Время умирать

Десять лет назад       Брэд раскладывает на ящиках, сдвинутых в центр подвала, банки пива и пачки солёных крекеров. Адам лежит на сваленных в углу пыльных матрацах, бренчит на гитаре что-то абсолютно бездарное и ржёт как идиот. Нил всё ещё пытается закончить анекдот про фермера и инопланетян, а заодно периодически бьёт смеющегося Адама по голове пакетом со старым тряпьём и орёт «заткнись, сука, ещё рано, ещё нихрена не смешно, блять!».       Адам в узких, держащихся на честном слове драных джинсах, футболке с принтом The Beatles и кедах, когда-то белых, а теперь скорее грязно-жёлтых. По какому дерьму нужно было ежедневно топтаться, чтобы уничтожать обувь с такой скоростью, Нил не имел понятия, но зато догадывался, что, чтобы носить такие джинсы, нужно не питаться от слова «совсем». Поэтому же Нил регулярно притаскивал его к себе домой и впихивал в него всё печенье своей матери, потому что «жри, умник, пока тебя ветром сносить не начало». Мать Нила была от Адама в восторге, несмотря на его, мягко говоря, броский внешний вид (почти полностью выбритая голова и этот наркоманский ирокез, зачем он ему вообще?) и абсолютное отсутствие хороших манер. Адам вообще нравился людям, и в этом был его главный талант, а Нилу оставалось ходить и ревновать его ко всем долбанутым компаниям, которые каким-то образом сами собирались вокруг Гонтье.       По-братски ревновать, разумеется. Потому что они же лучшие друзья. Нил должен оберегать своего бро. Адам вот, например, в благодарность регулярно притаскивал ему раздобытые не пойми где пропуски в местные клубы и билеты на мелкокалиберные концерты в рок-барах. Вдвоём они бродили по Норвуду в поисках новых афиш и потом вместе пробирались на выступления, проталкивались к самой сцене и слэмили, смеясь и влетая друг в друга.       Серьёзно, это абсолютно нормально для друзей. Не совсем нормально, пожалуй, то, что после лицезрения капелек пота на шее подпрыгивающего в такт музыке Адама Нилу хотелось запереться в кабинке туалета и подрочить. Но это ничего, это гормоны. Наверняка у многих в его возрасте бывает что-то похожее. Рано или поздно пройдёт.

***

      — Адам, скотина, угомони свои руки-крюки, это гитара Тревора*! — орёт Нил и швыряется в Адама пачкой крекеров, удачно попав ему в ухо.       — Ау! Ты, маленькое чудовище, не понимаешь силы искусства! Господи, как же я жрать хочу… — Адам откладывает гитару в сторону (гитара издаёт характерный «бам-м-м», и Нил раздражённо закатывает глаза), разрывает упаковку крекеров и благоговейно зарывается в неё носом.       — Кто-нибудь позвонит Филу и Джоуи**? — интересуется Брэд, открывая свою банку пива и бросая вторую Адаму.       — Нахуй Фила и Джоуи, — провозглашает Адам, словив банку и отсалютовав ею парням. — На музыкальную революцию они не приглашены.       — Это теперь называется «музыкальная революция»? — Брэд окидывает взглядом импровизированный стол, усыпанный твёрдыми, хрустящими под локтями крошками.       Нил хотел бы задать тот же вопрос. Ни Фила, ни Джоуи, после того как они получили свой экземпляр «Wave of popular feeling», на репетициях видно не было, и звать их, похоже, уже не было смысла. Но вряд ли то, что происходило в подвале Брэда, можно было назвать «репетициями». Брэд даже говаривал Нилу, пока Адама рядом не было: мол, спёкся Моцарт, растерял энергию, и вряд ли без извечного шила в заднице Гонтье у них получится протащить свои детские песенки на более-менее серьёзную сцену. Нил отмахивался и говорил, что Адаму просто нужно перезагрузиться. Адам, хоть и строит из себя крутого, на самом деле скучает по двоим ушедшим и просто не может собраться с мыслями. Но Брэд, кажется, в возрождение Groundswell уже не верил.       — Мы больше не будем играть всю эту херню, — Адам подхватывает покосившуюся табуретку, ставит её рядом со сдвинутыми друг к другу ящиками и садится.       — Херню, которую ты же и написал, — смеётся Брэд, отпивая из банки.       — Значит, я был дерьмовым композитором, — равнодушно пожимает плечами Адам, облизывая с губ крошки крекеров. — Напишу новые песни. Новую музыку. Будем играть по-новому. Изменим имидж. Всё изменим.       — И сколько тебе на это нужно времени? — Брэд скептически трясёт своей банкой в воздухе, в которой, судя по звуку, осталось уже совсем немного. — Нам потребовалось три года, чтобы родить альбом. Тебе нужно ещё столько же?       — Три дня, — выдаёт Адам.       Нил присвистывает и похлопывает Гонтье по плечу, но тот этого даже не замечает.       — Что бы ты сделал, если бы у тебя было всего три дня?       — Для начала бросил бы школу, — хмыкает Брэд.       — А мог бы написать песню, которая спасёт чью-то жизнь, — Адам тычет в него указательным пальцем и оборачивается к Нилу: — Серьёзно, кто-нибудь приходит к тебе и говорит: всё, чувак, твоё время закончилось, у тебя всего три дня…       — «Три дня милости»***? — встревает Брэд.       — Чего? — щурится Адам.       — Ну, термин такой. Типа срок для погашения долга без начисления процентов.       — Одна хрень, — отмахивается Адам и снова возвращается к Нилу. — Так что бы ты сделал за свои последние три дня?       Нил отрывается от крекеров и с добродушным снисхождением смотрит Адаму в глаза. Адам хитро улыбается и даже не думает отводить взгляд, на что Нил демонстративно подпирает кулаком подбородок и старается не смеяться, думая, что в этих гляделках вряд ли будет победитель.       Но Нил догадывается, что бы он сделал в свои последние три дня. Нил не смотрит сейчас ни на растянутую горловину футболки, ни на выпирающие ключицы, ни на костлявые пальцы с хроническими мозолями от гитарных струн, ни на узкие бёдра в абсолютно сумасшедших джинсах — только Адаму в глаза, неотрывно, не моргая. И абсолютно точно знает, что хочет ответить.       Брэд, перебегающий взглядом с Адама на Нила и обратно, громко кашляет и так же громко ставит пустую пивную банку на ящик. Нил нервно моргает, отводит взгляд и произносит со смехом:       — Нашёл бы себе какую-нибудь шикарную девчонку и развлекался бы до момента, пока не сдохну.       — Обожаю тебя, бро, — Адам одобрительно поднимает вверх большие пальцы. — За это надо выпить.