все звуки исчезают, глохнут, растворяются в ледяном воздухе вокруг. Все, кроме одного голоса.       — Нил…       — Ты не сдохнешь, — Нил гладит его пальцами по подбородку и утыкается носом в его волосы. — Всех переживёшь. Обещай мне, слышишь? Дождись, пока я сдохну, а потом делай что хочешь. Адам…       — Я не умру… Я буду ждать тебя… — кивает Адам, до побелевших костяшек стискивая плечи Нила. — Буду ждать, когда ты придёшь… Ты всегда приходишь… и спасаешь меня… — он кое-как откидывает голову на руки Нила и еле-еле, краешками губ улыбается, ловя ртом воздух и всё больше задыхаясь. — Знаешь… Я чувствую себя живым… когда ты рядом…       Нил слушает, почти не дыша, и думает, что сейчас умрёт он сам. Поэтому крепче сжимает его плечи, склоняется ближе и прижимается губами к его губам.       Ему кажется, что в эту секунду дыхание Адама окончательно стихло. Но он чувствовал, как бьётся жилка на шее под его пальцами. И ещё чувствовал, как шершавые, сухие губы раскрываются в ответ. Как пальцы, сжимавшие футболку, тянут его ближе. Как дрожащая ладонь касается его щеки, будто бы умоляя не отстраняться, не отпускать, ни в коем случае, никогда, иначе он сдастся, иначе ему уже никто не поможет.       Наверное, Адаму просто не хватает сил, потому что теперь он практически не шевелится. Выдыхает еле слышно, прикрывает глаза и шелестит губами сквозь долгий, тяжёлый хрип:       — Время, Нил… Время…       Нил не дослушал: в ту секунду он уже точно знал, что должен сделать. И ещё знал, что должен был сделать это раньше.       Он аккуратно, не отпуская Адама от себя, тянется к карману джинсов, кое-как вытаскивает оттуда мобильник и набирает номер, чувствуя, как звуки нажимаемых клавиш бьют острыми молоточками по вискам.       — Скорая? Милвуд-роуд, рядом с Торнклифф-парком, здесь заброшенное здание. У мужчины абстинентный синдром, он в тяжёлом состоянии…       Адам не в силах произнести ни слова, но Нил смотрит ему в глаза и чувствует себя так, будто только что застрелил его. Нил абсолютно точно знает, что Адам никогда его не простит. Возможно, Адам даже возненавидит его. Но сейчас это не важно.       Когда Нил наконец убирает телефон, Адам едва дышит. Нил откидывается на стену позади себя и снова запускает пальцы в его волосы.       — Всё будет хорошо.       Собственный голос кажется Нилу чужим. Слишком тихим, слишком сиплым, слишком неживым, особенно в этой густой тишине, опустившейся на их обоих.       — Всё будет в порядке. Закрой глаза. Я не дам тебе сдаться сегодня…