Убегая от реальности

      Стоять перед зеркалом и видеть не свое отражение — невыносимо. Стоять перед зеркалом и видеть отражение нарисованного персонажа — невыносимо страшно. Пугающе реалистичный сон, который и сном вовсе не был, заставлял задыхаться то ли от истеричного смеха, то ли от слез, застилающих обзор. Правдивость происходящего подтверждал порез на руке, неумело сделанный уже собственными отросшими ногтями. Преодолевать внутренний барьер, который бы не позволил ей причинить себе боль, даже не пришлось. Сознание отказывалось принимать реальность и испытываемые чувства за свои. Капли крови, стекающие по ладони и падающие на пол, убеждали в собственной неадекватности. Девушка сходила с ума. Оказавшись в теле маленькой девочки, она чувствовала себя под толщей воды, которая смыкалась над её головой и не давала выбраться на поверхность, туда, откуда она пришла, где был её мир, а не эта выдуманная реальность. Ей казалось, будто она стоит перед односторонним зеркалом, за которым существует её старая жизнь, но сколько бы она не пыталась разбить стекло, сколько бы не кричала и не пыталась попасть обратно, сколько бы не молила вернуть, она оставалась стоять перед настенным зеркалом и видеть отражение вымышленного персонажа. Правая рука сжалась в кулак, а потом девочка резко вытянула её вперед, ударяя ей в середину зеркала, неосознанно надеясь, что все дело в зеркале и, разбив его, она сможет выбраться из этого кошмара. От места соприкосновения пошли трещины. Мелкое крошево осыпалось или застряло в царапинах на руке. Девочка перевела на нее взгляд. Она злилась, злилась на свою беспомощность, злилась на то, что не могла контролировать ситуацию, за то, что ничего не понимала. Безысходность, затопившая её сознание, требовала решительных действий, шага за грань. Ей хотелось кричать, расцарапать собственную грудную клетку, лишь бы не чувствовать всепоглощающего страха и монотонной боли от пустоты её жизни и от чувства потери всего, что было ей дорого. Последовал еще один удар, а потом еще один и еще.       Это продолжалось, пока кожа на руке не была содрана до костей, а осколки от зеркала со звоном не упали ей под ноги. Она зажала рот рукой, заглушая всхлип, но это не помогло. Боль в руке, кисть которой превратилось в неприглядное месиво, пришла внезапно, как и осознание того, что она сделала. Крик раздался неожиданно даже для самой обладательницы голоса. Она как можно аккуратнее целой рукой прикоснулась к краям раны в необдуманной попытке стереть кровь и убедить себя, что все не так плохо. Новая волна боли вызвала темные пятна перед глазами и заставляла все тело дрожать, девочка в ужасе безмолвно шевелила губами, пытаясь понять, что ей нужно сделать и как это исправить. Голова кружилась, и девочка, незаметно для себя самой оказалась на полу, поранив ноги об осколки и сильно ударившись головой о пол. Потеря сознания всегда происходила неожиданно. Секунду назад она ещё могла контролировать своё тело, но потом все резко обрывалось и приходилось снова постепенно осознавать, где она находится и привыкать к изменившемуся ракурсу. Она попыталась встать, но ноги лишь проскользнули по паркету, заставив колени вновь упасть на стекло. Она беспомощно скребла руками по полу, пытаясь отползти от осколков, чтобы не причинять себе ещё больше боли. От любого движения правой руки её начинало тошнить. Левой рукой, придавленной телом, девочка пыталась опереться об пол, чтобы хотя бы приподняться, но все, что у неё выходило, — это стирать пальцы в кровь и оставлять небольшие борозды на полу от сломанных ногтей.        Сознание плыло и мир кружился, не давая девочке сосредоточиться хоть на чем-то. Время тянулось медленно. Слишком медленно. Мир за окном постепенно освещался восходящим солнцем. Минуты текли одна за другой, как расплавленный металл, будто этот мир специально давал девушке время сойти с ума окончательно. Ей было больно и страшно. Но в комнату никто даже не попытался войти, что означало, что она была ещё и одна. Плечи мелко подрагивали, на пол одна за одной скатывались слезы. Стереть их с лица не было возможности, поэтому окружающая картина ещё и размывалась от пелены слез перед глазами. Она оказалась здесь не по своей воле. Её лишили родных и поместили в тело персонажа нарисованной истории. Как реагировать на это, она не знала, как и не знала, что ей нужно делать. Единственное, в чем она была сейчас уверена, — это в том, что она не должна двигаться, чтобы не причинить себе ещё больше боли. Она дышала через раз, чувствуя облегчение только в те моменты, когда боль отступала. Какие-то пару мгновений давали ей надежду, что она нашла положение, в котором ей не больно лежать, она даже осмеливалась дышать полной грудью, до тех пор пока раны снова не давали о себе знать. Она сдавленно хрипела, потому что на что-то большее не хватало сил, и кусала губы лишь бы отвлечь себя от горящей в агонии кисти.       Когда она очнулась в этой комнате, первые минуты она не понимала, что происходит. Множество вопросов, возникнувших в её голове, не давали возможности ответить хотя бы на один из них. Но когда попытка встать закончилась неудачно из-за изменившегося центра тяжести и её повело в сторону стола, с которого она случайно столкнула сиреневую вазу с цветами в попытке за что-то ухватиться, вопросы резко закончились, оставив после себя лишь недоумение и страх. Она знала достаточно о человеческом организме, чтобы предположения о неожиданно давшей о себе знать болезни не были просто проигнорированы. Изменившаяся окружающая обстановка в светлых тонах неплохо вписывалась в теорию, напоминая частную палату в больнице, непривычное ощущение тела было подтверждающим дополнением. Желание посмотреть в зеркало было осознанным действием, направленным в первую очередь на попытку разобраться в ситуации, но вот увиденное ожиданий не оправдало. На несколько секунд все адекватные мысли исчезли, когда взгляд натолкнулся на бледно-розовые волосы и зеленые глаза в отражении. Мозг отчаянно пытался понять происходящее, но понимание не приходило, как впрочем и спокойствие. Отражение повторяло за ней все действия, доказывая, что оно принадлежит ей, но вот осознание этого факта происходило медленно. Все внутри неё противилось этому варианту не только потому, что он был маловероятен и, по её мнению, невозможен, но и из-за того, какие последствия вызвало бы это признание.        Мир был ненастоящим, хорошо проработанной голограммой, ловушкой, в которую она попала, но не реальностью. Больше всего хотелось вернуться к своей семье, очнувшись в своём мире. У неё больше не было понимания, зачем ей нужен завтрашний день и что она будет делать со своим будущим. Здесь не было её родителей и её брата, ради которых она продолжала жить и которые останавливали и поддерживали её, когда она была на грани. Но сейчас, когда она шагнула далеко за границу дозволенного, не было никого, кто бы был рядом с ней. Она была вынуждена справляться самостоятельно, вот только справляться не хотелось. Она не знала, что будет делать дальше и стоит ли эта жизнь того, чтобы она её прожила. Она не была уверена, что имеется хоть какой-то смысл в её жизни в чужом мире, в чужом теле и в одиночестве.        Девочка тихо всхлипнула, прижимаясь лбом к прохладному полу, пытаясь унять пульсирующую боль, которая, казалось, распространилась по всему телу. Она закрыла глаза, устав от постоянно кружащегося помещения, и через несколько минут окончательно потеряла сознание, позволив комнате погрузится в долгожданную тишину.

~

      Вокруг не было ничего. Темное пространство и полное отсутствие света. Её внутренний мир. Пустой мир. Несмотря на то что стояла она во тьме, себя она видела хорошо и отсутствие любых ранений, которые получила в реальности, заметила сразу, как и отсутсвие отчаяния и бессилия, которые управляли её разумом несколько секунд назад. В принципе, именно это позволило ей предположить, где она находится. Даже тоски по родным больше не было, только осознание, что она должна быть. Незатуманенный разум и ясное сознание позволяли понять неправильность происходящего. Она точно помнила о своём прошлом, о своей семье и даже осознавала возможность того, что больше никогда их не увидит, но теперь это не вызывало никаких эмоций и принималось, как обыденный факт. Девочка сделала несколько шагов, но пространство вокруг не изменилось, будто бы она осталась стоять на месте.        На несколько мгновений ей показалось, что она никогда не сможет отсюда выбраться, что впрочем не сильно отличалось от жизни, которая ей досталась, но тишину вокруг разрушил неприятно резанувший слух скрип. Он прекратился через какое-то время, но с интервалом в несколько секунд повторился, на этот раз продлившись дольше. Определить, откуда исходил звук не удавалось, казалось, что он был повсюду одновременно. Девочка отступила назад, когда увидела слабо дребезжащий свет, пробивающийся сквозь трещину, образовавшуюся в пространстве перед ней. Она неотрывно смотрела, как разрыв расширяется, пропуская все больше ослепительно-белого света. Снова раздался скрип. И пространство вокруг неё взорвалось. Девочка резко села, инстинктивно закрывая голову руками. Она слышала звон стекла и, казалось, проносящийся мимо неё волны света. Вокруг гремели падающие осколки, разбивались на более мелкие, врезаясь в друг друга. Свет распространялся по всему доступному ему пространству, и даже через закрытые веки девочка видела вспышки. Пространство вокруг будто стало осязаемым и вязким, оно дребезжало под давлением и гулом, что приносил с собой свет. С раздражающим терпением она ждала, когда обломки заденут и её, придавив под собой. Но этого не происходило, а через несколько секунд и вовсе все прекратилось.       Девочка осторожно убрала руки, ожидая продолжения, но его не последовало. Выпрямившись, она не успела рассмотреть, во что превратился её внутренний мир, когда два луча пронеслись мимо неё, показывая воспоминания двух жизней, которые по какой-то причине стали одной. Кадр за кадром из жизней прокручивались, проносились мимо, как старая кинопленка. Какие-то воспоминания вспыхивали ярче, на доли секунды затмевая другие. Девочка заново проживала свою жизнь и чужую одновременно. Фрагменты её жизни проносились быстрее, накладываясь друг на друга, чтобы две жизни оборвались в одно время и стали едины.        Жизнь девочки заканчивалась смертью по собственной глупости, но вот девушка, попав в это тело, мертва не была. Это был обычный день из её жизни, который резко прервался, и она оказалась в чужом мире. Объяснений этому она не находила, как и намеков на понимание. Все происходило слишком бесконтрольно, неправильно и совершенно нелогично.        Перед глазами все ещё рябило и расплывались белые круги после столь яркого света, поэтому, когда она наконец смогла разглядеть пространство вокруг, увидеть комнату, в которой она и потеряла сознание, было неожиданно. Она резко дернулась, ожидая возвращения нестерпимой боли, и на несколько секунд даже смогла почувствовать её нарастание, но агония не вернулась. Отголоски боли оказались самовнушением, в которое она поверила. Девочка перевела взгляд на руку, та все ещё была больше похожа на кровавое месиво, чем на кисть. Она подавила приступ тошноты и сжала руку в кулак. Белые проблески костей разорвали чуть затянувшиеся ткани, сильно выделяясь на фоне остальной раны. На краях ранения снова выступили капли крови, как и по всему пространству, где была содрана кожа. Девочка снова разогнула пальцы, едва заметив как блеснуло на свету крошево стекла, перед тем как оно окрасилось в красный.        Боли не было. Никакой: ни физической, ни душевной. Она перевела равнодушный взгляд на уцелевшую часть зеркалах столкнувшись с безэмоциональным отражением. Осознав, что она все ещё лежит на полу почти в той же позе, в которой потеряла сознание, она медленно села. Левая рука отказывалась подчиняться приказам и двигаться, видимо, слишком долго находившись в одном неудобном положении. Дав ей время вернуться в рабочее состояние и позволив возобновиться нормальной циркуляции крови, она пыталась понять, что с ней произошло и почему она ничего не чувствует. Просто разучиться это делать она не могла, да и пару минут назад она ещё была способна это делать. Это означало, что её пребывание в собственном внутреннем мире повредило передачу импульсов от нервных окончаний до головного мозга, или она повредила сам мозг. Она провела левой рукой по волосам, убирая выбившиеся пряди, и тяжело вздохнула.        Было сложно понять, что происходит с ней самой. Ещё более затруднительно было принять решение, что делать дальше. У бывшей хозяйки этого тела есть родители и друзья, и теперь автоматически они стали и её. Смотреть и разговаривать с новой семьёй не хотелось, как и воспринимать их как своих родных. Она не была готова притворяться и давить из себя улыбки, но разрушать семью и лишать родителей их ребёнка не хотелось ещё больше. Едва ли ей сейчас было до чувств других, но воспитание и здравый смысл не позволяли просто так уйти и не вернуться. Угрызения совести присутствовали даже, когда отсутствовала возможность чувствовать. Совесть было чем-то большим, чем просто эмоция. Это была осознанная ответственность, от которой она не собиралась отворачиваться. Единственный выход, который она пока видела в данной ситуации, — это покинуть дом, пока она не приведёт мысли в порядок и не смирится с по возможности временным положением дел. Оттягивать встречу было не самым разумным и взрослым решением, которое ей приходилось принимать, но в этот момент поступить по-другому, сыграть роль чужой дочери и позволить решать её проблемы взрослым, казалось неправильным, слишком наивным и простым. Она не хотела притворяться, искать обходные пути и играть на чувствах других. Именно сейчас, когда её собственную жизнь сломали, переплавили, разбили, а её саму лишили права выбирать, она не была готова поступить так же с кем-то другим.        Перед тем как уйти, она осторожно встала с пола, опасаясь, что ноги снова не смогут её удержать, но в этот раз устоять получилось. Она медленно подошла к зеркалу и, обхватив раму с обеих сторон, сняла его с креплений на стене. Оно было достаточно тяжёлым, из-за чего девочку повело в сторону, но вернув себя в устойчивое положение, она опустила зеркало ближе к полу стеклом вниз, и отпустила. От звона и хруста стекла она невольно поморщилась. Посчитав это достаточным, чтобы впоследствии убедить родителей в несчастном случае, она решила покинуть комнату. Спустившись на первый этаж, она оказалась прямо в коридоре, который вёл к выходу на улицу. Простота проектировки позволила ей без затруднений покинуть дом.        Идти на поиски госпиталя не хотелось, даже осознавая, что с открытой раной ходить опасно и она легко может ухудшить ситуацию своим поведением. Пытаться найти в воспоминаниях бывшей хозяйки тела расположение домов и нужных улиц не представлялось возможным, потому что факты двух жизней были перемешаны в её сознании и для того, чтобы хоть как-то разобраться в них требовалось время и желание, которое сейчас отсутствовало. Людей было много, даже слишком много. Она не знала, насколько заботливы и участливы были прохожие, но рисковать не хотелось. Она не была даже уверена, что сможет ответить на том же языке, на котором говорят здешние жители. Хотя и знание языка было более вероятно, учитывая, что подсознательно она тоже здесь жила и училась, но проверять не хотелось, особенно сейчас. К тому же, шансы того, что в этом районе девочку знают и несомненно попытаются с ней заговорить были велики. В попытке избежать нежелательного вмешательства в её прогулку, она поспешно свернула в менее людный переулок, а потом, сама не понимая причины, сорвалась на бег.       В этом не было необходимости, как и логики. Бежать с подобным ранением и намеренно ослаблять свой организм было опрометчиво, но останавливаться не хотелось. Пока она могла бежать, она бежала. Срывая дыхания и задевая прохожих, не зная дороги, она сворачивала в какие-то переулки, с досадой забегая в тупики, из-за которых приходилось останавливаться и поворачивать обратно. Этот мир не был её, даже отдаленно не был похож. Чужие улицы и другая архитектура не вызывали раздражения, но не позволяли почувствовать себя в безопасности. Она не Сакура Харуно, и едва ли когда-то ей станет. И она не была уверена, что в этой реальности существует место именно для неё.