Утром парней будит мать Тэхена, совсем не удивляясь, что этой ночью у них спал Чонгук. Женщина приносит еду в комнату сына, ворчит из-за одежды на полу и сообщает, что у них есть ровно час на сборы. На это
друзья лишь мычат, даже глаза не открывают. Однако, вода из распылителя всё исправляет, отчего Чон принимает сидячее положение, здороваясь с матерью его парня. Та просит поторопиться и бросает Гуку ключи от дома.
Чонгук трет сонное лицо ладонями, словно этим прогонит желание подремать ещё пять минут. Он оборачивается на Тэхена, который забился под подушку, продолжая громко сопеть.
— Хен, подъем, — как можно громче говорит Гук, но понимает, что этим ничего не добьется.
— Я уже встал, — недовольно бубнит старший и накрывается полностью подушкой, прихватывая ещё за собой и одеяло.
Тонсэн облизывает сухие губы, думая, чем можно разбудить Кима. И взглядом находит распылитель, который стоит прямо у кровати.
Рука приподнимает край одеяла, ныряя под него. Чонгук царапает живот Тэхена, заставляя парня невольно вдыхать. Гук тычется носом в ключицы хена. У него счастье, кажется, щиплет в глаза, заставляя жмуриться и целовать нежнее, дольше.
— Щекотно, — хрипит Тэ, приподнимая подушку. Довольно щурится, ощущая, как младший сперва прикусывает, а после засасывает кожу чуть выше ключиц.
Хен обхватывает лицо Гука ладонями, приближается. Но у Чона другие планы, он второй рукой выставляет перед лицом Тэ распылитель, без зазрения совести нажимает два раза.
— Вставай, — хохочет тонсэн, вскакивая с кровати. Он успевает убежать быстрее, чем подушка встречается с дверью.
— Мразь ты, — бубнит хен, вытирая лицо о простынь. И его вновь клонит в сон.
— Если я зайду, а ты будешь валяться, обещаю, что вылью ведро воды, — доносится с другой комнаты.
Тэхену ничего не остается, как послушно подняться с кровати, направляясь в ванную комнату, где во всю хозяйничал Чонгук.
В доме Гука есть одна зубная щетка для Тэхена, а в доме Кима — для младшего. У них гардеробы смешаны, потому что каждый таскает одежду друг друга. На полках пополняются рамки с фотографиями, которые делают их родители, находя всякий раз своих детей уснувшими во время просмотра фильма или прямо за столом. У Тэхена есть личный альбом с полароидными фото, где Чонгук спит, смешно приоткрыв рот. Это некий фетиш, о котором младший пока не догадывается.
В университете пары длятся целую вечность. Гук переписывается со своим парнем по телефону, шлет всякие зевающие смайлики и охотно показывает сообщения скучающей Сыльби. Девушка ещё пару раз просит дать контакт Тэхена, на что Чонгук отрицательно мотает головой, прижимая мобилку к себе.
— И что он нашел в тебе? Ты жеребенок, — фыркает она, отворачиваясь.
— Кто я? — хмурится Гук, не представляя себе никакие схожести с лошадьми. Он просто не может думать ни о чем другом, в голове одни лошади, седла и денники.
— Говорю, ты же ребенок, — повторяет Сыльби, кидая взгляд на очередное сообщение, от которого у Гука улыбка до ушей, — айщ, серьезно, почему все милые парни обязательно такие?
Чонгуку не хочется знать, что имела ввиду его однокашница, его больше волнуют предстоящие соревнования, до которых меньше пяти часов.
От одной мысли начинают потеть ладони. А ещё Тэхен, как специально, напоминает о маршруте, о правильной посадке — и всё это видит рядом сидящая девушка.
Сыльби накрывает ладонь Гука своей рукой, ощутимо сжимая.
—
Герань справится, верь в неё, — не смотря на Чона, девушка свободной рукой записывает за преподавателем.
— Красиво звучит,
Герань, — хмыкает Чонгук, повторяя на английском. Он переплетает пальцы с Сыльби, пытаясь расслабиться. В последнее время, она не дает полностью отчаяться и всегда поддерживает знакомого. Девушка успокаивает каждый раз, стоит Гуку поднять панику.
В конюшню Чон прибегает сразу же после пар, едва дождавшись их окончания. Там все ходят нарядные, почти все лошади на разогреве, только Иджильпуль и ещё три мерина ждут своих наездников.
Чонгуку достаточно только струсить с лошади солому, поскольку они с Тэхеном задержались до ночи, приготавливая кобыл к соревнованиям.
Лошадь поднимает голову, рассматривая вошедшего в денник Чона. На нем новые сапоги, черный редингот, под которым надета белая безрукавка, а на голове цилиндр с красной лентой. Черные бриджи немного жмут и облегают, словно вторая кожа. Гук мысленно чертыхается, что впредь одежду не будет заказывать в интернете.
Парень начинает разговаривать с лошадью, попутно надевая на неё ушки. Красная ткань с черным ободком вокруг отлично подходит под цилиндр Гука. Новые ногавки смотрятся отлично на ногах лошади, а белый вальтрап прекрасно будет сочетаться с бриджами Чонгука.
Когда кобыла готова, у парня вновь возникает чувство тревоги. Он прикусывает губу, проводит языком по рубцу и глубоко вдыхает.
Чон шагает с кобылой по улице, слышен цокот её копыт и его сапог. Все в движении, сбоку разогреваются для конкура, а чуть дальше практикуется выездка. Чонгук сжимает повод крепче, ногтями впивается в собственные ладони, оставляя следы.
Он в голове прокручивает составленную вместе с Тэхеном схему езды.
Около полосатых бревен, что лежат просто так, очерчивая границы выездного поля, Чонгук собирается сесть на кобылу. Его ладони влажные, а колени трясутся. Парень цепляется за седло, подтягивается и перебрасывает одну ногу. Носки не достают до стремян, потому Гук регулирует их под себя, подтягивая ремни. Его настораживает, что кобыла всё это время не стоит на месте, переминается с ноги на ногу, а то и вовсе уходит вбок.
— Тише, тише, ты чего, — хлопает по шее кобылу и въезжает.
Эти слова эхом проносятся в голове, возвращая парня в первый день встречи с Иджильпуль и Тэхеном. Он хочет знать : всё ли хорошо у хена? Справляется ли тот на галопе, ведь прежде не жаловался на работу своего коня. Но Чонгук сжимает крепче повод, подцепляя мизинцем и начинает.
Свободный шаг, остановка. Приветствие. Рысь, движение направо, полупируэт..
..провал.
— Ничего, всё хорошо, с кем не бывает, — нервно хмыкает Гук, подбирая повод. Он пробует ещё пару раз, успевает начать переживать, пока его не зовут к раздевалке.
Там ключи просят дать, чтобы переодеться остальным участникам соревнований, а лошадь не с кем оставить.
Чонгук оглядывается в поисках хоть кого, но видит только Хосока, который пытается подтянуть подпругу, будучи верхом. Ничего не удается, поэтому парень слезает, покидая седло. Он не сразу замечает Чонгука, а когда видит, громко окликает, размахивая руками.
— Ты чего такой потерянный?
— Меня попросили ключи отдать, а я с Иджильпуль, — тянет обреченно парень, уже представляя, как люди не могут попасть в раздевалку, переживая не меньше самого Чона.
— Тогда, давай мне, я постою с ней.
— Серьезно? — Гук не тянет время, вручая повод кобылы, а сам уже отбегает на приличное расстояние, — Спасибо, хен, я не долго.
Когда младший разворачивается, с лица Хосока пропадает привычная улыбка. Он достает с кармана бридж тюбик. Оглядываясь по сторонам, Чон опускается на одно колено перед чужой кобылой и поспешно вливает мазь в ногавки Иджильпуль. Парень сразу убирает использованный тюбик в карман, опирается рукой о ногу, встает. Хосок пару раз хлопает кобылу по лицу, словно подбадривает.
— Кто выставляет конкурную лошадь на выездку? — хмыкает Хосок, отпуская повод.
Рядом кобыла начинает копытом бить об асфальт, недовольно дергая головой. Она переступает с ноги на ногу, делая принимание без всадника. Старший улыбается одним уголком губ,
случайно замахиваясь хлыстом перед головой лошади, отчего та дергается и начинает шагать вперед.
— Упс, — пожимает плечами парень, когда кобыла внезапно срывается на бег. Хосок с трудом сглатывает слюну, у него ладони подрагивают от содеянного. Он отворачивается от удаляющейся лошади, поспешно уводит свою на разминку.
Через минуту, а то и меньше, прибегает Чонгук, держась за свой цилиндр, чтобы не упал. Оглядывается в поисках Иджильпуль, но не находит красных ушек.
— О, хен, хен, — замечает Хосока, который справляется со своей лошадью на выездке, — а где моя?
— Убежала, — хмыкнул старший, пожимая плечами, — какая-то она агрессивная, будто только и ждала момента, чтобы вырваться. Прости, ничего поделать не смог.
Чонгук почти не слышит, сжимая руки в кулаки.
/Честно убежала? Почему же ты тогда не позвал меня.../
— Ладно, спасибо, — бросает он и разворачивается.
Среди всех лошадей нет Иджильпуль. Но Гук не верит, что она могла сбежать. Его ноги приводят к разломанному забору, куда зимой он водил кобылу. Колени трясутся, когда понимает, что видит около небольшого холма красные ушки.
Когда парень подходит ближе, он видит, как чужие руки гладят морду его лошади. И почему-то, ком подкатывает к горлу.
— Юнги-хен?
На голос оборачивается Мин, пряча свои глаза за челкой.
— Я её около денника увидел, когда своего заводил.
— В смысле "заводил"? Разве у вас нет соревнований? — удивляется Чонгук, уже уверенно шагает к лошади.
— Он не прыгает. Сколько я не пытался, даже шпоры брал.. Всё бессмысленно, только покалечить могу его на метровом барьере. Кум не может пятьдесят сантиметров преодолеть, что там о большем говорить.
Но вопреки словам Юнги, младший замечает новую жокейку, которую ранее не видел у хена. Как и эти краги. Он готовился к соревнованиям.
Чон хмыкает, собираясь отвести кобылу обратно на поле.
— А ты попробуй просто поговорить с ним. Знаешь, жеребца можно завоевать простым яблоком, разделенным на четыре половинки и очищенным от косточек. Будет больше пользы, чем от твоих шпор и криков.
— Если бы было всё так легко, — в спину бросает Юнги.
— Так не усложняй ничего, хен.
Если бы Чонгук в самом деле чувствовал себя так уверенно, как несколькими минутами ранее говорил с Мином.. На деле же, он практически на грани срыва, пока кобыла не может успокоиться, подгибая ноги под себя. Рядом стоит Чимин, смотрит полностью пустым взглядом на всё это, даже не обменивается взглядом со своей лошадью. На нем заостренные шпоры-звезды. В руках черный кожаный хлыст. Он тоже
готовился к соревнованиям.
Когда вызывают Пака, тот послушно залезает на кобылу, не заботясь о том, что мог ещё до начала представления ткнуть в неё шпорой. Его посадка сутулая, а руки навесу.
Начало просто ужасное. Кобыла не хочет останавливаться, подъезжая к самому краю поля. Ещё сантиметров десять и дисквалификация. Но Чимин не хочет. Он хоть под землю провалится, но закончит выступление, выполнив хоть один гребаный вольт.
Вдруг лошадь пятится назад, заставляя всадника вздрогнуть.
— Чимин-а, соберись! Почувствуй её, держи спину прямо, — кричат за судьями.
Тэхен машет своим хлыстом, из-за чего кобыла и попятилась назад. А сейчас послушно сделала поклон, чему Пак удивился, растерянно оглядывая зрительские места. Он искал Чонгука. Потому что..
что мне, черт возьми, делать?!
А Гук стоит рядом со своей кобылой и указывает пальцем на его шпоры, намекая, что их нужно снять.
Наездник под пристальным взглядом нескольких десятков человек, тянется к щиколоткам. Железные звезды глухо ударяются о песок, Чимин работает шенкелем. Довериться Чонгуку — всё, что остается, даже если Пак и продует, опозорится, просто другого выхода нет. Он поднимает одним легким нажатием и коротким вздохом в галоп. Собранный галоп.
Хлыст валится на пол, когда лошадь совершает вольт. Её принимание очаровывает самого Чонгука, который следит за расцветающим в седле другом. Чимин меняется в лице, его цилиндр чуть спадает набок. Вместе с лошадью, парень заполоняет всё поле, импровизируя. Сейчас хорошо и плохо вместе. Температура, кажется, поднялась до критического состояния, перед глазами плывет из-за влаги. Но Чимин не останавливается.
Под конец пиаффе.
Это настолько здорово, что у Пака слезы сами по себе катятся от простуды, от всех переживаний и от того, как издалека за ним наблюдал Юнги-хен, сжимая кулаки. Он видел этот силуэт, что стоял буквально несколько секунд, прежде чем сорваться в сторону конюшни.
Внезапно, на расстоянии пяти метров от каждого из полей, одновременно объявляют Мин Юнги и Чон Чонгука. Тэхен переглядывается с Паком, немо вопрошая, что делать. Чимин теряется, когда не знает за кем наблюдать. Друзья оглядываются на напряженного Мина, который с секунды на секунду будет мчать по конкурному полю, а после смотрят на Гука и.. Младший им кивает, указывая на Юнги. Он справится — а если нет, не велика трагедия.
Тэхен кивает, понимая намек своего парня и тащит за руку Чимина на конкур, пока кобылу Пака конюхи отводят к воде.
— Итак, чего стоили наши тренировки? — спрашивает Гук, хлопая кобылу по шее, — Всё зависит не только от меня, ты ведь моя напарница, Иджильпуль.
Все мельтешения прекращаются, стоит шагнуть на мягкий песок.
Въезд на собранном галопе с сменной ног. Внезапно кобыла решает сделать пиаффе и поднимается в положение левады. Чонгук не спорит, но заставляет сделать поклон. Ногавка блестит на солнце, чего не может не заметить Гук, обращая своё внимание также на нечто стекающее по шерстке на ноге. Это не похоже на кровь, скорее, на мазь. Всадник хмурится, но его тут же забавляет, что Иджильпуль запомнила маршрут, выполняя полупируэт.
На другом поле Юнги уже раз пять проклял Чонгука, потому что повелся на его бредовые слова. На нем нет шпор, повод ослаблен, а в руках хлыст, который он не использует. Кум оббегает тридцати сантиметровый барьер, не собирается перепрыгивать и балку двадцати сантиметров. Это ошибка. Грубая, но пока не решающая. Перед глазами метровая преграда, до ней галопировать меньше пятнадцати секунд.
— Пожалуйста, пожалуйста, — Юнги практически отпускает повод из рук, удерживая одними мизинцами, шенкеля прижимает сильнее и наклоняется вперед.
Откуда-то с лавок доносится радостный вскрик, и только спустя некоторое мгновение Мин ощущает ещё один толчок, вовремя хватаясь за гриву жеребца.
Метр тридцать. Он перепрыгнул метр тридцать, не сбив ни одного бревна. Это дополнительные баллы!
Не успевает Юнги обрадоваться, когда с поля для выездки доносятся крики, а после он видит лежащую лошадь. В ушах закладывает от волнения и Мин дергает ногами сильнее, заставляя подняться коня в галоп. Копыта скользят по асфальту, цокая чересчур громко. Сзади бегут Тэхен и Чимин, а за ними люди из медпункта.
Кум останавливается перед полем выездки, хен быстро спрыгивает с жеребца, едва не путаясь в стременах.
— Чонгук, ты как? — к младшему подбегают сразу несколько, окружая со всех сторон.
Гук только жмурится, не отходя от лошади. Он вытирает мазь с ноги Иджильпуль своим рединготом, ногавки валяются где-то чуть поодаль.
Пока все кричат и мельтешат, Тэхен присаживается рядом, вытирая рукавом губы Чона.
— Вы молодцы, — кровь размазывается по грязной щеке, цилиндр свалился куда-то набок.
— Кажется, я вот-вот усну, — говорит тихо Гук, не открывая взгляда от глаз Иджильпуль. Парень крепко обнимает её за шею, утыкаясь носом в короткую шерсть, — хен, а ты сильно обидишься, если я скажу, что ты моя вторая любовь? Потому что, моя первая любовь, оказывается, гнедой масти.
У Чонгука шум в ушах, все голоса, словно под водой, только один басистый смех Тэхена слышен четко.
— Ты мне только что признался.
Тэ сжимает потертую мозолистую ладонь своего парня, когда тот одновременно с Иджильпуль закрывает глаза.
***
Вскрик и недовольное шипение не дают Чонгуку нормально выспаться. Стоит ему только приоткрыть один глаз, как за плечо начинают сильно трясти.
В конце палаты сидит Тэхен с цветочным горшком в руках и наблюдает за мельтешением около койки Чонгука.
— Гукки, Гукки, — причитают над самым ухом.
Чьи-то пальцы цепляются уже за воротник и трясут снова.
— Айщ, хен, ты его сейчас убьешь, — шепот с другой стороны.
Кто-то настолько глуп или бесстрашен, что холодным пальцем тычет в глаз младшего, вызывая тихое аханье. Гук жмурится ещё больше.
— Господи, Юнги, ты чего творишь, — всё не умолкает высокий голос.
Парень несколько раз моргает, привыкая к светлому помещению. Рядом расплываются силуэты двух парней и ещё один в самом углу на стуле.
— О, проснулся? — слишком громко выражает свои эмоции хен, — Ребят, он не помер, можно выносить цветы.
— Совсем, что ли? — в который раз усмиряет Мина Пак, одаривая подзатыльником.
Чонгук тянет руку ко лбу, но вовремя замечает капельницу. Он смотрит на присутствующих, а после резко дергается, отчего сам шипит.
— Как Иджильпуль? — шепотом спрашивает Чон.
— Всё хорошо с ней, просто мазь разогревающую не нужно было в ногавки лить. Она же жжется, не удивительно, что кобыла от истощения свалилась. Да ещё и тебя придавила, врач сказал, что было подозрение на сотрясение.
Гук выдыхает с облегчением, узнав о своей лошади. И, кажется, он знает, кто мог подсобить с мазью. Чонгук не глупый, но до сих пор не понимает намерений Хосока. Он ведь хороший хен.
— Только места призового ты не занял.. — виновато бубнит Чимин, опуская взгляд.
— Я знал, это не страшно.
— Нет, ну сперва хотели сделать первым тебя, не взирая на провал в конце, раз уж кобыла успела поклон сделать, тем самым завершая представление, но сразу же вступился Хосок-хен, мол, неправильный уход за лошадью, да что за наездник такой. И ему достался кубок, — перекривлял Пак знакомого, прикладывая палец к подбородку.
Младший усмехнулся, понимая в чем была вся проблема. Господи, это ведь даже не городские соревнования, однако, некоторые готовы на всё пойти ради приза.
К больничной койке Чонгука подошел Тэхен, держа в руках белую герань. Он склонился над парнем, без слов прижимаясь своими губами к губам Гука. Тонсэн замер на пару секунд, намереваясь отпрянуть, замечая посторонних в палате, но вопреки всему поддался вперед, опираясь ладонями о скрипучую кровать. Тэхен приоткрыл рот, позволяя Чонгуку углубить поцелуй, задевая языком чужой язык.
Младший улыбнулся, облегченно выдыхая в губы своего парня.
— Тебе ведь не нравится гнедая масть? Я искал герань, похожую на чубарую, но нашел только такую, прости, — хен аккуратно придерживает цветок; прижимается лбом ко лбу Гука.
— А если скажу, что мне и парни не нравились — приведешь девчонку? — хмыкает тонсэн, прикрывая глаза.
— Заткнись, — парень беззлобно шикнул, — иначе мы будем в больнице встречаться чаще, чем дома.
Пока Тэхен ворчал что-то в самые губы Гука, Юнги смотрел на всё это с усмешкой, чего нельзя было сказать о Паке. Завидев реакцию тонсэна, Мин провел ладонью по подбородку Чимина, прикрывая рот. Хен достал тридцать тысяч, безо всяких разговоров вложил их в ладонь ошалевшего Пака.
— С тебя мороженое, идем.
Старший не дает вставить и слова, выталкивая конника с палаты, оставляя друзей наедине.
Ким шепчет в самые губы :
— Чимин занял второе место, а Юнги-хен третье. Они вошли в десятку только благодаря одному ребенку, который совсем не переживает за себя.
— А ты?
Тэ хмыкает, лезет в карман за телефоном и показывает заставку, где Чонгук крепко обнимает одной рукой Иджильпуль, весь такой грязный, в мелких царапинах, а вторая рука переплетена с пальцами Кима.
— Всегда первый... — говорит, а после деланно задумывается, изображает обиду, — Был им, по крайней мере, пока кое-кто не поставил меня на второе место.
Чонгук косится на хена, с трудом понимая, о чем он. Но решает разобраться во всём попозже, откидывается на подушки и тянет на себя старшего. Обнимает, прижимаясь губами к макушке. Тэхен еле дотягивается до больничной тумбочки, чтобы поставить цветочный горшок и что-то бубнит о ранах младшего, но тому плевать, если честно. Он столько раз падал, но каждый раз поднимался всё выше и выше — с Тэхеном вообще взлетел.
А с Иджильпуль они выиграли. Для себя. Это самая огромная победа, потому что Чонгук понял : лошадь и он — не единое целое. Каждый из них отдельная личность. Они лишь работают вместе, но никак не сливаются воедино, не управляют друг другом. Это называется, кажется, любовью? В любом случае, так решает Гук, рассматривая герань. Лепесток один, а цвета на нем два разных.
У неё не было возможности кричать,
Потому что я крепко держал её.
Я поклялся, что никогда не отпущу её.
(The Killers)
