Угрозы поцелуями

У куклы не было ни хозяина, ни лица. Долгое время она валялась в углу в каморке, и никто не обращал на неё внимания. До тех пор, пока однажды её не заметил Рё-сан. Она зацепила его взгляд, и, посмотрев на неё однажды, он уже не мог игнорировать её существование, как бы он ни старался. Однажды им довелось остаться друг с другом наедине. Он подошёл к ней и сел на корточки, чтобы не смотреть на неё сверху вниз. Долго они переглядывались молча. Кукла смотрела на него своими пуговицами, но глаз так и не смогла разглядеть. Падавшая на неё тень придала её лицу хмурое выражение. Рё-сан улыбнулся. Такие улыбки у него вырывались редко. Обычно, даже если очень хотелось, он их сдерживал. Настоящему мужчине нужно быть сдержанным и по большей части жёстким. Эта улыбка, к сожалению, в данные рамки не вписывалась. У куклы хоть и был рот, но говорить она не умела, и поэтому в её обществе Рёске ещё мог себе такое позволить. Он взял её за руку и потащил за собой. Выйдя из темноты и пыли, кукла казалась немного удивлённой и испуганной. Вертела налету головой туда-сюда, оглядывала мир, доселе незнакомый ей, и будто бы сама держалась за ведущую её руку, словно боялась остаться где-нибудь посреди незнакомого места и заблудиться. Курамочи чихнул — кукла была слишком пыльной. — Это случаем не твоё? — поинтересовался Рё-сан, улыбаясь подозрительно ехидно. Курамочи оглядел куклу и отрицательно мотнул головой. — Хотя она и похожа на меня, — добавил он, коснувшись пальцами пыльных, зелёных прядей. — Откуда ты её откопал? — В кладовке нашёл, — ответил Рёске, — та, что рядом с ванной. Разве ты её раньше там не видел? Она давно там валялась. — Правда? — протянул Курамочи, откладывая куклу в сторону и возвращаясь к запыленным благодаря неожиданной находке тетрадям. — В любом случае, она не моя. Я вообще сомневаюсь, что она принадлежит кому-нибудь из наших. Рё-сан спрятал руки в карманы и, продолжая улыбаться, не сводил с шорт-стопа взгляда. Для него было совершенно очевидно, кто хозяин этой куклы, и он лишь искал поводы, чтобы в этом убедиться. Но Курамочи остался невозмутимым. Так ничего от него и не добившись, Рёске пожал плечами и направился к выходу. — Ты куда? А забрать её не хочешь? — встрепенулся шорт-стоп. — Нет. Захочешь, сам вернёшь. Ты знаешь, где я её нашёл. Найдя хозяина, кукла немного изменилась. Убранные назад волосы упали на лоб, и у куклы появилась чёлка. Да и цвет волос оказался совсем не зелёным, а скорее пурпурным. Курамочи совсем этому не был удивлён. После всех процедур, через которые прошла эта бедная игрушка, немудрено было, что внешность её полностью изменилась. Пришлось её помыть и высушить, и немного подлатать, но теперь она, по крайней мере, выглядела не такой обшарпанной и старой. Кукла нашла своё место на полке с журналами. Её ножки сползали вниз, едва вылезая из-под подола длинного платья. — Кого-то она мне напоминает, — поделился мыслями Маско, съедая перед куклой третий пудинг. Кукла смотрела на него недвижимой, презрительной улыбкой и заговаривать не собиралась. Было так жарко тем летом, что тело переставало слушаться совсем. Горячий пот, стекающий по коже, начинал казаться холодным, а выдыхаемый воздух обжигал глотку изнутри и бился в виски неприятными импульсами. Глаза слипались, и хотелось то ли заснуть, то ли сдохнуть, чтобы хоть немного остудиться. Только холодная вода и спасала. Курамочи облизнул сухие губы, на которых оставались остатки воды, и выдохнул. — Ещё пятьдесят минут, — ответил Рёске на непрозвучавший вопрос. — Не так просто, да? — усмехнулся он. — Хоть бы дождь пошёл, — мрачно заявил Курамочи, прижавшись спиной к прохладной стенке. Потом усмехнулся. — Миюки выглядит так, будто сейчас свалится с солнечным ударом. — Думаешь, это весело? — поинтересовался Рё-сан. — Да ты же сам недавно над Тамбой-саном издевался! — заявил Йоичи в своё оправдание. Рёске прижался виском к стенке и окинул его взглядом. Под этим взглядом было неприятнее находится, чем под тридцатиградусным солнцем. — Чего? — пробормотал Курамочи обиженно, стараясь убедить себя, что жара не может расплавить мозг. Ощущения были, будто всё, что находилось в голове, уже давно превратилось в кашу. — «Чего?» — тихо повторяет Рё-сан. — Раз мне выдался момент полюбоваться тобой… Разве нельзя? Курамочи вздрагивает и смотрит на него удивлённо, а жара настолько охватывает их обоих, что превращается в колючий холод, от которого хочется немедленно избавиться. Рё-сан меняется в лице так сильно, что заметить его замешательство не составляет труда. Встаёт со скамейки и, поправляя бейсболку, говорит: — Эта жара меня тоже скоро доконает. А его губы дрожат. — Хм? А пуговицы где? — хмуро спрашивает Курамочи, но его соседи молчат. Вместо круглых глазок на него смотрят две знакомо сощуренные ленточные полосы. А волосы ещё больше посветлели, став почти розовыми. На солнце, что ли, сгорели так? Курамочи косится в сторону окна, но понимает, что свет из него до полок не доходит. Найдя лицо и хозяина, кукла заметно веселеет. Она заявляет об этом всем своим видом, раздавая улыбки и взгляды всем окружающим. Курамочи долго смотрит на неё, и она смущается. — Бакамура, это ты сделал? — Сделал что? — не понимает Бакамура. Курамочи готов поклясться, что, когда Рё-сан её принёс, она была в платье… Или нет? Когда Рё-сан её принёс, она была похожа на Йоичи, а потом, после стирки и лат, уже оказалась в платье… Курамочи не может припомнить точно, как она выглядела, но почему-то на все сто процентов уверен, что не так. — Это ты её переодел? — продолжает он допрашивать Эйджуна. — Я её не трогал, — твёрдо заявляет тот. — Она на Онии-сана похожа, она меня пугает! — Точно, вот, на кого она похожа! — озаряет Маско-сана. Курамочи нечего возразить, но это сходство кажется ему более, чем странным. Либо это очередной розыгрыш Рё-сана (всё-таки он сам её сюда принёс), либо в этом грязном деле замешан Миюки. Это всегда касается Миюки, когда происходят подобные странные события. И стоит Курамочи выйти на улицу, как ему тут же выпадает шанс в этом убедиться. — Так я и знал! — заявляет он и хватает кетчера за грудки, собираясь проучить. — Ты чего это?.. Я даже поздороваться не успел!.. — напрягается Казуя. — Это же ты устроил весь этот розыгрыш! — заявляет Курамочи. — Какой розыгрыш? — С куклой, — отвечает тот, но что-то ему подсказывает, что Миюки здесь не при чём. Обычно, он сразу же признаётся и начинает издеваться. — А, это, — кивает Миюки, вертя в руках небольшую тканевую куклу, очень похожую на него самого. — Это мне Миёши-чан подарила из первого класса. А ты опять завидуешь, похоже, — добавляет он с непередаваемо раздражающим выражением на лице. — Заткнись, я вообще не про эту куклу говорю! — огрызается Курамочи. — А про какую тогда? — удивляется Казуя. Если это не Миюки, то это Рё-сан. Кто ещё, да и зачем, стал бы тратить столько времени на бесполезные, очевидные шутки? Но Курамочи решает не подавать виду. — Это вообще… как? — Рёске хмурится. — Она почему на меня похожей стала? Как ты её так отмыл? — Разве стала? — говорит Курамочи невозмутимо. — Да я просто её помыл, причесал, ничего более. Рё-сан долго смотрит на куклу — глаза так и не рассматривает. Кукла тоже смотрит на него, смотрит, а потом как ухмыльнётся кокетливо, будто задумала что-то. — Неужели из-за темноты и грязи я её плохо разглядел? — бормочет Рёске, продолжая хмуро её оглядывать. А Курамочи внутренне ликует, полностью уверенный, что теперь, когда он так ответил и не повёлся на эту глупую шутку, Рё-сан не знает, в какую сторону повести это представление дальше. — О чём задумался? — специально спрашивает он. — Думаю, — протягивает Рёске, — что, если я принёс тебе куклу, которая выглядит в точности, как я, для меня это, должно быть, очень неловкая ситуация. Они оба вздрагивают и смотрят друг на друга удивлённо. — То есть… — Ну, она и в правду была похожа на меня, когда ты её принёс, — тут же перебивает его Курамочи. — А после стирки волосы посветлели, а потом пуговицы и платье исчезли, я готов поклясться, что это сделал Бакамура! — заявляет он решительно. — А разве она была в платье? — задумывается Рё-сан. — Не знаю, мне так показалось… Разве нет? — Не помню точно, — хмурится Рёске и смотрит на куклу ещё раз. Она смотрит на него каким-то неприятным взглядом, от которого невольно мурашки по коже идут. И ухмыляется как-то совершенно иначе, чем тогда, когда Рё-сан её нашёл в каморке. Словно там совершенно другая кукла была. — Это случаем не шутка Миюки? — интересуется он через какое-то время. — Я уже поговорил с ним, но не похоже, чтобы он был в курсе, — и Курамочи пожимает плечами. — Знаешь, сейчас же очередная легенда ходит, — протянул Рё-сан, но продолжать не стал. — Ладно, я пойду лучше. По нему было видно, что он не хочет об этом говорить, поэтому Курамочи решил узнать в свободных источниках. — Короче! Правила такие, — объясняет Сачико с энтузиазмом, — говорят, если подарить человеку, который нравится, тканевую куклу, которая выглядит похожей на него, он влюбится в тебя! Поэтому Миёши-чан недавно подарила Миюки такую куклу, — продолжила она важно, — ты же наверняка из-за этого спрашиваешь? — Да-да, конечно, — тут же кивает Курамочи. — Так вот, Миюки почему-то принял её подарок, хотя обычно не принимает — это уже чудо номер один! — заявила Сачико. — Теперь все ждут, влюбится ли он в неё или нет. Миюки, конечно, не влюбится в Миёши-чан, Курамочи в этом уверен. Во-первых, потому что у Миюки душа чёрная, и на любовь он не способен. А во-вторых, потому что все эти любовные легенды — чушь собачья. Такие слухи в духе «Что нужно сделать, чтобы…» постоянно ходят по школе, и каждый сезон — сменяются другими, но Курамочи очень сомневается, что Рё-сан верит во всё это, или, тем более, стал бы притворять эти «правила» в жизнь. К тому же, изменение внешности куклы это никак не объясняет. Но в одном Курамочи уверен: слух, прошедший через сотни ртов, не может остаться таким, каким был изначально. Легенды часто превращаются в мифы только потому, что их неправильно пересказывают. — И что с тобой делать? — спрашивает он у куклы. Та смотрит на него чуть нахмурено и будто бы отводит взгляд. А губами — всё ухмыляется, словно месть какую-то задумывает. Курамочи невольно улыбается. Ну, точно вылитый Рё-сан — крепких слов не хватает. Он подхватывает пальцами тряпичные волосы, убирает их назад и целует куклу в лоб. Рё-сан подскакивает с кровати в панике и ужасе, оглядывается вокруг, но понимает, что он совершенно один. — Сон, что ли? — бормочет он, потирая лоб. А потом вздыхает: — И чего это я так испугался? Хороший же сон был… — и расстроенно ложится обратно, как ребёнок, надеясь, что удастся продолжить с момента, на котором прервался. Дни проходят, а разгадку Курамочи так и не находит. Но кукла ему нравится всё больше и больше. В первое время он и не заметил, но наощупь она до боли странная. Дотронешься до тряпичных волос, а они прямо, как настоящие. Кожа бархатная и как будто бы даже тёплая. И кажется, нажмёшь чуть сильнее на грудь и почувствуешь, как сердце бьётся. Курамочи ставит её перед собой, когда делает уроки. Так ему не так скучно. Конечно, Савамура хотел это прокомментировать, но его быстро заткнули. Правда, помощи в учёбе от этой куклы — никакой, она только отвлекает. Курамочи долго смотрит на неё, задумавшись о чём-то, а потом улыбается и легонько стукает колпачком ручки по переносице, которая — всего лишь пара ниток на тканевом лице. Рё-сан чуть со стула не падает от неожиданности. Потирает переносицу, но обнаруживает, что нос сухой, хотя ощущение было точно такое, будто холодная капля упала прямо на него откуда-то сверху. Потолок тоже сухой. Но были бы это самые большие странности, Рё-сан не обратил бы на них никакого внимания. Самая большая странность происходит в тот момент, когда Курамочи задумывается, будут ли губы у куклы такими же настоящими наощупь, как и весь остальной «кожный покров». — Да, — заключает он, — это очень странно. — Да, — заключает в это же время Рё-сан, — кажется, я схожу с ума. А Курамочи продолжает очень важный эксперимент. В конце концов, ощущения совершенно неестественные. Правда, его больше интересует не мистика их происхождения, а форма. Говоря иносказательно, Курамочи проводит исследования. Особенно ему нравится проводить свои исследования, когда все заснут, а то Савамура болтливый, а Маско-семпай — … Маско-семпай. Рё-сан же ходит постоянно не выспавшийся и раздражительный. Особенно раздражительный при виде Курамочи, который в последнее время ходит уж слишком довольный жизнью. — Рё-сан, что-то не так? — интересуется он, когда ловит на себе очередной раздражённо-нахмуренный взгляд. — Конечно! — отвечает Рё-сан. — Когда ты уже перестанешь будить меня своими поцелуями посреди ночи? Я из-за тебя выспаться не могу! Они долго смотрят друг на друга, и, чем дольше, тем более неловко становится. — Ты же не делал этого, да? — уточняет Рёске. — Н-нет, — отвечает Курамочи, запинаясь. — Конечно, нет. Вечером он долго и нерешительно рассматривает куклу. Та смотрит на него насмешливо и так и напрашивается на поцелуй. Курамочи приближает её к себе и мягко касается её губ своими, впервые не закрывая глаза. И тут же отскакивает, как ошпаренный. Нервный смешок вырывается в наступившую ночь. — Э-это точно не… не обычная кукла. Он целует куклу снова, осторожно открывает глаза и улыбается сквозь поцелуй. На утренней тренировке Рё-сан сонно зевает. — Опять не выспался? — интересуется Курамочи. — Ага, — кивает Рёске. — Мучили… сонные наваждения. Не то, чтобы они были неприятные, но спать не давали. Курамочи немного смущается и говорит виновато: — Прости, не удержался. — Сожги эту адскую куклу, — шипит Рё-сан почти спокойно и бьёт его по голове ребром ладони. — Не могу, это же подарок! — смеётся Курамочи. Кукла, достигнув своей цели, снова становится безликой и пылится на полке, забытая и скучающая — без хозяина, без лица. Пока однажды Савамура не заявляет: — А что здесь делает кукла Миюки Казуи?! И какое выражение похожее, смотрю, и уже раздражает! Курамочи хочет что-то ответить, но задумывается. Потом смеётся негромко и говорит, не отвлекаясь от чтения спортивного журнала: — А ты отнеси её Миюки. Он точно знает, что с ней делать.