Убегая от реальности

Анко сидела за барной стойкой возле едва знакомого ей патрульного из Учиха, который хоть и не проронил ни слова, после того как она подсела рядом из-за недостатка свободных мест, но подвинул в её сторону бутылку спиртного, заказанного им, когда её стакан опустел, даже на нее не посмотрев. Они провели в тишине чуть больше часа, за который он почти ничего не выпил. Просто подолгу смотрел на дно стакана, ловил блики света в жидкости и, кажется, давно забыл, что он среди людей, а не один. Именно поэтому Митараши заговорила первой, устав тонуть в своих мыслях в одиночестве. — Почему ты здесь? — в любой другой ситуации она бы не задала этот вопрос, потому что лезть в чужую жизнь она любила только в тех случаях, когда человек на это напросился и заслуживал того, чтобы его чувства вывернули наизнанку. Но сейчас ей действительно просто не хотелось молчать. — Как и все. — Учиха ответил далеко не сразу. Анко в какой-то момент показалось, что он её не услышал, судя по его отстраненному виду, который остался, даже после того как он заговорил. — Найти незнакомца, которому можно было бы излить душу. Без обязательств, — добавил он, на что девушка, не сдержавшись, хмыкнула. — У тебя не очень выходит, да? — обведя взглядом его окружение, в котором кроме нее никого не было, слегка насмешливо спросила девушка. — Но ты же со мной говоришь, — он поднес стакан к губам, но почти мгновенно передумал и, так и не сделав глоток, отставил его. — И ты все еще здесь. — Я не собиралась уходить сегодня отсюда одна, — привычно протянула она, слегка повернувшись к собеседнику корпусом. Учиха повернул к ней голову, столкнувшись с ней взглядом. — А у тебя не очень выходит, да? — он повторил её вопрос, впервые перестав звучать так безучастно. Митараши фыркнула, но, отвернувшись, улыбнулась и хотела что-то сказать, когда боковым зрением у выхода заведения заметила деталь, которая привлекла её внимание. Скосив взгляд, она столкнулась с блеснувшими в полумраке желтыми глазами, которые исчезли также неожиданно, как и появились. Анко резко выдохнула, сжав руку в кулак, и встала. — Все в порядке? — Учиха посмотрел в ту же сторону, что и она, но не заметил ничего подозрительного. — Наверное, просто нужно кое-что проверить. — Не прощаясь, она как можно спокойнее вышла из здания, поморщившись от неприятно холодного воздуха снаружи. Она убеждала себя, что это просто неудачная игра света и ей померещилось, но даже так она все равно почти уверенным шагом шла в сторону едва заметного переулка, неосвещенного ни одним фонарем. Воспоминания всплывали в голове слишком четкими для тех, которые пытались закопать как можно глубже в подсознании. Небольшая деревянная пристройка, слишком большая для будки и слишком маленькой для человека, боковая стенка которой легко отходила в сторону, чтобы попасть внутрь. За старой тяжелой тканью скрывался спуск, обшарпанные ступеньки ведущие вниз. Тайный проход, о котором знали, если не все взрослые, то точно все дети ближайших районов. Анко сделала шаг, затем еще один, спускаясь все ниже. Запах сырости и камня, усиливающийся с каждой минутой, заставил девушку скривиться. Удивительно, что, будучи ребенком, она никогда не обращала внимания на подобное. Последняя ступенька вывела её в коридор, уходящий далеко вправо, а с левой стороны заканчивающийся стеной всего через пару метров от нее. Митараши повернула направо, было слишком очевидно скрывать что-то в тупике, и, приложив правую руку к стене, двинулась вперед. Понадобилось несколько шагов, чтобы температура стены изменилась, став ощущаться теплее. Анко остановилась и повернулась к противоположной стене, подходя к ней и давая себе время, чтобы решиться на последний шаг, после которого у нее уже не будет возможности закрыть на все это глаза. Ладонь привычно легла на камень, а пущенная чакра развеяла гендзюцу. Перед глазами была все та же стена, видимого прохода не было, но и ощущение холода под пальцами пропало. Мозг, даже знающий, что должен видеть, не мог перестроиться так быстро, чтобы понять, что кусок стены находился на метр дальше, чем основная часть. Митараши сделала шаг, чтобы снова оказаться между двумя проходами в каждую сторону, но на этот раз повернуть налево. Еще несколько минут она потратила, чтобы пройти пару коридоров, проигнорировав тупиковые ответвления и наконец-то выйти в более широкий с дверьми на каждой стороне, только одна из которых была открыта. — Я надеялась, мне все же показалось, — произнесла Анко, заходя в помещение и встречаясь взглядом с Саннином. — Не рада меня видеть? — улыбнувшись и слегка наклонив голову, спросил Орочимару. Проигнорировав явную насмешку в голосе, Митараши огляделась, пытаясь вспомнить, была ли она именно в этой лаборатории в прошлом. Память неожиданно подводила. — Зачем я здесь? — все еще не смотря на собеседника задала вопрос девушка. — Не спеши, не только ты захочешь услышать ответы, — Анко кивнула, подавив желание выругаться. Ей стоило раньше догадаться, что он позовет и Раймару, и она не могла сказать, что именно сейчас он был готов к этой встрече. Месяц назад — даже больше, чем она сама, но не после того что он узнал из документов, которые она ему передала. Несмотря на обещание держаться вместе, с того дня они не разу не виделись. У нее было слишком много проблем и работы, а он, видимо, не особенно искал встречи. И обсудить написанное там у них возможности не было. Митараши чувствовала ответственность за него, и сейчас ей казалось, что она его подвела, оставив разбираться самому. Но сказать что-то она не успела, услышав шаги из узкого прохода слева от нее, который она раньше не заметила. Раймару вышел меньше чем через минуту, держа в руке шипящую и вырывающуюся небольшую змею, которую он выбросил в тот же момент, когда увидел бывшего сенсея. — Я, в принципе, теперь не буду удивляться, почему люди относятся к нам с подозрением. Ночная встреча в заброшенной лаборатории себя полностью оправдывает, — Ши сделал паузу, обведя всех взглядом. — Раз уж терять нечего, что будем обсуждать? Захват власти, переворот, геноцид? — на последнем слове он все же перешел на издевательский шепот. — Время испортило твой характер, Ши-кун, — казалось, искренне расстроенно произнес Саннин, чему никто из присутствующих не поверил. Раймару медленно выдохнул, прекрасно понимая, что последние несколько недель действительно вел себя несвойственно агрессивно. Новая волна злости поднялась почти сразу, как только он осознал, что даже сейчас несмотря ни на что, ему все еще не плевать, как он выглядит в глазах предателя. Он бросил взгляд на Митараши, безмолвно прося её перенять инициативу в разговоре. — Повторюсь, зачем мы здесь? — Анко, наконец, отвела взгляд от Ши, взглянув на Орочимару. — На счастливое воссоединение это мало похоже. — Разве? — он вопросительно приподнял бровь. — Я вот рад вас видеть. Столько лет прошло… — А мы все еще живы, несмотря на все твои попытки это изменить, — перебив бывшего учителя, раздраженно продолжила Митараши. — Это никогда не было моей целью, — он почти не изменился в лице, но Анко непроизвольно сглотнула, столкнувшись с ним взглядом. Это нельзя было назвать страхом, потому что бояться умереть от рук бывшего учителя она перестала много лет назад, но ужас, который на секунду охватил её от промелькнувшей мысли разочаровать его, сдавливал горло сильнее, чем страх перед любой другой угрозой. И разочаровать его далеко не как сенсея, а перестать быть в его глазах человеком. Он ценил не многих и принимал единицы, считал их достойными самостоятельной жизни. Ей повезло по стечению обстоятельств оказаться среди этого числа. — Вы здесь, потому что у вас есть возможность нарушить мои планы, чего бы мне крайне не хотелось. Раймару поднял неверящий взгляд на бывшего учителя. Как бы язвительна ни была Анко, никто из них никогда до конца не верил, что он захочет от них избавиться. Безосновательная и опасная вера, которая легко могла привести к их концу. То, что это никогда не было его целью, не значило, что это не стало ей сейчас. — У нас нет причин вмешиваться во что бы то ни было, — Ши кинул взгляд на Митараши, которая слегка сдвинулась в сторону, чтобы за её спиной оказался проход, через который она пришла. — О, они у вас появятся, — не обратив никакого внимания на телодвижения со стороны собеседником, весело произнес Саннин, — и вы вряд ли останетесь в стороне, если привычный для вас мир вдруг начнет превращаться в руины, не так ли? — Мы все-таки обсуждаем захват власти? — попытался отшутиться Раймару, натянуто усмехнувшись и вздрогнув, когда Орочимару рассмеялся. Его смех эхом отразился от пустых каменных стен, делая ситуацию еще более жуткой. — Было бы что захватывать, Ши-кун. — Саннин, не переставая улыбаться, продолжил. — Я говорю о падении Конохи. Полном уничтожении, если хотите. — Он поднял руку, указав на Митараши. — Сможешь устоять и не вмешаться? — Он слегка повернул руку и в свете старых ламп на его пальце блеснуло кольцо, иероглиф на котором въелся в память бывших учеников. Анко отшатнулась и хотела что-то сказать, но так и не нашла подходящих слов. — Как я и думал, глупая привязанность к селению в вас не исчезла, — его голос прозвучал слегка разочарованно. — Но так даже проще. — Я не понимаю, — Раймару впервые за разговор встретился взглядом с бывшим сенсеем. — Я не понимаю, зачем мы здесь, зачем нам это слышать. Вы никогда не были одним из тех, кто искал причины для устранения, чтобы успокоить совесть. Но тогда… — Как с вами сложно, — раздосадованно протянул Орочимару, всплеснув руками, — Я не собираюсь вас убивать. Смиритесь с этим. Вы здесь, потому что мне будет проще, если вы будете на моей стороне. В Конохе. И прежде чем вы возмутитесь, — он бросил взгляд на Анко, которая явно собиралась съязвить по этому поводу, — это не шпионаж и не предательство. Просто единственный способ, чтобы Лист устоял. — Вам не плевать на Коноху? — потерянно переспросил Раймару, окончательно потеряв суть их разговора. — Совершенно точно плевать. Но обстоятельства изменились, и скорее стоит сказать, что мне не плевать на существование этого мира. Будет, безусловно, жаль, если он погибнет, что теперь напрямую зависит от того, как ситуация сложиться с этим селением. — Орочимару пожал плечами, будто не он только что предсказал гибель всего человечества. И каждый из присутствующих понимал, что его заботит это только потому, что это поставит под угрозу его цели. — И что вы конкретно хотите от нас? — севшим голосом спросила Анко. — Совсем не много, — впервые действительно серьезно произнес Саннин. — На Коноху нападут, скоро и скрытно, но разрушения не самая большая проблема на фоне того, что селение может потерять при этом нападении. Я дам вам знать, где и когда вам стоит появиться. И в ваших же интересах эту просьбу выполнить, зная, что стоит на кону. Раймару нахмурился, но не стал отвечать. Все было слишком подозрительно, непонятно и неправильно. Не было ничего, чтобы подтвердило слова Орочимару об угрозе Конохе или всему миру. Было достаточно много возможностей заставить их с Митараши следовать его плану, и использовать выдуманную историю необходимости не было. Но он это сделал, и не верить ему не получалось. Ши на секунду закрыл глаза и глубоко вздохнул. Полученной информации было недостаточно, чтобы иметь полную картину происходящего, но определенно достаточно, чтобы сбивать с мысли и не давать сосредоточиться. — И нам не нужно знать больше? — аккуратно спросила Анко, пытаясь звучать как можно спокойнее. — Чтобы помочь. — Нет, не нужно, — так же спокойно ответил Саннин, бросив на бывшую ученицу насмешливый взгляд: слишком очевидная попытка вытащить из него информацию для человека, работающего в отделе дознания. — Мне нужно поговорить с Ши-куном. Но ты можешь идти, Анко-чан. И я буду надеяться на твое благоразумие. — Никто из присутствующих даже на секунду не усомнился в том, что это вовсе была не просьба. Раймару перевел взгляд с сенсея на Митараши и обратно, не понимая, о чем с ним можно разговаривать. — Хорошо, — до того как его успели остановить, он согласился, больше полагаясь на желания узнать, зачем он нужен Орочимару, чем на логику или чувство самосохранения. — Все будет в порядке, — он произнес это, повернувшись к Анко, но убедить пытался себя. Она неуверенно кивнула, бросила подозрительный взгляд на сенсея, но все же через несколько секунд решилась выйти из помещения. И как только она оказалась за дверью, та закрылась, а по стенам расползся фуин, отрезая комнату от внешнего мира не только невозможностью войти, но и поглощая любые звуки. — В прошлый раз ты был слишком слаб для джуина, — понизив голос, начал Орочимару, и прежде чем Раймару успел как-то среагировать, шея Саннина удлинилась и его лицо оказалось в паре сантиметров от его. Ши не отпрянул, даже не попытался отодвинуться. В тот момент, когда до него дошел смысл сказанных ему слов, он не сдержал нервный смешок, которой, не прошло и минуты, как превратился в смех, неосознанно похожий на смех его бывшего сенсея. Через прищуренные глаза он видел, как Саннин наклонил голову, пытаясь понять причину подобного поведения. — Думаете, мне нужен еще один? — слегка успокоившись и оттянув воротник кофты, чтобы открыть вид на печать на шее, спросил Ши улыбаясь. Но улыбка быстро пропала, когда бывший сенсей ничего не ответил, лишь вернул своей шее нормальную длину и сделал несколько шагов в его сторону. — Так вы не знали. Раймару действительно был удивлен. Когда Митараши дала ему документы, он был уверен, что сведет себя с ума обдумыванием полученной информации. Всю жизнь он не ставил под сомнения, откуда на его плече джуин. Метка, чтобы они никогда не могли забыть, на чьей стороне однажды были, и чтобы никто об этом не забывал. Сомнительная честь и еще одна причина ненавидеть бывшего сенсея. Он не помнил, как ему её поставили, но списывал все на побочные эффекты, да и в принципе его печать никогда не работала так же, как у Митараши. И если поначалу он был уверен, что он просто лучше контролировал собственные эмоции и состояние, то со временем стал понимать, что просто что-то было не так. Ошибка в процессе установки или неправильная реакция его организма. Но одной папки было достаточно, чтобы ответить на все вопросы и заодно сломать что-то внутри него. Даты эксперимента, а точнее экспериментов, приходились на год, когда Орочимару уже не было в Конохе. Зато был Корень и оставленные лаборатории. Раймару думал, что Саннин был замешан, потому что было слишком подозрительно иметь джуин, идентичный печати Анко, было слишком сложно поверить, что он, уходя, оставил бы подобные записи в селении. Но сейчас, смотря на его реакции, Ши сомневался. И это сомнение ставило под вопрос его отношение к бывшему сенсею, потому что причина его недавней вспышки злости и ненависти пропадала. — Я даже не знаю, чему я удивлен больше: вашему незнанию или молчанию, — Раймару опустил руку и печать снова скрылась за воротником. Орочимару не отреагировал, все так же спокойно смотря с расстояния в пару метров и что-то обдумывая. — Это слегка выбивается из плана, — серьезно произнес Саннин, медленно подходя, будто бы действительно боялся спугнуть его. — Если я правильно понимаю, кто тебе это поставил и как это работает, это принесет проблемы. — Отвлекая Ши разговором, он приблизился достаточно, чтобы достать до него вытянутой рукой. Ладонь Орочимару легла на плечо ровно там, где находилась печать, на которую он слегка надавил пальцами, будто бы точно зная, где она находится. Раймару не был уверен, почему подпустил бывшего сенсея так близко, но как бы быстро сомнения и мысли не проносились в его голове, он так и не предпринял никаких действий, чтобы это остановить. Покалывания волнами расходились от плеча вниз по руке, сводя её слабой судорогой. И Ши вполне мог бы списать это на реакцию от прикосновений человека, который легко мог его убить, но боль усиливалась. С каждой секундой накатывал новый приступ с большей силой и только в этот момент он попытался отпрянуть и сбросить чужую руку, но не смог. Хватка на плече усилилась, пальцы больно впивались в кожу, и это боль ярко контрастировала с болью от активированной, как понял Раймару, печати. Подняв голову, он встретился с сосредоточенным взглядом Орочимару, который, кажется, вообще не обращал внимания на, хоть и не серьезные, попытки бывшего ученика освободиться, лишь внимательно разглядывая расползавшуюся по лицу черную вязь. Все закончилось так же внезапно, как и началось. Хватка исчезла и Ши пришлось привалиться к стене за спиной, чтобы устоять, чувствуя остаточную дрожь в теле. — Можно было и спросить, — недовольно, но тихо произнес Раймару, уперевшись руками в колени и дыша через раз. Саннин скептически посмотрел на него, ясно давая понять, что так было быстрее и проще для него, чем сначала объяснять, что именно он хочет сделать, а затем разбираться с препирательствами с его стороны. Но было что-то за маской скепсиса и насмешки, что совершенно не нравилось Раймару, что-то, что заставляло его бояться спросить, что узнал Орочимару. Но задавать вопрос вслух не пришлось. — Если я скажу тебе, ты обязательно сделаешь какую-нибудь глупость, — Орочимару развел руками и добавил, — а сейчас для них не время. Я временно заблокирую печать, — увидев, как собеседник опасливо покосился на него, он закатил глаза, — если ты захочешь, я заблокирую печать. Раймару мог лишь догадываться, насколько все плохо, если Орочимару решился пойти на уступки и давал ему мнимое право выбора. Конечно, выбирать он на самом деле не мог. Потому что носить на себе метку Корня было в разы хуже, чем позволить предателю и отступнику в ней что-то поменять. По крайней мере, сейчас он был ему нужен, а значит, это был редкий шанс получить что-то от Орочимару, не боясь случайной смерти в ходе эксперимента. — Её возможно убрать окончательно? — попытавшись скрыть надежду в голосе, спросил Ши. — Возможно, — безучастно произнес Орочимару, кажется, явно давая понять, что это будет не он. Раймару забывался, часто, запредельно часто для человека, который, казалось, уже все для себя решил и обещал себе не надеяться. Их ничего не связывало, кроме пары воспоминаний, которые определенно не значили одинаково много для них обоих. Он был частью так и не начавшегося эксперимента, его не имело смысла спасать, лишь позволить жить, до тех пор пока он был полезен. Ши слишком понимающе грустно улыбнулся, и Саннин, на секунду прикрыв глаза, сам не до конца понимая зачем, добавил. — На это нужно время. Раймару кивнул, не зная точно, как ему следовало на это реагировать. Он был в замешательстве и слишком устал, чтобы осмыслить, какую именно роль ему придется сыграть. Несколько лет назад ему нравилось верить, что сенсей был на его стороне, что его возвращение наконец-то привнесет долгожданный порядок в его жизнь. Но порядка не было, как и кого-то на его стороне. Ши хотел бы начать говорить, просто говорить обо всем, что случилось с ними, когда Орочимару ушел, чтобы тот знал, через что они прошли. И он бы начал, если бы только его слова имели значения для того, кому они были сказаны. У него не осталось ничего. Его родители никогда не смогут простить ему связь с отступником, Раймару никогда не сможет простить их за то, что они даже не попытались его понять, за то, что позволили Корню забрать почти год его жизни, потратив его на незаконные эксперименты. Им было легче поверить, что он должен был быть наказан за свои ошибки, чем признать, что они просто не хотели справляться с проблемами, если бы попытались протестовать и вытащить его оттуда. Корень использовал детей-сирот, потому что никто бы не заметил, если бы они пропали. Корень использовал его, потому что его родители не захотели замечать. Они считали, что это его вина, за любым преступлением следует наказание. Долг перед Конохой выше, чем долг перед семьей. Раймару это запомнил. Лучше, чем хотелось бы. Поэтому так просто было верить, что Саннин вернется за ними, чтобы забрать с собой, ведь не могли же его оставить здесь, где он никому не был нужен, ведь не могло все закончиться так. Но именно так и произошло. И сейчас, когда Орочимару действительно вернулся в Коноху, прошлое больше ничего не значило. Ши больше не ждал спасения или помощи, он больше ничего от него не ждал. Все снова вернулось к самому началу. Он снова влезал в дела с отступником, которые просто не могли закончиться хорошо. И снова не имел за спиной кого-то, кто бы смог его вытащить из ямы, которую он так отчаянно продолжал для себя рыть. — Тогда, — севшим голосом Раймару произнес единственное, что посчитал важным все-таки сказать, — если бы вы предложили, мы бы ушли с вами. — Именно поэтому не предложил, — слишком спокойно ответил Орочимару и, сложив печати, приложил ладонь к плечу бывшего ученика. — Будет больно. — Кто бы сомневался, — последнее, что успел сказать Раймару, перед тем как его накрыла волна ужасающей и быстро распространяющейся боли. *** Сакура прикрыла глаза рукой от ярких солнечных лучей и перевернулась на другой бок, взглянув на будильник. Занятия в Академии начались больше сорока минут назад и Харуно без угрызений совести совершенно осознанно их прогуливала. Пропускала она правда только лекции, но так как сегодняшнее расписание только их и предполагало, день у девочки был полностью свободен. Первые две недели она честно посещала каждый урок, пока не поняла, как же на самом деле это скучно, долго и шумно. У неё было достаточно самоконтроля, чтобы изучать темы самостоятельно или повторить то, что она и так уже знала, чтобы не нуждаться в постоянном надзоре преподавателей. Но насладиться в полной мере свободным временем ей не дал Шисуи, вчера настойчиво попросив все-таки поговорить с Итачи и разобраться с этим. Харуно идти не хотела, но обещание выполнить стоило, поэтому через час они должны были встретиться у ворот Клана, чтобы наконец-то навестить наследника клана. Сборы не заняли много времени. Нормальной еды, которую нужно было готовить, в доме так и не появилось, хоть она и начала постепенно приводить его в порядок и он уже не выглядел настолько необжитым, как это было пару недель назад. Личные вещи четы Харуно девочка относила в их комнату, не просматривая. Она не чувствовала себя в праве разбирать их и иметь связь с их жизнью большую, чем она уже создала. Шисуи встретил её у входа на территорию клана, кивнул в знак приветствия и пошел в сторону дома Главы, предполагая, что Харуно за ним последует. Она давно здесь не была и последний её визит не то чтобы запомнился приятными моментами. И в принципе она бы не особо удивилась, если сегодня её снова попытаются сжечь в Аматерасу. У нее даже причин для осуждения такой реакции не нашлось бы. — Просто хочу уточнить, я не в восторге от того, что ты прогуливаешь Академию, — неожиданно заговорив, Учиха скосил на неё укоризненный взгляд и покачал головой. — Учеба — это важно. Сакура насмешливо изогнула бровь.  — Или ты просто хочешь остаться звездой Академии, прогуливающей больше всех, но выпустившейся с отличием? Я посягнула на твое звание? — О, так обо мне еще помнят? — с напускным удивлением протянул Учиха. Харуно хмыкнула, прекрасно понимая, что он это знал и по какой-то причине очень этим гордился. — Но я не лучший пример для подражания в этом вопросе. — Это довольно самоуверенно, я бы сказала, думать, что я беру пример с тебя. — Сакура улыбнулась и подняла голову, чтобы взглянуть на собеседника, и сощурилась из-за слишком яркого света от ясного неба. — Но, мне кажется, ты и без меня знаешь, что брать пример я могу только с Итачи. Просто теневое клонирование — это не моё. — Харуно была уверена, что уловила промелькнувшее недовольство на лице Учиха, и улыбнулась шире. Но уже через несколько секунд вновь стала серьезной, чем вынудила Шисуи сделать то же самое. — Мне сейчас там делать нечего. У меня есть начальная подготовка, даже свыше этого, как теоретическая, так и физическая. Я контролирую ситуацию в той мере, в которой она этого требует. Так к чему эти нравоучения? — Есть одна вещь, которую ты не понимаешь или не хочешь признавать. Ни я, ни Итачи не любили ходить в Академию не только потому, что наши знания превышали знания всех в классе. — Шиноби отвел взгляд, мысленно возвращаясь в прошлое и его голос стал звучать отстранённее. — Там было неуютно. У меня было много знакомых, даже пару человек, которых я какое-то время называл друзьями, у Итачи не было никого, но мы оба чувствовали, что не принадлежим тому месту. Это было одиночество иного вида, чем если бы мы в самом деле были изгоями. И я почти полностью уверен, что тебе тоже там одиноко. Одиноко до такой степени, что даже находиться в том здании тебе физически тяжело. — Шисуи видел, что Харуно не нравилось, что он об этом заговорил. И он понимал почему. Но за последнее время в его жизни всплыло столько недосказанностей, которые почти разрушили его мир, что, казалось, невозможным и дальше жить по плану сокрытия всего, в том числе эмоций. Было что-то исключительно правильное в том, чтобы наконец-то начать открыто говорить, что он чувствует, а не прятать это как проявление слабости из-за стыда, в большой мере появившегося из-за воспитания. — Я не имею в виду, что ты обязана проходить через то же самое, но если вдруг у тебя и правда есть подобные проблемы, то мы можем попробовать разобраться с этим вместе. Потому что в свое время всё, чего я хотел, но так и не смог получить, — это понимание и помощь. Тебе необязательно проходить через это одной. Сакура криво улыбнулась и фальшиво спокойно пожала плечами, пытаясь успокоиться. Учиха делал всё, что она посчитала бы правильным, если бы это касалось кого угодно, кроме неё. Слишком много лет в относительной изоляции привели к тому, что он бросался из крайности в крайность, желая сделать всё и сразу, за каждую упущенную возможность, за каждую проблему, которую когда-то просто проигнорировал. Он бросался в этот омут так самозабвенно, что, сам того не замечая, задевал темы, которые девочке поднимать бы не хотелось еще долгое время. — Раз уж мы лезем друг другу в душу, может, лучше поговорим, почему ты перестал носить одежду с моном клана? — во взгляде Шисуи на несколько мгновений появилось что-то неосознанно опасное, но Сакура так и не поняла, что именно это было, и так и не дождавшись другой реакции, продолжила. — Как я и думала, лезем мы только в мою. Я рада, что у меня есть, к кому пойти за помощью, но пока ты не захочешь разобраться со своими проблемами, тебе не поможет разрешение чужих. Легче не станет и ты не избавишься от гложущего чувства, чем бы оно ни было, которое и заставляет тебя пытаться помочь всем, кроме себя. Почти сразу же как Сакура закончила говорить, она пожалела, что была такой резкой. Пару секунд назад идея высказать всё, что она думает, казалась более удачной. Но оно никогда того не стоило, особенно с людьми, которые были не просто проходящими мимо незнакомцами. Слова Шисуи её задели, потому что на самом деле он частично был прав. Ей было одиноко. Вот только не в Академии. Чувство одиночество приходило неожиданно, наваливалось монолитной плитой на плечи, царапало грудную клетку изнутри. Харуно была достаточно разумной, чтобы понимать, что её мысли необоснованны и она не была одна. Но обстоятельства прошедших месяцев как будто специально были подобраны так, чтобы надломить что-то внутри неё. Разрыв всех отношений с отделом дознания, за все это время она так и не поговорила с Морино. И было наивно думать, что она была его первоочередной проблемой, после того как он едва ли не был приговорен к смертной казни, чтобы он захотел её увидеть. Но еще недавно она имела значение, она была частью плана, достаточно важного, чтобы от него зависели жизни людей, а теперь будто не была нужна никому вовсе. Сакура знала, почему с самого начала появления здесь, после того как прошла первая стадия отрицания, она пыталась влезть во что-то значимое, хватаясь за любую возможность быть выше, важнее, чем она являлась. Защитный механизм, чтобы оправдать свое нахождение в этом мире. И это работало, до тех пор пока происходящее не пришло к своему логическому завершению и она снова не осталась за пределами важных событий. И это было невыносимо. Хуже ситуацию делало только то, что Раймару так и не собрался с силами, чтобы с ней о чем-то поговорить. Они как будто за несколько секунд стали абсолютно чужими друг для друга и все их встречи свелись к неловкому приветствию и молчанию. Харуно не хотела задевать Шисуи в ответ, но сдержать свои переживания, которые было не с кем обсудить, к её сожалению, не получилось. Весь оставшийся путь до дома Главы клана они шли молча. В комнате Итачи было душно, поэтому первое, что сделал Шисуи войдя, — это открыл окно. Сакура осталась стоять на проходе, не совсем понимая, что должна делать. Внутри было неуютно. Хозяин комнаты сидел в углу на футоне, неестественно согнувшись, спутавшиеся длинные волосы закрывали большую часть лица, но даже так, хоть и с трудом, можно было разглядеть безучастный взгляд, следящий за пришедшими. Харуно сделала шаг, наконец-то переступая порог. Шисуи, переведя взгляд с девочки на своего друга и обратно, улыбнулся и сообщил, что спустится сделать чай. Сакура проводила его с нечитаемым выражением лица и тяжелым вздохом. Ей хотелось его остановить, но обещание выполнять в любом случае было нужно, так что недовольство пришлось усмирить. Она подошла ближе к Итачи и через несколько секунд опустилась рядом на пол, оперевшись спиной о стену и оказавшись слева от собеседника. — Не в моих правилах такое говорить, но выглядишь отлично. — Сакура слегка наклонила голову, пытаясь разглядеть хоть какую-то реакцию. — Если бы не знала, так бы и не поняла, что ты перестал за собой следить. Теперь я понимаю твоих фанаток. Итачи скосил на неё взгляд и слегка дернул плечом, что Харуно посчитала достижением. Девочка осмотрела комнату, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы ей помочь, но тщетно. Если бы она знала, как обернется её жизнь, то пошла бы учиться в медицинский где-нибудь в области клинической психологии. И себе бы помогла и другим. Но шанс был упущен, так что приходилось работать с тем, что есть. — Шисуи сказал, что ты уже давно не выходишь из дома. И я бы поняла тебя и твое желание, если бы ты заперся в любом другом месте. — Сакура повернулась в его сторону и рукой откинула его волосы за спину, понимая, что не видеть лицо собеседника начинало раздражать. — Но не здесь. Не в доме, в котором живут люди, которые мертвы в твоей голове. — Я должен их видеть. — Голос Учиха был хриплым и тихим, без привычного спокойствия и отстраненности. Он впервые за все время их общения не пытался что-то скрыть и спрятать. В его интонациях, в его взгляде и в выражении его лица было столько эмоций, что Харуно была почти уверена, что будь в ней чуть больше эмпатии и сострадания к людям, она бы захлебнулась в чужой боли и чужом отчаянии. — Я не могу позволить себе забыть. — Правда думаешь, что способен? — Сакура усмехнулась, наконец поймав взгляд собеседника. — Выйдешь из дома и забудешь, что собирался убить свою семью? — Итачи дернулся, казалось, специально ударяясь затылком о стену, и смотрел так, будто был загнанным зверем, который просто хотел выбраться, но не верил, что сможет. — Ладно, извини, я не совсем это хотела сказать. — Харуно перестала улыбаться, понимая, что именно это и хотела. Срываться на старшем наследнике было так просто и естественно, что она даже не замечала, как снова это делала. Она положила руку на плечо собеседника в неуклюжей попытке поддержать. — Я знаю, что все не так просто и тебе кажется, что ты обязан себя так наказывать, но, послушай, ты не исправишь ситуацию, сводя с ума свою семью беспокойством о тебе. Если ты так не доверяешь себе, то доверься хотя бы своему отцу. Он ведь все знает, но он позволил тебе быть здесь. Он в тебя поверил. — Сакура слегка сжала свою руку и позволила себе короткую улыбку, на этот раз без презрения. — Не у многих есть возможность избежать такой глобальной ошибки в своей жизни, оглянуться назад и исправить все. Ты знаешь, что хотел сделать и какая судьба тебя бы тогда ждала. Ты был к этому готов. Но оглянись вокруг, у тебя есть шанс все переиграть, начать с того момента, когда все пошло не так, и на этот раз сделать другой выбор. И я надеюсь, ты хотя бы попытаешься им воспользоваться. Пожалуйста, Итачи. В проходе появился Шисуи с подносом, на котором стояли три небольшие чашки и заварочный чайник, покрытый издалека непонятными, но изящными узорами. Сакура понадеялась, что это не семейный сервиз, который не трогали поколениями, потому что в следующую секунду один из сильнейших шиноби в категории не только его одногодок, подающий большие надежды гений клана Учиха споткнулся и вся посуда съехала вниз и по прошествии самых долгих нескольких секунд достигла предсказуемой цели, разлетевшись крупными осколками. — Так у тебя со всеми порогами проблемы, как я вижу. — Сакура была не уверена, что именно чувствовала, неотрывно смотря на куски керамики и лужу чая, растекающуюся по деревянному полу. — Раньше такого не было, — задумчиво протянул Шисуи, ставя поднос на сухой участок пола рядом с собой. Харуно нехотя поднялась, подойдя к нему ближе, без особой надежды оглядывая комнату, чтобы найти хоть что-то, чем можно было бы убрать последствия происшествия. — Надо посмотреть в ванной комнате, там должно быть что-нибудь полезное, — предложил Учиха, на что девочка только кивнула. В любом случае, она не имела ни малейшего понятия, где находится нужное им помещение, так что ожидала действий со стороны виновника их бед. — Почему мне нельзя быть слабым? — неожиданно для всех спросил Итачи, поднимая взгляд и переводя его с одного присутствующего на другого, но в итоге остановился на Сакуре, которая неуютно передернула плечами, столкнувшись с отчаянием, спрятанным за злостью. — Ты пыталась убить себя, перешла черту, но до этого никому нет дела. Почему всем так важно, чтобы я снова делал вид, что всё хорошо? — Правда хочешь, чтобы никому не было дела до тебя? — Харуно грустно улыбнулась и продолжила. — Ты можешь быть слабым столько, сколько тебе нужно. Это нормально, не чувствовать себя готовым вернуться к повседневной жизни после травмирующих событий. Нормально не находить в себе сил вставать по утрам и идти вперед. Кто бы что ни говорил, у тебя есть право чувствовать боль и давать себе время справиться с этим. Тем способом, который ты посчитаешь нужным. — Девочка бросила быстрый взгляд на Шисуи, но после снова сосредоточилась на Итачи. — Если ты хочешь сидеть в этой комнате, если тебе от этого легче, то у меня нет причин пытаться тебя отсюда вытащить. Никто не сможет сказать тебе, когда ты будешь готов к этому, кроме тебя самого. Но Итачи, послушай и услышь меня сейчас, это важно. Если ты сидишь здесь, чтобы себя наказать, чтобы не справиться с проблемой, а усугубить её, тогда тебе необходимо понимать, что здесь всё и закончится. Так просто, что ты не успеешь заметить, как выгоришь изнутри до основания и больше не будешь собой. И когда это произойдет, пересечь черту будет слишком легко. — Сакура перевела дыхание и остановилось, подбирая нужные слова. — Ты не должен делать вид, что всё хорошо. Это не успокоит твоих родных. Они будут знать, что что-то не так, но не смогут тебе хоть как-то помочь. Это погубит тебя, а потом и их. Харуно замолчала, не зная, что еще добавить, чтобы донести до него свою мысль. Шисуи сделал несколько шагов, подходя ближе, но остановился, когда до Итачи оставалось чуть больше метра, и обернулся к Сакуре, неуверенный в своих действиях. Девочка встретилась с ним взглядом. Но так и не нашла, что сказать. Она не знала, как будет лучше и что стоит делать. Если честно, у неё не было идей, как быть с этой ситуацией дальше. У них был эмоционально покалеченный знакомый, и ему нужна была профессиональная помощь, а не попытки едва стабильного и только выбравшегося даже не из большей части своих проблем человека и подростка, ценности и принципы которого потеряли свою значимость и требовали переосмысления. Всё, что они могли, это дать ему время и быть рядом, когда нужно, что на самом деле было бы достаточным, если бы они были уверены, что он, хотя бы в глубине души, хочет себе помочь, что он еще не до конца сдался. Но они не были. Шисуи вздохнул, не получив поддержки со стороны девочки, и просто опустился на пол там же, где и стоял. Харуно вопросительно приподняла бровь, снова встретившись с ним взглядом, и головой кивнула в ту сторону, где до сих пор валялись осколки от сервиза. Тот неловко улыбнулся и, пожав плечами, отвернулся от нее, посмотрев на Итачи. Сакура провела рукой по лицу, пытаясь понять, что именно движет всеми представителями этого клана, но так и найдя ответ, вернулась на свое место, сев возле стены, теперь еще и напротив Шисуи. — Я как будто в секту вступаю, — тихо произнесла Харуно, по очереди посмотрев на обоих Учиха. — И какой у нас план? — Поговорить? — вопросительно произнес Шисуи. — Просто поговорить, — уже увереннее повторил он. — О чём? — недоуменно спросила Сакура. — Из общих тем для разговоров у нас только Итачи, а он как бы рядом сидит. — Девочка, небрежно махнув рукой, указала на предмет обсуждения, который приподнял голову, посмотрев на направленный на него указательный палец, но ничего не сказал, кажется, все еще обдумывая, что ему сказали до этого, не успев так же быстро как остальные переключиться на совсем другую тему. Шисуи замялся на несколько секунд, но потом его взгляд оживился, что совершенно не понравилось Харуно, и он громче, чем было нужно, радостно-обвинительно произнес. — Сакура прогуливает Академию, представляешь, Итачи? — девочка закатила глаза, но удержалась от комментариев. — Мы же это уже обсуждали. — Все-таки произнесла Харуно, понимая тщетность попытки вовлечь в разговор их общего знакомого такой фразой. Но, к своему большому удивлению, боковым зрением она заметила движение со стороны, где сидел хозяин комнаты, и повернула голову, чтобы встретиться с осознанным, впервые за сегодняшний день, взглядом, и неверяще, даже слегка потерянно добавила. — Серьезно? Из-за этого? — Не стоит так поступать, — все еще тихо, но с заметными нотками наставления в голосе произнес Итачи. — Тебе нужно хорошо учиться. Сакура резко выдохнула, позволяя эмоциям на лице беспорядочно сменять друг друга и пытаясь понять, что вообще сейчас произошло. Она затронула сегодня много тем, которые могли бы вызвать отклик со стороны Итачи, но никак не тема, которая, казалось, вообще не должна была беспокоить кого-то, кроме неё самой. Его мысли прервал смешок Шисуи, который он тактично попытался замаскировать за кашлем, прикрыв рот кулаком. Получилось не очень. — Ладно, я, возможно, все-таки чего-то не понимаю. Что такого в посещении Академии? Кроме, очевидно, того, что никто из вас этого не делал, — сдавшись, спросила Сакура, чем вызвала у Шисуи новый приступ смеха, из-за которого он откинулся назад, падая на спину, но продолжил смеяться, прерываясь только на тщетные попытки что-то сказать. Это было определенно странно, но Харуно не могла уверенно сказать было ли это исключительно нервным приступом или только частично. По крайней мере, это хотя бы не походило на истерику, что позволило девочке расслабиться, по-детски пнув его ногу своей, выражая недовольство. Она обернулась к Итачи, не сдержав улыбку, когда заметила, что даже он слабо улыбался, опустив голову, чтобы это скрыть. Всего за мгновение все стало намного проще и легче. И за такое же мгновение все снова обрушилось в бездну. Сакура была первой, кто осознал, что в доме они уже были не одни, наверное, потому что была единственной, кто в этот момент вообще отслеживал происходящее вокруг. Харуно слышала приближающийся топот, и через несколько минут дверь в комнату Итачи распахнулась. Сакура встретилась взглядом с Саске и будто бы натолкнулась на ледяную стену. Она поняла, что до сих пор улыбалась только в тот момент, когда уголки губ непроизвольно начали опускаться вниз, пока разум медленно осознавал, насколько улыбка была сейчас неуместной. В глазах мальчика появилась ненависть, сразу как он понял, кого видит. Он так и не отвел взгляд, мельком взглянул на брата, и ненависть смешалась с болью, а потом все закончилось вместе с закрытой дверью. Как будто этот мир не позволял быть счастливыми всем одновременно. Харуно с трудом осознала, что прошло не дольше пары секунд, за которые Итачи так и не поднял голову, сделав это только сейчас и вопросительно смотря на девочку, а Шисуи так и не открыл глаза, чтобы увидеть, кто заходил. — Это был Саске, — тихо ответила на невысказанный вопрос Сакура. Она хотела сбежать, понимала это лучше, чем кто-либо, но поделать с этим ничего не могла. Больше всего сейчас ей хотелось выпрыгнуть через окно и покинуть территорию клана, оставшись одной. Шисуи, который уже снова сидел и выглядел настолько серьезным, что сложно было поверить, что он пару минут назад мог смеяться, смотрел на нее понимающе и без ожидаемого осуждения, готовый помочь ей уйти, если она встанет и сделает шаг к окну. Но Сакура не решалась. Ей казалось, что если она сейчас это сделает, она в принципе может уже сюда больше не возвращаться. Она дернулась от звука захлопнутой входной двери. В доме снова не было никого, кроме них. Она посмотрела на Итачи, пытаясь увидеть его реакцию на произошедшее, найти в его взгляде схожие с её эмоции, но видела там только смирение. — Так будет лучше, — он смотрел на нее спокойно, впервые за день, он был так спокоен. Его выбор. Сакура только кивнула. — Не усугубляй только, — тихо добавила девочка, вспоминая, что пока Саске повезло избежать краха психики в подизмерении техники, название которой она забыла. И лучше бы ему продолжало везти. — Как твои глаза? — переводя тему, спросила Харуно. — Ты знала слишком много, — одновременно с ней произнес Итачи. В сознании девочки это звучало как угроза, в действительности не было ничего, кроме попытки понять. — Я знала едва ли больше тебя, просто предпочла не закрывать на это глаза, — после небольшой паузы все-таки сказала Сакура. Она перевела взгляд на Шисуи, который смотрел в окно, пока они говорили. Он не участвовал в их разговоре, но слушал точно, потому что когда он повернул голову в её сторону, она увидела, что задела его своими словам, куда больше, чем того, кому они предназначались. Едва ли это было её целью, но копаться в том, что случилось ей хотелось меньше всего. Недавние события затронули её не меньше, чем их. Они не знали в полной мере, как именно. Как и никто другой, потому что она не могла кому-то рассказать. Сакура не верила, что сможет объяснить, что с ней произошло и что она чувствовала, чтобы получить ту реакцию, которую бы хотела увидеть и которая бы ей помогла. Ей не хотелось говорить об этом, чтобы получить свою долю сострадания. Ей претила одна мысль, увидеть в глазах собеседников жалость. А других исходов на самом деле и не было. Если она не станет вдаваться в подробности, это пройдет мимо собеседников, но в этом случае к безразличию она была готова еще меньше, чем к безразличию от незнания. Харуно была уверена, что будет проще даже не начинать. — Сакура, — неожиданно произнес Итачи, отвлекая девочку от её же потока мыслей. Дождавшись, когда она на него посмотрит, он продолжил, — спасибо. — Сначала она даже не поняла, за что именно её благодарили, потому что объективно — было не за что. Но Учиха был серьезен и, кажется, действительно считал, что она этого заслуживала. Как и Шисуи, на которого она перевела взгляд. И ей стало тошно. Как будто никто из них и правда не видел, каким человеком она была и каким паршивым другом могла для них стать. Сакура откинула голову назад, специально ударяясь затылком о стену, (видимо, плохие привычки передавались по воздуху) и прикрыла глаза. — Больше так не делай, — ответила Харуно, не до конца понимая, имела ли она в виду его попытку убить весь свой клан или слова благодарности. Когда-нибудь она определенно начнет справляться с этим миром.